Добро пожаловать в сообщество творческих людей - ARTTalk.ru!
Уважаемые пользователи, если вы были зарегистрированы ранее, вам необходимо пройти процедуру восстановления пароля с помощью адреса электронной почты.
Для новых пользователей доступна регистрация.
Тема для обсуждения новой версии сообщества.
Если возникают какие либо проблемы с восстановлением старого аккаунта, вы можете воспользоваться формой обратной связи.
Активность
Лента обновляется автоматически
- Ещё раньше
-
-
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 8 декабря - День художника Сказка о художнике Жил-был художник. Из тех немногих, про кого принято говорить – настоящий. Даже не так, а – Настоящий. С большой буквы. Когда он рисовал ягоды… Правильно, птицы слетались и клевали холст. А потом – самого художника, потому что оставались голодными и оттого сердились. Однажды, то ли поздней осенью, то ли ранней зимой, когда стояла ужасная погода, у художника было плохое настроение. Чтобы развеселиться, он нарисовал у себя в доме приоткрытую дверь. За ней виднелся чудесный сад, над которым в безоблачном небе светило приветливое солнце. Почему не окно? Кто его знает. Наверное, художник хотел показать, что нарисованный мир приглашает любого – а кто же покидает дом через окно? И дверь, и пейзаж было не отличить от всамделишных. Художник смотрел на них, и ему становилось веселее. Гости художника тоже не могли оторвать глаз от необычной картины. И даже стремились в дверь выйти. Понятное дело, у них ничего не получалось, и только ушибы с шишками были результатами таких попыток. Чтобы уберечь своих гостей от синяков, художник нарисовал на двери табличку «Выхода нет». Но люди, когда хозяин дома не смотрел на них, старались сорвать табличку так, будто она упала сама: они думали, что художник нарочно не разрешает им гулять в саду, чтобы никто не нарушил его красоту. Пришлось художнику закрасить сад высоким кирпичным забором. Все успокоились – стена не привлекала никого, а сам художник знал, что за оградой прячется сад, и ему этого было достаточно. У художника не было жены. Конечно, он был знаком со многими красивыми женщинами. Иногда художник влюблялся в какую-нибудь из них и начинал писать ее портреты. Портреты получались почти волшебными: никто не сомневался, что на них была изображена именно эта женщина, но нарисованные лица были прекраснее настоящих. Так выходило оттого, что художник умел сделать видимой скрытую красоту. Женщины восхищались: они и не подозревали, что настолько пригожи. И, узнав о своей красоте, уходили к другим людям, более достойным их – богатым и солидным. А художник был бедным. Почему? Кто его знает. Может быть, хорошие кисти и краски стоили слишком дорого и отнимали все его деньги. А, может, бедность художников – это традиция, и Настоящий художник просто обязан быть беден По-Настоящему. Но друзья, знакомые и просто любители его картин донимали художника вопросом: «Почему ты не женишься?» Художник сначала отшучивался, потом стал огрызаться. Наконец, он вял кисти, палитру и нарисовал на стене своей комнаты женщину. Прекрасную, насколько хватило его воображения. Женщину нельзя было отличить от живой. «Это – моя жена», - стал представлять портрет своим гостям художник. Жена всем нравилась. Она знала свое место, никогда не перечила мужу и не намекала припозднившимся друзьям, что пора бы им расходиться восвояси. «Повезло ему с супругой», - говорили люди, а некоторые даже завидовали художнику. Однако шло время, и художнику снова начали досаждать вопросами: «Отчего у вас нет детей? Разве вы не хотите, чтобы по дому носились веселые ребятишки?» Художник уже не возмущался чужим любопытством и поучениями, а взялся за краски. В комнате появилась колыбель с младенцем. Это был, без сомнения, лучший ребенок в городе. Он не капризничал при посторонних, не требовал постоянного внимания родителей и не пачкал пеленки. Само собой, он не делал этого и после ухода гостей, но люди о том не догадывались. «Просто чудо!» - умилялись друзья и знакомые. «Вылитый папа!» - восклицали женщины. Время от времени художник подправлял свою семью кистью. Его жена меняла прически и наряды, а младенец рос. Когда ребенку пришел срок выбираться из пеленок, он оказался мальчиком. «Теперь вам нужна девочка!» - не отставали от художника окружающие. И девочка появилась на свет – крепенькая и розовенькая. Год следовал за годом. Дети взрослели быстро – как и положено детям, а жена сохраняла цветущий вид – что, право, удается не всякой женщине. У каждого из детей теперь была своя комната – художник прорисовал в стене по двери в смежные помещения. Сын завел собаку, не лаявшую без причины и не сыпавшую по жилищу шерсть, дочь – кошку, ладившую с псом и не дравшую когтями обоев. Художник помог жене с цветами и вывел новый сорт фиалок, цветших весь год. «Когда ждете внуков?» - не унимались постаревшие знакомые. Художник вздыхал и смешивал краски. Его семья была почти образцовой, ее ставили в пример, а если и обсуждали за глаза – то говорили только хорошее. Жена художника не бегала по соседкам, не сплетничала и не брала в долг. Сын не выбил ни единого стекла мячом, вырос вдумчивым молодым человеком и стал завидным женихом. Дочь была красавицей – вся в мать – и была скромницей. И – у всех троих было отменное здоровье. А художник понемногу стал сдавать. Он поседел, начал прихварывать чаще, чем в прежние годы. У него прибавилось морщин, зато стало меньше зубов. Он уже не соответствовал своей семье. И тогда художник нарисовал себя. Сначала – точь-в-точь такого, как он был в тот момент: чтобы никто не заметил подмены. Мало кто обращает внимания на постепенные изменения, и художник стал править свой портрет исподволь – сглаживал морщины, добавлял в шевелюру по темной пряди. Гости художника ничего не подозревали. Конечно, хозяин дома стал молчаливее, но за долгую жизнь художник успел сказать словами все, что хотел, и новых рассуждений от него никто не требовал. К тому же, всякому больше по нраву не выслушивать других, а рассказывать самому. Нарисованный художник умел слушать, не перебивая, как никто другой. Настоящий художник поселился в кладовке. Почему? Кто его знает. А, впрочем, что ему оставалось? Места больше не было: во всех комнатах – и взаправдашних, и нарисованных – теперь жили члены его семьи. Помолодевший художник занял студию – а как же иначе? Годы уже не шли – неслись наперегонки. И вот однажды к художнику пришла смерть. Она разминулась с хозяином – может быть, он был в эту минуту в ванной комнате, а может – и в темной крохотной кладовой. Вместо него она подошла к нарисованному человеку и сказала: «Пора». Тот не возразил – он ведь и говорить-то не умел. Смерть забрала его с собой и направилась дальше. А Настоящий художник вдруг очутился в пустоте. Когда человек умирает – его мир исчезает вместе с ним, а художник давно уже подарил свой мир нарисованному двойнику. Старый художник, потрясенный утерей, замер и провел без движения невесть сколько – ведь время сгинуло вместе со всем прочим. Но художник всегда остается художником, особенно если он – Настоящий. Художник задумчиво укусил себя за палец – больно, до крови. Выдрал прядку из бороды, придал волоскам нужную форму. Смочил самодельную кисточку в красном пигменте, примерился – и нанес первый мазок. (c) zh-an.livejournal.com
-
Скачущая меховатость
-
Маленькая крыська
-
Интерьер храма.
-
-
Бисерные изделия
-
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 2 декабря - Международный день борьбы за отмену рабства Автор под ником Bormor Сказка о глупом хозяине, мудром госте и чудесной девушке. Однажды молодая невольница чистила рыбу, порезала себе палец и заплакала. В этот момент мимо проходил её хозяин, и с удивлением увидел, что из глаз невольницы вместо слез катятся просяные зернышки. Поскольку он был человек предприимчивый, то тут же освободил девушку от всякой работы, и запер в отдельной комнате, где специальный слуга без устали бил её, связанную, плеткой. За день набиралось почти пол-мешка проса, и хозяин получил таким образом хоть и небольшой, зато постоянный дополнительный доход. Однажды в доме гостил знаменитый мудрец и целитель, и хозяин решил показать ему чудесную девушку и спросить, как бы сделать так, чтобы она плакала обильнее и могла давать по целому мешку проса в день. -Просо!- фыркнул презрительно мудрец.- Неразумный ты человек! Я осмотрел твою рабыню и обнаружил у неё ни много ни мало - триста двадцать достоинств! А ты хлопочешь о каком-то мешке жалкого проса! Глупец, ты сам не знаешь, от какого счастья отворачиваешься! Отнесись к ней один раз по-человечески, и сам убедишься, что она - подлинное сокровище! Хозяин отнёсся к словам мудреца со всей серьёзностью. Он развязал девушку, обещал, что больше её не станут бить и мучить, велел другим рабыням умыть её, красиво одеть и вкусно накормить. А потом взял с собой в город, и показал всякие диковинки, и покатал на слоне и на лодочке, и купил дорогую брошку. Сперва девушка боялась, потом оттаяла, и наконец в ответ на шутку своего хозяина весело рассмеялась. При этом у неё изо рта посыпались золотые монеты. -Мудрец был прав!- воскликнул хозяин и вернулся с рабыней домой. Дома он снова отвел её в пыточную комнату, дал слуге павлинье перо вместо плётки и велел щекотать девушку так же старательно, как прежде избивал. Очень скоро он баснословно разбогател, и был очень благодарен мудрецу, посоветовавшему отнестись к девушке один раз по-человечески. Один раз, этого вполне достаточно. Взято отсюда: https://bormor.livejournal.com/518551.html
-
CHEKIST96 изменил фотографию своего профиля
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 27 ноября - День Чёрной кошки Анна Бергнер Сказка о черной кошке Хочу поведать вам историю об одной кошке. Да, обычной кошке, без рода, без племени. Обычная черная кошка с зелёными глазами. Все глупцы всегда кричали, мол: "Смотрите, черная кошка с карими глазами". Но нет же, все не так. Просто её глаза были темно-темно болотными, по сему всегда казались карими или черными, как вам угодно. Как упоминалось ранее, у неё не было ни рода, ни племени, ни дома. Нет, дом у неё как раз таки был. Старая, насквозь промокшая коробка, в которой она жила если не с самого рождения, то с младенчества точно. Только открыв глаза она увидела серую, промокшую насквозь коробку. И так каждый день. Изо дня в день. Серая коробка. И вот однажды, солнечным весенним деньком её переехала машина. Вот так просто. С кошками какое часто случается, им не привыкать. И в этот же солнечный весенний день родился ребенок. Сможете ли вы угадать, как он выглядел? Правильно. Черные волосы и черные глаза, если вам так будет угодно. Времена взросления, все дни рождения, песочницы и начальные классы мы, пожалуй, опустим. Думаю вам будет интереснее послушать что было, максимум, год назад. Итак, наша кошка - девушка уже порядком подросла, приняла хоть какие-то формы, отличающие её от берёзового ствола (особо здоровым цветом кожи она, как вы заметили, не отличалась), и стала познавать взрослый мир. А именно - любовь. О чем она потом очень пожалела. Лелея одного любимого, расстилаясь пред его ногами как ковер, вознося его и считая своим Богом она сама не заметила, как Бог стал считать точно так же. И пользоваться этим. Кошки- своевольные животные. Но они будут преданы хозяину до последнего. Она любила своего Бога, любила относительно долго, пока однажды не поняла - Богов нет. И те, кто считают себя Богами - глупцы. И те, кто в их божественность верят - глупцы. И однажды, она сказала это своему Богу. Тот лишь рассмеялся ей в лицо. Она не сказала ему больше ничего. И...ушла. Пусть он так и сидит у себя на небесах и гордится собой, гордится тем, что он лучше неё. Но он больше не её Бог. И вот сейчас, уже порядком побитая и потерявшая товарный вид во всех смыслах этого слова, она хотела лишь одного - покоя. Но судьба, очень строптивая дама, показала ей то, чего ей как раз таки и не надо было. Она показала кошке человека без души. Он был болен. Он болел изнутри. Эта боль и заполняла то место, где должна была быть его душа. Он был прекрасен. И боль его тоже была прекрасна, чем от души и не отличалась. Он походил на фарфоровую куклу, которая бережно сидит у какой-нибудь девочки на полке и смотрит в никуда пустым взглядом. Но его взгляд не был пустым. Его голос разливался вокруг как мёд. Его речи манили к себе своей честностью. Он был прекрасен. И тут то она поняла. Поняла насколько она глупа. Поняла, что люди не меняются и не учатся на своих ошибках. А знаете почему она это поняла? Потому что нашла себе в этом человеке нового Бога.
-
О Динозавриках ч1
-
Что-то рисуется
-
Snails Some random flora and fauna of my mind, speedart in photoshop -
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 14 ноября - День святых Косьмы и Дамиана. "Курячьи именины" Автор под ником Azia Сказка про рыжего цыпленка Цыплёнок родился. Вернее будет сказать в один прекрасный денек вылупился из яйца, которое мама-курица грела своим теплом. Он не подозревал, что в курятнике высиживается не он один, но и как оказалось, еще десяток таких же желтеньких миленьких цыпляток. Цыпленок никогда не играл с другими цыплятами. Он был знаком с набором дворовых игр для цыплят. И Цыпленок считал, стоит отдать ему должное, этот самый набор предельно однообразным и тупым. Да и каждая из начатых игр заканчивалась одинаково – победитель мог три раза клюнуть продувшего партию братца-цыпленка. Наш Цыпленок со всей ответственностью, которая только была возможна, как-то заявил своим сверстникам, что они глупостями тут занимаются и, как нонче, говорят фигней страдают. Стоит отметить, что Цыпленок абсолютно точно знал, что вещи надо говорить искренне и с большой - большой ответственностью. Знал он также, что чем глубже вдох он сделает, и чем больше воздуха вдохнет, тем больше станет его ответственность в тот момент. Так вот. Он сделал наиглубочайший вдох, на который в принципе был способен любой среднестатистический желтенький цыпленок в свои четыре неполных дня. И абсолютно искренне заявил, что дескать, он Цыпленок думает. Закончилась его проповедь громкими писками, клубами пыли, цыплячьей дракой и кучей грязных рваных штанин. На что благородные желтые мамаши-наседки сетовали всю следующую неделю. Правда, кроме кучи грязного белья всё осталось на своих местах. Дворовые цыплята заимели нового изгнанника, а изгнанник все также без энтузиазма глядел из-за запотевшего окна на дворовые игры цыплят. Дворовые цыплята, что посмелее частенько теперь пытались клюнуть его ненароком, а те, что потрусливее обходили десятой стороной. Так текла жизнь Цыпленка после этого маленького цыплячьего происшествия… Цыпленок забыл про дворовых цыплят и забил на них, они поступили аналогичным образом. Только вот он не переставал удивляться не тому, что целая стайка желтеньких цыплят не согласилась с ним, или не стала играть в другие игры, а тому, что они даже не поняли ни слова из того, что он сказал. Цыпленок очень любил задавать глупые вопросы всем, кого видел. Так что все дворовые обитатели знали этого неугомонного Цыпленка, которому все неймется. Частенько бывало так, что мама, устав от его расспросов, отсылала его к утке. Тетя Утка жила в соседнем сарае. Но все больше любила гулять, переваливаясь с боку на бок, кряхтя и ритмично подергивая уже несколько облезшим хвостом, и еще успевая ежесекундно поправлять свои тяжелые уже засалившиеся от времени и пыли очки. Она не показывала своего расположения к Цыпленку. Однако ей нравилось, неспешно прогуливаясь по саду, отвечать на его глуповатые вопросы, глядя затуманенным взором куда-то вдаль, да так, что невольно верилось в существование линии горизонта даже у грязноватой лужи. В компании еще одного жителя Цыпленок частенько проводил деньки. Это был Индюк Сэм, правда, все звали его Жук, что ему очень не нравилось. Он пытался приучить деревенскую элиту к другому названию, и поэтому, придумал себе кличку Поднебесный. И чатился под ней в сети по воскресеньям у себя в сарае за кружкой чая. Он вообще был чрезвычайно словоохотлив. Видимо, однобокого общения с деревенской публикой ему не хватало и он искал интернет слушателей, правда, для столь же однобокого общения. Поскольку говорил исключительно он, а «попутчик для общения» вставлял по паре-тройке междометий после его тирады. В его историях было столько правды, что казалось действительно... успехи союзников в 42м году объяснялись именно его геройской десантной деятельностью при высадке в Марокко; и всю информацию о проделках американских ученых по созданию водородной бомбы оперативненько сливал Советскому Союзу именно он. Рассказы же о многочисленных приключениях, когда жизнь его висела на волоске в Южной Африке, Калифорнии, а затем и в Юго-Восточной Азии стали для творческой фантазии Цыпленка батарейкой Энерджайзер. В те дни, когда маму-курицу отправляли поклевать сорнячков на новом месте, Цыпленок отправлялся к Тетке Мурке. Если он задавал вопросы Мурка давала ему ответ полуприщуренным кошачьим глазом и тембром своего благоговейного трещания. «Может быть слова из нее и не вытянуть, но берлога у нее, что надо!» - Думал Цыпленок, чуть ли не вываливаясь из деревянного домика, зажатого между ветками какого-то дерева. Как оказалось, Тетка Мурка запоем читала Карлоса Кастанеду, и в перерывах между двумя Малаховыми по телевизору варила кактус пейотль. Когда Цыпленку исполнилось две недели, Мурка решила приобщать его к практикам, которыми сама занималась с пяти месяцев. Теперь-то Цыпленок понял, отчего у нее всегда такие светящиеся в темноте глаза, которые она никогда не фокусирует... Ля-ля-ля (взято отсюда: https://artmisto.com/read/tales/5203-polunochno-poloumnye-skazki-ili-skazka-pro-ryzhego-cyplenka.html )
-
Вышитый брелок-подвеска для сумки. Материалы: бисер (чешский и китайский, круглый и рубленый), фетр, нитки, синтепон, трикотажный лоскут, кожа, штифт, акриловые бусины, шариковая цепочка, мононить, бракованная кривая стеклянная бусина "кошачий глаз".
-
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 12 ноября - Зиновий-синичник, синичкин день Л. Б. Семаго Ополовнички Ночью из-за какого-то недосмотра в погодной кухне зимы вырвался на свободу удалой восточный ветер и с утра пошел гулять по полям, лесам и речным долинам. Раскачиваются стволы, перекрещиваются на снегу голубые тени, шумит лес. Этот шум не похож на летний, в нем много стука и скрипа. Кряхтит разорванный морозобоинами старый ясень, сухая осина, повиснув в развилке соседнего дерева, ерзает в ней с тележным скрипом и взвизгиванием, надломленный черноклен попискивает, как слепой котенок, постукивают друг о друга мерзлые сучья, трепещут пересохшие, жесткие листья дуба. На самом верху, балансируя завернутым набок хвостом, сидит и стрекочет сорока, но ветер уносит ее голос с собой. А в глубоком лесном овраге — царство первобытной тишины. Повисли на толстых ветках, на кустах снеговые шали, и любой звук, не рождая эха, тонет в заснеженных склонах. Здесь еще правит зима, хотя до того момента, когда чаши дня и ночи на весах времени уравновесят друг друга, не так уж далеко. И у лесных птиц, в первую очередь у самых малых, все больше свободных от поиска корма минут. Одни тратят их на пение, другие — на весенние птичьи игры, третьим уже пора подыскивать пару и место для гнезда, четвертым просто приятно посидеть на пригреве, наслаждаясь в полудреме забытым за долгую зиму теплом солнечных лучей. В развилках кленовых ветвей подтаивают комочки снега, и по серой коре расплываются, сползая вниз, темные потеки. А в одном из комочков словно черная бусинка поблескивает искоркой-зайчиком. Не бусинка, а птичий глаз, не снежок, а белоголовый ополовничек — махонький, пушистый шарик с длиннющим хвостиком. Позволив с двух шагов вдоволь налюбоваться собой, птица, словно очнувшись от полузабытья, встрепенулась, негромко пискнула; короткое, сдержанное чириканье раздалось в ответ, и тотчас в густом переплетении ветвей, не обгоняя друг друга, замелькали длиннохвостые силуэты. Перескакивая с прутика на прутик, с кустика на кустик, ополовнички исчезли на другой стороне оврага, не дав сосчитать, сколько их было. Кажется, не более десятка. Вся семья, неразлучная с прошлого лета, и, похоже, последние дни вместе. Весна разлучит их, чтобы создать новые пары, новые семьи, которые разлетятся в разные стороны. Начинается семейная жизнь пары ополовничков с птичьих игр, похожих на шутливую погоню друг за другом в безлистных кронах деревьев. Ополовнички то повисают на месте, разделенные одной-двумя веточками, то начинают носиться с такой скоростью, делать такие неожиданные повороты, падения и взлеты, не задевая при этом ни крылом, ни хвостом ни единого прутика, что по сравнению с ними черные стрижи, которые летом так свободно реют в густой паутине проводов на городских улицах, кажутся неповоротливыми. Игры ополовничков начинаются и обрываются внезапно, сменяясь отдыхом или поспешным поиском корма, но их участники уже не покидают друг друга. Никогда не приходилось встречать этих доверчивых и загадочных птиц ни большими стаями, как синиц, которые к весне собираются по нескольку сот вместе, кочуя к родным местам, ни в одиночку. И если попадался на глаза один ополовничек, то вскоре подлетал или подавал голос второй. С этими славными птахами у меня знакомство в основном зимнее. Не раз приходилось наблюдать, как быстро осматривают ополовнички чуть не каждый прутик. А чем могут кормить зимой таких крошек живые и здоровые деревья дуба или березки-подростки, или престарелый вяз? Набравшись терпения, я внимательно осмотрел однажды сто веточек прошлогоднего прироста, не толще спички каждая, и нашел на них одну живую щитовку и в коконах шесть куколок крошечных, похожих на мелкую моль бабочек-мешочниц, четыре яичка тли и одного паучонка. Сосна куда щедрее к своим зимним пернатым друзьям: у нее почти на каждой веточке есть что-то годное в птичью пищу. С толстых шершавых ветвей, с морщинистых и трещиноватых стволов коротеньким, короче, чем у всех других лесных птиц, клювиком много не возьмешь. В узенькую трещинку, под кору им не залезть, но зато, как щипчиками, удобно снимать с гладкой поверхности всякую приклеенную мелкоту, которую ничем иным не ухватить. Сытым ополовничкам не страшен холод: одеты теплее многих других зимующих птиц. Но зато для них не только гололед, а даже иней и слабенькая изморозь на деревьях почти катастрофа: ничего не увидеть на тонкой веточке, облепленной игольчатыми кристаллами льда. Радующая нас лесная красота — беда для ополовничков. У ополовничков пропорции крыльев и хвоста удивительно сходны с сорочьими. И так же, как сороке, длинный узкий руль позволяет со скоростью пикировать с большой высоты, на которую их заставляет подниматься опасность нападения врага номер один — перепелятника. Стремительно и круто поднимаются они за пределы видимости, когда приходится перелетать из одного леса в другой над чистым лугом или полем. У птенцов большинства птиц перья крыльев растут быстрее хвостовых, и даже из просторных гнезд они вылетают куцыми или почти куцыми «полухвостиками». Хвосты дорастают до нормы уже потом. А у ополовничков в их тесном и всегда переполненном закрытом гнезде хвосты ко времени вылета вырастают почти такой же длины, как у родителей, но только бывают замяты у кого направо, у кого налево и распрямляются уже потом. Ополовнички независимы, не ищут чужой компании, защиты или покровительства. Случай нередко сводит их со стайками синиц, но уже через несколько минут каждая следует своим путем. Долгие зимы скитаний по чужим краям ополовнички переживают почти без потерь. Ночами прячутся всей семьей под обрывчиками, в корнях больших выворотней, где сидят щека к щеке и где никому не придет в голову искать их. Все вместе весят едва больше ста граммов, и их выдерживает даже тонкий корешок. Но, пожалуй, самое трогательное впечатление оставляет совместная постройка парой гнезда. Вместе летят птицы за материалом, вместе возвращаются, и пока одна прилаживает то, что принесла в клюве, другая терпеливо сидит рядом, держа свою ношу. Потом они снова улетают вместе. Щеглы или дрозды-рябинники в дни строительства гнезда тоже неразлучны, но у них самец только сопровождает самку, сам ничего не беря в клюв. У ополовничков все, от основания до окончательной отделки, делается обеими птицами с одинаковым усердием и старанием, и гнездо у них получается ладное, прочное, теплое. Оно кажется не сплетенным, а слепленным или свалянным из пушинок, кусочков лишайников и паутины, а внутри выстлано перышками. Это одна из наиболее совершенных птичьих построек. Ее строительство занимает до двух недель непрерывной работы, за время которой маленьких мастеров не удается увидеть порознь. Зимой вся жизнь ополовничков на виду, но как только пара выбирает место для гнезда, становятся они самыми незаметными обитателями верхних этажей леса. До вылета птенцов даже голосом не выдадут они своего присутствия, и никто никогда не слышал их весенней песни. Видимо, для всех случаев жизни вполне достаточно им тех немногих тихих звуков, которыми родители обмениваются друг с другом, с птенцами, а потом и птенцы между собой. Служат те звуки только для того, чтобы не потерять друг друга в лесу и предупредить своих об опасности.
-
Валентин Рич Последний мутант Не приведи судьба пережить детей своих! Старик пережил не только своих детей. Он пережил все свое племя. Он забыл уже, как выглядел каждый из них, и только изредка, пролетая над водой и рассматривая свое отражение, вспоминал, как выглядели некогда все они. Вспоминал их могучие тела, их крепкие руки, их прекрасные головы. Когда это было? Сколько лун с той поры умерло и народилось вновь? Этого Старик давно уже не помнил. Как не помнил и того, сколько времени он живет. Ему казалось, что он жил всегда. Во всяком случае, все изменялось вокруг — приходила и уходила Большая Вода, вспучивались до неба и в песок рассыпались горы, благодатное тепло сменялось мертвой стужей, — а он, только он один, оставался неизменным. Ну, конечно, он тоже понемногу изменялся — слабели мускулы, мутнели глаза, сдавал слух. Если смолоду он спал месяцами, то теперь уходил во мрак на многие годы и, проснувшись, часто не узнавал мира. Зачем он жил — одинокий, дряхлеющий с каждой луной? Не лучше ли было бы подползти к обрыву и броситься вниз, подобно лавине? Или погрузиться в пучину вод? Или просто не проснуться однажды заснуть и не пытаться разомкнуть каменные веки? О как это было бы просто! Но Старик не мог поступить так. Не имел права. Настоящего дня не наступило еще — только налилось синью небо, и синь эта затопила звезды, оставив лишь самые яркие. Старик знал небо лучше, чем землю, много лучше. Он знал, почему одни звезды рождаются всегда на одном и том же месте, а другие беспокойно мечутся среди них. И что за искры вспыхивают по ночам, вспыхивают и гаснут, свершив свой быстрый путь между звездами. И что за камни валятся оттуда на землю. И отчего вспыхивают — правда, к счастью, очень редко — далекие, но коварные светила, сжигающие одних, рождающие других… Утренняя планета ярко пылала на востоке, почти розовом уже от близкого солнца. Пора! Старик дожевал лепешку и пополз к выходу из пещеры. Далеко внизу проступали из тумана темные вершины деревьев, а у самого горизонта светилась Большая Вода. Он оттолкнулся от края скалы, расправил крылья и медленными кругами стал приближаться к выступавшим из тумана вершинам деревьев. С каждым кругом они проступали все отчетливей. Каждый лист блестел по-своему, каждая ветка радовала безупречной логичностью формы. Но сегодня ему было не до ветвей, не до листьев, не до раздумий о красоте. Сегодня ему предстояло возобновить попытки контакта. Он разыскал реку и, держась над ней, чтобы не терять ориентира, полетел к Большой Воде — туда, где появились эти странные существа, вовсе не похожие на него, но с такими же, как у него, руками. Если не получится с ними — значит, напрасно жили все те, кого он пережил, значит, и сам он жил напрасно… Как всегда, внезапно выпрыгнуло из-за пылающего горизонта солнце. И сразу же тысячи солнц загорелись на морщинах волн, на острых перьях осоки, на мокрых стеблях тростника, на мясистых цветах лотоса, на прозрачных крыльях стрекоз. Мир был прекрасен, как всегда. Он был разумен, хоть и не имел разума. Никто в прекрасном и разумном мире не имел разума. И это казалось Старику чудовищным. И потому все долгие годы, с того часа, как он остался один, надежда не покидала его. Время шло — на суше появлялись все новые и новые существа. И на воде. И в воздухе. И такой же величины, как он сам. И больше. И меньше. Некоторые из них умели заботиться не только о собственном потомстве, но и о своих сородичах, умели строить жилища, умели разговаривать между собой, вместе охотиться, вместе ловить рыбу, да мало ли что они умели… Но ни у кого из них нельзя было обнаружить и проблеска разума. И только теперь, когда судьба отмеряла Старику последние порции жизни, счастье вроде бы улыбнулось ему. Солнечный столб плясал под ним в струях подернутой рябью воды, и он летел прямо к солнцу, полузакрыв тяжелые веки, изредка взмахивая крыльями. Завидев вздыбленный частокол из ошкуренных бревен и островерхие кровли жилищ, Старик залетел за облако, чтобы появиться за частоколом внезапно. Правда, раны в крыле почти зажили, но он не забыл еще жгучую боль от железных колючек, которые с трудом удавалось извлечь из сухожилий, поэтому следовало достигнуть жилищ незаметно. Облако плыло быстро, и вскоре в промоине показалась красная кровля обширного жилища, находившегося в центре поселения. Старик рванулся в промоину. Картина, представшая его глазам, когда он внезапно появился над площадью, ничем не походила на прошлую. Тогда кругом стоял грохот — теперь полное безмолвие. Тогда внизу бегали и суетились — теперь все лежали ничком, словно мертвые. Старик сложил крылья, опустился на площадь и принялся рассматривать лежащих. Они были без сознания — очевидно, от страха. Он уже собрался было ухватить покрепче плотного мужчину с рыжей бородой, как дверь в жилище с красной кровлей распахнулась и на площадь с воплем выбежала молоденькая девушка. Она бесстрашно подскочила к Старику, упала перед ним на колени и, протянув руки к мужчине с бородой, прижала их к своей груди, продолжая все время кричать. Из глаз ее бежали слезы. Похоже было на то, что она умоляет не брать этого мужчину, а взять ее. Такого самопожертвования Старик никогда еще не встречал: ведь мужчина с рыжей бородой был явно намного старше девушки, он не мог быть ее ребенком. — Хорошо! — сказал Старик. — Я согласен на замену. Бережно, чтобы не причинить девушке боли, он взял ее на руки, тяжело взмахнул крыльями и пустился в обратный путь. …На море, на окияне, на острове Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый. Шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут похваляются, сами собой забавляются: «Бывали мы, братцы, у Кощеева места, наедались пуще, чем деревенская баба теста!» Это присказка, а сказка будет впереди. В некотором царстве, в некотором государстве появился змей. Брал он с народа поборы немалые: с каждого двора по красной девке. Пришел черед идти к тому змею царской дочери. Схватил змей царевну и потащил к себе в берлогу… — Здесь я живу, — говорил Старик. — Да ты не бойся меня. Разумные существа не должны бояться друг друга. Пленница, скорчившись у каменной стены так, будто хотела уйти в эту стену, с ужасом глядела на него. Губы у нее беспрестанно шевелились, но произносила она при этом что-нибудь или не произносила, он не знал — слух почти совсем уже отказывал ему. — Разумные существа не должны бояться друг друга, — повторил Старик как можно ласковее. — Природа вылепила нас в разных формах, но этому следовало бы только радоваться… Девушка перестала шевелить губами, но глаза ее по-прежнему наполнял ужас. — Разнообразие — залог прогресса, — продолжал Старик. — Кто знает, как изменятся условия жизни? Чем более разнообразны ее формы, тем более разнообразные условия пригодны для нее. Ведь недаром у тебя множество соплеменников, а я остался один. Он достал лепешку, головку чеснока и протянул девушке. Девушка оставалась неподвижной. — Бери! — крикнул Старик. Девушка опасливо протянула тонкую белую руку, ухватила лепешку, ухватила чеснок, но есть не стала, а положила на подол. — Надо питаться! — строго сказал Старик. — Лепешка — это белки, жиры, углеводы. А чеснок — это витамины. И фитонциды. Понятно? Губы у девушки дрогнули, и она что-то быстро-быстро проговорила. Старик не расслышал, придвинулся к девушке поближе, поднял с ее подола лепешку. — Лепешка, — сказал он. — Еда. — Отломил кусочек, засунул в рот и стал жевать. Потом протянул остаток лепешки своей пленнице. Губы у нее снова дрогнули. — Ешь-ешь! — ласково сказал Старик. Девушка отломила кусочек лепешки, положила его в рот и судорожно глотнула. — Умница, — сказал Старик. — Вот ты уже и меньше боишься меня. Нет ничего хуже страха. Разумные существа не должны страшиться друг друга. Страшиться надо землетрясения, наступления льдов. А еще больше — излучения. И еще — однообразия. Если все будут одинаковые, то гибель неизбежна. Мои предки все были одинаковыми. Излучение погубило их всех. Быстро. За две луны. И возникли мы. Бессмертные. Но бессмертные — это значит неизменные. А ничто неизменное не может выжить в этом беспрерывно изменяющемся мире. Бессмертие — это и есть смерть. Смешно, не правда ли? Старик рассмеялся. Он старался смеяться совсем тихо, но глаза у пленницы снова округлились от ужаса. — Дура! — в сердцах сказал Старик. — Я же смеюсь, чего ж ты опять испугалась? Ладно, привыкнешь. Он отполз в глубь пещеры, вытянулся там и закрыл глаза. Его разбудило ощущение беды. Он огляделся — пленницы не было. Со всей доступной для него теперь быстротой Старик преодолел расстояние до выхода из пещеры и высунулся наружу. Рядом с отверстием на отвесной стене горы он вырубил когда-то узкий длинный выступ. Там он грелся на солнце, когда чувствовал себя особенно плохо. Вечерний полумрак сгустился между небом и землей, и слабое зрение мешало Старику различить, пуст ли выступ, нет ли. Ему показалось все же, что он заметил там девушку, прижавшуюся к стене. — Расшибешься! — испуганно крикнул он. — Смотри, какая тут пропасть. Ответа не последовало. Но глаза Старика, уже привыкшие к полумраку, отчетливо различали маленькую фигурку в самом конце выступа. — Не дури! — крикнул Старик. — Мне-то хорошо, у меня крылья, а тебе ничего не стоит оступиться! Он выбрался на выступ и, придерживаясь руками за каменную стену, пополз к девушке. Но едва он начал приближаться к ней, как девушка вскочила на ноги, закрыла глаза руками и бросилась вниз — в пропасть. Старик ринулся за ней. Давно уже не приходилось ему так работать крыльями. Он даже и сам от себя не ожидал такой прыти. И все же несчастье едва не произошло, лишь в последнем рывке у самой земли удалось ему подхватить легкое тело девушки. Еще бы мгновение — и она разбилась бы о скалы. …К девушке давно уже возвратилось сознание, а Старик все еще никак не мог отдышаться. Воздух с хрипом вырывался из легких. Судорожно вздымались мокрые от пота бока. Он лежал поперек пещеры, загораживая выход из нее. Пленница рыдала, бросившись ничком на пол в дальнем углу. Контакта не получалось! Всю ночь Старик бодрствовал у выхода, а едва начало светать, подхватил отяжелевшую от сна пленницу, выбрался из пещеры и, с трудом расправив одеревеневшие за ночь крылья, пустился в путь. Он летел к этим странным существам — и разумным, и лишенным разума в одно и то же время. Он нес им их бесстрашную и безумную в одно и то же время дочь. Может быть, она расскажет им о том, как он накормил ее? Как бережно с ней обращался? Как спас ее от верной гибели? И они увидят в нем не чудовище, а подобное им существо?.. Как всегда, внезапно выпрыгнуло из-за горизонта солнце, и сразу же тысячи солнц вспыхнули на земле, на воде, в воздухе. Мир был прекрасен… Старик летел сегодня особенно тяжело — вчера, во время броска за девушкой, он растянул жилу на правом крыле, и оно слушалось хуже, чем обычно. Когда светящаяся гладь Большой Воды приблизилась, Старик стал искать глазами подходящее облако, чтобы, укрывшись за ним, незаметно подлететь к поселению. Раны от железных колючек все еще саднили… Облаков было много. Раздув паруса, плыли они над отражавшей их рекой. Они плыли как раз туда, где белели очищенные от коры столбы частокола, где вздымались кровли жилищ, где гнулись от утреннего ветра сизые дымы очагов. Облаков было много. Но Старик не выбрал себе ни одного. Сегодня он полетит не таясь. Неужели она не поможет ему? С трудом взмахивая кожистыми крыльями, устремив вперед лысые, лобастые головы на дряблых, морщинистых шеях, он вглядывался слезящимися глазами в медленно наплывающее на него скопище острых кровель… …Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося — уж змей летит. Поднял Добрыня свой меч-кладенец, взмахнул им и сшиб змею поганому все его головы. Собрал их. Сжег. А пепел по ветру развеял…
-
Грива светится.
-
В небеса
-
Маленький, старенький полетный коврик
-
Сад висящих булыжников. Жалкое зрелище.. Погода вроде устаканилась, какой день, одинаковая
-
Таки ожили?
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 ноября - Международный день вегетарианца Ходячая тыквенная грядка Кубинская народная сказка Бакальяо разъезжал по деревням, где он рассказывал сказки да продавал овощи и яйца, чтобы заработать на жизнь. Однажды, вернувшись домой после одной из таких поездок, он заметил на спине своей лошади под седлом потертость. Бакальяо знал толк и в коновальстве. Взял он из очага горсть древесной золы, присыпал рану и выпустил лошадь на пастбище — пусть отдыхает, а там, глядишь, зола и время залечат рану. Через два воскресенья Бакальяо отправился на пастбище за своей лошадкой. Задумал он съездить в соседний город на петушиные бои, — авось его петух выйдет победителем и хозяину перепадёт несколько монеток. Обошёл Бакальяо всё пастбище, обшарил все закоулки, но лошади нет как нет. Вернулся он домой весь в грязи, с промокшими ногами, потому что уже целую неделю дождь лил как из ведра. Бакальяо уже решил, что его славная лошадка, не раз приносившая ему победу на скачках и возившая его к деревенским красоткам, потеряна навсегда. Но вот однажды вышел он на луг и видит — движется к нему что-то вроде грядки, сплошь покрытой великолепными спелыми тыквами. Не веря своим глазам, Бакальяо осторожно приблизился — как все крестьяне, он был любопытен, и ему хотелось поближе взглянуть на диковину. И как же он удивился, когда увидел, что это его лошадь. А тыквы на её спине выросли из семечек, которые вместе с золой попали в рану. Ведь у кубинских крестьян заведено хранить тыквенные семечки в золе, чтобы они равномерно подсыхали и не теряли всхожести до следующего сева...
-
СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 31 октября - Хеллоуин Марк Розовский СТРАШНАЯ СКАЗКА Ох, Саша, сейчас будет страшная сказка. Вернее, страшненькая… Дети любят страшненькое, особенно перед сном. Не бойся, я сам боюсь. Но доктора говорят, что на детей страшное действует успокоительно – дети лучше спят, им потом снятся хорошие сны… Так что, оказывается, слушать страшненькие истории перед сном полезно. Значит, так. Жили-были три дружочка – Ужастик, Кошмарик и Катастрофик. Один лучше другого – то, что умел первый, то второй делал ещё отвратительней, а то, что творил третий, было вообще хуже некуда. И вот они поспорили, кто из них страшнее для людей. Объявили Конкурс на лучшее Чудовище. Ужастик сказал: – Я пойду в школу и там буду на всех уроках ужасы устраивать. Кошмарик сказал: – А я пойду в больницу – пусть там узнают, что такое настоящая боль, настоящие кошмары. А Катастрофик вообще ничего не стал говорить. Он молча спустился с небес и сделал в Москве наводнение. – Ой! – закричали люди. – Ой, и ещё раз ой! В школе Ужастик явился на урок химии и облил учащегося 8-го класса Игоря Дудкина азотной кислотой. Но весь ужас был в том, что учительница химии Вера Петровна поставила за этот опыт Дудкину пятёрку. – Это ужасно! – сказал Ужастик и прыгнул сзади на Веру Петровну, как на лошадь. Вера Петровна крикнула: – И-го-го! И понеслась по коридору. Ужастик сидел на ней верхом и ужасно хохотал. Затем Ужастик прорычал Вере Петровне: – Тпрру! И спрыгнул с её спины. Но тут химичка хлопнула Ужастика по попке и прошипела: – Я тебе не лошадь. – Ты лошадь, – сказал Ужастик и тем самым окончательно превратил учительницу в лошадь. – Это прекрасно! – сказал подоспевший к этому моменту учащийся 8-го класса Игорь Дудкин. Ужастик пожал ему руку, и с этого дня они стали друзьями. А в это время Кошмарик орудовал в больнице. Первым делом он надел белый халат и под видом главврача проник в палату, где лежали тяжело больные. – Всем встать! – скомандовал он. – У нас сегодня дискотека. Но больные даже не пошевелились. – Вы что?.. Не любите танцевать? – спросил Кошмарик строгим тоном. – Мы любим танцевать, но не сейчас! – простонали больные. – Нет, – сказал Кошмарик строгим голосом. – Всем сегодня прописаны танцы! А кто не встанет и не затанцует, тому не поздоровится! И включил принесённый с собой магнитофон. Взревела оглушительная музыка. Некоторые больные от неожиданности повскакивали с кроватей. – Танцуют все! – закричал Кошмарик. Двое больных упали в обморок. Трое забились в судорогах. Кто-то из парализованных застыл в положении «вприсядку». Кто-то вытянул вперёд руки, а кто-то протянул ноги. Тут в палату вбежал настоящий главврач в окружении медсестёр и нянечек. – Что происходит?.. Кто устроил это безобразие? Однако выяснить это не удалось. Кошмарик уже исчез. Улетел в открытую форточку, которая слегка болталась на окне от ветра. С того дня в этой больнице все форточки держат закрытыми, и когда больные просят их открыть, нянечки и медсёстры отвечают: – Нет. Не велено. И рассказывают новым больным о том, как в их больницу залетел какой-то Кошмарик и устроил кошмарную дискотеку. Что касается Катастрофика, то про него, Саша, я ничего хорошего тебе не сумею рассказать. Ведь он, несомненно, победитель Конкурса на лучшее Чудовище. Ты сама про его деяния знаешь. Ведь ты каждый день смотришь телевизор и сама всё видишь, всё понимаешь. А лучше бы не видела и не понимала. Лучше бы в нашей жизни не было ни Ужастика, ни Кошмарика, ни, тем более, этого злодея Катастрофика с его постоянными катастрофами, которые каждый день он показывает по телевизору. Лучше было бы, если все страшные и страшненькие сказки оставались сказками.
-
Григорий Горин Сказка про собаку, которая прожила триста лет Жила-была на свете собака по кличке Альма. И было ей три года. Вообще-то особы женского пола скрывают свой возраст, но Альма была молодой здоровой красивой сукой и этого скрывать не собиралась… Она гордо расхаживала перед домом, а соседские псы за забором изнывали от сердечной тоски. В доме, кроме Альмы, жили еще дед да бабка, сын да невестка, да еще внучка, в общем, целая семья, которую Альма считала своей и любила больше всего на свете! И дом свой любила, потому что стоял он на берегу реки, и реку любила, потому что текла она среди полей, и поле любила, потому что тянулось до самого горизонта… И горизонт любила, потому что там всходило солнце по утрам, а вечером садилось… И жила себе так Альма, горя-беды не знала, а горе с бедой, оказалось, жили там, за горизонтом. Однажды весенней ночью проснулась Альма от грохота и, выбежав на улицу, вдруг увидела, что поднялось на горизонте солнце… Странное какое-то солнце… Красное, дымное… Да и какому ему быть, ночному солнцу? Ему ночью спать положено, а не в небе сиять… Залаяла Альма, чувствуя беду, но никто не прикрикнул на нее, как обычно, и тогда смолкла Альма… И все собаки в селе смолкли в эту ночь… Люди спать не ложились, ходили друг к другу, громко разговаривали, собаки молчали… А утром начались и совсем странные вещи. Взошло утреннее солнце, а то – ночное – не зашло, и теперь на горизонте было два солнца… И Альма заскулила, поняв, что беда выглядит так. А потом вдруг приехали в село автобусы. И вышли из них странные люди в синих халатах и без лиц. Только глаза смотрели поверх масок, и такие это были строгие глаза, что лучше б они и их прикрыли. И все стали быстро садиться в автобусы, забывая взять еду, пожитки, а самое главное, собак… Альма крутилась в ногах, напоминая о себе, и внучка обняла ее за шею с криком: «Альму возьму!», но на нее сердито прикрикнул дед… «Цыц! Не до Альмы сейчас!…» И враз все уехали… Только к вечеру обиженная Альма вышла на улицу и с ужасом увидела, что все село – пусто… Никого – кроме собак и кошек, кур да гусей… Бесхозный скотный двор, а не село. И всю ночь по саду ходили обезумевшие звери и птицы, не обращая друг на друга внимания, не задираясь и не крича… Тихо ходили и только поглядывали на горизонт, где висело ночное солнце… И Альма поняла, что горе выглядит так… Под утро Альма вернулась в свой дом, легла на ступеньки и стала думать, что делать дальше? И сколько ни думала, ничего придумать не могла… И заснула от отчаяния. А проснувшись, впервые почувствовала жажду и голод, и этот голос подсказал ей, что делать дальше… Альма поняла, что надо есть, пить и охранять дом… Для этого она родилась на свет. А там, глядишь, и хозяева вернутся… Не сдурели же они, бросать такой дом?… И Альма занялась делом. Она доедала валявшиеся остатки еды, пила воду из луж и обходила забор, иногда потявкивая на всякий случай, чтобы никто чужой не подходил… Только, к ее ужасу, никто чужой и не подходил!… А через три дня вдруг села на плетень ворона. Наглая старая ворона, которую Альма давно знала и не любила за то, что та так и норовила чего-нибудь склевать в огороде… Она и на этот раз нацелилась глазом в огород, но Альма зарычала, предупреждая, мол, не дури, хвост выдеру! – Дура! – закаркала ворона. – Чего ты тут сидишь? – Стерегу! – сказала Альма. – Вот дура! – заорала ворона. – Чего стеречь? Хозяев нет… Теперь все общее!! – Я те дам, общее, – ответила Альма. – Хозяева вернутся, а огород разворован?… Что скажут? – Вернутся?! – захохотала ворона. – Да знаешь, когда они вернутся? Через триста лет. – Врешь! – ахнула Альма. – Сама слышала… Эти, что в масках приезжали, так и говорили: село непригодно для жизни в течение трехсот лет! – Ничего, – вздохнула Альма. – Подождем… – Что?!! – ворона аж подскочила на плетне. – Ты знаешь, дура, сколько это – триста лет? – Не так много, – сказала Альма. – Ну, совсем чокнутая! – сказала ворона и, потеряв интерес к Альме, почистила перья. – (Слово удалено системой) с тобой! Подыхай здесь на здоровье… И улетела. Альма легла на землю и стала соображать, сколько это будет – триста лет?… Она понимала нутром, что – долго… Но сколько именно?! И тут же вспомнила, что к ним в гости, к деду, часто приезжал кум из города. Встретившись, дед и кум всегда обнимались, хлопали друг друга по плечу и говорили: «Здорово! Где ж, кум, пропадал? Сто лет не виделись!…» Хотя Альма точно знала, что виделись они всего неделю назад и пили вместе тайком от бабки горилку… Значит, сто лет, думала Альма, это – от воскресенья до воскресенья… А триста?… Значит, три раза по столько… Это, конечно, было тоже много, но все-таки можно было выдержать… И Альма стала ждать… Первые сто лет ожидания прошли довольно сносно… Альма доедала остатки пищи, что валялись еще кое-где возле дома, ловила полевых мышей, щипала травку… Трава в это столетие разрослась как никогда буйно… Каждая травинка – целый салат… А потом вдруг созрела клубника. Здоровая уродилась клубника, каждая ягода в яблоко величиной… И хоть Альма недолюбливала клубнику, но есть что-то надо… Альма с отвращением жевала пахучую сладкую мякоть и только об одном жалела, что внучки нет… Вот уж она бы ягодкам порадовалась! В середине второго столетия вновь прилетела на плетень ворона. Вид у нее стал совсем мерзкий: перья кое-где повылазили, голова облысела… И глаза сделались какие-то безумные… – Ну что, Пенелопа? – закаркала ворона. – Все ждешь? – Жду? – сказала Альма. – Вот кретинка! – захохотала ворона. – Пойдем лучше по дворам… мы в одной хате ведро самогонки нашли! Насосались до чертиков… Аида с нами! – Кыш! – тявкнула на нее Альма. – Жулье проклятое… Вот хозяева вернутся, они вам покажут… – Нет, с тобой сдохнуть можно! – захохотала ворона. – Впрочем, без тебя тоже… Ведь конец света наступил! Пойми, убогая… Конец света! Неужели не видишь? – Не вижу, – сказала Альма и повертела головой. – Светло кругом, конца не видно… – Нет! С трезвыми дураками говорить, только нервы портить, – вздохнула ворона, тяжело махая крыльями и распевая что-то непристойное… Альма легла на ступеньки крыльца и продолжала спокойно ждать. Спокойствие пришло к ней не только потому, что осталось ждать уже половину назначенного срока… В последние дни спокойствие появилось в ней где-то внутри… Откуда оно взялось, Альма не понимала, но догадывалась, что это связано с Тишкой, забавным соседским псом, который давно ухаживал за ней, проводя все ночи у калитки ее двора и жалобно скуля. Месяца полтора назад она пожалела его и вышла за калитку… Они пробегали всю ночь, играя и нежничая, и теперь Тишкина нежность поселилась где-то в глубине ее тела, и росла, становясь чем-то бесконечно теплым и радостным… А еще через день в село въехали большие бронированные фургоны. Оттуда вышли люди в синих халатах и масках и стали собирать бродившую по селу живность… Собаки, кошки и куры нутром почувствовали опасность, но они так истосковались по людям, что доверчиво лезли в фургоны… Один из людей, подошел и к дому Альмы. Альма залаяла, зло и радостно, зло, потому что это был чужой, радостно, потому что ее верная служба приобретала, наконец, смысл… – Здорово, Альма! – сказал человек и спокойно пошел к ней. Тут Альма по голосу узнала знакомого парня, солдата, дружившего с сыном деда и бывавшего в их доме… Она перестала лаять, завиляла хвостом и доверчиво подошла к нему. – Здорово, землячка! – сказал солдат и погладил Альму по спине. – Дом бережешь? Молодец! А вот мы – не уберегли. Извини… Он еще раз погладил Альму по спине, по животу, потом заглянул ей в глаза и вдруг, точно испугавшись чего-то, отдернул руку. Потом сел на крыльцо и задумался… Тут к забору подошел другой человек в маске. Солдат вскочил, отдал честь. – Чего расселся? – строго спросил человек из-за забора. – Давай, забирай собаку! – Товарищ командир! – сказал солдат. – Это – Альма. Знакомых моих собака… Хорошая собака! – Тут нет плохих-хороших, – сказал командир. – Тут все – объекты! – Да она вроде со щенками, – сказал солдат. – Я подумал, может, не стоит ее в расход? Может, для науки интерес, товарищ командир? Тот, что за забором, куда-то ушел, а потом вернулся еще с одним человеком в халате и в маске. Только поверх маски у него были надеты очки, из чего Альма поняла, что он здесь главнее всех… Человек в очках подошел к Альме, погладил ее, потрогал живот, шерсть… Довольный пробормотал: «Любопытно, очень любопытно… – и добавил: – возьмем в институт…» Он даже хотел взять Альму за ошейник, но Альма сердито зарычала и оскалила зубы… – Не пойдет она, товарищ профессор, – сказал солдат. – Я ее знаю… Она так приучена – дом стеречь… Костьми ляжет, а не уйдет!… Уж так приучена. – Приучена, так приучена, – согласился ученый. – Пусть сторожит… Это даже лучше. Проведем эксперимент, так сказать, в естественных условиях… – и, подумав, заметил: – Вернее, в противоестественных!… С этого дня для Альмы началось третье столетие. Оно было совсем иным, не похожим на те два… К Альме стали часто приезжать люди в халатах. Ее кормили, поили, иногда кололи и брали кровь, что было, конечно, больно, но терпимо… А к концу третьего столетия Альма вдруг радостно обнаружила, что второе солнце на горизонте исчезло… Совсем исчезло… И ночью небо там стало чистым, только светили звезды и сияла луна… Альма почувствовала такую радость, что вновь полюбила горизонт. Она даже завизжала от радости и вдруг ощутила, что радость рванулась из ее нутра и пошла навстречу этому чистому небу, этим светлым звездам… Она стиснула зубы, чтобы не визжать слишком громко, а радость все увеличивалась, все шла из нее и шла… В эту ночь у Альмы родилось шестеро щенят. Она всех их вылизала, вычистила, как подсказывал ей неведомо откуда взявшийся опыт, потом накормила теплым молоком, и усталая, счастливая заснула, согревая теплом всех шестерых… А к вечеру подъехал неожиданно газик, и оттуда вышел дед. Альма сразу узнала, что это был именно он, дед, хотя он был, как все теперь, в халате и маске… Дед погладил ее рукой в резиновой перчатке, потрепал за ухом, тихо сказал: – Здорово, Альмуха! Дождалась… – Поразительная псина, однако, – сказал ученый, приехавший вместе с дедом. – В организме – никаких отклонений… У всех есть, а у этой – ничего… Ни малейшей патологии… И щенки выглядят нормально. Невероятно! Объясните этот феномен. – Бывает, – сказал дед, продолжая гладить Альму. – Все бывает… – Интересная версия, – согласился ученый. – Что ж, будем обследовать ее дальше… Кстати, нам надо заполнить на нее историю болезни… Как ее зовут? – Альма, – сказал дед. – Какая порода? – А (Слово удалено системой) ее знает… Обычная… Местная порода… – Возраст? – Три года… Альма заворчала и отошла к щенкам. Ей неинтересен стал этот разговор. Кроме того, она испытывала некую неловкость из-за того, что дед соврал… Она-то знала, что теперь ей не три, а триста три года, но интуитивно чувствовала, что таким возрастом уже хвастать не полагается…
-
Разместились дополнительные деревья, травы. Теперь можно наблюдать появление прямолинейной радуги, в настройках не присутствует, сама появилась. И погода изменилась, с веселой пасмурной на солнечную скучную. Непредсказуемая погода.
-
Это там, на холме. Текстурка конечно не случилась, но тени как все портют. Видимо несостыковочка происходит.
