Chanda

Подставку оплетала обычным образом - от узенького "пояска" плела с расширением в обе стороны. Фигурка чайника была заранее вылеплена и запечена. Внизу сделан прокол крест-накрест, чтобы крепче пришить. Затем, прикрепив чайник, делаю конфорку - круговой ряд сомкнутых петелек, по краю стянутый вставленными бисеринами. Готовый самовар:

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ И наконец, 21 марта - Всемирный день поэзии Натали Ястреб Сказка про Поэта Как-то давным давно на берегу теплого и ласкового моря родился прекрасный малыш, чудный милый ребенок. Только немного бледный и хрупкий с нежной чуткой душой поэта. Как его ни кормили, крепким бутузом он не становился. И тогда старая-престарая бабка, посоветовала родителям поить его пивом. Так лет с четырех стал он пивоманом. Сразу начал поправляться, да так, что уж и не остановить. И когда он был подростком отец, поджарый жилистый мужик, не раз ему говаривал, что он, мол, толстый, жирный, урод. Душа поэта, находившаяся в его большом теле, не могла выдержать такого и начала искать отдушину, которой оказалась любовь. Поэт влюбился. Стал чувствовать себя окрыленным, легким и... начал писать стихи. В них он изливал все свои чувства, все свои мечты и желания. Творчество приносило ему упокоение и счастье. Но та, которую он выбрал дамой своего сердца, не замечала за плотным слоем плоти ни его чувств, ни его прекрасной души. Да, она благосклонно принимала его ухаживания, но ответного чувства к Поэту не испытывала. Более того, вышла замуж за другого. Поэт расстроился и решил бежать далеко-далеко, куда глаза глядят, где нет ее. И он уехал в огромный город, где много людей, но никто никому не нужен, а значит каждый сам по себе. Это очень печально. Душа Поэта чуть не умерла от тоски по любимой и одиночества в этом ужасном городе. И когда ему встретилась другая дама, которая выказала Поэту благоволение, он решил обязательно взять ее в жены, чтобы не потерять. Они сразу стали строить семейную лодку, большую с расчетом на четверых, потому что у них родилось два замечательных сына. Но душа Поэта заткнувшись в уголок его большого тела тихо плакала, потому что не находила отклик в душе его избранницы. Ей по-прежнему было тоскливо и одиноко. Взаимное непонимание выросло во взаимное отчуждение. Они вроде и плыли в одной лодке, но как-то автоматически и отдельно друг от друга. Поэтому он заглядывался на дам, проплывающих в других лодках, и стоящих на берегу в ожидании своего принца. Он призывал их своими стихами, столь прекрасными и чувственными, что все без исключения дамы непременно обращали на него внимание, но все они не могли разглядеть его нежную, тонкую душу, а потому проплывали мимо, или он проплывал мимо них. В один тоскливый пасмурный, хоть и весенний день, он окончательно рассердился на всех дам всего мира и решил, что больше не будет искать даму сердца никогда. И вообще, будет таким же плохим с дамами, как и они с ним. Все равно среди них нет его Мечты. Той, которая сквозь толщу плоти увидит его истосковавшуюся душу, которая сможет плыть с ним на одной волне счастья и взаимной любви по бурному морю жизни. Поэтому для начала он заткнул свою душу кляпом женоненавистничества и запер ее в клетке озлобленности. Потом нашел собутыльников-циников, которые считали за счастье навредить какой-нибудь даме. Как-то раз он увидел, как его дружки пытаются потопить какую-то разбитую лодку. Он пригляделся. В ней была дама. Он процитировал ей какие-то странные стихи из прошлого. Дама оказалась с достоинством. Оценила стихи верно, дав ему хорошую отповедь. Это его ошеломило и привлекло одновременно. Он увидел, что дама не такая как все другие. Через какое-то время он увидел за обломками ее лодки и израненного тела, кровоточащую от ударов судьбы, но смелую и интересную душу, которая при всех своих невзгодах успевала помогать другим людям в их рушащихся лодках, и вообще всем, кто просил о помощи. В общем, оказалась очень отзывчивой. Так она, первая из всех женщин, разглядела его душу. И более того, она ее коснулась и начала лечить раны, нанесенные душе Поэта и им самим, и его прежними дамами. Это было не всегда приятно, зачастую больно, от чего он неосторожно ранил ее. Но она терпеливо сносила удары, продолжая разливать бальзам любви. Он долго не верил, что она, именно она, эта маленькая, измотанная жизнью женщина, сможет помочь ему. Потому не слушался, ругался, обижал ее и мешал лечить свою же душу. Она терпеливо сносила все его выходки, как будто он - просто неразумное дитя, и любила его еще крепче. При этом она не очень ему доверяла. Он ведь приблизился к ней вместе с теми, кто желал ей смерти. Но верила в любовь. И в Бога. А значит, делала как заповедано: делай, что должно, и будь, что будет. На все воля Божья. Так потихоньку помаленьку он расковал свою душу, вынул кляп и стихи полились рекой. Разные. Веселые и грустные, любящие и сердитые, страстные и горькие. Но все их она понимала, принимала. И любила его все равно. Потому что его оболочка не имела для нее никакого значения. Более того, она считала, что у столь прекрасной души очень даже замечательная оболочка. Ее только надо кое-где подлатать, где-то поправить, чтобы душе было комфортнее, и все будет великолепно. Главное, чтобы его душа расцветала и пела от счастья, потому что она искренне полагала, что самое важное в человеке - это его душа. А дух и тело уже потом. Он вновь поверил в любовь. Он опять был окрылен. Не ходил, летал. Но... Он не мог отобрать лодку у своей семьи, ее же лодка была разрушена так, что обломки, на которых она еле удерживалась одна, под ними обоими пошли бы ко дну. Им надо было построить свою лодку. Но у нее не было сил, у него не было средств. Так они и дрейфовали рядом, но не вместе. Поэт и Мечта. Как, в общем-то и должно быть, потому что если достичь мечту, она уже перестанет быть мечтой. А это уже совсем другая сказка. Послесловие. Как ты помнишь, мой читатель, поэт находился в лодке не один, а с женой и детьми. Дети успели прицепить к ней шлюпки с девушками, с которыми хотели строить собственные лодки. Дружки поэта постоянно курсировали рядом. К тому же некоторые ранее призванные поэтом дамочки в своих утлых суденышках, увидев как он может относиться к женщине, захотели его переманить себе. И все они шикали на него и оговаривали несчастную дрейфующую женщину-мечту. И он сдался. Он перестал верить в мечту. Он вернулся к тому, с чего начал - решил убить свою мечту. Но Бог всё видит. И в последний момент он послал мечте крылья, и она упорхнула. Он же, не достигнув цели, посылал вслед за ней гончих псов, которые должны были её догнать и растерзать. А когда им это не удалось, то стал проклинать её, рассказывая всем и вся какой он разнесчастный брошенный коварной мечтой поэт, продолжая при этом зазывать проплывающих мимо женщин, приманивая их на жалость, и находясь при всём при том по-прежнему в лодке со своей женой. Тут и сказочке конец. Кто не глуп, тот молодец.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ А ещё 21 марта - Международный день кукольника Рэй Брэдбери Наказание без вины Ага, вот и табличка: "Марионетки Инкорпорейтед". - Вы хотите избавиться от жены? - спросил брюнет, сидевший за письменным столом. - Да. То есть... не совсем так. Я хотел бы... - Фамилия, имя? - Ее или мои? - Ваши. - Джордж Хилл. - Адрес? Он назвал адрес. Человек записывал. - Имя вашей жены? - Кэтрин. - Возраст? - Тридцать один. Вопросы сыпались один за другим. Цвет волос, цвет глаз, рост, талия, размер туфель, любимые духи... Нужно было предъявить стереофотоснимок, еще что-то. Прошел целый час. Джорджа Хилла давно прошиб пот. - Так. - Черноволосый человек встал и пристально посмотрел на Джорджа. - Вы не передумали? - Нет. - Вы знаете, что это противозаконно? - Да. - И что фирма не несет ответственности за возможные последствия? - Ради бога, кончайте скорей, - взмолился Джордж. - Просто душу вымотали с этим допросом... Человек улыбнулся. - На изготовление копии потребуется три часа. А вы пока вздремните - это вас успокоит. Третья зеркальная комната слева по коридору. Джордж медленно, походкой лунатика, побрел в зеркальную комнату. Лег на синюю бархатную кушетку. Тотчас пришли в движение зеркала на потолке. Нежный голос запел: "Спи... спи... спи..." - Кэтрин, я этого не хотел. Это ты заставила меня прийти сюда... Господи, как это ужасно. Я хочу домой... Не хочу тебя убивать... - сонно бормотал Джордж. Зеркала сверкали, бесшумно вращаясь. Он спал. Во сне он видел себя молодым: ему сорок один год. Он и Кэти сбегают вниз по зеленому склону холма, они прилетели на пикник, вертолет стоит неподалеку. Ветер вздымает золотые волосы Кэт. Они целуются и держат друг друга за руки и ничего не едят. Они читают стихи; кажется, они только и делают, что читают стихи. Потом другие картины, еще и еще. Они в самолете. Летят над Грецией, Швейцарией, - а осень, звенящая, ясная осень тысяча девятьсот девяносто седьмого года все тянется, тянется, и они летят, не останавливаясь! И вдруг - что это? Она и Леонард Фелпс. Как это случилось? Джордж громко застонал. Откуда взялся этот Фелпс? Кто ему позволил?.. Неужели все это из-за разницы в возрасте? Кэти так молода, ей нет еще двадцати восьми. И все-таки. Это злое видение навсегда отпечаталось в его памяти. Фелпс и она в парке за городом. Джордж вышел из-за деревьев как раз в ту минуту, когда они... Драка и попытка убить Фелпса. А потом - пустые, бесконечные дни. - Мистер Хилл, все для вас приготовлено. Он тяжело поднялся с кушетки. Оглядел себя в высоких, неподвижных теперь зеркалах. Да, вид у него на все пятьдесят. Какая ужасная ошибка. Мужчине его возраста и его комплекции взять себе молодую жену - ведь это все равно что пытаться удержать в руках солнечный зайчик. Он с отвращением разглядывал себя. Живот. Подбородок. Седые волосы. Черноволосый человек подвел его к другой двери. У Джорджа перехватило дыхание. - Но это же комната Кэтрин! - Фирма старается максимально удовлетворить запросы клиентов. Ее вещи. Ее безделушки. Все - точь-в-точь. Джордж Хилл подписал чек на десять тысяч долларов. Человек удалился. В комнате было уютно, тепло. Он опустился на банкетку. Слава богу, денег у него много. Такие, как он, могут позволить себе роскошь "очищающего убийства". Насилие без насилия. Убийство без смерти. Джордж Хилл почувствовал облегчение. Вдруг пришло спокойствие. Он смотрел не отрываясь на дверь. Наконец-то. Он ждал этой минуты долгие месяцы. Сейчас, в следующее мгновение, в комнату Кэтрин войдет прекрасный робот, игрушка, управляемая невидимыми нитями, и... - Здравствуй, Джордж. - Кэт? Он вскочил. - Кэти! - прошептал он. Она стояла в дверях. На ней струящееся зеленое платье, на ногах - золотые сандалии. Волосы светлыми волнами облегали шею, глаза сияли радостной голубизной. Он не мог вымолвить ни слева. Наконец, произнес: - Ты прекрасна. - Разве я была когда-нибудь другой? - Дай мне поглядеть на тебя, - сказал он глухим, чужим голосом. И он простер к ней руки, боязливо, не веря самому себе. Сердце билось, как бабочка о стекло. Он шагнул вперед, точно в водолазном костюме, под толщей воды. Он обошел ее вокруг, робко прикасаясь к ее телу. - Ты как будто видишь меня впервые. Мало нагляделся на меня за все годы? - Мало. Мало... - сказал Джордж, и глаза его налились слезами. - О чем ты хотел говорить со мной? - Сейчас. Подожди немного. Он сел, прижимая дрожащие руки к груди. Крепко зажмурился. - Это непостижимо. Может, и это сон? Как они сумели тебя сделать? - Нам запрещено говорить об этом. Нарушается иллюзия. - Какое-то колдовство. - Нет, наука. Руки у нее были теплые. Покрытые лаком ногти - само совершенство. И никаких швов, ничего искусственного. Он смотрел на нее, и в ушах звучали строки из "Песни песней" - те, что они читали вместе в счастливые и далекие дни. "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими... Как лента, алая губы твои, и уста твои любезны... Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями... Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе". - Джордж. - Что? Ему захотелось поцеловать ее. "...мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана". - Джордж! Оглушительный звон в ушах. Комната плывет перед глазами. - Да, да. Сейчас. Одну минуту... - Он замотал головой, силясь стряхнуть наваждение. "О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника...". Как они сумели смастерить все это? И так быстро! За три часа, пока он спал... Тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки. Жидкое серебро... А ее волосы? Какие кибернетические насекомые прядут эту бледно-золотую нить? - Если ты будешь так пялиться на меня, уйду. - Нет. Не уходи. - Тогда ближе к делу, - холодно сказала она. - Ты хотел говорить со мной о Леонарде. - Сейчас. Подожди минуту. От его ярости ничего не осталось. Все рассеялось, когда он ее увидел. Джордж Хилл чувствовал себя нашкодившим мальчишкой. - Зачем ты сюда пришел? - спросила она. - Кэт, прошу тебя... - Нет, отвечай. Тебя интересует Леонард? Ты знаешь: я его люблю. - Кэт, не надо! - взмолился он. Она продолжала: - Я все время с ним. Мы объехали все места, где я когда-то любила тебя... Это была ошибка. А теперь... Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы были там на днях. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского. - Ты не виновата, нет, не виновата! - Он смотрел на нее в упор. - Ты другая, ты... не она. Это она всему виной. А ты - ты тут ни при чем. - Ты бредишь, - резко сказала женщина. - Я и есть она, и никакой другой быть не может. Во мне нет ни одной частички, которая была бы чужда ей. Мы с ней одно и то же. - Но ты не вела себя так, как она. - Я вела себя именно так. Я целовала его. - Ты не могла. Ты только что родилась! - Допустим. Но я родилась из ее прошлого. И из твоей памяти! - Послушай, - говорил он, - может быть, как-нибудь... ну, заплатить побольше, что ли? И увезти тебя отсюда? Мы улетим к черту на кулички, в Париж, в Мельбурн, куда хочешь! Она рассмеялась. - Куклы не продаются. Поглядел - и хватит с тебя. - У меня много денег! Она покачала головой. - Это ничего не значит. Уже пробовали. Ты знаешь, даже то, что делается, - нарушение закона. Власти терпят нас до поры до времени. - Кэти, я хочу одного - быть с тобой. - Это невозможно, ведь я та же самая Кэти. А кроме того, конкуренция - сам понимаешь. Кукол нельзя вывозить из здания фирмы: начнут копаться, раскроют наши секреты. И вообще хватит об этом. Я тебя предупреждала - не говорить о таких вещах. Пропадет вся иллюзия. Останешься неудовлетворенным. Ты деньги заплатил - делай то, за чем пришел. - Кэти, я не хочу тебя убивать! - Нет, хочешь, хочешь! Ты просто подавляешь в себе это желание. - Не надо было мне приходить сюда. Ты так хороша! - Хороша, да не для тебя. - Замолчи. - Завтра мы вылетаем с Леонардом в Париж. - Ты слышала, что я сказал? - А оттуда в Стокгольм, - она весело рассмеялась и потрепала его по щеке. - Так-то, мой толстячок. Темное чувство зашевелилось в нем. Он стиснул зубы. И в то же время он отлично понимал, что происходит. Горечь и ненависть, пульсирующие в глубинах мозга, посылали оттуда свои сигналы, и тончайшие телепатические приемники в феноменальном механизме ее головы улавливали их. Марионетка! Это он управлял ее телом, он подсказывал ей все ее реплики. - Старикашка. А ведь когда-то был ничего. - Остановись, Кэт. - Ты стар, а мне только тридцать один год. Эх, ты. Думал, я с тобой век проживу? Да знаешь ли ты, сколько на свете мужчин, которым ты в подметки не годишься! Он вынул из кармана пистолет, не глядя на нее. - Кэтрин. - "Голова его - чистое золото..." - прошептала она. - Кэтрин, замолчи! - "...На ложе моем искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя". Откуда она знала эти слова? Они звучали и ныли в его мозгу, как она могла их услышать? - Кэти, - сказал Джордж и с усилием потер лоб. - Не заставляй меня выстрелить. Не заставляй меня. - "Щеки его - цветник ароматный... - бормотала она, закрыв глаза. - Живот его, как изваянный из слоновой кости... Голени его - мраморные столпы..." - Кэти! - яростно крикнул он. - "Уста его - сладость..." Выстрел. - "...вот кто мой возлюбленный!.." Второй выстрел. Она упала. Ее бесчувственный рот был приоткрыт, и какой-то механизм, уже безнадежно изуродованный, все еще действовал, заставляя ее повторять: "Возлюбленный, возлюбленный..." Джордж Хилл опустился в кресло. Кто-то приложил холодную влажную ткань к его лбу, и он очнулся. - Все в порядке, - сказал черноволосый человек. - Кончено? - прошептал Джордж. Человек кивнул. Джордж взглянул на свои ботинки. Он помнил, что они были испачканы. Сейчас они блестели, как зеркало. Все было прибрано, нигде ни пятнышка. - Мне надо идти, - сказал Хилл. - Если вы чувствуете себя в силах... - Вполне. - Он встал. - Уеду куда-нибудь. Начну все сначала. Звонить Кэти, наверное, не стоит, встречаться с ней - тем более. - Вашей Кэти нет в живых. - Ах, да, конечно, я же убил ее. Господи. Кровь потекла совсем как настоящая. - Мы очень гордимся этим нюансом. Джордж Хилл вошел в лифт и через минуту был уже на улице. Накрапывал дождик. Ему захотелось пройтись по городу, бродить долго-долго... Ревность, жажда мести - все, что тяготило его, было начисто смыто. Как будто в его душе произвели такую же уборку, как в комнате, где только что совершилось убийство. Если бы настоящая Кэти появилась сейчас перед ним, он лишь молча преклонил бы перед ней колени. Она была мертва - он сделал то, что хотел. И осталась жива. В конце концов, назначение этих кукол и состоит в том, чтобы предупреждать реальные преступления. Захотелось убить кого-нибудь, вот и отыграйся на манекене. Дождь стекал с полей его шляпы. Джордж Хилл остановился у края тротуара и смотрел на проносящиеся мимо машины. - Мистер Хилл? - сказал голос рядом с ним. Он обернулся. - В чем дело? На его руке замкнулся браслет наручников. - Извините, сэр. Вы арестованы. - Но... - Попрошу следовать за мной. Сэм, ступайте вперед. - Вы не имеете права. - Мистер Хилл, закон есть закон. Вы подозреваетесь в убийстве. Дождь лил целую неделю; он и сейчас струится за окнами. Джордж просунул руки через решетку: ему хотелось поймать капли дождя. Ключ заскрежетал в замочной скважине, но он не пошевелился. Адвокат вошел в камеру. - Ничего не вышло. Просьба о помиловании отклонена. - Я не убийца. Это была просто кукла, - сказал Хилл, глядя в окно. - Да, но... Таков закон, вы знаете. И они тоже, вся эта компания "Марионетки Инкорпорейтед". Все приговорены. Директор уже того. - Адвокат провел пальцем по шее. - Боюсь, что ваша очередь сегодня ночью. - Благодарю вас, - сказал Хилл. - Вы сделали все, что могли. Выходит, это все-таки убийство? Даже если я убил не живого человека, а его макет. Так, что ли? - Тут сыграл роль неудачный момент, - сказал адвокат. - Несколько лет назад вам не вынесли бы смертного приговора. А сейчас им нужен предметный урок - так сказать, для острастки. Ажиотаж вокруг этих кукол принял прямо-таки фантастические размеры... Надо припугнуть публику, иначе бог знает до чего мы докатимся. - Адвокат вздохнул. - Палата приняла закон о живых роботах. Под действие этого закона вы и подпали. - Что же, - сказал Хилл, - может, они в чем-то и правы. - Я рад, что вы понимаете позицию правосудия. - Видите ли, - продолжал Хилл, - я тут сижу и думаю... Нельзя же, в самом деле, поощрять насилие - даже условное. Я и сам чувствовал себя преступником. Странно, не правда ли? Странно чувствовать себя виновным, когда вроде бы и нет оснований для этого... - К сожалению, мне пора. Может быть, у вас есть поручения? - Спасибо, мне ничего не нужно. - Прощайте, мистер Хилл. Дверь захлопнулась, Джордж все так же стоял на стуле у окна, высунув руки за решетку. Потом на стене вспыхнула красная лампочка, и голос из репродуктора сказал: - Мистер Хилл, здесь ваша жена. Она просит свидания с вами. Он схватился за стальные прутья. "Ее нет в живых, - подумал он. - Для меня она мертва". - Мистер Хилл, - окликнул голос. - Ее нет в живых. Я убил ее. - Миссис Хилл ожидает здесь. Вы хотите ее видеть? - Я видел, как она упала. Я застрелил ее. - Мистер Хилл, вы слышите меня? - Да! - закричал он. - Слышу, (Слово удалено системой) вас подери! Оставьте меня в покое! Я не хочу ее видеть, она мертва! Пауза. - Прошу прощения, мистер Хилл, - проговорил голос. Лампочка погасла. Он стоял на стуле, а дождь лил и лил. Внизу открылась дверь, и из канцелярии вышли две фигуры в плащах с капюшонами. Они перешли улицу и, повернувшись, стали разглядывать фасад тюрьмы. Это была Кэти. Он узнал и ее спутника: Леонард Фелпс. - Кэти, - еле слышно позвал Джордж. Она отвернулась. Неизвестно, слышала ли она его. Мужчина взял ее под руку. Они побежали под черным дождем по тротуару и на углу сели в машину. - Кэти, Кэти! - кричал он, тряс прутья решетки и колотил ладонями по бетонному подоконнику. - Она жива! Я никого не убивал, это все шутка, ошибка! Эй, кто там! Откройте!.. Он бегал по камере, стучал кулаками в дверь, снова подбежал к окну, вскочил на стул. Автомобиль еще стоял на углу. - Кэти, вернись! Кэти! Ты не оставишь меня здесь! Вспыхнули красные хвостовые огни, и машина исчезла, растворилась за мглистой завесой дождя. Вошли надзиратели и схватили его, а он все продолжал кричать.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 21 марта - не только день весеннего равноденствия, а ещё и Навруз Неблагодарная Азербайджанская народная сказка Жил-был шах. И никого у него не было, кроме одной-единственной дочери. А дочь эта была красоты неописуемой. Шах так любил ее, что исполнял любое желание раньше, чем она успевала сказать его вслух. Он выстроил чудесный замок, в котором прислуживали сорок служанок. Каждый день к шаху приходили сваты, но девушка ни за кого не хотела выходить замуж. Никто ей не нравился. Вообще ей ничего не нравилось. Она вечно была недовольна, постоянно жаловалась на свою судьбу. В один прекрасный день дочь шаха в сопровождении сорока служанок вышла в сад на прогулку. Она часто гуляла в этом саду и всегда пряталась от своих служанок в тихий уголок и сидела там, охваченная тоской. И на этот раз девушки начали петь и танцевать, а дочь шаха, задумавшись, сидела под деревом и вслух сетовала, что нет в ее жизни никакой радости. Вдруг с неба спустился орел, подхватил ее и унес. Никто этого даже не заметил. Летел орел над горами, над долами, а девушка не смела ни вздохнуть, ни охнуть. Наконец долетел он до леса, опустился там, положил девушку под дерево и исчез. Оставим ее в лесу и вернемся во дворец, где сорок служанок весело пели и танцевали. Вдруг они заметили, что госпожи нет с ними. Они обыскали весь сад, но ее не нашли. Делать было нечего. Они отправились к шаху и рассказали, что во время прогулки его дочь исчезла из сада. От горя шах стал бить себя по голове и плакать. На шум прибежали визирь и советники. Выслушали они печальную весть, сказали: - О великий и мудрейший шах, что толку бить себя по голове и плакать. Надо что-то предпринять. Кое-как успокоив шаха, они разослали по всей земле всадников и глашатаев. Те ездили много дней, но никто не мог принести вестей о девушке. Давайте же оставим шаха во дворце в тоске и печали и посмотрим, что сталось с шахской дочерью. Очнувшись, она долго не могла прийти в себя, а потом встала и пошла, куда глаза глядят. Днем она собирала травы, дикие ягоды и ела их, а по ночам забиралась на деревья и спала там. Так она прожила в лесу сорок дней. Однажды с высокого дерева она увидела, что вдалеке, у подножия горы, чабан пасет стадо. Она быстро спустилась с дерева и пошла к чабану. - О братец, - сказала она, вежливо поздоровавшись, - я голодна, не дашь ли ты мне молока? Чабан тут же надоил полный подойник и подал девушке. Она выпила, вытерла губы и сказала: - Братец чабан, если есть у тебя какая-нибудь старая одежда, дай мне, а вместо денег я оставлю тебе этот браслет. Она разомкнула браслет и отдала пастуху, а он взамен принес ей старую одежду и сшил из овечьей шкуры папаху. Поблагодарила она пастуха, одела обноски, которые он дал, стала похожа на юношу и отправилась дальше. Шла она три дня и три ночи и, наконец добралась до большого города. У самых городских ворот она зашла в чайную и спросила хозяина: - О добрый человек, не возьмешь ли ты меня в прислуги? Хозяин улыбнулся: - Отчего же не взять? Охотно возьму. Тогда девушка сказала: - Только у меня нет жилья, разреши мне ночевать в чайной. Хозяин согласился. И стала девушка разносить чай. Всем по душе был бойкий разносчик. Но однажды ночью, протирая стаканы и блюдца, девушка вдруг вспомнила свой дом, отца, у нее сжалось сердце и она стала горько жаловаться на свою судьбу, лишившую ее богатства и крова. Задумавшись, она взяла в руки поднос со стаканами, хотела отнести его в чайную, но споткнулась и уронила. Все стаканы разбились. Наступило утро. Пришел хозяин. Увидел он, что натворила девушка, рассердился и прогнал ее. Горько плача, вышла бедная девушка из чайной, не зная, куда податься, у кого найти пристанище. Пошла она, не разбирая дороги. Шла долго и вдруг обнаружила, что вышла за город. Огляделась она по сторонам, видит, купцы идут с караваном, везут куда-то товары. Девушка поспешила к ним. - Я сбилась с пути, - робко сказала она. - Я устала, никого у меня нет. Возьмите меня с собой, куда бы вы ни направлялись. Я буду вам прислуживать. Купцы сжалились и взяли ее с собой. Они шли до темноты, а потом пустили верблюдов пастись, а сами легли спать. Девушка стеснялась лечь рядом с ними и, отойдя подальше, улеглась спать в яме. На рассвете караван двинулся дальше, когда девушка еще спала в своей яме. Купцы, не увидев вчерашнего странника, не стали его искать. Девушка проснулась и обнаружила, что каравана и след простыл. Расстроенная, понурившись, она побрела, сама не зная куда. Шла помногу, шла помалу, день - дороге, час - привалу. Реки - вброд, горы - в обход, и наконец очутилась в густом лесу. Здесь она и осталась. Днем собирала дикие плоды и ела их, умеряя голод. По ночам она забиралась на дерево и спала там, дрожа от страха, что какой-нибудь зверь учует ее и растерзает. Однажды сын шаха, правившего в этих местах, пришел в лес на охоту. Долго не видел он ни зверя, ни птицы. Вдруг промчался перед ним быстроногий олень. Юноша вскинул лук и погнался за зверем. Долго скакал он за оленем, но так и не поймал. Потеряв надежду на удачу, он пустил коня шагом в обратный путь. У родника остановился напоить коня и вдруг увидел в воде отражение какого-то юноши. Он поднял голову: на дереве сидел молодой человек, сверкая глазами, смотрел на него. Сын шаха схватил лук и хотел выстрелить в него. Но юноша взмолился: - О смелый охотник, сжалься надо мной, не губи! Я не причиню тебе никакого зла. Мне негде жить, поэтому я забрался сюда. - Раз так, слезай с дерева, - приказал сын шаха. Когда девушка спустилась вниз, с головы ее упала папаха, и косы двумя змеями заскользили по спине. Принц от удивления не мог прийти в себя. Наконец он спросил: - О прекрасная девушка, кто ты, откуда и куда держишь путь? Она правдиво рассказала ему обо всем, что с ней приключилось и только скрыла, что она дочь шаха. Юноша пожалел ее, взял с собой во дворец. Там он поручил слугам переодеть ее и отвести ей хорошую комнату. А сам устроил пир и забыл о своей гостье. Прошло несколько дней. Однажды сын шаха вспомнил о девушке, захотел повидать ее. Едва открыв дверь в ее комнату, он замер на пороге, словно пораженный молнией. Перед ним стояла девушка, прекрасная, как лик луны. Он хотел заговорить, но потерял дар речи. Хотел подойти к ней, но ноги не слушались его. И в эту минуту сын шаха познал власть любви. Отныне он потерял покой, не спал до утра. А на рассвете пришел к девушке и открыл ей свое сердце. Надо сказать, что сын шаха тоже был неописуемо красив. И она ответила на его любовь такой же горячей любовью. С той минуты они все время проводили вместе. Об этой истории узнал шах и призвал к себе сына: - Сын мой и наследник, слышал я, будто влюбился ты в девушку, которую нашел в лесу и приютил у нас во дворце. Я не перечил тебе, мне нравится, что ты добрый. Но разве пристало тебе любить простолюдинку? Разве можешь ты взять в жены девушку, чье происхождение и род нам неизвестны? Одумайся, сын мой, я женю тебя на дочери главного визиря. Долго уговаривал шах сына. Обещал золотые горы, но ничего не добился. Юноша твердил свое: - О дорогой отец, прости меня, всегда я тебе повиновался, но сейчас не могу. Ни на ком, кроме той девушки, что привел из лесу, я не женюсь. А теперь хочешь - казни меня, хочешь - вели свадьбу играть. Понял шах, что тут великая любовь и ничего не поделаешь, велел готовиться к свадьбе. Играли свадьбу сорок дней и сорок ночей. А через девять месяцев и девять дней родился у молодых сын. Устроил шах большой пир, позвал визирей, советников, гадальщиков, дервишей. Двери были открыты и для странников. Слуги очень полюбили новую госпожу, ухаживали за ней и ее сыном. Муж любил ее, как еще ни один муж не любил свою жену. И все равно девушка жаловалась на свою судьбу, была всем недовольна. Так и жили они, пока однажды, проснувшись утром, она увидела, что постель рядом с ней пуста, а ребенка нет. С плачем бросилась она к мужу. Весть о пропаже ребенка дошла до шаха. Он отдал приказ обыскать все вокруг, но ребенка так нигде и не нашли. Через год родился у шахской невестки еще один мальчик. И опять однажды этот ребенок исчез. Проснулась девушка утром и увидела, что руки и рот ее в крови. Весть об этом разнеслась по всему краю. И решили все, что она убила свое дитя. Призвал ее к себе шах. Как ни клялась девушка, как ни божилась, никто ей не поверил. Приказал шах своему визирю: - Веди ее в лес, убей, а в доказательство принеси мне ее окровавленную рубашку. Визирь приложил правую руку к глазам и сказал: - О мой шах, сегодня же твой приказ будет исполнен. Взял визирь девушку и повел в лес. А надо сказать, что был этот визирь очень умен и справедлив. Он понимал, что не станет мать убивать своего ребенка, и чувствовал, что кроется тут какая-то тайна. Поэтому он отпустил девушку и сказал: - Доченька, уходи-ка ты отсюда. Попытай счастья. Если не погибнешь по дороге, не съедят тебя дикие звери, может, найдешь где-нибудь свою добрую долю. Подстрелил визирь птицу, обмочил ее кровью рубаху девушки и отнес шаху. Увидел шах окровавленную рубаху и поверил, что его невестка мертва. Но оставим шаха, визиря и шахского сына во дворце и последуем за бедной женщиной, которая лишилась всего, что имела, и теперь справедливо сетовала на свою судьбу. После ухода визиря она долго сидела, не зная, куда идти, что делать, потом вышла на тропинку. Вдруг она увидела, что впереди идет какой-то человек с вязанкой хвороста. Она хотела спросить у него дорогу. Но испугалась: а что, если это вор или разбойник? Но тот, услыхав чьи-то шаги за спиной, оглянулся. Девушка поспешила спрятаться за дерево. Он понял, что девушка прячется от него, и, не говоря ни слова, пошел дальше. Когда отошел немного, девушка вышла из-за дерева и пошла по его следам. Он снова оглянулся, и опять девушка спряталась. Незнакомец рассмеялся: - Деточка, я же не ребенок, зачем ты играешь со мной в прятки? Эти слова ее приободрили, она решилась подойти ближе. - Доченька, что ты делаешь в этих краях, кто ты? - Я сбилась с пути, - ответила она, - и не могу найти дорогу в город. Посмотрел он на ее бледное лицо, на изодранную одежду, босые ноги и непокрытую голову и говорит: - Доченька, скажи-ка мне правду, не похоже, чтобы ты просто потеряла дорогу. Долго уговаривал он ее, пообещал, что отведет, куда она попросит, только пусть расскажет о своем горе. - Потому что,- закончил он, - вижу я: у тебя тяжкое горе. Она заплакала и рассказала обо всем, что с ней приключилось с той самой минуты, когда орел схватил ее в лапы и унес в лес. Тогда прохожий сказал: - Доченька, ты была дочерью шаха и вышла замуж за шаха. Ты всегда жила в роскоши, имела сорок прислужниц, ни в чем не знала отказа. И все же ты жаловалась на судьбу. Все, что ты мне рассказала, случилось с тобой только потому, что ты такая неблагодарная. Перестань сетовать, жаловаться, и тогда все наладится. Но она покачала головой, не веря его словам. - Доченька, послушай-ка, я расскажу тебе о своей жизни. И ты поверишь мне. Он опустил на землю вязанку хвороста, сел и начал свой рассказ. - Был я бедным дровосеком. Еще ребенком я каждый день приносил из лесу вязанку дров и продавал за два пятака. Как ни старался, а больше двух пятаков заработать не мог. Я все ныл и плакался. “О аллах, - говорил я. - До каких пор; суждено мне влачить такое жалкое существование! Или сделай так, чтоб мои гроши умножились, или пусть их вовсе не будет, чтоб я в конце концов умер с голоду”. В ту же ночь я увидел во сне, что заработки мои стали еще меньше и теперь я зарабатываю один пятак в день. Это меня ничуть не смутило. “Слава аллаху, - подумал я, - скоро конец”. Однако утром я, как всегда, поехал в лес, нарубил дров и понес продавать на базар. Покупателей, как назло, не было. Я уже хотел было пойти домой, решив, что сбывается мой сон, но тут какой-то купец вышел на порог своей лавки и позвал меня. Я подошел. В доме царило веселье. Одни играли, другие танцевали, третьи громко смеялись. Оказывается, хозяин праздновал свадьбу своей дочери. А во дворе в семи медных казанах варился плов. Купец велел мне подбросить дров в очаг. Когда я сделал это, он дал мне десять пятаков и сказал: - Сынок, я вижу, ты парень расторопный, помоги-ка слугам таскать посуду, а за это тебя накормят досыта. Я согласился. Всю ночь я носил и мыл посуду, а когда под утро дочку купца увели в дом мужа, лег в уголке и уснул. Проснувшись, я собрался уходить, но жена купца велела мне подождать, а сама сказала мужу: - Послушай, мы выдали дочку замуж, других детей у нас нет. Останемся вдвоем мы в доме, будет нам тоскливо и скучно. Может, возьмем этого мальчика? Купец охотно согласился с женой. Так я и остался у них. Дома меня никто не ждал, ведь на всем белом свете у меня никого не было. Я помогал жене купца по хозяйству, иногда оставался сторожить лавку. Но что бы я ни делал, я каждый день отправлялся в лес рубить дрова, привозил в город большую вязанку и продавал. И - странное дело, кто бы у меня ни покупал дрова - все без единого слова давали десять пятаков. В один прекрасный день к купцу пришли его друзья и сказали, что собираются отправиться за товарами в другой город, и позвали его с собой. Но он тяжело вздохнул и отказался: “Кажется, на этот раз я не смогу с вами поехать. Что-то неможется мне”. А когда гости ушли, жена купца сказала: “Послушай, дай мальчику немного денег, пусть он поедет вместо тебя”. Купец покачал головой: - Боюсь, женушка, ведь он не умеет заниматься торговлей. Пустит на ветер все деньги, да и сам пропадет ни за что. Но жена настаивала: - Ничего не случится. Что с того, что он ребенок. Пусть привыкает. Твои товарищи помогут ему. Посмотрим, что получится. В конце концов, купец согласился, дал мне сто туманов и отправил с караваном. Шли мы долго… И вкривь, и вкось, и на авось. Наконец через сорок дней и сорок ночей добрались до того города, где должны были делать закупки. Ни один из моих спутников в дороге не потратил ни тумана, а у меня и половины не осталось. Уж они кляли меня, на все лады честили: - Добрый купец тебя приютил, сыном своим сделал. Теперь он послал тебя за товарами. Так не трать же попусту деньги, на закупку ничего не останется. Но я не слушал и делал свое. В городе я совсем рассорился с ними и снял себе комнату в каком-то караван-сарае. Ночью я услыхал, что из соседней комнаты доносятся душераздирающие стоны. Я не выдержал и пошел туда. Незнакомый мне купец, больной и очень старый, лежал в постели и стонал. Он был при последнем издыхании. Я растер ему спину, бока, заставил выпить стакан горячего чаю. Немного спустя он пришел в себя. А утром, увидев, что я всю ночь провел около него, начал благодарить меня и сказал: - Сынок, у меня никого нет. Сегодня я умру. Я не хочу, чтоб все мое богатство досталось чужим людям. Я вижу, ты человек добрый. Забери все себе. Но вот как это сделать. Я привез в этот город сто мешков риса для продажи. Они хранятся в амбарах шаха. В каждом мешке я спрятал кошелек с золотом. Об этом никто не знает. Ты первый, кому я открываю свою тайну. Я это делаю потому, что скоро моя душа воспарит в небеса, а ты помог мне в мой смертный час. Как только станет известно, что я умер, шах даст приказ продать мой рис. Поспеши туда и, сколько бы ни просили за мешок, уплати. Принеси этот мешок туда, где ты живешь, а слугам шаха скажи, чтоб остальной рис никому не продавали. На следующий день ты заберешь все. Как только принесешь один мешок к себе, достань из него кошелек с золотом. На эти деньги купишь остальной рис и в каждом мешке найдешь такой же кошелек. Пусть это все достанется тебе. Сказав это, купец закрыл глаза и умер. Я похоронил его как подобает. И впрямь, как только весть о смерти купца дошла до шаха, он велел объявить об этом по всему городу, добавляя, что осталось сто мешков риса и кто хочет купить их, пусть пожалует в амбар шаха. В тот же миг я пошел туда. Как и велел купец, я купил один мешок, а за остальными пообещал прийти завтра. Я принес этот мешок к себе в караван-сарай и развязал его, высыпал рис на пол. Кошелек был на месте. На это золото я купил остальные девяносто девять мешков. Через два дня, навьючив весь рис на верблюдов, я отправился на родину. Купец, усыновивший меня, увидев, сколько добра я привез, удивился. “Сынок, - сказал он, - я дал тебе всего сто туманов. Как ты умудрился на эти деньги купить столько риса?” Я рассмеялся: “Вы еще не все видите, в каждом мешке запрятан кошелек с золотом”. Услышав это, купец очень обрадовался. Все деньги, вырученные от продажи риса и найденные в мешках, мы разделили пополам. Я построил себе дом такой красивый, каких не бывает даже у шаха. С того дня, куда бы я ни шел, что бы ни делал, на меня сыплются деньги. И сейчас я очень богат. Но все же в благодарность вязанке хвороста, которая когда-то кормила меня, а потом помогла выкарабкаться из пут нищеты, я время от времени иду в лес и рублю дрова. Послушайся меня, доченька, никогда не будь неблагодарной. Что бы ни дарила тебе судьба, за все благодари ее. Тогда ты будешь счастлива. А иначе твои дела никогда не поправятся. Она внимательно выслушала его и сказала: - Ты прав, я всю жизнь была очень неблагодарной. А он добавил: - Доченька, ты говорила, что потеряла дорогу. Сейчас я иду в город, если хочешь, возьму тебя с собой. Но она подумала, что в таких лохмотьях стыдно появляться в городе и отказалась: - Спасибо, добрый человек, теперь я сама найду дорогу. Ты иди, я чуть позже доберусь по твоим следам. Он попрощался и пошел домой. Только мужчина ушел, как девушка увидела, что навстречу ей идет старуха. Она обрадовалась и побежала к старухе. -Бабушка, как хорошо, что я встретила тебя. Скажи, что ты делаешь в этом лесу? Старуха рассмеялась. - Доченька, сначала ты мне скажи, что делаешь здесь ты? Девушка начала рассказывать обо всем, что случилось с ней. Но не успела она сказать и нескольких слов, старуха перебила ее: - Доченька, я спросила у тебя, что ты тут делаешь, для того, чтобы испытать тебя. Я все сама знаю. Теперь скажи мне: ты все еще жалуешься на свою судьбу? Девушка поняла, что старуха о ней знает все, и сказала: - О нет. Я больше не буду жаловаться на свою судьбу. Старуха увидела, что она говорит искренне, взяла ее за руку и повела к себе. Она жила на лысой горе, стоявшей посреди леса. Ни одна дорога не вела на эту гору, все ее склоны были отвесные. И только в одном месте вилась едва заметная узкая тропинка. По ней-то и повела старуха девушку. На самой верхушке она остановилась перед пещерой, вход в которую был через узкую тесную щель. Они с трудом протиснулись в щель. Первое, что девушка увидела, были ее сыновья. Она очень удивилась и обрадовалась. Обняла их, прижала к груди и заплакала. Когда улеглось первое волнение, она спросила: - Бабушка, что это значит? Кто привел сюда моих детей? Старуха ответила: - Доченька, слушай и знай. Твоих детей сюда привела я. И тебя еще из отцовского дома в этот лес привела я. Всех неблагодарных я подвергаю тяжелым испытаниям. Перестала ли ты жаловаться на судьбу? Царевна поклялась, что до конца дней своих никогда не будет неблагодарной. Тогда старуха сказала: - Теперь вставай, забери своих детей и выходи из этой пещеры. Я сейчас превращусь в птицу, вы сядете на мои крылья, и я отнесу тебя к твоему мужу. Только она сказала последние слова, как руки ее превратились в крылья, нос - в клюв. Царская дочь взяла своих сыновей на руки и села на крылья птицы. Но пусть они летят, а мы пока посмотрим, что сталось с сыном шаха. Потеряв жену и детей, он стал чахнуть с горя, оделся в траур и все время проводил в слезах. Отец, мать и визирь, друзья и вельможи уговаривали успокоиться, перестать грустить. Ничего не помогало. Он высох и побледнел, таял как свеча. Однажды он сидел в заброшенном уголке шахского сада, погрузившись в горестные думы. Вдруг откуда ни возьмись, появился старый гадальщик. Увидев задумавшегося юношу, он спросил: - Сынок, почему ты так печален? Расскажи мне о своем горе. Юноша поднял голову: - Послушай, и тебе не стыдно называться гадальщиком?! Будь ты настоящим гадальщиком, ты не стал бы спрашивать у меня, почему я грустен. Ты бы сам узнал, в чем мое горе. Эти слова очень задели старика, он раскрыл свою книгу и, положив перед собой, стал гадать. - О сын шаха, и скажу я тебе, что тоскуешь ты о жене и детях. Сын шаха, увидев, что его горе правильно разгадано, сказал: - А как мне избавиться от этого горя? Гадальщик полистал несколько страниц и сказал: - О сын шаха, пока ты будешь жаловаться на свою судьбу, будешь плакать и стонать, не избавиться тебе от горя. Но как только ты начнешь веселиться и разговаривать с людьми, все будет хорошо. Сказав это, он исчез так же внезапно, как и появился. Юноша подумал: “Проверю-ка я слова гадальщика”. В тот же день приказал он устроить в саду пир. Чего только тут не было. Столы ломились от яств. Заморские напитки лились рекой. Шербет разливали прямо из бочек. Музыка гремела, как на свадьбе. Больше всех веселился сын шаха. Придворные удивлялись: уже столько времени сын шаха даже не улыбался, а тут закатил такое веселье. Но оставим юношу пировать и посмотрим, что делают его жена и дети. В то время, как он веселился, по седьмому небу они неслись на крыльях волшебницы-птицы. Наконец она опустилась над шахским садом, бережно посадила на траву путников и исчезла. Царевна тихонько прошла к тому месту, откуда доносились звуки музыки, и увидела, что это муж ее веселится. Пригорюнилась она, остановилась и смотрит на него издали. Но он вдруг поднял голову, заметил ее, узнал тут же и подбежал. Обнял он жену, детей, прижал к груди и спросил: - Как тебе удалось остаться живой? Расскажи мне. Она поведала обо всем, что с ней приключилось, а в конце тяжко вздохнула. Сын шаха спросил: - Почему же ты вздыхаешь? Ведь ты обещала никогда больше не жаловаться. - Я испытала столько горя, - ответила она, - столько бед, несколько раз чуть не умерла, но тебя никогда не забывала. А ты здесь, оказывается, пировал, веселился. Он обнял ее еще горячее и сказал: - Ты ошибаешься. Только сегодня на моем лице появилась улыбка. С тех пор, как ты ушла, я был весь в черном, плакал с утра до ночи. Но сегодня какой-то гадальщик появился в саду и сказал мне, что, пока я плачу и горюю, я буду несчастен, а если я начну веселиться, счастье улыбнется мне. Я послушался его и устроил пир. Как видишь, он прав. Ко мне вернулись дети и жена. Они стали веселиться вместе. И я на том пиру был. Шербет пил, по усам текло, в рот не попало. Плов ел, руками брал, на язык клал, а в рот не попало.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 21 марта - день весеннего равноденствия Б. Сергуненков Куда лето прячется Когда-то на земле не было зимы, а было одно лето. Что это была за прекрасная пора: земля была мягкой как пух, вода в речке — тёплой, деревья росли круглый год, листья не сбрасывали и были вечно зелены! Так продолжалось до тех пор, пока однажды зима не обиделась. — Что же это такое, — говорит, — всё лето и лето, пора и совесть знать. Стала зима лето теснить, а куда лету деваться? Бросилось лето в землю, а землю мороз сковал. Кинулось в реку — река льдом покрылась. — Погибаю, — говорит, — некуда мне деться. Убьёт меня зима. Тут говорят лету почки на деревьях: — Иди к нам, мы тебя спрячем. Лето и спряталось в почки деревьев, укрылось от холодной зимы. Ушла зима. Засветило солнце, зажурчали ручьи. Почки на деревьях набухли и раскрылись. А как только они раскрылись — вырвалось, выкатилось лето на волю. Пришло лето на землю. С тех пор лето от зимы в почки деревьев и прячется. А придёт весна, появятся на деревьях новые листья — говорят люди: Лето пришло!

На второй ручке делаю связку бубликов (низка мелкого бисера с деревянными колечками). Вывожу нить наверх. Делаю "шишечки" и выплетаю бортик.

В роли вентиля - "восьмёрка" ндебеле: Процесс выплетения ручки:

Очередной конкурс завершился - показываю этапы: Оплетала яйцо как обычно - поясок ндебеле, концы ручным ткачеством. Выплела трёхгранный жгут, в грани вставила бисеринки и стянула.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 17 марта - Герасим-грачевник Георгий Скребицкий Дружба Сидели мы как-то с братом зимой в комнате и глядели на двор в окно. А на дворе, у забора, вороны и галки копались в мусоре. Вдруг видим — прилетела к ним какая-то птица, совсем чёрная, с синевой, а нос большой, белый. Что за диво: ведь это грач! Откуда он зимой взялся? Глядим, ходит грач по помойке среди ворон и прихрамывает немножко — наверное, больной какой-нибудь или старый; улететь на юг не смог с другими грачами, вот и остался у нас зимовать. Потом каждое утро повадился грач к нам на помойку летать. Мы нарочно хлебца ему покрошим, каши, творожку от обеда. Только мало ему доставалось: всё, бывало, вороны поедят — это уж такие нахальные птицы. А грач тихий какой-то попался. В сторонке держится, всё один да один. Да и то верно: своя братия улетела на юг, он один остался; вороны — ему компания плохая. Видим мы, обижают серые разбойницы нашего грача, а как ему помочь, не знаем. Как его покормить, чтоб вороны не мешали? День ото дня грач становился всё грустнее. Бывало, прилетит и сядет на забор, а спуститься на помойку к воронам боится: совсем ослаб. Один раз посмотрели мы утром в окно, а грач под забором лежит. Побежали мы, принесли его в дом; он уж еле дышит. Посадили мы его в ящик, к печке, попонкой закрыли и дали всякой еды. Недели две он так у нас просидел, отогрелся, отъелся немножко. Думаем: как же с ним дальше быть? Не держать же его в ящике всю зиму! Решили опять на волю выпустить: может, он теперь покрепче будет, перезимует как-нибудь. А грач, видно, смекнул, что мы ему добро сделали, значит, нечего людей и бояться. С тех пор целые дни так вместе с курами во дворе и проводил. В это время жила у нас ручная сорока Сиротка. Мы её ещё птенцом взяли и выкормили. Сиротка свободно летала по двору, по саду, а ночевать возвращалась на балкон. Вот видим мы — подружился наш грач с Сироткой: куда она летит, туда и он за ней. Однажды глядим — Сиротка на балкон прилетела, и грач тоже вместе с ней заявился. Важно так по столу разгуливает. А сорока, будто хозяйка, суетится, вокруг него скачет. Мы потихоньку высунули из-под двери чашку с мочёным хлебом. Сорока — прямо к чашке, и грач за ней. Позавтракали оба и улетели. Так они каждый день начали на балкон вдвоём прилетать — кормиться. ...Прошла зима, вернулись с юга грачи, загалдели в старой берёзовой роще. По вечерам усядутся парочками возле гнёзд, сидят и переговариваются, будто дела свои обсуждают. Только наш грач не нашёл себе пары, по- прежнему всюду летал за Сироткой. А под вечер сядут они возле дома на берёзку и сидят рядышком, близко так, бок о бок. Посмотришь на них и невольно подумаешь: значит, и у птиц тоже дружба бывает. СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 17 марта - день святого Патрика. Национальный праздник Ирландии Холодная майская ночь Ирландская сказка Ирландия такая страна, что о ней слышал каждый. Но не каждый слышал о Старом Ачильском Вороне и, тем более, про одну холодную майскую ночь, когда вдруг вернулись зимние холода и загудел ледяной ветер. В тот день и с утра было холодновато, а к вечеру так приморозило, что бедный Старый Ачильский Ворон места не мог найти. Он и туда летал, и сюда: всюду холодно. Совсем отчаявшись, прилетел он к орлиному гнезду и видит: в хорошем, удобном гнездышке сидит птенец и ждет папу. "Дай-ка, – подумал Старый Ачильский Ворон, – примощусь и я здесь. Может, теплее будет". Сел он в гнездо, устраиваться начал да и вытолкнул орленка из гнезда. А тут и стемнело. Послышался шум крыльев, это Орел спешил к своему гнезду, нес в клюве здоровенный кусок мяса. И поскольку было темно, не заметил Орел, что в гнезде уже не его орленок, а Старый Ачильский Ворон смирненько посиживает. Накормил он Ворона и согрел. Ворон же сидит да помалкивает. Тут и ночь наступила, и такая холодная, что Орел клювом застучал и, так как уснуть все равно не мог, стал согреваться: взлетит в ночное небо, покувыркается, согреется и вновь сядет, птенца прикроет. Старый Ачильский Ворон радуется – тепло ему. Но к рассвету беспокойно ему стало и страшно. Вдруг Орел увидит, кого он всю ночь согревал. Орел же сидит и жалуется, что вот, мол, какая холодная ночь – такой ночи он и не упомнит. Ворон возьми да и скажи: – Нет уж. Была ночка и похолоднее! – Откуда ты знаешь?! – удивился Орел. – А вот и знаю, – упрямо сказал Ворон. – Была ночка и похолоднее. – Так я тебе и поверил! – рассердился Орел. – Если не веришь, можешь спросить у Черного Скворца, что живет в-о-о-н за тем лесом. – Ладно, – насупился Орел, – я полечу и спрошу. Но смотри! И Орел взлетел ввысь. Он летел без остановки до леса и через лес, пока не долетел до Черного Скворца. Черный Скворец сидел на телеграфном проводе и ждал солнышка. Орел подлетел к нему и сказал: – Здравствуй, Черный Скворец! Я прилетел к тебе вот по какому делу. Ты, конечно, знаешь, что у меня есть сын. Ему, правда, всего месяц, но он уже говорит и даже спорит со мной. Сегодня была такая холодная ночь, я прямо в гнезде не мог усидеть от холода. Вот я и сказал, что не помню ночи холоднее этой, а сын мой в ответ: была ночь и похолоднее. Как я мог поверить ему? Так вот скажи, помнишь ли ты ночь холоднее сегодняшней? – Пожалуй, не помню, – ответил Черный Скворец, – хотя в этих местах живу давным-давно. Видишь проволоку, на которой я сижу? Когда я прилетел, это была новая толстая проволока. А как ты знаешь, у меня есть привычка каждые семь лет чистить об эту проволоку свой клюв. Мне осталось почистить клюв еще раз – и проволока порвется: такой стала тонкой. И все же я не помню ночи холоднее этой. Но, может быть, Олень помнит. Он ведь старше меня. Лети к нему и спроси. Орел поднялся над лесом и долго летел, прежде чем увидел Оленя. Олень важно разгуливал по огромной поляне. Орел подлетел к нему и сказал: – Здравствуй, Олень! Я прилетел к тебе, чтобы спросить, была ли когда-нибудь ночь холоднее сегодняшней? У меня есть сын. Он лишь месяц тому назад вылупился из яйца, но сегодня, когда я, так и не уснув, пожаловался на холод, он заявил мне, что была ночь и похолоднее. Я не поверил ему. Тогда он послал меня к Черному Скворцу, но тот тоже не помнит и отослал меня к тебе. Задумался Олень. Долго думал, а потом говорит: – Я живу возле этой поляны вот уже тысячу лет. Ты видишь длинный забор вокруг поляны? Так вот весь этот забор построен из моих рогов, они у меня меняются каждый год. Но и за всю мою жизнь не было ночи холоднее этой. Может быть, помнит Одноглазый Ассоройский Лосось, он ведь старше меня. Лети к нему, Орел, и спроси. Молнией взвился Орел в небо и полетел к реке, где жил Одноглазый Ассоройский Лосось. Он летел долго-долго, пока достиг той реки. Увидел Лосося и спустился к нему. – Здравствуй, Одноглазый Ассоройский Лосось! – сказал Орел. – Я прилетел к тебе издалека, чтобы спросить, помнишь ли ты ночь, которая была холоднее сегодняшней? Вчера поздно вечером я вернулся домой, принес мяса моему сыну и хотел было уснуть, но было так холодно, что я всю ночь не спал, а кувыркался в небе, словно какой-то несчастный жаворонок. На рассвете я не вытерпел и пожаловался вслух. И мой сын, этот птенец, которому, по правде говоря, еще нет и месяца, сказал, что была ночь и холоднее. А когда я не поверил ему, он сослался на Черного Скворца. Я тут же полетел к Черному Скворцу, который сидел на телеграфном проводе. Я спросил его, была ли ночь холоднее этой, но он ответил, что хоть и живет на свете давно, что хоть и точит он клюв о проволоку каждые семь лет, так что ему осталось поточить клюв еще раз и проволока порвется, – он не помнит ночи холоднее. И он послал меня к Оленю, который живет на свете уже целую тысячу лет, так что из его рогов построили длинный забор вокруг поляны, где он прохаживается, и нужно еще только два рога, чтобы закончить забор, но и он, Олень, не помнит ночи холоднее сегодняшней. А что скажешь мне ты? – Я скажу, – ответил Одноглазый Ассоройский Лосось, – что я помню такую ночь. Это было много лет тому назад. Еще с вечера мне было невыносимо холодно, а ночью я только и делал, что выпрыгивал из воды, как козел, чтобы согреться. А к утру ударил такой мороз, что, выпрыгнув, я упал обратно уже не в воду, а на лед. Я вмерз в этот лед, как лягушка, и не мог пошевельнуться. В это время над рекой летел Старый Ачильский Ворон. Увидев меня, вмерзшего в лед, он спустился и стал долбить лед своим желтым от старости клювом. Он долбил лед до тех пор, пока не добрался до меня и не выклевал мне глаз. Довольный и сытый он улетел, но с тех пор меня и зовут Одноглазым Ассоройским Лососем… Орел не дослушал его рассказ. Он стрелой устремился к своему гнезду. Он, наверное, думал, что Старый Ачильский Ворон его дожидается. Как же он заблуждался! Пересказал И. Сергич

Говорящий танифа из Роторуа Маорийская сказка У танифы, который жил среди холмов между озером Роторуа и рекой Уаикато, были крылья, как у летучей мыши, на длинной гибкой шее торчала голова с острым клювом, во рту сверкали зубы, а на ногах и на заплечьях росли когти, острые, как косы. Никто не осмеливался ходить по дороге через холмы, один только Каху-ки-те-ранги, уаикатский вождь, пользовался этой дорогой, потому что был влюблен в Коку, дочь тохунги древнего племени арава. Каху знал, что соплеменники тохунги хотели проложить по холмам более короткую дорогу, чтобы не делать каждый раз длинный обход из-за чудовища, пожиравшего людей. Во время одного из своих посещений Каху заговорил с тохунтой о новой дороге, но тохунга понимал, что об этом нечего и думать, пока чудовище бродит среди холмов. - Ты знаешь столько заклятий, что без труда справишься с этим людоедом, - польстил старику Каху. - Если ты усмиришь чудовище, мои соплеменники проложат широкую ровную дорогу среди лесов и холмов. - Что ты хочешь в награду за этот щедрый дар? - подозрительно спросил тохунга. - Ничего, разреши мне только жениться на твоей дочери Коке. Тохунга задумался. Он понимал, что этот брак скрепит узы дружбы между его племенем и племенами, которые живут на берегах Уаикато, а дорога позволит воинам дружеских племен помогать друг другу отражать удары общих врагов. В конце концов сердце тохунги дрогнуло, и он согласился отдать дочь. Тогда молодой вождь вернулся домой, созвал своих соплеменников и начал строить дорогу. Каху знал, что может рассчитывать на свои силы, поэтому он и пообещал тохунге проложить дорогу, если тот разрешит ему жениться на Коке. Отец Каху, прославленный охотник на чудовищ, не раз имел дело с этими непонятными отвратительными тварями и даже научился их языку, а потом научил сына. Каху взобрался на холм и подошел к пещере танифы. Он смело приблизился к чудовищу и стал почесывать и скрести его спину, отчего чудовище сразу пришло в благодушное настроение. На ярком послеполуденном солнце между чудищем и мужчиной завязался разговор. - Тебе бы нужно завести жену, - сказал Каху. - Она будет ухаживать за тобой, поскребет спину, если шкура высохнет и зачешется. - Прекрасная мысль, - сказало чудище. - Ты не поверишь, но я как раз подумал о том же самом. Скажи, где бы мне найти подходящую женщину? Никто, кроме тебя, не ходит теперь по этой дороге, все знают, что я здесь живу. - Я тебе помогу, - сказал коварный Каху. - Давай только уговоримся: я найду тебе жену, а ты выполнишь одну мою просьбу. - Что тебе нужно? - Я хочу, чтобы ты поселился на другой стороне холма и оставил в покое людей с Уаикато и Роторуа. - С превеликим удовольствием, - сказал танифа. - Что мне за смысл жить в таком месте, где не дождешься ни одного путника?! Я не хочу умереть с голоду. - Через два дня я приведу тебе жену. Смотри, не забудь о своем обещании. Каху вернулся в деревню и разыскал старуху Пукаку. На этой безобразной неопрятной злой женщине лежала обязанность хоронить мертвых, и люди сторонились ее. - Здравствуй, Пукака, - сказал Каху. - Я нашел тебе мужа. Старуха откинула в сторону прядь спутанных волос и недоверчиво взглянула на Каху. - Никто не возьмет меня в жены по своей воле, - пробормотала она. - Неправда! Муж ждет не дождется, когда ты явишься. - Где же он? - Недалеко отсюда, на холме, не доходя Роторуа. - Там никого нет, кроме танифы. - Конечно. Я про него и говорю. Он будет приносить тебе пищу, заботиться о тебе. Старуха задумалась. - На старости лет хорошо иметь мужа, - бормотала она в нерешительности. - Лучше жить в доме танифы, чем умирать с голоду. Я согласна. Каху сжал грязную руку старухи и повел ее к танифе. Муж и жена не понравились друг другу, но оба решили не показывать вида. Каху ушел. Напоследок он сказал Пукаке: - Не забывай вовремя скрести спину своему мужу. Тогда он все для тебя сделает. Смотри, чтобы он оставался на той стороне холма, а то будет плохо и тебе, и мне. Каху-ки-те-ранги пошел домой, а танифа посадил старуху на спину, замахал крыльями и поднялся высоко в воздух. Потом он медленно опустился на дальних склонах холма и стал подыскивать новый дом для себя и жены. Теперь можно было прокладывать дорогу, не опасаясь за свою жизнь, и соплеменники Каху взялись за работу: они вырывали кусты, срубали деревья, если нельзя было их обойти, укладывали ветки на болотистых участках, и скоро Каху и его друзья могли уже быстро и в полной безопасности добираться до Роторуа, где Каху женился на Коке. Свадебный пир длился несколько дней, но наконец настало время возвращаться домой. Вереница мужчин, женщин и детей беспорядочно растянулась по дороге. Вместе с ними шли самые красивые девушки с Уаи-като и красавицы с Роторуа, которые сочли своим долгом пойти на Уаикато. И никто в этой толпе даже не вспомнил про танифу, который столько времени наводил ужас на всех путников. Знай они, что танифа лежит на холме чуть выше дороги, притаившись в небольшой впадине, заросшей высоким папоротником, смех замер бы у них на губах. Танифа был недоволен женой. Когда он услышал вдалеке громкий смех и радостные песни, ему захотелось посмотреть, кто идет по дороге. Он перевалил через вершину холма и спрятался среди папоротника. Дикая злоба заклокотала в сердце танифы при виде Каху и его красивой жены, за которой двигалась целая процессия пышных привлекательных девушек, в то время как ему, танифе, подсунули в жены грязную костлявую старуху-могильщицу. Танифа как смерч налетел на людей и тут же подцепил когтем несколько женщин. Каху услышал пронзительные крики и побежал назад по дороге посмотреть, что случилось. Танифа пронесся над его головой, помедлил мгновение, подцепил другим когтем Коку и, взмыв над деревьями, полетел к своей старой пещере на вершине холма. Каху в отчаянии пришел к отцу и спросил, как ему одолеть танифу, который не сдержал слова. Отец придумал одну хитрость, и Каху не мог не удивиться его прозорливости. Через несколько дней из деревни вышел отряд молодых мужчин. Они быстро подошли к тому месту, где сломанные кусты и вытоптанная трава указывали путь к пещере танифы. На открытом месте мужчины разложили поперек тропы толстую льняную веревку. Веревка была завязана петлей, часть которой они подняли высоко над землей с помощью раздвоенной палки. Концы веревки тянулись среди высокой травы до леса, где с каждой стороны за веревку ухватилась сотня рук. Каху снял одежду и пошел один вверх по склону. Он не старался скрыть свое приближение. Через некоторое время Каху вышел на открытую поляну перед пещерой и на миг остановился, потому что от страшных мыслей сердце слишком быстро заколотилось у него в груди. Кости, запятнанные кровью, и куски человеческого мяса ясно показывали, что танифа до отвала наелся аппетитными молодыми женщинами из племени Каху и из племени арава. - Эй, ты, трусливое чудовище, выходи! - закричал Каху во все горло. - Выходи, гадкая тварь! Танифа высунул голову из пещеры. - Ах, это ты, Каху! Ты пришел полюбоваться на мою новую жену, такую пухлую и красивую, или ты хочешь взглянуть на Пукаку? Пукака ждет тебя по ту сторону холма. Можешь увести ее назад, мы оба будем довольны. - Где Кока? - спросил Каху прерывающимся голосом. - В пещере, где же еще. Лучшей жены для старого танифы просто не найти. Тебе не о чем беспокоиться. Я не спускаю с нее глаз. - Я пришел забрать ее домой, - спокойно ответил Каху. - И я ее заберу. Но сначала я тебя убью и сожгу твою мерзкую тушу. Танифа расхохотался. - Чтобы меня поймать, понадобится целое полчище таких букашек, как ты. Сейчас же убирайся отсюда, не то я перекушу тебя пополам и брошу на съедение собакам и крысам. Каху не произнес ни слова в ответ на эту угрозу, он только высунул кончик языка, чтобы показать, насколько он презирает чудовище. Танифа не вынес такого оскорбления. Он выскочил из пещеры и бросился на Каху, но тот увернулся и побежал. Вниз по крутому склону помчался вприпрыжку худощавый юноша без одежды, а за ним понесся танифа. Каху пробежал сквозь петлю и крикнул: - Опускайте! В то же мгновение, едва танифа сунул голову в петлю, один из друзей Каху убрал раздвоенную палку. Веревка обвила шею чудовища, натянулась и врезалась глубоко в его плоть. Друзья Каху остановили танифу на полном скаку. Они не выпускали из рук веревки и затягивали петлю все туже и туже, пока танифа не рухнул на землю бездыханным. Каху-ки-те-ранги в третий раз поднялся на холм. Он обнял жену своими сильными руками и ласкал ее, и утешал, а потом спустился вместе с ней с холма и пошел по новой дороге к Уаикато.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКАМ 8 марта - Международный женский день, а также, в этом году Масленица А. П. Чехов. Блины Вы знаете, что блины живут уже более тысячи лет, с самого, что называется, древле-славянского ab ovo… (с яйца, с момента возникновения… – лат.) Они появились на белый свет раньше русской истории, пережили её всю от начала до последней странички, что лежит вне всякого сомнения, выдуманы так же, как и самовар, русскими мозгами… В антропологии они должны занимать такое же почтенное место, как трёхсаженный папоротник или каменный нож; если же у нас до сих пор и нет научных работ относительно блинов, то это объясняется просто тем, что есть блины гораздо легче, чем ломать мозги над ними… Поддаются времена и исчезают мало-помалу на Руси древние обычаи, одежды, песни; многое уже исчезло и имеет только исторический интерес, а между тем такая чепуха, как блины, занимает в современном российском репертуаре такое же прочное и насиженное место, как и 1000 лет тому назад. Не видно и конца им и в будущем… Принимая во внимание почтенную давность блинов и их необыкновенную, веками засвидетельствованную стойкость в борьбе с новаторством, обидно думать, что эти вкусные круги из теста служат только узким целям кулинарии и благоутробия… Обидно и за давность и за примерную, чисто спартанскую стойкость… Право, кухня и чрево не стоят тысячи лет. Что касается меня, то я почти уверен, что многоговорящие старики-блины, помимо кулинарии и чревоугодия, имеют и другие конечные цели… Кроме тяжёлого, трудно переваримого теста, в них скрыто ещё что-то более высшее, символическое, быть может, даже пророческое… Но что именно? Не знаю и знать не буду. Это составляло и составляет поднесь глубокую, непроницаемую женскую тайну, до которой добраться так же трудно, как заставить смеяться медведя… Да, блины, их смысл и назначение — это тайна женщины, такая тайна, которую едва ли скоро узнает мужчина. Пишите оперетку! Со времен доисторических русская женщина свято блюдёт эту тайну, передавая её из рода в род не иначе, как только через дочерей и внучек. Если, храни бог, узнает её хоть один мужчина, то произойдёт что-то такое ужасное, чего даже женщины не могут представить себе. Ни жена, ни сестра, ни дочь… ни одна женщина не выдаст вам этого секрета, как бы вы дороги ей ни были, как бы она низко ни пала. Купить или выменять секрет невозможно. Его женщина не проронит ни в пылу страсти, ни в бреду. Одним словом, это единственная тайна, которая сумела в течение 1000 лет не просыпаться сквозь такое частое решето, как прекрасная половина!.. Как пекут блины? Неизвестно… Об этом узнает только отдалённое будущее, мы же, не рассуждая и не спрашивая, должны есть то, что нам подают… Это тайна! Вы скажете, что и мужчины пекут блины… Да, но мужские блины не блины. Из их ноздрей дышит холодом, на зубах они дают впечатление резиновых калош, а вкусом далеко отстают от женских… Повара должны ретироваться и признать себя побеждёнными… Печенье блинов есть дело исключительно женское… Повара должны давно уже понять, что это есть не простое поливание горячих сковород жидким тестом, а священнодействие, целая сложная система, где существуют свои верования, традиции, язык, предрассудки, радости, страдания… Да, страдания… Если Некрасов говорил, что русская женщина исстрадалась, то тут отчасти виноваты и блины… Я не знаю, в чём состоит процесс печения блинов, но таинственность и торжественность, которыми женщина обставила это священнодействие, мне несколько известны… Тут много мистического, фантастического и даже спиритического… Глядя на женщину, пекущую блины, можно подумать, что она вызывает духов или добывает из теста философский камень… Во-первых, ни одна женщина, как бы она развита ни была, ни за что не начнёт печь блины 13-го числа или под 13-е, в понедельник или под понедельник. В эти дни блины не удаются. Многие догадливые женщины, чтобы обойти это, начинают печь блины задолго до масленицы, таким образом домочадцы получают возможность есть блины и в масленичный понедельник и 13-го числа. Во-вторых, накануне блинов всегда хозяйка о чём-то таинственно шепчется с кухаркой. Шепчутся и глядят друг на друга такими глазами, как будто сочиняют любовное письмо… После шептания посылают обыкновенно кухонного мальчишку Егорку в лавочку за дрожжами… Хозяйка долго потом смотрит на принесённые дрожжи, нюхает их и, как бы они идеальны ни были, непременно скажет: — Эти дрожжи никуда не годятся. Поди, скверный мальчишка, скажи, чтобы тебе получше дали… Мальчишка бежит и приносит новые дрожжи… За сим берётся большая черепяная банка и наливается водой, в которой распускаются дрожжи и немного муки… Когда дрожжи распустились, барыня и кухарка бледнеют, покрывают банку старой скатертью и ставят её в теплое место. — Смотри же, не проспи, Матрёна… — шепчет барыня. — И чтоб у тебя банка всё время в тепле стояла! За сим следует беспокойная, томительная ночь. Обе, кухарка и барыня, страдают бессонницей, если же спят, то бредят и видят ужасные сны… Как вы, мужчины, счастливы, что не печёте блинов! Не успеет засереть за окном хмурое утро, как барыня, босая, разлохмаченная и в одной сорочке бежит уже в кухню. — Ну, что? Ну, как? — забрасывает она вопросами Матрёну. — А? Отвечай! А Матрёна стоит уже у банки и сыплет в неё гречневую муку… В-третьих, женщины строго следят за тем, чтобы кто-нибудь из посторонних или из домочадцев-мужчин не вошёл в кухню в то время, когда там пекутся блины… Кухарки не пускают в это время даже пожарных. Нельзя ни входить, ни глядеть, ни спрашивать… Если же кто-нибудь заглянет в черепяную банку и скажет: «Какое хорошее тесто!», то тогда хоть выливай — не удадутся блины! Что говорят во время печения блинов женщины, какие читают они заклинания — неизвестно. Ровно за полчаса до того момента, когда тесто поливается на сковороды, красная и уже замученная кухарка льёт в банку немного горячей воды или же тёплого молока. Барыня стоит тут же, что-то хочет сказать, но под влиянием священного ужаса не может выговорить. А домочадцы в это время, в ожидании блинов, шагают по комнатам и, глядя на лицо то и дело бегающей в кухню хозяйки, думают, что в кухне родят или же, по меньшей мере, женятся. Но вот, наконец, шипит первая сковорода, за ней другая, третья… Первые три блина — это макулатура, которую может съесть Егорка… зато четвёртый, пятый, шестой и т. д. кладутся на тарелку, покрываются салфеткой и несутся в столовую к давно уже жаждущим и алчущим. Несёт сама хозяйка, красная, сияющая, гордая… Можно думать, что у неё на руках не блины, а её первенец. Ну, чем вы объясните этот торжествующий вид? К вечеру барыня и кухарка от утомления не могут ни стоять, ни сидеть. Вид у них страдальческий… Ещё бы, кажется, немного, и они прикажут долго жить… Такова внешняя сторона священнодействия. Если бы блины предназначались исключительно только для низменного чревоугодия, то, согласитесь, тогда непонятны были бы ни эта таинственность, ни описанная ночь, ни страдания… Очевидно, что-то есть, и это «что-то» тщательно скрыто. Глядя на дам, следует все-таки заключить, что в будущем блинам предстоит решение какой-либо великой, мировой задачи.

Поскольку хорошей валяльщицей я себя не считаю, записалась на курс в интернете. Валяли брошку-снегиря. Столько нового узнала я о шерсти! Прежде даже и не догадывалась, что можно "перевалять"...

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 5 марта - день рождения Колобка «Новый» колобок Автора не знаю. Взято отсюда: https://moi-skazki.ru/tag/skazki-na-novyy-lad Жили-были дед и баба. Долго и много они работали, а когда ушли на заслуженный отдых (на пенсию), то оставили свою городскую квартиру и уехали жить в далекую деревню. Там у них был небольшой, но очень уютный домик. А в наш век современных технологий и гаджетов, они оборудовали свою избушку по последнему слову техники: спутниковое телевидение, интернет, удобные средства передвижения, самокат, велосипед и прочее. Дед на своем мини-тракторе пахал небольшие грядки возле дома, бабушка хлопотала по хозяйству. На семейном совете, после жарких споров и весомых доводов, они приняли совместное решение купить козу. Козочка Розочка давала им молоко. Продукты дед и баба заказывали через интернет с доставкой, т.к. в их деревне не было своего магазина, а ездить в соседнее село за покупками было экономически невыгодно. И вот однажды дед говорит: - Испеки-ка ты, бабка, колобок. А она ему в ответ: - Интернета вчера не было, мы еще муку не заказали. - А ты по пакетам в подвальчике поройся, в кухонных шкафах ревизию сделай, может и нароешь чего. - Окей. - Сказала бабушка. - Съехать, похоже, не получится, сделаю по-твоему. По пакетам потрясла, по шкафам пошерстила, от козочки Розочки молочка надоила, да худо-бедно тесто и получилось. Положила бабка все продукты в чудо-хлебопечку, включила программу выпечки «Колобок» и процесс вымешивания и выпекания пошел полным ходом. Долго ли, коротко ли, пока наши герои своими делами личными занимались, в социальных сетях с родней чатились, заданная хлебопечке программа подходила к концу. Колобок выпекся. Бабка открыла хлебопечку, а он такой пушистый, ароматный, румяный… Только очень горячий. Поклала бабушка Колобка на подоконник, чтобы остыл, а сама пошла на кухню, грязную посуду в посудомоечную машину загрузить. Колобок лежал, лежал, и вдруг увидел моно-колесо (уницикл). - О, какой классный транспорт. - Подумал Колобок. - Ну-ка, я прокачусь на нем, бока разомну, выкачусь из зоны комфорта на подоконнике. Спрыгнул кругляш с окна, взобрался на моно-колесо и покатился… Катится, улыбается, весело ему. Вдруг, навстречу ему Заяц на роликах. Увидел Колобка и подленько так хихикает: - Колобок, Колобок, я тебя обгоню и съем. - Не надо есть меня, Зайчик, да и не догонишь ты меня. Давай я тебе песенку спою и сделаем вид, что ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. И каждый пойдем своей дорогой. Пока Заяц думал, Колобок и укатился. Есть и догонять ему никого не пришлось. Да и без песенки чуть не остался. Вот такая печалька у него случилась. Пожалел Колобок Зайца, вернулся и таки спел ему песенку, чтоб поднять тонус и вернуть веру в лайф: Я Колобок, Я Колобок, Я румяный бок, Я от бабушки ушел, Я от дедушки ушел, И от тебя, Заяц, Уеду на своем уницикле. Катится, катится Колобок, а навстречу ему Волк на самокате. Увидел Колобка и спрашивает: - Ой, как же ты такой красивый и вкусный, да сам по лесу катаешься? Вот тебе встретится кто-то нехороший, как я, и сожрет за один укус! Нравишься ты мне, и я тебя съем. - Не ешь меня, Волк, я тебе песенку спою, сам музыку и слова сочинял, десять ночей не спал. И запел Колобок: Я Колобок, Я Колобок, Я румяный бок, Я от бабушки ушел, Я от дедушки ушел, Я от Зайца ушел, И от тебя, Волк, уйду. И покатился Колобок, а Волк не смог его догнать на своем ржавом самокате. Вдруг видит, из-за дерева выезжает Медведь на гироскутере. Подкатывает к Колобку и, вальяжно растягивая слова, говорит: - Вы только посмотрите! Это же румяный и вкусный Колобок! Ты так вкусно пахнешь, что я принял важное решение тебя съесть. - Не ешь меня, Медведь, я тебе такую песенку спою, обалдеешь, весь лес раскачаем. - Щас посмотрим, начинай. - Пробурчал Медведь. Я Колобок, Я Колобок, Я румяный бок, Я от бабушки ушел, Я от дедушки ушел, Я от Зайца ушел, Я от Волка ушел, И от тебя, Миша, уйду. Катится дальше Колобок, катится на своем моноколесе, а навстречу ему Лиса на велосипеде. - Ой, какой ты красивый да красивенький, вкусный и вкусненький. Я тебя съем. Вот так прямо и сказала, без лести и подхалимажа, чисто и конкретно. - Давай я тебе песенку спою, только не ешь меня. - Немного струсил Колобок. И запел: Я Колобок, Я Колобок, Я румяный бок, Я от бабушки ушел, Я от дедушки ушел, Я от Зайца ушел, И от Волка удрал, И Медведя провел, И от тебя, Лиса, тоже убегу! - Ой, какая стильная песенка, какой ритм, какой глубокий текст! А голос какой клевый у тебя, Колобок. Сядь мне на носик и зажги еще разок. - О нет, Лиса, я знаю, что ты хитрая, не буду я тебе на нос садиться, и петь больше не буду, а вернусь обратно, к дедушке и бабушке. Сел Колобок на свой моноцикл и покатился. Дедушка и бабушка уже заждались его, беспокоились. А когда Колобок вернулся в дом, то извинился перед ними за свое поведение, и за то, что без спросу свалил с окошка. А дедушка с бабушкой провели с ним воспитательную беседу о колобочных маньяках и поедателях, которые встречаются в лесу, объяснили опасность разговора с незнакомыми людьми. Читать стихи, петь песни и изображать ансамбль народных талантов можно только в кругу семьи или по разрешению взрослых, а от незнакомых встречных, которые хотят поговорить, стараться сбежать. Остался Колобок жить в современной избушке бабушки и дедушки, радовался жизни, усиливал звук переносной колонки на МАКС и орал песни на всю округу так громко, что даже вороны боялись приближаться к участку. Урожай сохранялся и предприимчивые герои организовали мини-ферму… Но это уже совсем другая история.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 3 марта – Всемирный день писателя Надежда Тэффи. Талант У Зоиньки Мильгау еще в институте обнаружился большой талант к литературе. Однажды она такими яркими красками описала в немецком переложении страдания Орлеанской девы, что учитель от волнения напился и не мог на другой день прийти в класс. Затем последовал новый триумф, укрепивший за Зоинькой навсегда славу лучшей институтской поэтессы. Чести этой добилась она, написав пышное стихотворение на приезд попечителя, начинавшееся словами: Вот, наконец, пробил наш час, И мы увидели ваш облик среди нас... Когда Зоинька окончила институт, мать спросила у нее: - Что же мы теперь будем делать? Молодая девушка должна совершенствоваться или в музыке, или в рисовании. Зоинька посмотрела на мать с удивлением и отвечала просто: - Зачем же мне рисовать, когда я писательница. И в тот же день села за роман. Писала она целый месяц очень прилежно, но вышел все-таки не роман, а рассказ, чему она сама немало удивилась. Тема была самая оригинальная: одна молодая девушка влюбилась в одного молодого человека и вышла за него замуж. Называлась эта штука "Иероглифы Сфинкса". Молодая девушка вышла замуж приблизительно на десятой странице листа писчей бумаги обыкновенного формата, а что делать с ней дальше, Зоинька положительно не знала. Думала три дня и приписала эпилог: "С течением времени у Элизы родилось двое детей, и она, по-видимому, была счастлива". Зоинька подумала еще дня два, потом переписала все начисто и понесла в редакцию. Редактор оказался человеком малообразованным. В разговоре выяснилось, что он никогда даже и не слыхал о Зоиньком стихотворении о приезде попечителя. Рукопись, однако, взял и просил прийти за ответом через две недели. Зоинька покраснела, побледнела, сделала реверанс и вернулась через две недели. Редактор посмотрел на нее сконфуженно и сказал: - Н-да, госпожа Мильгау! Потом пошел в другую комнату и вынес Зоинькину рукопись. Рукопись стала грязная, углы ее закрутились в разные стороны, как уши у бойкой борзой собаки и вообще она имела печальный и опозоренный вид. Редактор протянул Зоиньке рукопись. - Вот-с. Но Зоинька не понимала, в чем дело. - Ваша вещица не подходит для нашего органа. Вот, изволите видеть... Он развернул рукопись. - Вот, например, в начале... ммм... "...солнце золотило верхушки деревьев"... ммм... Видите ли, милая барышня, газета наша идейная. Мы в настоящее время отстаиваем права якутских женщин на сель-ских сходах, так что в солнце в настоящее время буквально никакой надобности не имеем. Так-с! Но Зоинька все не уходила и смотрела на него с такой беззащитной доверчивостью, что у редактора стало горько во рту. - Тем не менее у вас, конечно, есть дарование, - прибавил он, с интересом рассматривая собственный башмак. - Я даже хочу вам посоветовать сделать некоторые изменения в вашем рассказе, которые несомненно послужат ему на пользу. Иногда от какого-нибудь пустяка зависит вся будущность произведения. Так, например, ваш рассказ буквально просится, чтобы ему придали драматическую форму. Понимаете? Форму диалога. У вас, вообще, блестящий диалог. Вот тут, например, ммм... "до свиданья, сказала она" и так далее. Вот вам мой совет. Переделайте вашу вещицу в драму. И не торопитесь, а подумайте серьезно, художественно. Поработайте. Зоинька пошла домой, купила для вдохновенья плитку шоколада и села работать. Через две недели она уже сидела перед редактором, а тот утирал лоб и говорил заикаясь: - Нап-прасно вы так торопились. Если писать медленно и хорошо обдумывать, то произведение выходит лучше, чем когда не об-бдумывают и пишут скоро. Зайдите через месяц за ответом. Когда Зоинька ушла, он тяжело вздохнул и подумал: - А вдруг она за этот месяц выйдет замуж, или уедет куда-нибудь, или просто бросит всю эту дрянь. Ведь бывают же чудеса! Ведь бывает же счастье! Но счастье бывает редко, а чудес и совсем не бывает, и Зоинька через месяц пришла за ответом. Увидев ее, редактор покачнулся, но тотчас взял себя в руки. - Ваша вещица? Н-да, прелестная вещь. Только знаете что - я должен дать вам один блестящий совет. Вот что, милая барышня, переложите вы ее, не медля ни минуты, на музыку. А? Зоинька обиженно повела губами. - Зачем на музыку? Я не понимаю! - Как не понимаете! Переложите на музыку, так ведь у вас из нее, чудак вы эдакий, опера выйдет! Подумайте только - опера! Потом сами благодарить придете. Поищите хорошего композитора... - Нет, я не хочу оперы! - сказала Зоинька решительно. Я писательница... а вы вдруг оперу. Я не хочу! - Голубчик мой! Ну вы прямо сами себе враг. Вы только представьте себе... вдруг вашу вещь запоют! Нет, я вас прямо отказываюсь понимать. Зоинька сделала козлиное лицо и отвечала настойчиво: - Нет и нет. Не желаю. Раз вы мне сами заказали переделать мою вещь в драму, так вы теперь должны ее напечатать, потому что я приноравливала ее на наш вкус. - Да я и не спорю! Вещица очаровательная! Но вы меня не поняли. Я, собственно говоря, советовал переделать ее для театра, а не для печати. - Ну, так и отдайте ее в театр! - улыбнулась Зоинька его бестолковости. - Ммм-да, но видите ли, современный театр требует особого репертуара. "Гамлет" уже написан. Другого не нужно. А вот хороший фарс нашему театру очень нужен. Если бы вы могли... - Иными словами - вы хотите, чтобы я переделала "Иероглифы Сфинкса" в фарс? Так бы и говорили. Она кивнула ему головой, взяла рукопись и с достоинством вышла. Редактор долго смотрел ей вслед и чесал карандашом в бороде. - Ну, слава богу! Больше не вернется. Но жаль все-таки, что она так обиделась. Только бы не покончила с собой. - Милая барышня, - говорил он через месяц, смотря на Зоиньку кроткими голубыми глазами. - Милая барышня. Вы напрасно взялись за это дело! Я прочел ваш фарс и, конечно, остался по-прежнему поклонником вашего таланта. Но, к сожалению, должен вам сказать, что такие тонкие и изящные фарсы не могут иметь успеха у нашей грубой публики. Поэтому театры берут только очень, как бы вам сказать, очень неприличные фарсы, а ваша вещь, простите, совсем не пикантна. - Вам нужно неприличное? - деловито осведомилась Зоинька и, вернувшись домой, спросила у матери: - Maman, что считается самым неприличным? Maman подумала и сказала, что, по ее мнению, неприличнее всего на свете голые люди. Зоинька поскрипела минут десять пером и на другой же день гордо протянула свою рукопись ошеломленному редактору. - Вы хотели неприличного? Вот! Я переделала. - Да где же? - законфузился редактор. - Я не вижу... кажется, все, как было... - Как где? Вот здесь - в действующих лицах. Редактор перевернул страницу и прочел: "Действующие лица: Иван Петрович Жукин, мировой судья, 53 лет - голый. Анна Петровна Бек, помещица, благотворительница, 48 лет - голая. Кусков, земский врач - голый. Рыкова, фельдшерица, влюбленная в Жукина, 20 лет - голая. Становой пристав - голый. Глаша, горничная - голая. Чернов, Петр Гаврилыч, профессор, 65 лет - голый". - Теперь у вас нет предлога отвергать мое произведение, - язвительно торжествовала Зоинька. - Мне кажется, что уж это достаточно неприлично! СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ А ещё, 3 марта - День квадратного корня. По традиции - сказка о круглом корнеплоде Пых Белорусская сказка Жили-были дедушка, бабушка да внучка Алёнка. И был у них огород. Росли в огороде капуста, свеколка, морковка и репка жёлтенькая. Захотелось однажды дедусе репки покушать. Вышел он в огород. Идёт-идёт, а в огороде жарко да тихо, только пчёлки жужжат да комарики звенят. Прошёл дед грядку с капустой, прошёл грядку со свеколкой, прошёл грядку с морковкой... А вот и репка растёт. Только наклонился, чтоб репку вытащить, а с грядки кто-то как зашипит на него: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли это, дедка? Не за репкой ли пришёл? Испугался дед и бежать. Бежит мимо морковки, бежит мимо свеколки... Аж пятки сверкают. Еле-еле до хаты добрался. Сел на лавку, отдышаться никак не может. — Ну что, дед, принёс репку? — Ох, бабка, там такой зверь страшный сидит, что я еле ноги унёс! — Да полно, дед! Я сама пойду, уж, верно, репку принесу... И пошла бабка в огород, а в огороде жарко да тихо, только пчёлки жужжат да комарики звенят. Шла-шла бабка мимо грядки с капустой, мимо грядки со свеколкой, мимо грядки с морковкой. Идёт бабка, торопится... А вот и репка. Нагнулась бабка, чтобы репку вытащить, а из борозды как зашипит на неё кто-то: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли это, бабка? Не по репку ли пришла? Испугалась бабка да бежать. Бежала-бежала она мимо морковки, мимо свеколки, бежала мимо капусты. Еле-еле до хатки добралась. Села на лавку, тяжело дышит, отдышаться не может. — Ой, дедка, твоя правда! Кто-то там под кустом сидит, страшный такой, и пыхтит. Еле-еле ноги унесла! Поглядела на деду с бабкой внучка Алёнка, пожалела их и говорит: — Я принесу репку! Пошла Алёнка в огород. А в огороде жарко да тихо, только пчёлки жужжат да комарики звенят. Шла-шла и пришла к тому месту, где репка росла. И только наклонилась она, чтоб репку вытащить, а с грядки как зашипит кто-то: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не Алёнка ли это? Не по репку ли пришла? Засмеялась тут Алёнка и как крикнет звонким голоском: — Так! Это я, Алёнка! Бабке с дедкой за репкой пришла. А на грядке кто-то снова как запыхтит: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Нагнулась Алёнка над грядкой, чтоб разглядеть, кто там такой страшный сидит, и вдруг увидела: лежит на грядке какой-то колючий клубочек, глазками-бусинками поблёскивает и пыхтит: — Пшш-ппы-ы-хх! Засмеялась девочка: — Ах ты, ёжик, ёжик колючий! Это ты дедушку с бабушкой напугал? Это ты их домой прогнал? А ёжик вытянул кверху острую мордочку и опять: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Потянула Алёнушка репку раз, потянула другой и третий и вытянула репку. Да такую большую, круглую да жёлтенькую. Сладкую-пресладкую. Взяла Алёнка репку, ёжика в передничек положила — и домой. Бежала мимо морковки, бежала мимо свеколки, бежала мимо капусты. Быстро-быстро бежала! И мигом к своей хатке прибежала. А навстречу ей дедка с бабкой вышли. И спрашивают: — А где же репка? — А вот вам и репка! Обрадовались тут дедка с бабкой: — Ну и внучка у нас! Ну и Алёнушка! Молодец девочка! А как же зверь этот — Пых страшный? Не испугалась ли ты его? Раскрыла тут Алёнка передничек: — А вот вам и Пых! Засмеялись старички: — Ну и молодец Алёнка! Ну и смелая девчонка!

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 марта - Праздник прихода весны Беспалов В. И. Мороз и Зима После свадьбы Мороз и Зима не жалели ни сил, ни времени, дружно построили ледяной терем, сугробом пышным его прикрыли, украсили весёлыми гирляндами снежинок, ледяными цветами. Комнаты столами, шкафами, лавками забили, шкафы – хрустальными блюдами, серебряными ковшами, тяжёлые поставцы кружками и чашками набили. Богатому терему и богатые наряды! Недоедали, недосыпали - шубы серебряные, ожерелья жемчужные, подвески алмазные приобретали. А когда всё сделали, оглянулись - ни детей, ни знакомых, ни друзей. Не на кого посмотреть, не с кем словом перемолвиться, некуда сходить. Скучно стало, друг на друга уставились: кто это? Зачем в тереме? Посмотрел Мороз на Зиму пасмурным днём, сказал с досадой: - Вырядилась! Я трудился, спину ломал, а на неё любо-дорого поглядеть! Кофта не кофта, платье не платье, шуба не шуба, кругом узорочье алмазное! Посмотрела Зима на Мороз тучей, охнула: - Расселся! Я трудилась, руки ломала, а он знай себе стены подпирает! - Это ты-то работала? - вскипел Мороз бураном. - Убиралась бы подобру - поздорову! - Уж не ты ли работал? - вскинулась Зима вьюгой. - Убирался бы сам подобру-поздорову! - И уйду! - рассвирепел Мороз январём. - Только всё своё заберу! - И уйду, - заметелила Зима февралём. - Только всё своё заберу! Ну а когда всё врозь - не удержится в стене и гвоздь. Не стало ни ледяного терема, ни сугроба пышного, ни весёлых снежинок, ни ледяных цветов, ни узорочья хрустального. Не стало ни самой Зимы, ни самого Мороза. На просторе в драной шубёнке, в рваных галошах Март стал попрыгивать по мокрым сугробцам, пощёлкивать ледяными стекляшками - Весну, озорник, вышел встречать. СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 марта - Всемирный день кошек Владимир Славущев По объявлению Триптих Посвящается Камилу Набиеву МУЖИК ВСЕГДА В ЦЕНЕ «О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по ул. Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий». Прочитав несколько раз это объявление в местной газете, Тамара Ивановна Сигареткина, бездетная вдова пятидесяти восьми лет, от которой к тому же полгода назад ушел сожитель — молодой мужик, которому (ну по всему!) надо было как-то перебиться с жильем, решилась: «Надо пойти посмотреть. Интеллигентный, покладистый… Пьет, конечно, раз ничего не помнит. А может, потеря памяти… как ее? Амнезия, что ли… Сейчас у многих. Вон Надька Холина не помнит, сколько при советской власти колбаса стоила. Врет, зараза… Как же ему там зимой-то в подвале, интеллигентному?.. Но не окончательно же потерялся в жизни, наверно, — на объявление-то денег нашел…» Время Тамара Ивановна выбрала самое безлюдное, тихое — после четырех часов: и темнеет уже, и с работы еще никто не идет. Уложив в сумку бутылку пива, соленых огурцов, нарезанного черного хлеба и вчерашнего винегрета, Тамара Ивановна отправилась. Вы-шла за калитку и огляделась: никого из соседок на улице не было — хорошая примета! Магазин «Русь» — пешком минут двадцать, но что это были за минуты! — вечность. «А вдруг его нет? А вдруг пьяный? И зачем он мне? Только что этот… паразит ушел… Но ведь интеллигентный же, к тому же обидели — вон, помнить ничего не хочет… А в заборе дырка — чужие собаки все время пролазят. Из-под плинтуса в маленькой комнате что-то стало сильно дуть…» Уже почти стемнело, когда Тамара Ивановна подошла к дому № 20 на Жуковского. У подъезда никто не сидел, кодового замка в пятиэтажках отродясь не бывало, и Тамара Ивановна как бы индифферентно зашла в указанный первый подъезд. Свет, конечно, не горел, но она захватила с собой фонарик. Оглянувшись и прислушавшись, не идет ли кто, Тамара Ивановна приступила к спуску в подвал по железной, сваренной из металлического прутка лестнице. В подвале пахло сыростью, кошками и еще чем-то техническим — в общем, подвалом. Тамара Ивановна повела лучом фонарика — подвал был огромен, во всю длину дома, здесь проходили трубы отопления, лежали какие-то провода, обломки мебели. «Да, бомжатник хоть куда. Господи, а ну как он здесь не один, а их много!..» — вдруг осенило Тамару Ивановну, но она храбро позвала: — Василий! Василий!.. Наверху в подъезде хлопнула дверь, и кто-то сбегал по ступенькам. Тамара Ивановна вы-ключила фонарик, чтобы ее не заметили, и осталась в кромешной темноте. Хлопнула входная дверь, по трубам журчала вода — больше ничего слышно не было. Она опять включила фонарик. — Василий, Василий!.. — чуть громче позвала она. — Отзовитесь! Я по объявлению, не бойтесь!.. Хлопнула входная дверь, но никто не поднимался, и Тамара Ивановна испугалась: если это Василий, то почему не спускается, а если нет… Кто-то потоптался у подвальной двери, даже открыл ее, но потом, кажется, вышел из подъезда. «У-фф! Все, больше не могу, со страху помру», — сказала себе Тамара Ивановна, опять включила фонарик и ступила на металлическую лестницу. — Василий!.. — позвала она в последний раз и выбралась из подвала. «Вот дура! — ругала она себя по дороге. — Мало мне страданий от мужиков, бомжа себе нашла. Хорошо хоть никому ничего не сказала, засмеяли бы! Но ведь интеллигентный, может и правда добрый… Таким всегда от жизни достается. Надо завтра еще раз сходить, пораньше только». Придя домой, Тамара Ивановна выпила рюмочку с холоду и со страху, закусила приготовленным для Василия винегретом и включила телевизор. Газета с объявлением от «доброго, покладистого, интеллигентного» как раз лежала на телевизоре. Тамара Ивановна взяла ее, чтобы еще раз прочитать призывное «Жду, надеюсь», и взгляд ее уперся во второй абзац объявления, на который она почему-то не обратила внимания. А второй абзац гласил: «Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные». — Тьфу! — плюнула Тамара Ивановна. — Все вы, мужики, сволочи! ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ «О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по улице Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий. Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные». Прочитав это объявление, электрик на станции техобслуживания Кирилл Благодёров хмыкнул — объявление его заинтересовало. «Во, шотландская вислоухая… А дочка, кажется, такую и хотела… Или бобтейла, что ли? Один хрен, породистый. Стоит немерено. А тут на халяву. Надо ехать, а то кто-нибудь заберет еще. Как раз на день рождения получится». День рождения дочки — десять лет — был через неделю, но чего уж тут!.. — Игорь, — сказал он хозяину, — я тут сгоняю недалеко. —Через час менты приедут, чего-то у них там с зажиганием… — Успею. Кирилл отправился. «(Слово удалено системой), — вспомнил он по дороге, — фонарик из бардачка выложил, там же темень в подвале. Да ладно, не найду — ну и ладно». У подъезда никто не сидел, а жаль, можно было бы спросить про кота-то, может, уже за-брал кто — бабки ведь все знают. Кирилл хорошо знал, как устроены эти пятиэтажки, сам в детстве в такой жил и по подвалам лазил, так что, распахнув подвальную дверь — для освещения, стал спускаться по железной, сваренной из металлического прутка лестнице. Вот пахнуло сыростью, кошками, чем-то техническим — Кирилл хорошо помнил этот запах. Но что-то было и необычное. «Как будто бомжи живут», — подумал Благодёров и позвал: — Вась-Вась-Вась! Васька!.. Где-то в темноте кто-то мяукнул, и Кирилл опять позвал: — Васька, Васька!.. Он ступил еще шаг в темноту — и… его вдруг схватили и заломили руки за спину, — похоже, двое. «Все, сейчас разденут, оберут, а то и живой не уйду, — подумал он, даже не испугавшись — так обалдел. — Ха, так деньги в машине, слава богу». — Попался, кошатник, — сказал один из держащих за руки. — Деньги давай! — Да денег-то сотни две. — Ого! Четыре пузыря. Давай! — Да руки же!.. — Обшарь его, Катюха. — Так у вас и баба? — обрадовался Благодёров: может, пронесет?.. — Баба, баба. Бабы у нас тоже есть. — Да не надо шарить. В куртке, во внутреннем кармане. Чья-то рука пролезла внутрь, вытянула деньги и выгребла мелочь. Кирилл во время этой процедуры боялся дышать, так загустел воздух вокруг. — Больше нет? — спросил все тот же голос. — Нет. — Ну иди себе по холодку. Сюда иди, вот так, вот тут ступеньки. — Слушайте, господа бомжи, — вдруг осенило Кирилла, — так это вы объявление дали? — Мы. — Так оно ж денег стоит! — Не-а, бесплатное. О животных — бесплатное. — Ладно. А если я сейчас ментов приведу? — Не приведешь. Мы, во-первых, прямо сейчас идем в магаз, во-вторых, ты нас не видел и мы тебя не знаем, в-третьих, все менты нас знают, а потом, у Катюхи сегодня день рождения — надо ее пожалеть. Она же все и обмозговала. — Ха-ха! — раздался женский голос. — Еле породу вспомнила, ха! — Ну, с днем рождения тебя, Катя! Пишешь ты очень завлекательно, — сказал Кирилл и стал подниматься по ступеням. — А постойте-ка, — вдруг оглянулся он в темноту, — а что, кот-то есть на самом деле или как? — Да подбросили тут какого-то, — ответили снизу. — Суки какие-то хвост у него оторвали и бросили. — Хвост оторвали?! А где он сейчас? — Да здесь где-то. Нужен, что ль?.. Кис-кис-кис!.. Кис-кис-кис!.. Откуда-то из глубины раздалось мяуканье. — Сейчас поймаем, он голодный как раз. Кис-кис-кис!.. Вот он! Мурчит… Иди сюда, мужик, бери. Благодёров, подумав самую малость, спустился вниз, и ему тут же сунули кота. Кот был небольшой — котенок, наверное, — и он правда был без хвоста, но «суки» тут были ни при чем и хвост у него не отрывали, — это был камчатский бобтейл, о котором мечтала дочка. Ну, держись теперь, школа, — все обзавидуются. «Дать им еще сотню, что ли, или две? — на радостях подумал Кирилл, уже сидя в машине с котенком под ногами. — Нет, хватит, а то подумают, что деньги у меня с собой были, а они их не нашли, и расстроятся», — и он поехал выставлять ментам зажигание. ТРИ ВАСИЛИЯ «О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по улице Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий. Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные». Перечитав это объявление, я невольно улыбнулся — уж очень оно было оригинально. Кто его, интересно, написал? Большой, видать, умник и с юмором. Хоть поезжай за этим котом. А газета… Газета «Горожанин». Стоп! Там же Пашка работает верстальщиком — Пашка, ухажер моей Вики, которого я гоняю, потому что рано ей еще — пятнадцать лет всего, а ему, кажется, двадцать. — Вика, — зашел я в комнату дочери. — Что, пап? — Как тебе вот это объявление? Она мельком взглянула и сказала: — Это? Это Пашка написал. — А он у тебя не без этого… не без самого… — повертел я у лба рукой. — Он вообще умный. — А кот-то там правда есть? — Наверно, есть, если не взяли. Одна женщина пришла и попросила как-нибудь пожалостливее написать, очень красивый, говорит, кот, кто-то подбросил. Сама она взять не может, соседи тоже не берут. Ну, Пашка и написал, чтоб поинтереснее, чтоб внимание обратили. Пап, а давай его себе возьмем, ты же сам хотел кошку. А тут породистая!.. — Много твоя женщина в породах понимает. И это мы там по темноте будем лазить? — Не будем, Пашка полезет. — А где он? — В подъезде ждет. — Чего ждет? Когда мы за котом поедем? — Пока я уроки сделаю. Мне стало немного стыдно, потому что Пашка в подъезде томился по моей вине. Ну что мы, в самом деле: «Тебе всего пятнадцать, тебе всего пятнадцать!..» (Джульетте, между прочим, четырнадцать было.) А дочка на это отвечает: «Во-первых, не “всего”, а “уже”, и откуда дети берутся, я уже знаю, так что не бойтесь… И ничего хорошего нет, что вы нам с Пашкой встречаться не разрешаете, потому что запрет родит упрямство и потому что мы умные, а вы…» Кажется, действительно получается… как бы это помягче насчет своего ума выразиться?.. А ведь странно: если бы не это объявление… — Ладно, — сказал я, — зови его сюда. — Правда? А я уроки не доделала… — Зови-зови!.. Сейчас съездим за котом. — А мама? — А мы ей объявление покажем, и она нас поймет. К тому же нас двое, а она одна. В общем, теперь все в порядке: Пашка приходит к нам домой, а Вика к нему, а его мама и бабушка пригласили нас с женой в гости (отец у него умер, когда он был маленький). А кота Василия мы не обнаружили — наверно, кто-то уже забрал. Но на другой день Пашка с Викой принесли откуда-то другого котенка — воспользовались, черти, моментом — и хотели назвать его Василием, как в объявлении, но мы с женой назвали его Чарли, потому что Василием зовут меня, а два имени, как считается по примете, под одной крышей не живут.