Chanda

Б. Сергуненков. Художник Стоял дом. Жили в нём портниха, которая шила брюки, сапожник, который подбивал к старым ботинкам новые каблуки, слесарь, который чинил водопроводные трубы, писатель, который писал книгу, шофёр, который возил людей на автобусе, учитель, который учил детей географии, врач, который лечил больные зубы, каменщик, который строил дома, музыкант, который играл на скрипке, балерина, которая танцевала в театре, инвалид, который был ранен на войне, девушка, которая бегала на свидание к любимому, старик, который курил трубку, старуха, которая нянчила внуков, мальчик, который катался на велосипеде, девочка, которая играла в куклы, собака, которая лаяла на прохожих, кот, который сидел на окне, и художник, который хотел нарисовать всех жителей этого дома. Каждое утро художник откладывал мольберт и кисти и говорил: — Все ко мне так добры, я непременно должен сделать для каждого что-то очень приятное. Помогу-ка я портнихе, которая сшила мне брюки, сапожнику, который подбил к моим старым ботинкам новые каблуки, слесарю, который починил водопровод, писателю, который пишет книгу, шофёру, который возит меня на автобусе, учителю, который учит детей географии, врачу, который лечит больные зубы, каменщику, который построил дом, музыканту, который играет на скрипке, балерине, которая танцует в театре, инвалиду, который был ранен на войне, девушке, которая бегает на свидание к любимому, старику, который курит трубку, старухе, которая нянчит внуков, мальчику, который катается на велосипеде, девочке, которая играет в куклы, собаке, которая лает на прохожих, коту, который сидит на окне. Когда художник умер, хоронить его на кладбище пришли: портниха, которая шьёт брюки, сапожник, который подбивает к старым ботинкам новые каблуки, слесарь, который чинит водопроводные трубы, писатель, который пишет книгу, шофёр, который возит людей на автобусе, учитель, который учит детей географии, врач, который лечит больные зубы, каменщик, который строит дома, музыкант, который играет на скрипке, балерина, которая танцует в театре, инвалид, который был ранен на войне, девушка, которая бегает на свидание к любимому, старик, который курит свою трубку, старуха, которая нянчит внуков, мальчик, который катается на велосипеде, девочка, которая играет в куклы, собака, которая лает на прохожих, кот, который сидит на окне. Все говорили о нём как о великом, неповторимом мастере. И для посторонних это казалось странным, когда они узнавали, что художник не нарисовал ни одной картины.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 сентября - День знаний Валя Грудский Сказка про то, как учителя учеников делили (в стиле М.Е.Салтыкова-Щедрина) В некотором царстве, в некотором государстве была школа. И были в этой школе все учителя умные-преумные. И вот учителя эти умные решили собрать педсовет и обсудить, как там обученческие дела проходят. И оказалось, что в 7-ом классе что-то не так, а что – никто понять не может. Но учителя-то умные, рефлексия вовсю работает, думают во всех трех поясах мышления. И затянулся тогда педсовет. Сидят учителя и думают. Год, два длится педсовет. Ученики 7-го класса сидят и ничего не делают. Уже даже все пройденное забыли. Но вдруг директор, возглавлявший педсовет, вскричал: – Коллеги!!! А давайте мы их класс разделим!!!! И вот постаревшие учителя обрадовались. Перестали думать, встали, потянулись... И пошли делить. А когда вошли в 7-ой класс, опять мозгами пошевелили, извилины их, как змеи, заползали. Смотрят на учеников, бездельников, дураков и вообще никаких, и каждый про себя подумал: "А как делить?!" И вдруг кто-то из учителей сказал уже вслух: – Как попало! И тут все набросились на учеников и раскидали их в две стороны. "Ну, – думают, – теперь учиться будут хорошо". Но нет, опять не то. И вновь собрался педсовет. Опять учителя думают, но уже не о том, что делать, а о том, как делить! И решили учителя 7-й разделить на умный и сильный классы. И тогда пришли учителя с топориками и порубали всех учеников 7-го класса (каждого разделили на голову и тело). "Ну, – думают, – теперь головы будут умными-умными, а тела сильными-сильными". Но нет, опять не то. Головы без тела ничего сделать не могут, а тела без голов ничего не видят, не слышат, а следовательно, тоже без дела сидят. Тогда учителя обратно головы к телам пришили. И вновь собрался педсовет... Долго ли, коротко ли, а учителя как ни делили 7-й класс – всё учебные дела не поправляются. Первоклассники уже институт заканчивают. Семиклассники и сами уже готовы были начать учиться, да до того отупели, что и слова произнести не могут!.. Время идет и идет... Ученикам уже тупеть некуда! Вдруг откуда ни возьмись появляется в этой школе комиссия по проверке учебы. Вскричали все участники этой комиссии: – И как вам не стыдно! Вы посмотрите на этих... существ! До чего вы их довели. Сегодня же пришлем мы вам замену, а вам пора на пенсию!!! – Но коллеги... – И без вопросов! Начали тогда тридцатипятилетние ученики уже 1-го класса совсем новую жизнь!

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 31 августа - День Фрола и Лавра, покровителей лошадей. Чудесный конь Индейская народная сказка Давным-давно жили-были на свете старуха с внуком, да такие бедные, что даже родное племя их презирало. Когда переносили лагерь на новое место, бабушка с внуком всегда задерживались - вдруг попадется что-нибудь брошенное другими, рваное да ненужное. То одежду подберут, то дырявые мокасины, то съестное. Вот как-то раз снялось племя с лагеря, а бабушка с внуком, как водится, в хвосте плетутся. Вдруг, откуда ни возьмись, дряхлый-дряхлый конь серой масти. - Должно, кто-то бросил его, - решила старуха. Был конь тощий, слабый, хромой, и спина у него вся изранена. Словом, такой негодный конь, что никому, видно, не хотелось с ним возиться. - Возьмем коня, пусть везет нашу поклажу, - решил внук. Навьючила старуха на коня поклажу, и зашагал-захромал конь. Разбило племя новый лагерь, а старуха с внуком рядом пристроились. Как-то раз отправились юноши племени на поиски бизонов. Прибегают и кричат вождю: - Поблизости пасется большое стадо, а в нем пятнистый теленок! А у вождя была красавица дочь. Услыхал он про пятнистого теленка и велел объявить: воин, который убьет теленка, получит в жены его дочь. Ведь пятнистая бизонья шкура - для всякого желанный дар! Оседлали охотники самых быстрых лошадей, помчались бизонье стадо догонять, глядь - а бедный юноша на дряхлом сером коне за ними припустился. - Вот кто добудет пятнистого теленка! -засмеялись все. Стыдно стало бедняге, отъехал он в сторону, чтобы не слышать насмешек, а конь тут повернул голову и молвит: - Поезжай к ручью и вымажь мне грязью голову, спину и ноги. Испугался юноша, но сделал, как ему было велено. Конь и говорит: - Садись на меня, но не спеши. Подожди, пока все воины проскачут. Летят всадники во весь опор, вдруг - что такое? Серый конь мчится рядом - не бежит, а летит, как птица. Обогнал самых быстрых скакунов и врезался в стадо бизонов. Просвистела стрела, и теленок упал. Пустил юноша еще одну стрелу и свалил бизониху, а потом спрыгнул на землю и принялся теленка свежевать. Остальные-то воины были еще очень далеко. Посмотрел юноша на коня и видит - ловкий, ладный, гарцует конь вокруг теленка, дрожит от нетерпения, ноги стройные, глаза зоркие, и спина враз зажила. Снял юноша шкуру и с коровы, навьючил на коня свежатину и пошел в лагерь. Груз тяжелый, а коню хоть бы что - идет себе легко, свободно! Любо-дорого посмотреть! Увидели воины такое дело-удивились! Кто-то за пятнистую бизонью шкуру двенадцать лучших лошадей предложил, но юноша только посмеялся. Прискакали воины в лагерь и говорят старухе: - Твой внук убил пятнистого теленка. - Зачем смеетесь надо мной? - вздохнула старуха. - Зачем смеетесь над моим мальчикам? Что с того, что мы бедны? А как увидала старуха добычу внука - мясо да шкуры, глазам своим не поверила. - Смотри, сколько добра я тебе привез, - сказал юноша. Рассмеялась старуха, радостно стало у нее на душе. Но стоило ей подойти к коню, он отпрянул, будто дикий скакун. Очень удивилась старуха - совсем иным стал конь. Пришлось юноше самому снимать с него добычу. Настала ночь, улеглись все спать, тут конь и молвит: - Чую, нападут на нас враги. Страшный бой предстоит нам. Но ты не бойся. Как сядешь мне на спину, скачи изо всей мочи в самую гущу врагов и срази перво-наперво вождя. Четыре раза надо тебе сразиться с храбрейшими из врагов, но в пятый раз в бой не вступай, не то сам погибнешь или меня потеряешь. Запомни! Настал новый день, и случилось так, как говорил конь. Взял юноша лук и стрелы, вскочил на коня и помчался на врага. Увидали вражеские воины, что их вождю грозит опасность, и пустили в смельчака тучу стрел. Потемнело небо от стрел, но ни одна не попала в цель. Одолел юноша вождя, поворотил коня и снова помчался на врага, в самую гущу войска врезался - сразил сразу трех храбрейших воинов. - Я убил четырех врагов, - обрадовался юноша, - и остался цел! Что, если попробовать в пятый раз. Вскочил он на коня и понесся на врага, да случилась беда - пронзила вражья стрела серого коня и упал конь замертво. Очень горевал юноша, что лишился коня, А когда одолели врагов, пошел он туда, где погиб его конь, собрал все, что от него осталось, и похоронил на вершине холма, Сам сидит горюет, ничего окрест не видит. Вдруг зашумел ветер, и полил дождь, Оглянулся юноша, но ничего особенного не заметил. Снова зашумел ветер, и хлынул дождь, Глянул юноша вниз - почудилось ему, что видит коня, да только трудно было разглядеть его. И снова заревела буря, а когда в третий раз посмотрел юноша вниз, почудилось ему, будто конь стоит живехонек и хвостом нетерпеливо бьет. В четвертый раз зашумело-заревело все вокруг. Глянул юноша и глазам своим не поверил: стоит конь как ни в чем не бывало на всех четырех ногах и по сторонам поглядывает! Подбежал юноша к коню, и он молвит: - Вновь я с тобой. А теперь отведи меня подальше от лагеря, за холм, и оставь на ночь, а утром приходи. Пришел юноша утром за конем и видит: стоит рядом с серым белый красавец. Во всем лагере нет такого! На следующую ночь вновь велел серый конь отвести его за холм. Наутро приходит юноша - рядом с серым стоит вороной красавец. Десять ночей подряд отводил юноша коня за холм, и десять новых коней набралось у него - и гнедой, и палевый, и в яблоках, и разные-разные. Никогда в племени не бывало таких славных скакунов! Стал юноша богат и женился на красавице - дочери вождя, и как заматерел, сам стал вождем. Родилось у него много детей. Не забыл он и бабушку. Она жила в палатке внука до глубокой старости. А серого коня вождь берег пуще глаза-ездил на нем только по праздникам.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 29 августа - Хлебный (Ореховый) Спас. Мешок орехов Португальская сказка Собрались друзья на пирушку. Пятеро было женатых, а шестой – холостой. Он был аббатом. Пировали весь день – развеселились. Вот и стал преподобный аббат подтрунивать над друзьями: – Все вы женаты, я один – холостой, и живётся мне лучше всех. Сам я хозяин в доме, куда хочу – туда и пойду, что хочу – то и возьму, никого не спрошу. А вами жёны весь день командуют; у вас в доме, как говорится, курица умней петуха! Ну, скажите, что я не прав! Друзья обиделись: – Конечно, не прав! – А ну, попробуйте докажите! Завязался горячий спор. Спорили – чуть не охрипли. Наконец аббат сказал: – Я человек богатый, а теперь стал ещё богаче. У меня в саду такой урожай орехов, какого никогда ещё не бывало. Так вот: кто из вас докажет, что живёт своим умом, а не ждёт весь день, чтоб жена ему указала пальцем, что надо делать, тому отсыплю я полный мешок орехов. Идёт? – По рукам! – согласились друзья. – Ну что ж, по рукам, – подтвердил аббат и пошёл домой собирать орехи. Остались друзья одни – задумались: орехов каждому хочется, а как докажешь, что и в самом деле ты старший в доме? Нет-нет да и уступишь жене – не в том, так в другом. Всегда так в семье бывает. Один Фернанду не сомневался, сидел да усы покручивал. Весь город знал, какой он строгий хозяин: дома при нём ни жена, ни дети и рта открыть не смели! Что ещё тут доказывать, если все соседи могли за него поручиться! Стукнул кулаком по столу и сказал друзьям: – О чём тут думать? Всё равно орехи мои! И пошёл за орехами к аббату. – Никто, – говорит, – во всём городе не посмеет сказать, что в моём доме курица умней петуха! Если не веришь – спроси людей. – Почему мне тебе не верить? – отвечал с усмешкой аббат. – Успокойся, ты получишь орехи. Пойди принеси мешок. Через час вернулся Фернанду с небольшим мешком. Отсыпал ему аббат орехов и спрашивает: – Фернанду, неужели не было у тебя мешка побольше, чем этот? – Конечно, был. Как не быть большому мешку в хозяйстве! – Почему ж ты его не взял? – Я бы взял, да жена не дала. Говорит: стыдно с таким большим мешком идти – и велела взять поменьше. Как принялся аббат хохотать: – Высыпай орехи обратно! Теперь я вижу, кто у вас верховодит в доме! Так и ушёл ни с чем Фернанду. А дома ещё от жены влетело, что не умел держать язык за зубами и так глупо проболтался.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 19 августа - Яблочный Спас Евгений Савинков Сказка о золотом яблоке Чуть в стороне от Центра Мира, возле пересечения дорог на шестнадцать сторон света, издавна стоит Трактир. Говорят, его хозяин приходится роднёй самому Времени, поэтому, когда бы вы не заглянули сюда, двести лет назад или через двести, мало что изменится в просторном зале, увешанном ароматными гирляндами трав. Длинная стойка из драконова дерева сверкает, как зеркало, дубовые столы и широкая пасть камина… …В первый день зимы, когда на восходе солнца землю покрыл пушистый белый ковёр, и трактир почти пустовал, с Юга пришёл богатый караван. Просторный двор заполнился криками погонщиков и беготнёй слуг. Хозяйка каравана, Красота, на секунду остановилась в дверях, бросила взгляд на одинокую фигуру у камина, скинула с плеч меховое манто и пошла наверх. К полудню, с Запада, принеслась кавалькада вороных лошадей, влекущая две большие кареты. Едва не задев притолку головой, в зал шагнула Разум. Человек в плаще всё так же сидел у камина и курил. Разум глянула на него через монокль, о чём-то задумалась, но подошедший хозяин отвлёк её. А на закате, с Севера, верхом на буланой лошади, прибыла третья гостья. Войдя в трактир она потерялась было среди пёстрой свиты Красоты, но Хозяин чётко знал своё дело и сразу проводил гостью к огню. Женщина устало улыбнулась ему, но её чуть вымученная улыбка осветила сумрачный зал ярче золотых украшений Красоты, а Хозяин, обычно мрачный, не смог не ответить на неё. Доброта, а именно Добротой была третья гостья, опустилась в тяжёлое кресло у камина, рядом с человеком в потрёпанном сером плаще, который вдруг встал и направился в альков, где ужинала Красота в окружении служанок, каждая из которых могла затмить любую королеву. Человек в плаще поклонился и подал замершей Красоте золотое яблоко. Изогнув удивлённо бровь, Красота взяла его – поверхность яблока, отполированная до блеска, отразила её идеальное лицо. Какое отражение даёт сфера? Красота скривилась, увидев, как исказились её черты и, небрежным движением бросила яблоко обратно незнакомцу. Человек в плаще пожал плечами и направился к Разуму сидевшей в окружении своих закованных в железо логики телохранителей. Глаза Разума вспыхнули при виде диковинного плода. Она мяла его в своих холёных пальцах и засыпала незнакомца сотней вопросов про его происхождение – человек только пожимал плечами и молчал. Ничего не добившись, Разум извлекла из своей сумочки скальпели, нацепила на нос очки и попыталась разрезать яблоко, но отточенные лезвия даже царапины не оставляли на золотой кожуре. Человек в плаще разочарованно вздохнул, забрал яблоко и подошёл к Доброте. Доброта, до этого смотревшая на огонь, взяла яблоко, и золото в её руке исчезло. Самое простое жёлтое яблоко с бочком покоилось в её ладони. - Это ты? – спросила Доброта. - Я, - ответил Любовь. - Вместе и навсегда? … Весна согрела землю и растопила снег, а вокруг трактира зацвёл белыми мечтами яблоневый сад. Трактирщик-Время терпеливо ухаживает за ним, заботясь о каждом дереве посаженном уехавшими вместе, на Восток, Любовью и Добротой. И на каждом дереве наливаются соком прекрасные золотые яблоки, ждущие любящие руки, способные оживить их.

Романтическая постройка

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 14 августа - Медовый Спас Сторож пчёл Марийская народная сказка Когда-то у моего отца была пасека. Всем своим пчёлам отец давал имена: одну звал Анной, другую - Майрой, третью - Тайрой. Всем дал он какое-нибудь имя. Однажды послал меня отец караулить пчел. А пасека, надо сказать, была за речкой Вяткой. Подошёл я к речке и вижу: на том берегу Вятки огромный медведь поймал пчелу Тайру и раздирает её на части. Что делать? Я туда, сюда. Бегал-бегал, искал лодку - не нашёл. Схватил я себя за волосы и перебросил на другой берег. А медведь совсем уж Тайру разодрал, только валяются на земле её крылья. Собрал я пчелиные кости и стал складывать из них поленницу. Складывал-складывал - выросла моя поленница до самого неба, упёрся я головой в облако. Тут подул ветер, и я рухнул вниз, на землю. Упал я вниз, угодил в болото и увяз в нём по пояс. Барахтался-барахтался - никак не могу выбраться. Что делать, думаю? Сбегал домой за железной лопатой, еле-еле откопал себя. А если бы не откопал, наверно, там и погиб бы я. А медведь к этому времени съел Тайру, объелся - пошевелиться не может. Развалился он на лужайке да греет своё толстое брюхо на солнышке. - А-а-а! - закричал я. - Попался! Медведь вскочил - и бежать! Медведь бежит, я - за ним, медведь - бегом, я - скоком, медведь - скоком, я - бегом. Вот-вот догоню его. Да тут оказался на пути дуб, а в том дубу - дупло. Медведь-туда! Подошёл я к дубу, смотрю: дупло-то маленькое, даже мой палец - и тот не лезет. Что делать? Тогда разбежался я и прыгнул в дупло с разбега - прямо к медведю. Схватил его за бороду и говорю: - Вот теперь попался! Хотел его оттуда вытащить, да дыра в дупле мала: и самому не выйти, и медведя не вывести. Что делать? Подумал, подумал я, сбегал домой, принёс пилу с топором, свалил дуб и вышел из дупла. Вышел сам и медведя вытащил. Стал медведь со мной бороться. Я тогда ещё маленьким был, силёнки было мало. Разодрал меня медведь и проглотил. Вот сижу я в животе у медведя и задыхаюсь. Что же делать? Сбегал домой, принёс острый нож и распорол медвежье брюхо. Распорол его, снял шкуру, внутренности вытащил, разрезал кишки. Еле-еле отыскал себя в медвежьем желудке. Если бы не нашёл, наверно, там бы и сдох. Спас себя от медведя и пошёл на пасеку пчёл сторожить. Пришёл и вижу: летает Тайра вместе с другими пчелами, как ни в чём не бывало. Наверное, и сегодня летает. Сказка туда, а я сюда.

М. М. Пришвин Сочинитель Наверху сошла с кустов роса, и внизу, под кустами блестит только в пазухе такого листка, где никогда и не просыхает. Коровы наелись и грудой стояли у болотного бочага. Подпасок Ванюшка лежал на кочках дугой. Не сразу и догадаешься, как вышла дуга, он, должно быть, лег на кочку головой, но, пока спал, кочка умялась, голова опустилась, получился высокий живот, и голова и ноги внизу. Я его давно знаю, – ярко-рыжая голова, и на лице крупные веснушки, одна к другой, глаза блестящие, чистые, как обсосанный леденец. Я давно его принял в Берендеево царство и, когда вижу, мимо ни за что не пройду. Мне сегодня удача, хочу с ним побыть и бужу маленького Берендея. Он открыл один глаз на мгновение, вынул начатую полбутылку, протянул мне и опять уснул. Я стал трясти его и хохотать. – Пей! – сказал он. – Вчера гулял на празднике, тебе захватил. Когда он совсем пришел в себя, опохмелился, я вынул из сумки последний номер «Охотника» с моим рассказом и дал ему. – Прочитай, Ваня, это я написал. Он принялся читать. А я закурил папиросу и занялся своей записной книжкой на пятнадцать минут, – так уже замечено, что курится у меня ровно пятнадцать минут. Когда кончилась папироса, а пастух все читал, я перебил его вопросом: – Покажи, много прочел? Он указал за четверть часа он прочел две с половиной строчки, а всего было триста. – Дай сюда журнал, – сказал я, – мне надо идти. Не стоит читать. Он охотно отдал журнал со словами: – Правда, не стоит читать. Я удивился. Таких откровенных и добродушных читателей как-то не приходилось встречать даже среди крестьян. Чуть ущемило, но больше понравилось. Он же зевнул и сказал: – Если бы ты по правде писал, а то ведь, наверное, все выдумал? – Не все, – ответил я, – но есть немного. – Вот я бы – так написал! – Все бы по правде? – Все. Вот взял бы и про ночь написал, как ночь на болоте проходит. – Ну, как же? – А вот как. Ночь. Куст большой-большой у бочага. Я сижу под кустом, а утята – свись, свись, свись. Остановился. Я подумал – он ищет слов или дожидается образов. Вот очнулся, вынул жалейку и стал просверливать на ней седьмую дырочку. – Ну, а дальше-то что? – спросил я. – Ты же по правде хотел ночь представить. – А я же и представил, – ответил он, – все по правде. Куст большой-большой! Я сижу под ним, а утята всю ночь – свись, свись, свись. – Очень уж коротко. – Что ты, «коротко»! – удивился подпасок. – Всю-то ночь напролет: свись, свись, свись. Соображая этот рассказ, я сказал: – Как хорошо! – Неуж плохо, – ответил он. И заиграл на дудочке, сделанной из волчьего дерева, тростника и коровьего рога.

firetwister, поздравляю с публикацией! С интересом прочла дважды. Заставляет задуматься.

Как мужик боровика провёл. Русская сказка Жил-был один такой Ерема. Как-то раз пахал он у опушки бора на кобыле, у которой был жеребёночек. Этот жеребёнок то и дело подходил к матке и сосал её, а Ерема торопился допахать к вечеру. Он отгонял, отгонял жеребёнка, потом как закричит в сердцах: — Да чтоб ты пропал! Жеребёночек отстал от матки, пошёл на пожню, потом в лесок и скрылся, а Ерема заметил, что нет жеребёнка, только когда допахал полянку. Искал его дотемна и так ни с чем поехал домой. Наутро всей родней ходили, рыскали, искали, но не нашли. Пошёл вечером огорченный Ерема к знахарю, поворожить, и тот ему сказал: — Не иначе твоего жеребёнка боровой увёл. Ты вот что сделай. Возьми кошку, пойди на росстань, где пересекаются дороги, сруби сосенку, а сам встань на пень и скажи: — Эй, эй, покажись не мал, не велик, а со среднего человека. Обязательно молви это, не то он тебе покажется таким страшилищем, что разум потеряешь. А как он выйдет, ты ему скажи: — Меняю кошку на жеребёнка! И через день найдёшь скотину на том же месте. — Ну вот, – огорчился Ерема, – а кошка как же, да за неё баба с детишками мне холку-то ого-го как намылят. Они чуть что, кисонька, да Мурысенька! — Дурак ты, – говорит знахарь. – Или не знаешь, что кошка, зверь хитрый, самого борового с носом оставит, а домой непременно воротится? А другого жеребёнка твоя кобыла ещё невесть когда принесёт. Думал Ерема, думал, а наутро решился. Взял тишком Мурысеньку, сунул в мешок, пришёл на росстани, сосенку срубил, встал на пенёк и прокричал, что велел знахарь. Выглянул из лесу мужик, морда зелёная, волосы косматые, тоже как бы в прозелень, и говорит грубым голосом: — Чего надо? — Отдай жеребёночка! – попросил Ерема. – А взамен вот кошку возьми. — Хорошее дело! – обрадовался боровой, а это был именно он самый. – Кошек я люблю! Выхватил из Ереминых рук мешок, и только треск по лесу пошёл. Воротился наш Ерема домой с тяжким сердцем. А там ребятня уже ревмя ревёт. Мурысенька пропала! Ерема, конечно, ничего не сказал, но всю ночь снился ему жалобный кошачий мяв. И даже когда рано поутру побежал он на росстани и нашёл своего жеребёночка, от души не отлегло. Побрёл домой, и первым, кого увидел, была его серая Мурысенька. Она сидела на крылечке, умывалась лапкой и громко мурлыкала: — Мр-мр! Обмур-оманул борового? Обмур-оманул?

Бесстрашный Хан-Хулюк Тувинская сказка Раньше раннего, древнее древнего жил добрый богатырь Хан-Хулюк. Стойбище его простиралось между скалами Чангыс-Хая и Чавыс-Хая. Было у него два стеклянных дворца, упершихся в небо, и три выносливых коня: Улуг-Билек, Биче-Билек и Хан-Шилги. Был у него Алдын-Ала-орел, который сторожил его аал с этой стороны, и был Начин-Бора-ястреб, который охранял его аал с той стороны. Семь месяцев Хан-Хулюк охотился на семивершинной своей тайге. Шесть месяцев добывал зверя на шестивершинной своей тайге. Была у него жена Сай-Куу и была любимая младшая сестра Алдын-Оюу. Однажды ушел Хан-Хулюк на шестивершинную свою тайгу, убил много зверя, вернулся домой усталый и лег спать на месяц, на все тридцать дней. Но проспал он недолго и услышал крик. — Милый брат! Скорей вставай! Около следа твоего коня Хан-Шилги лежит огромный след! Что это за след? — кричала сестра Алдын-Оюу. — Тот конь намного больше, чем твой Хан-Шилги! — кричала жена Сай-Куу. Хан-Хулюк вскочил, налил воды в чашу, которую едва поднимали девяносто человек, умылся, прогнал сон, взял свою девятисуставную подзорную трубу, взобрался на Болчайтылыг-Бора-тайгу и начал смотреть вокруг. Но нигде ничего не было слышно и нигде ничего не было видно. Вернулся Хан-Хулюк домой и сказал: — Нигде нет чужих следов. Вы, наверное, водили моего Хан-Шилги-коня, а теперь смеетесь надо мной! Взял он с собой черный лук, белые стрелы и уехал охотиться на свою тайгу. И увидел, что у подножия шестивершиннон тайги сидит и ждет его огромный богатырь. Под солнцем сверкает белый его халат. А рядом пасется могучий конь Ак- Сарыг. — Откуда ты взялся, лысый барсук? — закричал Хан-Хулюк.— Ты что, гниль земли или плесень воды? Ты всаднику — помеха, а пешему человеку — препятствие! Если хочешь что-нибудь сказать — говори! — Я — могучий Алдай-Мерген с Ак-Сарыг-конем. Я пришел сюда, чтобы моей добычей стал аал-стойбшце и весь скот Хан-Хулюка. Я вижу, что ты и есть богатырь из богатырей Хан-Хулюк. Скажи, что ты хочешь — выкованную мастерами-кузнецами холодную сталь-железо или рожденный матерью горячий крепкий кулак? — Есть у меня для тебя огромный кулак, — ответил Хан- Хулюк, — и есть холодное железо, выкованное мастерами. Нет у меня брата, который родился раньше меня, который заступился бы за меня. И нет брата, который родился после меня, который защитил бы меня. Заступится за меня лишь конь мой Хан-Шилги. Алдай-Мерген крикнул: — И за меня никто не заступится, кроме Ак-Сарыг-коня. Отбросим в сторону оружие, которое сделали мастера. Померимся силой, которую дали нам мать и отец! И спутал железными путами своего Ак-Сарыг-коня. Хан-Хулюк стреножил своего Хан-Шилги-коня. Встали богатыри по обе стороны реки, посмотрели друг на друга исподлобья, будто быки, и побежали вниз по реке, исполняя танец орла. Тела свои богатырские начали разминать. Потом каждый схватил по горе. Не решаясь столкнуться телами, они сдвинули две горы. Заколебалось голубое небо, задрожала черная земля. А потом в середине желтой степи они схватились. Дрогнула желтая сгепь. Шестьдесят дней — два месяца, девяносто дней — три месяца боролись они. И Хан-Хулюк увидел, что из подмышек Алдай-Мергена начала падать черная пена хлопьями с гору величиной, а на спине разбушевалась белая пена величиной с горный хребет. — Что с тобой? — крикнул Хан-Хулюк. — Это значит — тело мое богатырское разыгралось! Теперь держись, кулугур! Но Хан-Хулюк был ловок, как ястреб, и увертлив, как сокол. Когда тело Алдай-Мергена разыгралось-разогрелось, так что нельзя было к нему прикоснуться голой рукой, Хан-Хулюк разорвал потник и обернул руки потником. Конь Хан-Шилги увидел, что хозяину трудно, плюнул вверх, и пошел дождь с градом и охладил пыл-жар Алдай-Мергена. К тому времени разогрелось-разыгралось тело Хан-Хулюка. И он своей железной хваткой взял Алдай-Мергена, закружил по небу, а потом бросил на твердую землю. — Когда скот убивают — кровь берут, когда человека убивают — слово берут! Говори свое слово, Алдай-Мерген! — сказал Хан-Хулюк. — Пощади меня, Хан-Хулюк. Давай будем братьями, как от одного отца, будем братьями, как два уха коня, как два соска кобылы! Я буду лизать копыта твоего коня, острие твоей стрелы, дуло твоего ружья! — лежа клялся Алдай-Мерген. Хан-Хулюк поднял его и сказал: — Будешь моим табунщиком, брат! Будешь ухаживать за моим серым табуном величиной с Овюр и за моим черным табуном величиной с Каргы. Иди в мой аал. А сам поехал на семивершинную свою тайгу. Вдоволь наохотившись, наполнив все свои сумки, он вернулся домой и увидел, что милая сестра Алдын-Оюу лежит больная, лежит скорчившись, лежит посиневшая, как заплесневелая печень! — Синей болезнью заболела Алдын-Оюу, — сказала богатырю жена его, Сай-Куу. — Если ты не хочешь, чтобы твоя единственная сестра умерла, принеси ей сердце синего быка, хозяина Синего озера. Только это сердце сможет ее спасти! Хан-Хулюк сел на могучего Хан-Шилги и поскакал к Синему озеру. Он пел длинную песню, так пел, как поют сто человек. Он распевал горловую песню, так распевал, как распевают сто человек. Копь Хан-Шилги скакал по гребням низких гор, по склонам высоких гор. С досады богатырь давил белые камни величиной с овцу, от горя богатырь кричал и криком разбивал белые камнн величиной с коня. И вот он увидел черный чум. Он вошел в чум. Там сидела красавица Алдын-Хува, излучающая свет солнца и луны. Рядом с ней сидела ее мать. — Откуда и куда едешь, сынок? — спросила старуха. — Моя единственная младшая сестра заболела синей болезнью. И я еду за сердцем синего быка, хозяина Синего озера. — Хозяин Синего озера, синий бык — могучее существо, — сказала старуха. — Он убивает всех. Один рог его такой горячий, что, если ты схватишься за него, ты вскипишь. Другой рог его такой холодный, что, если ты схватишься за него, ты замерзнешь и рука твоя отвалится. Вот тебе белый кадак — им ты схватишь холодный рог. Вот тебе желтый кадак — им ты схватишь горячий рог. Назавтра красавица Алдын-Хува и ее мать проводили Хан-Хулюка в далекий путь. Он превратился в серого ястреба и быстро прилетел к Синему озеру. На берегу озера лежал синий бык величиной с горный хребет! У него была зеленая шерсть против сердца и длинная зеленая шерсть на хвосте. Хан-Хулюк превратился в муху и садился то в угол глаза быка, то к корню рога. Бык мотал головой, отмахивался и вдруг попал рогами в землю. Тогда Хан-Хулюк принял свой настоящий вид, желтым кадаком схватил горячий рог, белым кадаком схватил холодный рог и погрузил их в землю до корней. — Что за сила вбила мои рога в землю? — заревел бык. — Ведь победить меня может только бесстрашный Хан-Хулюк с конем Хан-Шилги! Зачем ты здесь, Хан-Хулюк? — Моя единственная младшая сестра, которую я берегу, как зеницу ока, как кость пальца, лежит рядом со смертью. Я приехал за твоим сердцем. Только оно может спасти сестру. — Что ж, возьми мое сердце. Оно с левой стороны,— сказал синий бык. Богатырь вынул сердце и целебными травами залечил рану. — Будем друзьями, синий бык,— сказал он и вытащил рога быка из земли. Бык вырвал клок зеленой шерсти из своего хвоста и отдал богатырю. — Когда я умру, шерсть почернеет,— сказал он. Хан-Хулюк дал быку свою черную стрелу. — Пока я живу, — стрела будет гибкой, как лоза. Когда я умру, она высохнет, — сказал он. На обратном пути богатырь заехал в черный чум. Красавица вышла из чума, спрятала в рукава солнце и луну и, вернувшись, сказала: — В степи очень темно. Ехать нельзя. Останьтесь ночевать. Хан-Хулюк остался ночевать в черном чуме. Пока он спал, красавица вытащила из его сумки сердце синего быка и положила вместо него сердце простой коровы. Утром богатырь, ничего не заметив, уехал. Он примчался в свой аал и дал коровье сердце милой младшей сестре. Она сразу стала здоровой, встала и ушла. А что Хан-Хулюк? Удалой Хан-Хулюк зря дома не сидит — он уехал охотиться на семивершинную тайгу. В это время жена его Сай-Куу, сестра Алдын-Оюу и клятвенный брат богатырь Алдай-Мерген начали думать, куда бы его отправить, чтобы он больше не вернулся. — Надо его послать к красной лисице с ядовитой пастью, — сказал Алдай-Мерген. — На верхних ее зубах висят тридцать высохших человек, на нижних ее зубах висят шестьдесят высохших человек. Когда Хан-Хулюк вернулся с охоты, он увидел, что милая сестра Алдын-Оюу лежит больная, лежит скорчившись, лежит красная, как кровь. — Красной болезнью заболела Алдын-Оюу,— сказала жена Сай-Куу. — Если ты не хочешь, чтобы твоя единственная сестра умерла, принеси ей сердце красной лисицы, которая живет за золотисто-красной тайгой. Только это сердце сможет ее спасти! Хан-Хулюк сел на неутомимого Хан-Шилги и направился к золотисто-красной тайге. По дороге зашел в черный чум. Он пил чай и разговаривал с красавицей. А старуха вышла из чума, спрятала в рукава солнце и луну и сказала Хан-Хулюку: — В степи темно. Ты должен здесь переночевать. Утром Хан-Хулюк сказал: — Моя единственная младшая сестра заболела красной болезнью. Я еду за сердцем красной лисицы, которая живет за золотисто-красной тайгой. — О, эта лисица — страшный, ядовитый зверь. Человека она к себе не подпустит, — сказала старуха. — Кто-то тебя послал на верную смерть. — Человек, рожденный матерью, не может отказаться от своего слова, — сказал Хан-Хулюк. И уехал. Он взобрался на шестивершинную золотисто-красную тайгу и с досадой подумал: «Неужели мне суждено здесь потерять голову?» И вдруг увидел красную лисицу. Хвост ее лежал в реке, туловище на плоскогорье, а мордой она выискивала мышей в каменной россыпи. Хан-Хулюк превратился в муху, подлетел к лисице, вытащил шестидесятисаженный аркан и накинул его лисице на шею. Он принял свой настоящий облик и потащил зверя к себе. — Помилуй меня, Хан-Хулюк! — закричала лисица. — Давай будем друзьями! — Моя единственная младшая сестра заболела красной болезнью. Я приехал за твоим сердцем, красная лисица! — Возьми мое сердце, только оставь мне жизнь! Богатырь вынул сердце и целебными травами залечил рану. — Я согласен быть твоим другом, красная лисица, — сказал он. Лисица вырвала клок белой шерсти, который рос против сердца, и отдала богатырю. — Пока я живу, шерсть будет еще белей. Когда я умру, шерсть почернеет, — сказала она. Хан-Хулюк отдал лисице черную стрелу. — Пока я живу, стрела будет гибкой, как лоза. Когда я умру, она высохнет. По дороге домой богатырь заехал в черный чум. Старуха заменила в его сумке сердце красной лисы сердцем серой овцы. Хан-Хулюк приехал домой и увидел, что его милой сестре совсем плохо. Он дай ей сердце серой овцы, и она сразу стала здоровой, встала и ушла. Удалой Хан-Хулюк уехал охотиться на шестивершинную тайгу. Вернувшись, он увидел, что милая сестра лежит больная, вся желтая, как желтая медь. — Желтой болезнью заболела Алдын-Оюу, — сказала жена Сай-Куу. — Если ты не хочешь, чтобы твоя единственная сестра умерла, принеси ей обломок медного камня, который лежит на слиянии семи рек, под охраной семи мальчиков. Хан-Хулюк направился туда, где сливаются семь рек. По дороге заехал в черный чум. — А теперь куда едешь? — спросила старуха. — Теперь моя сестра заболела желтой болезнью. Я еду за медным камнем, который лежит на слиянии семи рек, под охраной семи мальчиков. — О, к этим мальчикам нелегко подойти: они издали чуют запах пота, когда люди спят, чуют запах мяса, когда люди едят, — вот какие они шулбусы! — сказала красавица Алдын-Хува. — Я напишу им письмо. — И она дала богатырю желтое письмо размером в сажень. Хан-Хулюк приехал туда, где сливаются семь рек. Семь мальчиков бросились ему навстречу. Он кинул им желтое письмо. Они прочитали его и поняли, что перед ними — их зять. Они радостно прыгали и кричали: — Я дам зятю медный камень! — Нет, я! И они принесли богатырю семь обломков медного камня. По дороге домой богатырь заехал в черный чум. Алдын-Хува подменила обломки медного камня обломками простого камня. Хан-Хулюк приехал домой, дал милой сестре поесть обломков простого камня, и она сразу стала здоровой, встала и ушла. Удалой Хан-Хулюк уехал охотиться на семивершинную тайгу. А жена опять выкрасила его сестру желтой краской. Когда богатырь вернулся, он увидел, что сестра лежит опять вся желтая, как прежде, и стонет. — Надо пойти за священной золотой книгой Аржи-Соржу-башкы, который живет на краю земли. Может быть, эта книга поможет твоей сестре,— сказала жена Сай-Куу. Хан-Хулюк направился к краю земли. По дороге заехал в черный чум. — А теперь куда едешь? — спросила Алдын-Хува. — Моя сестра все еще больна. Я еду к Аржи-Соржу-башкы за священной золотой книгой. Красавица опять написала письмо. — Передай его мудрому башкы, — сказала она. Хан-Хулюк приехал на край земли, в аал мудрого башкы. Его окружили маленькие мальчики. — Кто вы? — спросил богатырь. — Мы ученики Аржи-Соржу-башкы, — ответили мальчики. — Передайте ему это письмо, — сказал богатырь. Мальчики убежали. — Приехал хозяин юрты моей единственной дочери!— крикнул ученый башкы.— Пригласите его сюда! Хан-Хулюк подъехал и громко крикнул. От крика его деревья полопались, а дрова загорелись. — Я тороплюсь, скорее дайте мне вашу священную золотую книгу! — сказал он. — Скорее вытащите ему золотую книгу, а то у меня треснет голова! — сказал башкы ученикам. Ученики вытащили книгу, Хан-Хулюк взял ее и поскакал домой. Конь его шел по гребням низких гор, по склонам высоких гор. И снова приехал к черному чуму. Красавица Алдын-Хува подменила священную книгу. Богатырь приехал домой. Жена Сай-Куу увидела его издали и сказала: — Едет Хан-Хулюк, который не умирает, сколько его ни убивай! Хан-Хулюк показал сестре книгу. Она встала и ушла. И опять богатырь уехал на охоту. А вернувшись, увидел, что сестра его лежит белая, как береста. — Белой болезнью заболела Алдын-Оюу, — сказала жена Сай-Куу. — Чем же можно вылечить милую сестру? — спросил Хан-Хулюк — Однажды, когда так же болела моя мать, мой добрый отец привез ей молоко белой верблюдицы, которая пасется около Желтого озера в стороне восхода. Может быть, и твоя сестра поправится от этого молока, — сказала жена Сай-Куу. Хан-Хулюк сел на неутомимого Хан-Шилги и направился к Желтому озеру. По дороге заехал в черный чум, поговорил с красавицей. — Куда ты спешишь? Подожди, посиди еще! — попросила Алдын-Хува. — Единственная сестра Алдын-Оюу побелела! Если сегодня умрет, то, может быть, поздно вечером, если завтра — то, может быть, рано утром! Я спешу за молоком белой верблюдицы, которая пасется у Желтого озера. — Если ты туда поедешь, то, неумиравший, ты умрешь, негаснущий твой огонь погаснет. Не надо ездить, Хан-Хулюк! Но богатырь не послушал ее и направился в сторону восхода. Он взобрался на желтый перевал и увидел Желтое озеро. У воды стоял железный тополь. На нем сидели три верблюжонка. Тот, что сидел внизу, плакал, тот, что сидел в середине, пел горловую песню, а тот, что сидел вверху, пел грустную протяжную песню. — Почему вы плачете и так грустно поете? — спросил богатырь. — В этом озере живет трехголовый змей, — ответили они. — В полдень он вылезает из воды. Самого нижнего, того, кто плачет, он съест сегодня, того, кто поет горловую песню, — завтра, того, кто поет грустную, протяжную песню, — послезавтра. А наши отец и мать ушли пастись в сторону восхода солнца, за ту огромную тайгу. И некому нас защитить. Хан-Хулюк натянул тетиву твердого черного лука, направил черную стрелу на озеро и стал ждать. Как только показались над водой головы змея, богатырь выпустил стрелу, и она срезала все три головы. Когда стрела летела уже над той стороной озера, конь Хан-Шилги догнал ее и с ловкостью ястреба схватил зубами. Верблюжата и Хан-Хулюк стали друзьями. Он рассказал им, зачем приехал. — Наши родители — могучие, страшные животные, — сказали верблюжата. — Они чуют на расстоянии дня пути запах пота, когда люди спят, запах мяса, когда люди едят. К ним нельзя подходить. Мы пососем молока и оставим его во рту. А ты пока спрячься, иди в сторону захода, за ту тайгу. И не появляйся, пока горбы наших родителей не скроются за хребтом. Хан-Хулюк пошел на запад и поднялся на огромный горный хребет. Назавтра ровно в полдень из-за другого хребта показались родители трех верблюжат — огромные белые верблюд и верблюдица. Их верхние губы гнали облака по небу. Их нижние губы гнали пыль по земле. Их дыхание было похоже на ураган. Они подошли к озеру и кликнули верблюжат. — Почему наше озеро стало красным? Здесь была война? Как вы уцелели? — спросили они. — Мы ничего не видели, мы только слышали гром, и вдруг головы змея отлетели, а озеро стало красным, — ответили верблюжата. Но верблюд и верблюдица не поверили им и начали бегать по степи — нюхать следы, искать Хан-Хулюка. Потом верблюдица накормила верблюжат. И огромные белые верблюды ушли. А когда их горбы скрылись за дальним хребтом, богатырь спустился в степь. Верблюжата наполнили молоком три его кувшина, и еще осталось. — Выпей остатки, акын Хан-Хулюк! Пальцы твоих рук станут еще сильнее, жизнь твоя станет еще длиннее! — сказали они. Хан-Хулюк выпил верблюжьего молока и поехал домой. Вдруг он оглянулся и увидел, что верблюд, который чует запахи издалека, гонится за ним, подымая пыль до небес. Тогда конь Хан-Шилги плюнул, а сам Хан-Хулюк свистнул, и задул ветер-ураган, пошел снег-шурган. Верблюд не смог дальше бежать и повернул обратно. Богатырь приехал к черному чуму. С улыбкой встретила его Алдын-Хува. Пока он спал, она подменила молоко в его кувшинах: налила в них коровьего молока. Хан-Хулюк приехал домой, дал сестре коровьего молока, и она сразу стала здоровой, встала и ушла. Богатырь уехал охотиться, а вернувшись, увидел, что милая сестра лежит совсем черная и скрюченная, будто высохшая. — Черной болезнью заболела Алдын-Оюу, — сказала жена Сай-Куу. — Когда однажды так же болела моя мать, мой добрый отец привез ей семь черных пен, бегущих одна за другой на гребнях волн в озере Хиндиктиг. Привези эти пены, может быть, они помогут вылечить сестру. Хан-Хулюк сел на неутомимого коня Хан-Шилги и помчался по гребням низких гор, по склонам высоких гор. По дороге заехал в черный чум. — Куда ты торопишься? — спросила Алдын-Хува. — Я еду на озеро Хиндиктиг. Чтобы вылечить сестру, нужно достать семь черных пен из этого озера. — Хоть ты и добрый мужчина, а ум твой никуда не годится. Ведь враги посылают тебя на верную смерть! Как ты не можешь понять их коварства? Сейчас ты едешь в самое далекое, в самое страшное место. Неумиравший, теперь ты умрешь, кости твои враг пересчитает. Но Хан-Хулюк не стал слушать. — Милая сестра, которую я берегу, как зеницу ока, как кость пальцев, лежит рядом со смертью! Как я буду сидя смотреть на это? Алдын-Хува в слезах осталась одна. Неизвестно, сколько времени ехал богатырь. Зиму узнавал по инею, лето — по росе. Но вот он взобрался на гребень огромной черной тайги и увидел вдали черное озеро. «Жива ли моя сестра? Доеду ли я до этого озера?» — с грустью подумал Хан-Хулюк. И поехал вперед. Наконец он добрался до озера Хиндиктиг, вырвал несколько могучих кедров, сделал плот и поплыл на нем к середине озера. Неизвестно, сколько он плыл. Но вот и семь черных пен. Он зачерпнул их в семь черных кувшинов и поплыл назад. Долго плыл, плот его сгнил и развалился. Хан-Хулюк то сам плыл, то на коне, и наконец кое-как выбрался на берег. И увидел, что конь Хан-Шилги так устал, что уже рядом со смертью стоит. Тогда богатырь собрал целебные травы со всей тайги, покормил коня и оставил его отдыхать. А сам подоткнул полы халата, взвалил на плечи седло, узду и семь черных кувшинов и пошел домой. Шел он, шел, и усталость валила его с ног. И он повесил на вершину невысокого дерева свое седло. Он так долго шел, что не осталось мяса на его ногах; он так устал, что не осталось мяса на его теле. Около черного чума Алдын-Хува-красавицы он оставил семь черных кувшинов — нести их он больше не мог. И из последних сил пополз в свой аал. На рассвете его увидела жена Сай-Куу. — Ползут кости бессмертного, нестареющего Хан-Хулюка! — крикнула она. — Где ты, Алдай-Мерген? Теперь ты сможешь его победить. Заколи белого быка, сними шкуру, зашей в нее кости Хап-Хулюка и брось в яму-пропасть глубиной шестьдесят саженей! Алдай-Мерген разрубил Хан-Хулюка, зашил его в шкуру и бросил в пропасть. А отрубленный палец богатыря отвез на телеге к Тихому морю и сбросил в воду. Весь аал Хан-Хулюка он угнал. Пусто стало на стойбище. Не осталось там даже вороны, чтобы каркнуть, даже сороки, чтобы вскрикнуть. Синий бык, красная лисица, семь мальчиков-шулбусов, три верблюжонка, красавица Алдын-Хува — все сразу узнали о смерти Хан-Хулюка по вещам, которые он им оставил. Они прибежали к аалу-стойбищу богатыря, но там никого не было. Все заросло высокой травой. Первый из семи мальчиков-шулбусов мог, приложив ухо к земле, слышать шум из далекого далека, второй мог идти по следам муравья, который прошел семь лет назад, третий мог идти по следам рыбы на дне моря, четвертый мог поднять гору — такой он был силач, пятый мог в одно мгновение прицелиться и выстрелить, шестой мог идти по следам паука на песке, а седьмой мог выпить море! Первый мальчик-шулбус приложил ухо к земле и стал слушать. — Хан-Хулюк шевелится где-то глубоко под землей,— сказал он. Второй мальчик привел всех к пропасти глубиной в шестьдесят саженей. Пропасть была накрыта Болчайтылыг-Бора-холмом. — Под холмом лежат кости Хан-Хулюка,— сказал он. Тогда они окопали холм со всех сторон, набросили на него аркан, другой его конец привязали к рогам синего быка, и бык вырвал холм. Мальчик-силач спустился в пропасть и вынес наверх кости Хан-Хулюка. Не зря красавица Алдын-Хува прятала волшебные лекарства, которые нес сестре Алдын-Оюу, не знавший страха богатырь. Теперь она всеми этими лекарствами лечила Хан-Хулюка. Мальчик, который мог идти по следам паука на песке, пошел по следам богатыря и нашел семь черных пен в семи черных кувшинах, которые Хан-Хулюк оставил недалеко от черного чума красавицы. Алдын-Хува намазала богатыря черными пенами, и он стал дышать. Он дышал, но не говорил. Мальчик, который слышал любой шум из далёкого далека, пересчитал все его кости и увидел, что не хватает указательного пальца правой руки. Мальчик, который мог идти по следам муравья, прошедшего семь лет назад, и мальчик, который мог идти по следам рыбы на дне моря, пошли искать палец Хан-Хулюка. След привел их к Тихому морю. Тот, который ходил по следам рыбы, превратился в рыбу, плавал и спрашивал у всех рыб о пальце Хан-Хулюка. Он переспросил тысячи, миллионы рыб! Но никто ничего не знал. Мальчик загрустил. Вдруг он увидел: плывут вверх по морю два огромных старых тайменя и поют горловую песню. — Куда забросили враги указательный палец Хан-Хулюка? Может быть, вы что-нибудь видели или слышали? — спросил он. — Когда-то у устья реки Кара-Хем свалилась в воду большая белая скала. Теперь около нее зимует рыба. Может быть, эта скала и есть палец Хан-Хулюка,— ответили они. Мальчик приплыл к устью Кара-Хема и увидел, что это и есть палец богатыря. Он вернулся в аал Хан-Хулюка и сказал: — Я нашел его палец. Он лежит глубоко в море, рядом с устьем Кара-Хема. Мальчик-силач и мальчик, который мог выпить море, пошли к устью Кара-Хема. Мореглотатель выпил море, и показался лежащий на дне огромный белый палец. Мальчик- силач взял его, взвалил на спину и понес в аал. Мореглотатель выпустил море назад. Палец прирастили к руке богатыря. Но Хан-Хулюк молчал и не шевелился. — Я еще никогда не перешагивала через богатыря, — сказала Алдын-Хува. Она трижды взмахнула золотой плетью и трижды перешагнула через тело Хан-Хулюка. — Я, кажется, долго спал, — сказал богатырь и встал на ноги. Друзья, вспоминая хорошее, смеялись, вспоминая плохое, плакали. — Жив ли мои отважный конь Хан-Шилги? — спросил богатырь.— А может, он мертв? У кого есть волшебство, чтобы его оживить? Мальчик, который слышал шум из далекого далека, приложил ухо к земле и сказал: — Конь Хан-Шилги жив. На нем звенит узда, украшенная серебром. Он бежит сюда. Скоро друзья Хан-Хулюка привели к нему его отважного коня. — Мы хотим помочь тебе, наш друг, расправиться с твоими врагами, которые бросили тебя в пропасть и угнали твой скот, — сказали они. — Нет, друзья,— сказал богатырь.— Я был мертвый — вы меня спасли, оживили, погасший мой огонь вновь зажгли. Спасибо вам! Вы знаете, что такое настоящая дружба. А с врагами я расправлюсь сам. Его друзья разошлись. Богатырь натянул тугой лук — попробовал свою силу — и увидел, что стал сильнее прежнего. А конь его Хан-Шилги так отдохнул, стал таким здоровым и жирным, что резвился, как жеребенок. Хан-Хулюк сел на Хан-Шилги, взобрался на вершину своей тайги и начал думать думы, которые никогда раньше не думал. И поехал по следам своего врага, грабителя Алдай-Мергена. Он въехал в аал и вошел в большую белую юрту. Из-за сундуков выглядывал испуганный Алдай-Мерген. Руки-ноги его тряслись. — Что ты хочешь — сталь-железо или жирный кулак? Что с тобой сделать, кулугур? — громко спросил богатырь. — У меня нет слов, чтобы ответить тебе, Хан-Хулюк. Делай со мной что хочешь, могучий, бессмертный Хан-Хулюк! Богатырь Хан-Хулюк схватил Алдай-Мергена и так его встряхнул, а потом так ударил о землю, что не осталось даже кости, которую могла бы пожевать корова, не осталось даже капли крови, которую могла бы лизнуть лисица. И он пошел в соседнюю юрту, к жене Сай-Куу. — Что ты хочешь — семь белых сабель или семь молодых кобылиц? — Семь молодых кобылиц лучше, — сказала жена Сай-Куу.— Это же скот! Хан-Хулюк привязал ее к кобылицам и пустил в степь. А потом погнал свой скот на старое стойбище, к родным скалам Чангыс-Хая и Чавыс-Хая. Он женился на Алдын-Хува-красавице и на свадьбу позвал всех своих друзей. На холме он поставил юрту, в ровной степи пас скот. Молодец из молодцов, удалец из удальцов, богатырь из богатырей, бесстрашный Хан-Хулюк жил в мире и согласии со всеми. Пока он жил, удлинились овраги, углубились лощины.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 14 июля - День взятия Бастилии Госпожа Ля Гарайе Бретонская легенда Граф Клод де Ля Гарайе и его жена были молоды, красивы и обладали множеством друзей, огромным богатством и всем, благодаря чему могли вести яркую и счастливую жизнь. Они любили всевозможные развле­чения и стремились получать от жизни все. Но однажды их настигла бе­да – графиня упала с лошади и навсегда осталась калекой. В миг все на­дежды молодых супругов на рождение наследника превратились в прах. Оба были безутешны. Однажды к ним пришел монах, попытавшийся их успокоить. Он стремился отвратить их мысли от мирских удовольствий к другим, более возвышенным устремлениям. – Отец мой, – сказала женщина, – как вы счастливы – ведь на земле нет ничего, что бы вы любили. – Вы ошибаетесь, – ответил монах. – Я люблю всех охваченных горем и страдающих. Но я покоряюсь воле Всемогущего и со смирением при­нимаю каждое ниспосланное Им испытание. Он попытался показать им, что они еще могут быть счастливы, если ста­нут помогать другим. Последовав его совету, они отправились в Париж, где на протяжении трех лет граф изучал медицину и хирургию, а его же­на стала превосходным окулистом. По возвращении в Гарайе они отка­зались от всех удовольствий высшего света и посвятили себя слу­жению всем страждущим. Их дом превратился в больницу, в которой за больными и несчастными ухаживали сам граф и его заботливая супруга. Их благотворительность не ограничивалась пространствами провинции, в которой они жили. В 1729 году они предложили свою помощь М. де Бельзюнсу – «доброму епископу Марселя» и вместе с ним посещали больных чумой. Слава об их благодеяниях достигла даже французского королевского двора, и Людовик XV наградил графа де Ля Гарайе орде­ном Святого Лазаря, а также подарил 50 000 ливров и пообещал еще 25 000. Оба супруга умерли в преклонном возрасте и были похоронены в Та­дене, рядом с бедными, которым они помогали. Их мраморный склеп, рас­полагавшийся в местной церкви, был уничтожен во время Великой фран­цузской революции. В своем завещании граф распорядился выделить крупную сумму денег сидевшим в переполненных тюрьмах Ренна и Ди­нана заключенным, которые в основном были англичанами. Во время эпидемии лихорадки он посещал заключенных-англичан в Динане, и ко­ролева Каролина в знак признательности прислала ему двух собак с се­ребряными ошейниками, а один английский сановник подарил еще шесть псов. К разрушенному замку можно подойти по обрамленной ивами дороге, за­тем необходимо пройти через ворота и проследовать по аллее из бу­ковых деревьев. Развалины быстро разрушаются. Лучше всего сохра­нилась восьмиугольная трехэтажная башня, вокруг оконных проемов ко­торой до сих пор можно увидеть прекрасную отделку в стиле эпохи Воз­рождения.

Роджер Желязны. Страсть коллекционера (Перевод с английского Ш. Куртишвили) - Что ты тут делаешь, человече? - Долгая история. - Отлично, обожаю долгие истории. Садись, рассказывай. Эй, только не на меня. - Извини. Ну, если коротко, то все из-за моего дядюшки, баснословно богатого... - Стоп. Что такое "богатый"? - Ну... как бы это... Состоятельный, что ли. - А что такое "состоятельный"? - Гм... Когда много денег. - "Деньги"? - Послушай, ты хочешь услышать мою историю или нет?! - Хочу, конечно, но я еще хочу, чтобы и понятно было. - Извини, Камень, честно говоря, я и сам не все понимаю. - Я не Камень, я Глыба. - Ну хорошо, Глыба. Мой дядюшка очень важная персона. И он просто обязан был отдать меня в Космическую Академию. Но ему взбрело в голову, что гуманитарное образование гораздо более привлекательная штука, и он отправил меня в свою старушку альма-матер, изучать нечеловеческие сообщества. Понимаешь, о чем я? - Нет, но понимание вовсе не обязательное условие, чтобы иметь возможность оценить что-либо по достоинству. - Да я о том же! Я никогда не понимал дядюшку Сиднея, но его шокирующие пристрастия, его инстинкт барахольщика и его манеру постоянно совать нос не в свои дела я очень ценю. И не перестану их ценить, пусть даже меня воротит от этого. Но что мне остается делать?! В семье дядюшку держат за фамильную реликвию, а дядюшка чрезвычайно доволен собой, говорит, что у него свой путь, и преспокойненько держит в руках все семейное состояние. А раз у него деньги, то он прав. Это элементарно. Как ззн из ххт. - Эти деньги, должно быть, очень ценные штучки. - Во всяком случае, их ценности хватает на то, чтобы заслать меня за десять тысяч световых лет в безымянный мир, который я назвал, из-за случившейся со мной неприятности, - надеюсь, ты понимаешь какой, - Навозной Кучей. - Да, эти затты жуткие обжоры, да и летают низко. Наверно, оттого, что много жрут. - Да уж... Но, по-моему, это все-таки торф, а? - Конечно. - Замечательно. Значит, с упаковкой проблем будет поменьше. - Что еще за "упаковка"? - Это когда что-нибудь кладут в ящик, чтобы куда-нибудь забрать. - Вроде переезда? - Ну да. - И что ты собираешься паковать? - Тебя, Глыба. - Но я не из породы голи перекатной... - Послушай, Глыба, мой дядюшка собирает камни, понял? Ваш род - единственные разумные минералы во всей галактике. А ты - самый крупный образец из всех обнаруженных мною. Поедешь со мной? - Да, но я не хочу. - Почему? Будешь богом его коллекции камней. Так сказать, одноглазым королем в государстве слепых, если мне позволительно осмелиться на такую рискованную метафору... - Пожалуйста, не делай этого, что бы оно ни значило. Звучит ужасно неприятно. Скажи, как твой дядя узнал о нас? - Один из моих друзей прочел о вас в старом бортовом журнале. Он коллекционирует старые космические бортовые журналы, и ему попался журнал капитана Фейерхилла, который прилетел сюда несколько веков назад и имел продолжительные беседы с местным населением. - А-а, старая вонючка Фейерхилл! Как он там поживает, пьянь такая? Передай ему от меня привет... - Он умер. - Чего? - Умер. Капут. Отправился в мир иной. Расщепился. - О, господи! Когда это случилось? Бьюсь об заклад, что в эстетическом отношении это происшествие было чрезвычайной важ... - Ничего не могу сказать. Но я передал всю информацию дядюшке, и он решил включить тебя в коллекцию. Вот почему я здесь - это он меня послал. - Я очень польщен, но, честное слово, не могу составить тебе компанию. Расщепление на носу... - Знаю, я все прочел в журнале Фейерхилла. А перед тем как передать его дяде, все эти страницы про расщепление вырвал. Мне хочется, чтобы он был неподалеку, когда ты будешь это делать. Тут-то я и унаследую все его денежки. Не удалось поучиться в Космической Академии - хоть душу отведу. Для начала стану алкоголиком, потом пойду по бабам... или нет, сделаю еще похлеще... - Но я хочу расщепиться здесь, среди вещей, к которым я привязан, прикипел, можно сказать. - Ничего, отдерем. Видишь эту штуку? Называется "лом". - Если ты попытаешься это сделать, я начну делиться прямо сейчас. - Не начнешь. Я же взвесил тебя перед нашей беседой. Тебе до критической массы еще целых восемь земных месяцев расти. - Ладно-ладно, я блефовал. Но неужели в тебе нет хоть капли сострадания? Я покоюсь тут с незапамятных времен, еще малым камушком здесь лежал. И все мои предки тут обитали. Я по атомам собирал свою коллекцию, выстроил самую прекрасную молекулярную структуру во всей округе. И вот теперь, перед самым распадом... срывать меня с места, куда-то везти - это не по-каменному с твоей стороны. - Все не так мрачно. Я тебе обещаю, что ты сможешь пополнить свою коллекцию лучшими земными атомами. Побываешь в местах, где до тебя не бывал ни один из Камней. - Слабое утешение. Я хочу, чтобы распад видели мои друзья. - Боюсь, что это невозможно. - Жестокий ты и бессердечный человек. Как бы мне хотелось, чтобы ты был рядом, когда я буду расщепляться. - Вообще-то я намереваюсь в этот момент находиться подальше отсюда и предаваться грязным утехам. Уровень гравитации на Навозной Куче позволил без особых усилий перекатить Глыбу к космическому аппарату. Его упаковали и с помощью небольшой лебедки водрузили в багажник рядом с ядерным реактором. Космолет был небольшой, спортивного типа, к тому же с него по прихоти хозяина, пожелавшего облегчить аппарат, сняли защитные экраны. И именно это обстоятельство явилось причиной того, что у Глыбы вдруг зашумело "в голове", и он, пребывая в состоянии вулканического опьянения, не сдержался и быстренько хватанул несколько отборных частиц для своей коллекции. В то же самое мгновение Глыба расщепился. Он взметнулся ввысь громадным грибом, потом прокатился страшной ударной волной по равнинам Навозной Кучи, и с пыльных небес, оглашая воплями уважаемое общество, посыпались новорожденные булыжники. - Расщепился, - поделился со своим сородичем кто-то из дальних соседей. - И раньше, чем я ожидал. Как приятно потеплело-то, а? - Прелестный распад! - согласился второй. - Ради этого стоит быть чудаком-коллекционером.

А через что перекинут мост? Если там река, то слишком большие волны. Если бывшая дорога, то не хватает намёка именно на дорогу (остатки разметки, заросшая колея, если "волны" - это кучи песка или гравия, то следов от машины, их привезшей). Ещё, очень украсила бы пейзаж крапива, или чернобыльник вдоль забора, Да, и лопухи тоже!