Chanda

Только сегодня взялась за очередную букву марафона - "Н". Будет нотобранхиус Гюнтера.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 27 ноября - День Чёрной кошки А. В. Вайц Чёрные кошки В начале всех начал жили по соседству на земле богач и бедняк. У бедняка рос сын, а у богача - дочь. И жила на краю земли злая ведьма по прозвищу Чёрмеза, что одевалась только в чёрные одежды. В один из погожих ясных дней за домом бедняка появилась тень. Чуть помедлив, тень выпрямилась, приняла образ старухи, вошла в дом и стала просить кусок хлеба. - Мне что - последний кусок хлеба тебе отдать? Убирайся вон и больше на глаза не показывайся. У меня самого мало еды. Вышла она и направила свой взгляд на сына, который играл сам с собой возле дома. Старуха постояла и злобно произнесла заклинание: - Тись – мись – вись, в чёрного кота превратись. Сколько будет земля стоять, столько будешь котом гулять! И никто на этом свете не сможет расколдовать тебя и твой род! Мальчик трижды обернулся и превратился в чёрного-пречёрного кота. Ведьма растворилась, как дым, а котик встал на четыре лапки и побежал по двору. Потом забрался на крышу дома, отсиделся там до утра и вернулся к родителям, но уже не сыном, а котом. Взгляд его был таким выразительным, что родителям казалось, будто он понимает всё, о чём они говорят. Погладили они его и оставили у себя жить. Превратив в кота сына бедняка, злая Чёрмеза пошла просить хлеба у богача. Богатый ей тоже ничего не дал. - Сначала ты что-нибудь мне дай, а потом и я, может, что-нибудь тебе дам. Убирайся вон из моего дома и на глаза больше не показывайся! Вышла колдунья и направила свой взгляд на его дочь, которая возле дома играла сама с собой. Колдунья постояла и произнесла своё заклинание: - Тись – мись – вись, в чёрную кошку правратись! Сколько будет земля стоять, столько будешь кошкой гулять. И никто на этом свете не сможет расколдовать тебя и твой род! Девочка трижды обернулась и превратилась в чёрную-пречёрную кошечку. Мяукнув, встала на четыре лапки и побежала по двору. Потом забралась на крышу дома, отсиделась там до утра и вернулась к своим родителям. Но уже не дочкой, а кошечкой. Взгляд кошечки был таким выразительным, что матери и отцу казалось, будто она понимает всё, о чём они говорят. Погладили они кошечку и оставили у себя жить. И стал бедняк звать своего сына, а богач - свою дочь, но их нигде не было. Только и зметили: в домах появились чёрный кот и чёрная кошка, что громко мяукали и носились по комнате туда-сюда. У богатого был амбар, полный с пшеницей, и мыши бегали повсюду, а у бедного не было ни амбара, ни мышей. Бедный назвал кота Муром, а богатый кошечку – Муркой. У бедного кот Мур с каждым днём всё тощал да тощал, а богатый кормил кошку объедками со стола, и его кошка целыми днями лежала в углу, выслушивая упрёки богача за безделье. Как-то раз он ей сказал: - Мыши всю ночь бегают, пищат, спать не дают. Ты бы, Мурка. хотя бы ночью мышей ловила, принесла бы дому большую пользу. Мурка ещё не разучилась понимать человеческий язык - к утру она и вправду наловила тринадцать мышей. Когда богач увидел на овечьей шкурке тринадцать мышей, он подумал: «Столько мышей ловить одной кошке тяжело. Пожалуй, куплю у соседа кота Мура, пусть ночью ловят мышей вдвоём». Так Мур оказался в доме богача. Увидел кот чёрную кошечку и влюбился: «Какая красавица! Такая же, как и я, чёрная!» Кот и кошка стали вместе гулять, лазать по деревьям, крышам, ловить мышей во дворе и дома. Отвыкнув от человеческого языка, Мур и Мурка перестали понимать язык людей. Их словами стали: "Мяу-мяу". Со временем у них появились котята, а потом и внуки-правнуки. С тех пор кошки живут в домах людей и дружат с ними, ластятся, разрешают гладить себя, протягивают пушистую лапку, трутся об их колени и щекочут хвостом. В знак благодарности им дают молоко и объедки со стола. А что до Мура и Мурки, то они стали жить своей кошачьей жизнью – ходят ночью мышей ловить, прислушиваются, как они скребутся в норах, и стерегут их часами у выхода. Тут и сказке конец, а кто читал и слушал - молодец!

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 14 ноября - День Косьмы и Дамиана. "Курячьи именины" Л. Семаго Птичья дружба На самом крае Воронежской и Липецкой областей стоит под густыми ракитами старый дом крестьянина. Перед домом, как везде по селу, подворье — куры: вместе с рослыми голосистыми юрловскими независимо расхаживают миниатюрные, пестрые бентамки. А за плетнем, по всему огороду, меж сухими кустиками огуречной травы да несрубленными кочанами ходят вовсе не наши птицы, расписные, длиннохвостые фазаны. Привез Василин Занин с Кавказа в свою Перекоповку трех диких фазанов. Привез не для того, чтобы любоваться этой жар-птицей в вольере, а чтобы жили тут, как живут их родичи — серые куропатки. Весной обе фазанки так усердно взялись за дело, что каждая снесла втрое больше яиц, чем на воле. Но они наотрез отказались насиживать их. Да все равно диковатые птицы не сидели бы спокойно и все яйца до одного пропали бы. Тут и объявилась как раз очень заботливая и аккуратная наседка, одна из бентамок, — маленькая, с голубя, курочка. В том, что фазанята вылупились в один день, что наседка нисколько не была смущена их видом и поведением, что на четвертый день они уже могли летать, ну, не летать, а перепархивать, что им был понятен голос мачехи и ее сигналы, не было ничего необычного. Ходит себе маленькая курочка с маленькими пестрыми цыплятами между грядками, в стороне от своих подруг и маленького красного петушка. Так было до тех пор, пока фазанята ростом не догнали заботливую мачеху, и тогда она круто изменила отношение к ним. Стала обижать, стала прогонять от корма, к которому раньше звала. Так бы и распалась семья, если бы не красный петушок. Он был и вовсе никто этой длинноногой, шустрой восьмерке, но словно понял, что фазанят надо еще кое-чему подучить, защитить, собрать вместе. Он не придавал никакого значения тому, что его подопечные быстро переросли и его. Они были еще в том возрасте, который не знает деспотизма, они были птенцами. Только ночевали они порознь: петушок — в сарае, фазанята — в густых зарослях, как самые настоящие дикие птицы. Утром в любую погоду петушок взлетит на крышу, прокричит им сразу и подъем и сбор, и они со всех ног, легко перескакивая через перепутанную ботву, обрадованно бегут к нему на открытое место. Посмотрит он на них сверху одним глазом, будто пересчитает, и с тихой командой уведет к ульям. Так и ходили весь день вместе, а следом курочка-мачеха, как покинутая. Спохватилась, да поздно: ни почитания, ни послушания не вернуть. Петушок что увидит — зовет фазанят. Нашел зерно — зовет, нашел гусеницу под капустным листом — зовет, ничего не нашел — все равно зовет, разгребая землю ногами: пусть сами поищут. Он все время начеку, готовый защитить каждого. Яростно бросается на других кур и подросших цыплят. А ведь юрловские куры чуть поменьше индейки, но отбегают: мало ли что. Вылетел из-за ракиты грач — петушок, еще не разглядев, кто это, мгновенно просигналил тревогу. Фазанят как ветром сдуло, будто не было их тут. А он, как страж, с места даже не сдвинулся и, убедившись, что черная птица не вернется, подал отбой. И грач не ястреб, и фазанята уже не малыши, но осторожность не повредит никогда. Но вот примерно часа за три до захода солнца, по куриному расписанию, петушок как-то сникал, исчезала его бодрость. Молча, но не тайком уходил от фазанят, отыскивал двух других курочек, которые сами по себе ходили весь день, и вел их в курятник. Постоит в нерешительности на пороге, а потом подает команду: «Всем на насест!» А с фазанятами мачеха осталась, но они ее будто не замечают. Только через полчаса спохватились сразу ввосьмером, что нет рядом попечителя. Забеспокоились. Звать стали. Голоса у фазанят, как собачье повизгивание, как плач. И петушок тоже заволновался, с насеста спрыгнул, к двери подошел и, перегнувшись, выглядывает. Но к вечеру, видно, свое, куриное, пересиливать стало: снова взлетел под потолок. Фазанята остались совсем одни. И большие куры ушли. Тогда они по собственному сигналу взлетели на кусты терновника, на ракиты и там замерли. На следующее утро все повторилось без изменений. Остыла эта дружба поздней осенью, когда фазанята окончательно перелиняли, став по наряду совсем взрослыми птицами. В их отношении к маленькому петушку и курочкам не появилось никакой враждебности, они стали как-то равнодушны друг к другу, стали искать общества настоящих родителей. Те так и остались дикими фазанами, а их дети, воспитанные совсем другими птицами, через полгода вернулись к своим. Научившись понимать все сигналы другого вида, они унаследовали только свой фазаний «язык», не переняв ни звука из чужого. И за то время, пока их водил красный петушок, ни один из восьмерки не проявил никакого внимания, интереса, любопытства к жившим тут же трем фазанам.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 13 ноября - Международный день слепых Ихара Сайкаку Чудесные шаги (из сборника «Рассказы из всех провинций») Китаец Хун Янь-жан различал по щебету каждую птицу, Абэ Мороясу, наш соотечественник, умел по голосу предсказать судьбу человека... В столице, в квартале Фусими, в уединенном местечке близ моста Бунгобаси, в бедной хижине, окруженной оградой из низкорослого бамбука, жил некий слепец, владевший тем же искусством. Сердце и помыслы свои уподобив водам текущим, отрешенный от мирской суеты, сохранял он в обличье неизменное благородство, так что сразу видно было, что это человек не простого звания. Постоянно играл он на флейте, чутко внимая каждому звуку, и предсказывал судьбу почти всегда без ошибки. Как-то раз в чайном доме Хоккокуя, в зале на втором этаже, собралась молодежь, дабы полюбоваться осенней ясной луной. В ожидании восхода луны с самых сумерек звучали здесь песенки, что были тогда у всех на устах, и баллады «дзёрури». Впрочем, по какому бы поводу ни устраивалось собрание - по случаю полнолуния или для встречи солнца, - во всех краях и провинциях веселятся при этом на один и тот же манер. Один из гостей, монах-пилигрим, не раз уже здесь бывавший, прочитал молитву благословения, после чего устроитель вечера, в отличном расположении духа высказал готовность исполнить любое пожелание гостей, и те сказали, что хорошо бы послушать слепого флейтиста... — Слепец этот - мой давний знакомый! — ответил хозяин и тотчас послал за музыкантом. Для начала попросили его исполнить мелодию «Горы Хаконэ» Играя, слепой услышал, что по лестнице поднимается мальчик-слуга, и сказал: — Он прольет масло! Мальчик же нес сосуд с великой осторожностью, но вдруг на него свалилась выскочившая из пазов деревянная скользящая дверь, и он нежданно-негаданно изрядно ушибся. — Поразительно! — воскликнули гости, захлопав в ладоши. — А теперь скажи нам, что за человек идет сейчас по улице мимо дома? Слепец прислушался к звуку шагов и промолвил: — Этот человек чем-то весьма озабочен; за руку ведет он старуху, судя по торопливой походке — повивальную бабку. Послали слугу проверить. На его расспросы прохожий отвечал невпопад: — Как только начнутся схватки, мы и сами сумеем приподнять роженицу. Ах, вот бы мальчик родился!.. Все громко рассмеялись и стали спрашивать о другом прохожем. Слепой сказал: — Их двое, но шагает только один! И в самом деле, оказалось, то шла служанка и несла девочку. Расспросили о следующем, и ответ гласил: — Это, без сомнения, птица, но из тех, что весьма берегут себя! Опять пошли проверить и видят — по улице тихонько бредет странствующий монах, обутый в высокие гэта в форме птичьих лап. — Прекрасно, великолепно! Как же точно он все угадывает! — воскликнули гости. — Для вящего нашего удовольствия попробуй-ка отгадать еще разок! -И с этими словами они приоткрыли окно, забранное мелкой деревянной решеткой, и стали ждать. Уже стемнело, на улице почти ничего не было видно, но все же, когда ударил колокол, возвестивший наступление ночи, они разглядели при свете горевшего в зале фонаря двух путников, спешивших к реке Ёдо, чтобы не опоздать на лодку, отплывающую в Осака. Один был при двух мечах, в черном хаори и широкополой плетеной шляпе, другой следовал сзади, неся дорожную шкатулку и бочонок с сакэ. — А это что за люди? - вопросили слепого, и тот ответил: — Их двое, женщина и мужчина. — До сих пор ты угадывал верно, — сказали гости,— но на сей раз все же ошибся! Мы видели своими глазами: оба прохожих — мужчины. У одного даже два меча, он, несомненно, самурай! — Странно! — сказал слепой. — И все же это, безусловно, женщина. Уж не обманывает ли вас зрение? Снова послали человека узнать, и тот услышал, как господин, понизив голос, говорил слуге, несущему бочонок: — Ночью, на лодке, не спускай глаз с бочонка. Вместо сакэ в нем полно серебряных монет. Ночью дорога неспокойна, оттого-то я и переоделась мужчиной, чтобы съездить в Осака за товаром! Послали расспросить путников поподробнее, и оказалось: то была переодетая хозяйка рисовой лавки с Пятого проспекта столицы.

Вот такой вышел "ждун":

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 12 ноября - Зиновий-синичник, синичкин день Леонид Семаго Лазоревка Пасмурный, неморозный и тихий декабрьский день. Ни солнца, ни теней, ни снежного блеска. Тяжелеет шапка зимы, хотя еще и лед слабоват, и нет хороших сугробов. Однако лихой ветер-северянин в одну ночь так продул речную долину, что смел в береговые ивняки почти половину снега, который лег было на открытый луг, и так завалил им несгибаемую щетку сухих тростников, что не пройти сквозь нее пешему. Мороз высушил бамбуковой крепости стебли и жесткие ленты листьев, и шуршат они при малейшем дуновении. И одинокий рыболов то смотрит на поплавок в темной лунке, то с беспокойством поглядывает туда, где в тростниковой чаще раздается громкий шорох. Даже не шорох, а почти треск, будто там напролом пробивается к открытому месту заблудившийся кабан Шум постепенно приближается к берегу, и вскоре становится различимо мелькание крошечных птичьих силуэтов: в обычном поиске зимнего корма снует в тростниках маленькая стайка лазоревок. Облик и повадки выдают принадлежность птиц к синичьему племени. У каждой светло-лазоревая «шапочка» величиной с копейку, того же оттенка сложенные крылья и хвост. Приятная голубизна летнего неба на птичьем пере отозвалась в имени маленькой европейской синички Назвать лазоревку лесной птицей можно лишь с оговоркой, и не только потому, что она избегает темнохвойных лесов. Она не очень частый обитатель и светлых боров и в островных дубравах предпочитает держаться поближе к опушкам. Да и там ее голос слышится реже, нежели в старых садах, парках и даже полезащитных лесополосах. Любит она поймы спокойных, равнинных рек с ольховыми, тополевыми, ивовыми левадами. Здесь можно встретить ее в любой сезон, здесь всегда для нее корм, который она собирает с веток, листьев, коры стволов, с высоких болотных и прибрежных трав. Достается ей какая-то доля урожая ольхи, которую болотное дерево рассевает по снегу с середины зимы. Чем западнее, тем сильнее у лазоревки склонность к оседлости. А на Русской равнине в иные годы она ведет себя почти как перелетный вид, и не каждую зиму удается встретить в самых любимых ее местах хотя бы десяток птиц-одиночек. И осенние кочевки начинает она очень рано, покидая гнездовые места до настоящего отлета деревенских ласточек, золотистых щурок и пеночек. В другие же годы кочевые стайки до весны не покидают листопадные леса. Зимой лазоревки как-то не ищут компании других птиц из своей синичьей родни, редко сопровождают дятлов, словно бы проявляя особую независимость. Попав на общую кормушку, маленькая лазоревка сразу же становится на ней полновластной хозяйкой и даже деспотом, отгоняя от корма тех, кто больше ее ростом, а стало быть, и сильнее. И пусть на кормушке будет целый ворох семечек, она без колебаний бросится на поползня или большую синицу, если кто-то из них хотя бы попытается взять семечко раньше ее. И вовсе не голод заставляет лазоревку быть такой агрессивной. Она и в иных случаях жизни отстаивает свои права, нападая первой. Весной не каждая пара скворцов решится на захват дупла, занятого семьей лазоревок. Постройка гнезда для первого выводка у лазоревок начинается по-синичьи рано. Выводков бывает два в сезон, и забот с ними немало. При строительстве самец не помогает самке в доставке материала, но и не остается безучастным. Он как бы присматривает за жильем, не отлучаясь от него, чтобы хозяином не стал кто-то из бездомных соседей. Как только самка прилетает с перышком или пучком шерстинок, он залетает в гнездовье следом за ней и остается там несколько секунд уже после того, как она улетит за новой ношей. Возможно, что укладка материала в нужном порядке — это в какой-то мере и его забота. Гнездо лазоревки должно быть не просто теплым, а очень теплым. Ведь наседка согревает своим маленьким телом десяток, а то и полтора яиц, общий вес которых больше ее собственного. Гнездо устраивается по общему синичьему стандарту и выстилается толстым слоем шерсти и перьев. Наседка лежит в нем, словно на пышно взбитой перине. Основание и стенки выкладываются из материала погрубее — мочала, травинок, мха. Чем просторнее дупло, тем больше приходится самке носить в него всякой ветоши, чтобы заполнить лишнее пространство, тем больше уходит на это времени. В период строительства первого, весеннего, гнезда с нужным для выстилки лотка материалом везде плоховато. Перо можно найти лишь на том месте, где ощипывал добычу ястреб. Из зверей в апреле только зайцы линять начинают. Но зато встреча с улегшимся на дневку русаком оборачивается для лазоревки необыкновенной удачей. Она нащипывает с клокастой, облезающей заячьей спины столько отличной, тонкой шерсти, что заполняет ею дупло, чуть ли не оставляя без места себя саму. Если, наблюдая за работающей лазоревкой, неподвижно посидеть или постоять несколько минут неподалеку от ее дупла, то можно почувствовать на собственной шевелюре ее силенку и усердие. К человеку возле гнезда эта птица относится довольно спокойно и доверчиво. Самку на гнезде можно даже погладить, и она не замрет от ужаса, а постарается ущипнуть за палец. Во время двухнедельного насиживания забота о кормлении наседки целиком лежит на самце, Однако в гнезде он ее только подкармливает. Может быть, и не столь обременительно летать к дуплу с каждым насекомым, но у лазоревок сложилась своеобразная тактика: самец по-настоящему кормит самку во время ее непродолжительных отлучек с яиц. Она и сама высматривает, чем можно поживиться, но вроде не знает, как это делается. А самец то и дело подлетает к ней и кладет, как птенцу, в раскрытый клюв все, что находит съестного. Получается и быстро, и в стороне от «дома», и самка не тратит на поиск корма энергию, которая нужна для обогрева яиц. Да и птенцов в первые дни их жизни приходится греть столь же усердно, особенно во время ненастья. Лазоревки — певцы далеко не первого десятка. Еще до прихода весны слышится их короткая и негромкая трелька, которая потом повторяется тысячи раз в одном и том же ритме и которую мы считаем их территориальной песней. Для нашего слуха совершенно одинаково поют и самцы и самки. К тому же в паре обе птицы на глаз неразличимы. Возможно, что «песня» самца нам или неизвестна, или ее нет у него совсем. Ведь песня, скажем, иволги-самца очень тиха и невнятна, а красивый свист одинаков у всех взрослых птиц. У самок флейтовые переливы звучат даже с большим чувством и богаче оттенками, а молодняк начинает настраивать свои «флейты» еще до отлета. Миловидный облик лазоревки создает обманчивое впечатление кротости нрава. Коротенький, даже для ее роста, клювик вроде бы не оружие для защиты, а тем более нападения. Но оказывается, лазоревка может им ущипнуть больнее, чем ударить. Он у нее как маленькие и крепкие щипчики, кончики которых могут сходиться под разными углами. Таким инструментом очень удобно снимать с веточек, с почек крошечные яички тлей, с коры — крепко приклеенных щитовок, выбирать из сережек березовые орешки. Вот долбить этим клювиком твердые семена подсолнечника, как большие синицы, невозможно, и лазоревка как бы отгрызает кусочек скорлупы и через маленькое отверстие вытаскивает крошки ядрышка. По таким скорлупкам и можно определить, что прилетела к птичьей столовой и лазоревка, которая вообще-то бывает нечастой гостьей на даровом угощении, даже и в трудную пору.

Очередная буква - "Ю". Делаю южного морского слона. Заготовки туловища, ласт... ...и носа. В углубление рта вбила иголкой обрезочек розового фетра. Ласты уваляла, намочила горячей водой и высушила, примотав тряпочкой к трубе батареи. Соединила детали. остатками серой шерсти сделала слона потолще. Чёрной ниткой, пришиваю глаза, вышиваю ноздри... ... и делаю складки на хоботе.

Доплела лопасти хвоста, соединила. Выплела анальный плавник... ...пару брюшных и спинной. Плетение грудных плавников хорошо снять не получилось. Рыбка-оранда готова!

Рыбку доплела, осталось "оперение". Начала с хвоста. Среднюю лопасть плету от центра, крайние, наоборот, к середине.

Прикрепила глазковые бусины, между ними - бисерина-"шестёрка". Сплела "шапочку" и жаберные крышки. Доплела голову. начала выплетать хвостовой стебель.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 ноября - Международный день вегетарианца lesya_voronaya Сказка о пустоголовой девочке и тыквенной каше (Оригинал здесь: https://lesya-voronaya.livejournal.com/5172.html ) Итак, давным-давно, в некотором царстве… ой, не, это как-то старомодно. Погодите, ща настроюсь… Жила себе на Манхэттене некая пустоголовая девочка, и звали ее Адель. То есть, звали-то ее Проня, но она просила всех называть ее Аделью, хотя Адели, по-моему, это было бы весьма неприятно. Хорошо, что она Прониной жизнью не интересовалась вообще, а потому избавлена от опасности быть оскорбленной. Но Проня-Адель, считала себя практически столь же одаренной и роскошной, как и ее тезка-звезда. Проня отличалась, а точнее не отличалась фигурой, внешностью и умом (так как была пустоголовой), но зато наверстала свое в плане гонора и самомнения. Она регулярно фотографировалась с утиными губками в зеркале и тщательно выкладывала это отсутствие внешнего вида, вкуса и образования в инстаграм. К слову сказать, окружающим было начхать на ее недостатки, беда, что достоинствами Проня тоже не блистала. Проня умела ужасно петь, кривобоко танцевать, размыто фотографировать, и умудрялась применять неправильные фильтры даже к котикам. Зато (!) Проня умела готовить. Правда, готовить она умела только тыквенную кашу по семейному рецепту своей драгоценной бабуленьки. Собственно, любовью к бабуленьке и тыквенной каше и ограничивались настоящие Пронины дарования. Тем не менее, Проня старательно раздувала свое самомнение и была уверена, что ею все кому не лень восхищаются. Она участвовала во всех танцевальных и вокальных конкурсах, приводя жюри и публику в состояние нервной дрожи, сотнями публиковала свои фотографии, напрашивалась на лайки и прочие любезности. Знакомые уже потихоньку начинали от нее шарахаться, тщательно избегали приглашений на чай и вообще любых разговоров, в которых Проня могла иметь потенциальную возможность пожаловаться на непонимание своей тонкой творческой натуры. В конце-концов, Проня осталась совсем-совсем одна, распугала всех, даже самых глупых, добрых или неприхотливых своих друзей. Эта сказка могла бы закончиться плачевно, если б игру не вступила тыквенная каша. Как известно, тыква из любой Золушки делает принцессу, особенно, если она не вместо головы. Как-то рано утром, после очередной чашки фраппуччино, предварительно сфотографированного в инстаграм, Проня задумалась о жизни и приуныла. "Как-то печально все", - подумала Проня, - "и жрать охота". Она заглянула в холодильник, но там осталось только воспоминание о повесившейся некогда мышке. Порыскав по полкам на кухне, она обнаружила старую манку, а на балконе у нее еще с Хеллоуина (на который ее, естественно, никто не пригласил) оставалась тыква. Тут на Проню накатили сладкие воспоминания о детстве в деревне, когда бабуленька готовила ей тыквенную кашу и советовала читать книги и смотреть познавательные передачи. "Надо было слушать бабуленьку!" – мелькнула первая здравая мысль в голове Прони. Быстренько очистив тыкву, Проня натерла ее на мелкую терку и поставила кашу вариться в горшочке. Когда красивая оранжевая ароматная каша была готова, Проня, истекая слюнями, аккуратно сняла горшочек с плиты и поставила ее на подоконник на балконе, чтоб она остыла. Затем, Проня по старой привычке принялась фотографировать горшочек в инстаграм, и так увлеклась наложением фильтров, что случайно задела локтем горшочек, который грохнулся вниз, расплескивая горячую жижу красивого кораллового оттенка. Откуда-то с улицы донесся испуганно-раздраженный мужской вопль. Затем раздался возглас удивления, что было совершенной неожиданностью. Проня перегнулась через подоконник, чуть не выронив телефон, и увидела высокого парня, который, то ли отряхивал, то ли поедал размазавшуюся по его голове и плечам кашу. "О Боже, какой мужчина!" – подумала Проня. Затем крикнула: - Простите, пожалуйста, я случайно уронила кашу. Надеюсь, вас не ушибло горшком? Честно говоря, это было самое разумное и самое вежливое изречение Прони за всю ее жизнь. Конечно, всем ясно, что она немедленно влюбилась. - Как-то горячо, - неуверенно заметил мужчина с иностранным акцентом, а потом неожиданно добавил: – Но вкусно! - Поднимитесь, пожалуйста, ко мне в квартиру, я помогу вам почистить одежду. Незнакомец, к радости Прони, возражать не стал, и скоро его шаги загрохотали по лестнице. Когда Проня увидела его поближе, ей захотелось спеть или станцевать, чтоб поразить его – так он ей понравился - но, к счастью, ее временно парализовало. А может, запах тыквенной каши действовал на нее так вразумляюще. Иностранец был высок и весьма хорош собой – типичный потомок викингов – рыжий, сильный, но с добрыми голубыми глазами. Пока Проня мысленно подбирала фильтр к их будущим свадебным фотографиям, он сказал: - Я конечно очень недоволен, что вы меня обляпали кашей, но вынужден заметить, что каша больно уж хороша, а я как раз владелец небольшой забегаловки, которой очень пригодилась бы такая изюминка. Вы хотели бы у меня работать? Собственно, Проня готова была у него работать даже мойщицей потрохов на рыболовном судне, поэтому ей хватило сил только кивнуть и слабо улыбнуться. Загадочный викинг, которого звали Вольтар, быстренько написал ей на бумажечке адрес кафе и телефон, велел приходить завтра к восьми и умчался домой отмываться от каши. Проня еще долго смотрела пустым взглядом ему вослед… Конечно, наша страдалица не могла уснуть всю ночь, все думала как себя вести, что делать, чтоб не оттолкнуть нового возлюбленного подобно всем предыдущим знакомым. Доворочалась она до утра, и в первый рабочий день была настолько уставшей и издерганной, что, к своей большой удаче, была совсем не в силах кокетничать и как-либо вообще общаться с Вольтаром. Так она работала день за днем, нервничая и одергивая себя, но неизменно готовила отменную кашу. Даже о фильтрах своих забыла. В итоге она научилась себя вести, поднабралась умишка, занялась своим образованием и в конце-концов вышла замуж за поваренка, не такого роскошного и успешного, как Вольтар, но честного и доброго парня. Почему не Вольтар, вы хотите спросить? Ну деточки, в сказке про Золушку девушка была трудолюбивой, доброй и красивой, чего о нашей Проне не скажешь. Впрочем, она поумнела, смогла здраво себя оценить и расставить приоритеты, поняла, что столь прекрасный принц ей не по зубам и не по силам, успокоилась, а затем влюбилась в поваренка. Так любовь и тыквенная каша снова спасли мир.

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 31 октября - Хеллоуин Мария Черская В объятиях зимы Было у охотника Бэргэна три сокровища: разившее без промаха копье, звенящий музыкой варган и красавица-дочка Саяра. Хорошо жилось Бэргэну, любили его духи - никогда не возвращался он из леса без добычи, никогда не вытаскивал из реки пустые сети, никогда не ложился спать на голодный желудок. А если наваливалась грусть - брал варган и отгонял тоску жужжащими песнями о коротком, цветущем лете и лютой, снежной зиме. Одно лишь омрачало радость Бэргэна – слишком быстро росла Саяра. Скоротечны весны на севере, не удержишь на месте, и вот начали свататься к дочери охотника молодые женихи. Хмурился Бэргэн, гневался Бэргэн, топал ногами Бэргэн, и прогонял всех прочь – никто не казался ему достойным зятем, ни один не был равен ему ни в охотничьем деле, ни в рыбацком. Качали головой молодые парни и быстро остывали к недоступной красавице. Все, кроме Сэргэха. Очень уж запали ему в сердце черные, как таёжная ночь, глаза Саяры. Во снах видел её лицо - круглое, как луна и белое, как первый снег. Часто улыбалась ему дочка охотника, поэтому без устали приходил он к Бэргэну и приносил дары - мягкие соболиные шкурки, оленье мясо и рыбу. Но Бэргэн лишь презрительно смеялся, малейшие недостатки выискивал: - Разве это калым? Шкурки исколочены, мясо жесткое, а рыба мелкая! Как будет жить Саяра с таким неумехой-мужем? Нет, не отдам за тебя дочь! Грустил и злился Сэргэх, но не знал, как примириться со старым охотником, заслужить его уважение. Так и мучился до самой зимы. А зима выдалась злющая, морозная – тяжко пришлось тем, кто заготовил мало припасов. Лишь Бэргэн не тужил - всё полёживал в своём теплом, деревянном балагане, играл на варгане и поедал жирное мясо, сваренное Саярой, пока остальные охотники бегали по ледяной чащобе в поисках пищи. Но вот однажды, не все вернулись из леса. Принесли холодные ветра недобрую весть – не наелся за лето Хозяин тайги, не заснул в мягкой берлоге, в шатуна обратился, черной погибелью для всех живых стал. Не ровен час, приведут его абасы, злые духи, прямиком к людям в стойбище. Испугался Бэргэн, что загрызет медведь его любимую дочь, решил первым найти и убить беспокойного зверя. Однако, даже самому лучшему охотнику не справиться в одиночку с голодным хищником, поэтому попросил Бэргэн помощи у товарищей. Но разве кто захочет идти на верную смерть? Отводили взгляд мужчины, отнекивались. Все, кроме Сэргэха. Сам он пришел к Бэргэну, сам вызвался на охоту, но с одним условием – станет Саяра ему женой. Подумал Бэргэн, почесал бороду. И кивнул: - Убьешь медведя - твоя Саяра! На том и порешили. А утром, едва рассвело, отправились вдвоем на охоту. Несет Бэргэн верное копье - смело ступает по заснеженным тропам, чувствуя себя в тайге, как дома. А Сэргэх, чем дальше в лес, тем сильнее осторожничает, оглядывается. Шутка ли – за голодным медведем идут! Мерещится юноше, что за каждым кустом зверь таится, в любой момент напасть может. Уже и не разобрать, кто из них на самом деле охотник, а кто добыча. Вышли на опушку с раскидистыми елями, остановился Бэргэн, показал на огромные следы, прищурился: - Путает нас медведь, задом наперед ходит. Но и мы не промах. Ты здесь побудь, а я поляну кругом обойду. Нырнул куда-то в подлесок и исчез. Растерялся Сэргэх – по сторонам посматривает, крепко лук сжимает, к шорохам-звукам прислушивается. А откуда-то из-за елок, еле слышно, доносится нежный перезвон, будто хрустальные колокольчики переливаются. Интересно стало Сэргэху, что там, вскинул он лук и неспешно побрел на звук через сугробы. Вдруг, за пушистыми ветками, под самым склоном опушки, увидел охотник огромное лежбище из обломанных кустов, ягеля и багульника. Оцепенел от страха Сэргэх – понял, что вышел прямиком к медвежьему логову. И сам Хозяин стоит перед ним, топчется - бурый, крупный, но сильно исхудавший. Шкура коркой ледяной покрылась, сосульки с меха свисают, с каждым звериным шагом позванивают. Засвистела тетива, выпустил Сэргэх в медведя стрелу. Попала она прямо в ледяной панцирь, отскочила с жалобным стуком. Заворчал Хозяин, заревел, будто посмеиваясь, и бросился на охотника. Закричал Сэргэх о помощи, выставил перед собой лук, но одним ударом перебил медведь рукоять, подмял под себя юношу, острыми когтями одежду распарывая. Согнулся Сэргэн под медвежьими лапами, от порезов грудь защищая. Чудом извернулся, но всё же сумел достать нож из-за пояса и ударить зверя в шею. Первый удар коротким вышел, зарычал медведь, вгрызаясь охотнику в плечо. Пырнул его Сэргэх ножом ещё раз, вошло лезвие по самую рукоятку. Ослабли челюсти медведя, хлынула кровь из раны на белый снег, и завалился Хозяин, издыхая. Хоть и отощавший зверь, но весит много. С трудом выбрался Сэргэх из-под мертвой туши, жутко израненный. С удивлением увидел Бэргэна, стоявшего поодаль, с поднятым копьем. - Что же ты не пришел мне на выручку? – спросил юноша, тяжело дыша. - Разве это не ты должен был убить медведя? – усмехнулся Бэргэн. Покачнулся Сэргэх, сплюнул кровь. – Что ж, сделал я, как договаривались. Моя теперь Саяра! Закивал Бэргэн, заулыбался. - Конечно, - ответил, - твоя теперь Саяра! - а потом размахнулся и вонзил со всей силы копье в грудь будущего зятя. Замертво упал Сэргэх, даже вскрикнуть не успел. Оскалился Бэргэн, начал духов благодарить, да вот незадача – обломалось верное копье у самого основания, никак не вытащить наконечник из груди мертвеца. Огорчился охотник, но что поделаешь? Забросал снегом тело и вернулся домой. Счастливо встретила его Саяра, но услышав, что погиб Сэргэх от медвежьих лап, загрустила, заплакала. Два дня тосковала, а на третий решил повеселить её Бэргэн, достал любимый варган. Прижал инструмент к зубам, дернул язычок. Вздохнул варган скрепуче-горестно, и простонал вдруг песню странную, чёрную: «Тепло Бэргэну, хорошо Бэргэну, а Сэргэх в холодной могиле лежит, шерсть отращивает!» Ахнула Саяра: - Какая нехорошая песня, отец! Пожал плечами Бэргэн: - Голоден я, поэтому такая песня вышла! Давай ужинать! Накрыла Саяра на стол, поел Бэргэн. А затем лёг на постель, снова достал варган, чтобы вернулась радость в глазах Саяры. Но опять невесёлой вышла песня: «Сытен Бэргэн, доволен Бэргэн, а Сэргэх по лесу идет, когти и зубы о лед точит». Спрятала Саяра лицо в ладонях: - Зачем такие страшные песни поешь? Неужели нарочно издеваешься? Насупился Бэргэн, буркнул: - Съел слишком много, оттого такая песня и вышла. Давай спать ложиться! Но не смогла сомкнуть глаз Саяра, всё думала об отцовских песнях. Встала она тихонько, вытащила варган, и дернула инструмент за язычок. Горько простонал он: «Не спи, Саяра, гаси очаг, Саяра! Встречай жениха своего, в лесу Бэргэном убитого!» Вскрикнула девушка, проснулся Бэргэн – выхватил варган и бросил его в очаг. Заскрипел тот в последний раз, пламенем охваченный. «Держи слово, Бэргэн, открывай двери, Бэргэн! Пришел Сэргэх за обещанным!» Содрогнулся балаган, задрожали окна, застучала дверь, будто дикий зверь снаружи ломится. И напал на домик холод лютый, словно сама зима в гости пожаловала. Стал Бэргэн сильнее огонь разжигать, но мороз сбавлять и не думает. Уж сжег охотник все дрова, принялся мебель ломать, чтобы до утра продержаться, в надежде, что пропадет ужасное чудовище с первыми лучами солнца. А холод никак не унимается, все углы балагана изморозью покрылись. С потолка снежинки падают, трещит дверь от ударов тяжелых, скрипят окна заледеневшие, задувает нечистая сила вьюгу окаянную в жилище. Всё, что можно, отправил в пламя Бэргэн, остались они вдвоем с Саярой. Плачет дочка охотника, дрожит от стылости. Сжал кулаки Бэргэн, мотает головой. - Не бойся, Саяра! Не достанешься ты мертвецу проклятому! Уж лучше сам тебя убью, но не отдам своё последнее сокровище! Схватил было дочку за косу, но оказалась Саяра проворнее. Вырвалась из отцовских рук, подбежала к двери и открыла её нараспашку. Ворвалась в жилище злая стужа, дернулось пламя очага в последний раз и потухло. Вошел Сэргэх в балаган, черной шерстью покрытый, зубы, как лезвия острые, когти до земли длинные, и в груди ярко-синей звездой наконечник копья горит. На следующее утро нашли соседи насквозь заледеневший балаган, а в нем останки Бэргэна. Похоронили его как полагается, голову отсекли, да трижды на могилу плюнули, чтобы не восстал старый охотник оборотнем-деретником. Но всё же лишились люди спокойствия, и как только настало лето, покинули стойбище, лучшее место для жизни искать. А Саяру в том лесу ещё часто встречали заблудившиеся охотники. Хороших и чистых душой она на дорогу выводила, путь домой показывала. А тех, кто зло творил и слово не держал – в старый промерзший балаган заманивала, неживому мужу на пропитание.

Ещё одно создание на букву "О" - оранда (не хочется упускать такую замечательную идею. Взяла все остатки белого "цейлона" и оплетаю стеклянный шарик.

В общем, получился вот такой монстрик (тыкву валяла не я).

Пока сохнет клей делаю монстрика. Очередным заданием марафона, было химерическое (составное из частей разных животных, но только на букву "О") существо выбрала оленя и опоссума. Для изменения толщины хвоста, обматываю нитками по клею в несколько приёмов. В роли носа - шпиль, сделанный мужем взамен утраченного на старинных часах (а потом подлинный шпиль нашёлся, и этот отправился в коробочку, ждать своего часа). Из полимерной глины слепила лапки.