Сказочный мир

Chanda · 22 октября 2009

М. Д. Махлин

О живом электрогенераторе и живом ископаемом

(из книги «Занимательный аквариум»)

Перед тем как беседовать с индейцами, Закс зашел в хижину и вновь раскрыл потрепанный томик «Картин природы». Автором его был знаменитый ученый, соотечественник Закса, член многих академий наук мира Александр Гумбольдт. Его лирические описания тропической природы, густых, ошеломляющих разнообразием тропических лесов и удивительных, невероятных обитателей тропических рек — вот что увлекло Закса, заставило его покинуть обжитый домик в далекой Германии и приехать в эту девственную чащу у непроглядно-черной, словно налитой чернилами, реки.

Закс снова перечитал знакомые строки: «Первые удары очень большого и сильно возбужденного электрического угря всегда представляют известную опасность. Нанесенный рыбой удар вызывает такую сильную боль и настолько ошеломляет, что трудно даже представить себе это ощущение». И вот еще одно интересное место: «Непривычный шум загнанных в воду тридцати лошадей выгоняет рыбу из ила и вызывает ее к нападению. Борьба между столь различными животными представляет живописную картину».

Сколько раз, закрыв глаза, Закс представлял себе эту картину. Вот осторожно лошади спускаются по пологому берегу к чернильной воде. Она доходит им до самого брюха. Индейцы хватают дротики и длинные тонкие тростниковые палки. Одни забираются на свисающие над водой ветки, а другие выбирают места на берегу. Старший подает команду, и тотчас вся эта картина приходит в движение. Дико крича и размахивая палками, индейцы гонят лошадей в воду. Электрические угри, потревоженные десятками лошадиных ног и ошеломленные шумом, наносят животным непрерывные электрические удары. Молнии, рожденные живыми электростанциями, поражают сердце и нервную систему лошадей. Одни лошади, временно парализованные током, падают в воду, другие с диким ржанием становятся в воде на дыбы, третьи стремятся выбраться из смертоносной воды на берег. Индейцы кричат так, что пересиливают весь этот адский шум, и не дают лошадям выскочить из воды.

Но вот пыл битвы понемногу утихает, угри, как аккумуляторы, разрядились и больше не опасны. Индейцы вытягивают веревками парализованных лошадей на берег и пытаются их спасти, откачать воду. Другие же, более опытные, входят в воду, шарят на глубине, что-то кричат, что-то хватают, и вот у ног организатора ловли чуть трепещут толстые маслянистые тела разрядившихся угрей...

Закс посмотрел на свои сапоги. Неужели у этих ног будут трепетать электрические угри? Неужели он будет организатором и очевидцем этой замечательной, необычно дикой ловли опасных рыб, которую так живо описал великий Гумбольдт и которую так часто рисовал в своем воображении сам Закс.

«Только бы удалось уговорить индейцев и достать лошадей», — подумал Закс, кладя на место книгу и направляясь к выходу.

Недалеко от хижины, вокруг костра, разложенного на берегу реки, сидела группа индейцев, которых он пригласил через переводчика. Переводчик стоял рядом и ждал приказаний.

— Я сейчас буду говорить, а ты переводи, — строго сказал Закс. — Но только переводи точно. Речь пойдет об электрическом угре. Знаешь, что это такое?

— О да, сеньор, это тембладорес.

— Что значит тембладорес? — удивился Закс, впервые услышавший это испанское слово.

— Тембладорес значит дрожащий, — ответил переводчик. — Так называют сеньоры-испанцы всех рыб, вызывающих судороги электричеством.

— Ну, тембладорес, так тембладорес, — проворчал Закс и обратился к индейцам. — Друзья мои, я хотел бы, чтобы вы оказали мне помощь в охоте на тембладорес — электрического угря.

Переводчик перевел, и индейцы чинно и важно подтвердили, что они согласны.

«Что-то они нерешительны, — подумал Закс, — или нет у них лошадей, или они не умеют ловить угря».

— Сейчас, друзья, я объясню вам, как ловят электрических угрей, — и увлекаясь, Закс стал пересказывать индейцам описанную Гумбольдтом охоту на угря. Но по мере того, как он, все более воодушевляясь, рассказывал о волнующих моментах битвы с угрями, индейцы приходили в движение, переглядывались между собой и, наконец, по их лицам заскользили чуть заметные улыбки.

— Скажи им, что я кончил и жду их ответа, — перевел наконец дух Закс. Переводчик исполнил приказание и тут же сообщил Заксу вопрос одного индейца:

— Сеньора осмеливаются побеспокоить вопросом: так ловят тембладорес на его, сеньора, родине?

— Нет, разумеется, — рассердился Закс. — скажи ему, что так ловят у вас здесь на Амазонке!

Лицо индейца расплылось в улыбке и он опять что-то спросил.

— Сеньора спрашивают, это он шутит, наверное?

— Да нет же, — в отчаянии закричал Закс, — так будете ловить вы сами!

И тут раздался хохот. Солидные, сдержанные обычно индейцы совсем забыли про этикет. Как озорные мальчишки, катались они по траве, заливаясь звонким заразительным смехом.

«Ну разве с такими сваришь кашу, — мрачно глядел на них Закс, — разве Они способны участвовать в серьезной охоте на угря!»

Вместе со всеми смеялся и переводчик. ,

— Ты-то чего смеешься? — возмутился Закс.

— Сеньор, — еле выдавил сквозь смех переводчик, — но они кричат, что более нелепого способа ловли никогда не знали.

— Как нелепого?! — вскричал Закс. В один миг он очутился в хижине и вернулся к индейцам уже с книжкой Гумбольдта. — Да знаете ли вы, что этот способ ловли угря описал всемирно знаменитый ученый, этот способ известен всему миру. И только вы здесь...

Новый взрыв хохота был ему ответом.

«Не видать мне угря», — грустно подумал Закс.

— Ой, сеньор уморил нас, — со стоном сказал старший из индейцев Ну и шутник сеньор, ну и весельчак.

— Скажи лучше, сумеете ли вы так поймать электрического угря, найдете ли лошадей для охоты?

— Да зачем нам лошади, сеньор, — вновь улыбнулся индеец, — мы поймаем тебе тембладорес. сколько хочешь и намного проще — сетями.

— Сетями?! — теперь уже пришла пора удивляться Заксу. — Простыми сетями? А как же это описание охоты с лошадьми?

— Не знаю, сеньор, может человек этот и видел такую охоту на угря, только я об этом ничего не слышал. Лошадей иногда загоняют в воду, это правда, но делают это лишь для того, чтобы выгнать угрей из тинных ям, где они любят лежать. Мы же ловим его очень просто — большими сачками на деревянной палке. Пока дерево сухое, эта рыба совсем безопасна, удары ее передаются только по мокрому.

Теперь пришла пора развеселиться Заксу. Со смехом отложил он книгу в сторону:

— И часто вам приходилось ловить угря?

— Да, мы это делаем все время.

— Вы его едите?

— Нет, сеньор, вид его больно отвратителен, да и мясо костляво и мало вкусно. Но он своими ударами убивает очень много рыбы, он даже не может съесть ее всю. Если бы мы не боролись с тембладоресами, они бы перевели всю рыбу вокруг наших селений.

Охоту на электрического угря наметили провести на завтра. Рано утром собрались у хижины индейцы, принесли сеть. Не было ни топота лошадей, ни ропота воинов, готовящихся к опасной битве.

Пошли тихо, не поднимая шума, к густо заросшей кустарником, заболоченной речке.

— Видишь, сеньор, — указал индеец на подымавшиеся из глубины пузырьки, — это плавают угри, это они выдыхают воздух.

Индейцы разделись, часть из них встала ниже по течению и перегородила ручей сетью, другие выше по течению вошли в воду и стали колотить по ней палками, поднимая муть.

— Перенеси меня на другую сторону, — попросил Закс индейца. Тот понес Закса, но у — противоположного берега споткнулся и оба полетели в воду. «Сейчас, — мелькнула у Закса мысль, — удар и...». Но ничего страшного не случилось, упасть в воду с электрическими угрями было, видимо, так же безопасно, как свалиться в ручей где-нибудь в Шварцвальде или Тюрингии. Закс вылез из воды и остановился у берега. «Нет никаких диких криков, ржания лошадей и воплей», — опять с сожалением подумал он.

И тут Закс почувствовал, как из воды на его ноги накатилось что-то тяжелое. Прежде чем Закс успел разглядеть оливково-зеленое толстое тело, прежде чем он сообразил, что на его ногах оказался электрический угррь, он вдруг ощутил страшный удар, а за ним беспрерывно последовали другие. Голова Закса тряслась, руки нелепо дергались, он дико орал, но не мог сделать и шага — тело ему не повиновалось. А индейцы? Приостановив ловлю, они громко хохотали, взирая на это зрелище.

Толи угорь разрядил всю свою мощность, то ли ему наскучило лежать на ногах беспокойно орущего человека, но только он так же плавно и незаметно, как появился, соскользнул с ног Закса. Только тогда охотник за электроугрем пришел в себя и членораздельно выругался.

Но не прошло и десяти минут, как все, на этот раз вместе с Заксом, снова хохотали, глядя на неуклюже дергающегося индейца, в напоясном мешке которого бился неизвестно как заскочивший туда угорь.

Чем ближе подходили к сети загонщики, тем больше угрей выскакивало на поверхность воды, а иные даже выбрасывались на берег. Скоро в сети было уже много угрей и их вытащили на берег. Толстые, оливково-зеленые сверху и оранжево-красные снизу, с двумя или тремя рядами светло-желтых пятен величиной с вишню, некоторые рыбины достигали в длину 2 м и весили более 15 кг. В них еще сохранился электрический заряд и их приходилось брать резиновыми перчатками.

Рыбаки осторожно переваливали их из сетей на землю. Но вот неловкое движение одного индейца — и он тотчас получил такой удар в живот, что был сшиблен с ног. Рыбаки начали от злости колотить их палками. Но и прибитые, полумертвые, рыбы были опасны. К одному еле живому угрю приблизилась собака и лизнула его. Тотчас она отлетела в сторону и жалобно заскулила.

Охота была очень удачной.

И Закс теперь не жалел, что не было обезумевших людей, ржания и диких криков. Впрочем, крики были, но о них Закс предпочитал не вспоминать.

Электрического угря называли ранее, а иногда и сейчас, гимнотом. Название это неверно потому, что гимноты — рыбы, не обладающие электрическим органом. Длинные тела молодых гимнотов с волнообразно извивающимся длинным анальным плавником очень похожи на электрического угря. Поэтому их и путают. Гимнот — это не угорь. Но и сам электрический угорь — это не угорь.

Кто не знает длинную змееподобную рыбу-угря? Издавна заметили ее люди и окружили таинственностью. То ей приписывали появление ночью в хлеву и высасывание молока у коров, то угорь «обвинялся» в принадлежности не к рыбам, а к змеям. Но все эти сказки постепенно разоблачались. Угри действительно по утрам, когда трава влажная от росы, выходили на берег, но они спешили при этом не в хлев, к коровам, а в широкие, стекающие к морю реки. И с змеей угря роднило только длинное тело. А жабры, рот, плавники, образ жизни позволяли убедиться в том, что это рыба.

Электрический угорь назван угрем по сходству тела, а на самом деле он занимает промежуточное положение между сомами и харациновыми рыбами. Научное название этой рыбы — электросрорус электрикус, в дословном переводе «носитель электричества, электрический». Эта крупная рыба может достигать 230 см. Тело ее покрыто слизью, которую исследовал известный физик Вольта. Он установил, что эта слизь обладает электропроводимостью в 20 —30 раз большей, чем чистая вода! Электрический орган электрофоруса состоит из 6000 пластинок, причем ток движется по телу угря таким образом, что у головы образуется положительный полюс, а у хвоста отрицательный.

Зачем этой рыбе нужно электричество? Когда электрофорус лежит в илистой яме, его электростанция не работает. Но вот рыба двинулась вперед. Вода речек, где предпочитает жить электрический угорь, очень темная и мутная, в ней добычу не заметишь и не настигнешь, да и от врага не убережешься. И вот живой генератор начинает посылать во все стороны слабые ориентировочные импульсы — около 50 в сек. Отражаясь от всех встречных предметов, они возвращаются к электросрорусу и информируют его об окружающем. Таким образом, этой рыбе не страшно жить в мутной воде. Но кислород? Ведь наверное его немного в такой воде? Ничего, электричество и здесь поможет своему хозяину. Разряды тока в теле угря разлагают воду на составные части. А вода, как мы знаем, состоит из кислорода и водорода. Кислород тут же поглощается кровью рыбы и разносится по всему телу, а водород, не нужный для организма электрофоруса, выбрасывается пузырьками наружу. Эта гирлянда пузырьков часто и выдаетугрей. Рыбаки, правда, думают, что это «выдыхаемый» рыбой воздух, но это заблуждение не мешает им удачно ловить электрофорусов.

Однако электричество и в защите служит рыбе хорошую службу. Сильные защитные удары могут достигать 800 В напряжения и силы тока в 1 А, напряжение обычных ударов — 250 — 300 В при токе силой 0,5 А. Человек не способен длительное время выдерживать подобные разряды, мелкие животные, в том числе и собаки, погибают от них сразу. Электрофорусы убивают своими разрядами и добычу, при этом погибает столько рыб, лягушек, раков, что угрю не под силу все это съесть.

В некоторых зоопарках можно увидеть, как к голове и хвосту рыбы подсоединяют электролампочку мощностью 25 Вт и демонстрируют ее длительное горение.

Конечно, такое чудище, как электрофорус, в домашнем аквариуме содержать не станешь — и велик, и опасен. Но мне удалось близко познакомиться с другим обитателем мутной воды, и этот зверь — его даже трудно назвать рыбой — прожил у меня девять с лишним лет. Поскольку его биология очень интересна, давай в этой главе познакомимся и с этим представителем гигантов тропических пресных вод.

Речь идет о протоптерусе — двоякодышащей рыбе из Африки.

Помнишь, в главе о лабиринте мы говорили, что анабантид (лабиринтовые рыбы) нельзя назвать двоякодышащими. Многие тропические пресноводные рыбы постепенно приобрели способность усваивать атмосферный воздух — в бедных кислородом тропических водоемах это весьма существенное приспособление, но у них не образовалось настоящих легких, как у двоякодышащих. Давным-давно двоякодышащих рыб было очень много, их окаменелые останки и сейчас находят в «изобилии. До нашего же времени дожило всего шесть видов — по одному в Америке и Австралии и четыре вида (все четыре относятся к роду «протоптерус» — имеющий примитивные плавники) в Африке. Эти рыбы настолько отличаются от большинства современных рыб, что ихтиологи-систематики выделяют их в особый подкласс и считают двоякодышащих близкими родственниками кистеперых рыб. Кистеперые, которых все биологи считали давно вымершей группой рыб, теперь хорошо известны благодаря сенсационной находке в 1938 году живого представителя этих обитателей древних морей — целаканта. С протоптерусами такая же сенсация произошла сто лет назад. Окаменевшие останки протоптерусов были в то время уже хорошо известны зоологам. Считалось, что двоякодышащие давно вымерли. И вдруг в 1835 году Томас Вейер находит в Гамбии живого протоптеруса. А затем выяснилось не только распространение этих странных рыб в бассейнах рек Сенегал, Нигер, Замбия и озера Чад, но и широкое использование местным населением этих зоологических редкостей в пищу. Причем, самым распространенным и удачливым способом ловли протоптерусов оказалась ловля при помощи... мотыги!

Протоптерусы обитают в болотистых низинах с сильно колеблющимся уровнем воды. Кроме жаберного дыхания они могут усваивать атмосферный воздух с помощью легкого. В отличие от австралийского рогозуба и американской лепидосирены (тоже двоякодышащие рыбы) они прибегают к легочному дыханию не только в сухой период, но и плавая в воде. Без доступа воздуха они могут утонуть, задохнуться в воде. В сухой период, когда вода уходит и болота пересыхают, протоптерусы строят глубокие норы в иле. Рыбы одного из этих видов переживают засуху в глубоких туннелях, где сохраняется вода, другие впадают в спячку до наступления периода дождей. Спит протоптерус в коконе из глины и застывшей слизи, все выделения организма очищаются почками этой рыбы и усваиваются опять в виде воды. Если все рыбы в аквариуме со временем так отравляют воду своими выделениями, что могут сами себя отравить (поэтому и надо регулярно менять воду), протоптерусу это не угрожает, в аквариуме с этой рыбой воду можно почти не менять. Зарываясь в нору, протоптерус оставляет на поверхности ила пористый колпачок — горку земли над вентиляционным отверстием кокона. По этим характерным холмикам и находят места спячек протоптеруса местные жители. Дальше уже дело техники — подкопать кокон мотыгой и извлечь рыбу.

Мой знакомый привез мне протоптеруса именно в таком коконе. Мы положили ком глины в теплую воду, он рассыпался и наружу выбралось очаровательное существо длиной 12 см. С первого взгляда было ясно, что эта рыба великолепно приспособлена к жизни в болотах. Внешне протоптерус похож скорее на тритона, чем на рыбу: скользкое круглое тело, тупая плоская голова, длинный, отороченный плавником хвост. Вместо обычных рыбьих плавников у него оказались четыре «ноги» — длинные мясистые нити, с помощью которых он ходил по дну.

Я поселил гостя из Африки в густо заросшем растениями аквариуме, он сам выбрал себе жилище в скорлупе кокосового ореха. Каждые 7 мин он выплывал из своего дома и, волнообразно работая хвостом, прижав нити-плавники к телу, поднимался к поверхности подышать воздухом. Питался он мотылем, мелкими улитками и жил в компании рыб значительно меньшего размера.

А потом протоптерус стал расти прямо на глазах. Сначала он занялся переустройством дна, и пришлось спасать растения, а затем он проявил нездоровый интерес и к рыбам. Пришлось поселить его в отдельном аквариуме. В конце концов он вырос в громадное толстое чудовище длиной 97 см.

В юном возрасте многие реакции протоптеруса напоминали реакции земноводных. Он буквально наползал на кучку извивающихся личинок мотыля и долго размышлял — хватать или нет. Со временем у него появились разнообразные способы ориентации, которые позволяют этим рыбам существовать в мутной воде болот. Гидравлическая сигнализация улавливалась многочисленными сейсмосенсорными каналами на голове и боках тела обоняние позволяло рыбе быстро находить корм даже в полной темноте. Этому помогали и вкусовые точки, которые расположены у протоптеруса на передних плавниках: стоило ему коснуться плавником пищи, как он моментально разворачивался и метко схватывал добычу. Впрочем, маленькие глазки протоптеруса, тоже удобные в условиях тинистой замутненной воды, видели великолепно даже за пределами аквариума. В природе протоптерусы питаются всякой живностью водоемов, ловко ловят рыб. Я кормил его мясом, иногда давал ракушки, раков. Глоточные, зубы у этих рыб очень сильные, мой протоптерус легко и без последствий грыз градусники, стеклянные и алюминиевые трубки фильтров, даже грелки, находящиеся под током. Легко, как семечки, разгрызал он ракушки, панцири раков. Но затем рыба долго прессовала пищу, пока не получалась тонкая, удобная для заглатывания пластинка.

Протоптерусы весною роют норы и устраивают в них гнезда для нереста. Самцы охраняют потомство, не дают молоди расплываться. Личинки сначала, как и личинки земноводных, имеют наружные жабры-кисточки. В неволе разводить такую рыбу, конечно, сложно. Кроме того, у протоптерусов в аквариумах очень неуживчивый характер, они не терпят соседей. Поэтому соединить пару для нереста, создать для этого подходящие условия пока невозможно, тем более что взрослые протоптерусы некоторых видов достигают в длину 2 м. Но я думаю, ты согласишься со мной, что эти гигантские чудовища пресных вод — электрофорус и протоптерус — являются одними из самых интересных представителей рыбьего царства.

Chanda · 25 октября 2009

Валентин Берестов

Что люди скажут

В старые времена жили-были крестьянский сын Ашир и дочь хана Алтын. И полюбили они друг друга.

- Пойдем, Алтын, со мной, - говорит Ашир. - Будем детей растить, горе и радость делить.

- Пойдем-ка лучше со мной, - отвечает Алтын. - Будем жить без горя и забот.

Приходят они в сад. Соловьи поют, ручьи текут, цветы цветут.

- Прекрасный сад! - говорит Ашир.

- Считай, что он твой, - отвечает Алтын.

- Увидишь, как я за деревьями буду ухаживать, какие цветы посажу.

- А люди что скажут? - отвечает Алтын. - Жадная, мол, Алтын, не могла садовника нанять. Мужа заставила спину гнуть. Нет, милый, я такого позора не допущу.

Идут дальше. Видят стадо овец. Стелется оно, как туча, и овцы в нем тучные, жирные.

- Богатое стадо! - говорит Ашир.

- Считай, что оно твое, - отвечает Алтын.

- Люблю стада пасти, - говорит Ашир. - Вот увидишь, ни одна овечка не пропадет.

- А люди что скажут? - отвечает Алтын. - Не могла, мол, пастуха нанять.

Идут дальше, видят конюшню, а в ней кони, один лучше другого.

- Отменные кони! - говорит Ашир.

- Считай, что они твои! - отвечает Алтын.

- Люблю за конями ходить, - говорит Ашир. - Вот увидишь, как я буду их холить, как я им гривы да, хвосты буду расчесывать.

- А люди что скажут? - отвечает Алтын. - Не могла, мол, конюха нанять.

Нахмурился Ашир.

- Скучно мне будет жить, ничего не делая.

- А мы, - отвечает Алтын, - гостей позовем, чтоб не скучал.

- Это хорошо, - говорит Ашир. - Я для них плов сварю: пальчики оближешь, язык проглотишь.

- А люди что скажут? - отвечает Алтын. - Не могла, мол, повара нанять.

- Ну, - говорит Ашир, - тогда я им песни буду петь, я много песен знаю.

- Не беспокойся, - отвечает Алтын, - мы певцов зовем.

- А я, - говорит Ашир, - сказки буду рассказывать.

- Спасибо, что напомнил, - отвечает Алтын. - Надо будет и сказочников пригласить.

- Пропаду я от такой жизни, - говорит Ашир. - Убегу я от тебя куда глаза глядят.

- А люди что скажут? - отвечает Алтын. - Плохая, мол, Алтын. Жених от нее сбежал. Нет, милый, я убегу вместе с тобой!

И ушли они детей растить, радость и горе делить. А люди что сказали? А люди до сих пор про них эту сказку рассказывают.

Но есть и другой конец у этой истории. Исчез только жених и нигде его не нашли. Тогда ханская дочь велела продать все свои богатства и на эти деньги построить караван-сарай - гостиницу для путешественников, где б они могли отдохнуть и напоить верблюдов. И еще она велела, чтобы кирпичи для этого здания люди передавали по цепочке из рук в руки через всю пустыню с другого конца страны. Платили им за это большие деньги.

Говорят, что любящая женщина прошла вдоль этой цепочки из конца в конец, заглядывая в лицо каждому, кто передавал кирпичи из рук в руки. Среди бедняков, бродяг и нищих, вставших в цепочку, она и в самом деле нашла своего любимого и куда-то ушла вместе ним. А похожее на крепость здание караван-сарая до сих пор высится над пустыней.

Chanda · 28 октября 2009

Как чёрт в батраках служил

Словацкая сказка

Один бедный дровосек с последней горбушкой хлеба в холщёвой сумке отправился в лес. Это была его еда на целый день. Пришёл дровосек в лес, сумку повесил на ветку и взялся за работу. Рубил бедняга, рубил, раскалывал толстые дубовые кряжи, только пот со лба в три ручья катился.

А тем временем подобрался к сумке чумазый чертёнок из преисподней и последнюю краюшку хлеба стянул.

Вернулся чертёнок в ад и давай товарищам хвастаться:

— Глядите, ребята, этой краюшки должно было дровосеку на весь день хватить, а я взял да стащил её.

— Что, что там такое? — спросил Люцифер.

Разобрался Люцифер, в чём дело, и в ужас пришёл: до чего же жестоко чертёнок с человеком поступил - у бедняка последний кусок стащить посмел! И тут же Люцифер вынес решение: пусть чёрт немедленно идёт и отрабатывает у этого дровосека целый год!

На другой день снова дровосек в лес собрался и уже тяжёлый топор на плечо положил, как вдруг открылась дверь и в дом вошёл здоровенный парень.

— Добрый день, хозяин! — поздоровался он. — Не возьмете ли вы меня к себе на службу? – говорит.

— Ах, сынок, да на что ты мне нужен? — ответил дровосек. — Самому есть нечего, а в углу, не видишь, что ли, куча ребят голодных ревёт.

- А вы всё-таки возьмите меня! За службу мне ничего не надо. Вам хорошо будет со мной, сами увидите.

- Ну, пойдём тогда со мной лес рубить, если уж тебе так хочется, — сказал дровосек и подал чёрту топор.

И трёх дней не прошло, а лес, который дровосек один и за целый год не сумел бы вырубить, весь был срублен. Любо-дорого было посмотреть на ровные ряды сложенных поленниц. Стал наш дровосек с той поры хорошо жить, а детишки его больше не ревели с голоду в углу. Стали они здоровые и весёлые как пташки, потому что были сыты.

— Ну а теперь, хозяин, — говорит батрак, — вы лес не торопясь рубите, а я пойду куда-нибудь на молотьбу наймусь, чтобы вы на зиму хлебом запаслись и у вас всего в доме было вдосталь.

— Иди, иди, — ответил дровосек, — а я лес рубить стану, сколько смогу.

На одной огромной пустоши было большое имение богатого пана. Триста скирд хлеба стояло у него в поле, а в хлевах - триста откормленных волов да триста откормленных боровов. К этому пану и пришёл батрак дровосека, и попросился в молотильщики.

— А где же вся твоя артель? — спросил пан.

— О моей артели вы не беспокойтесь! Дозвольте только хлеб ваш обмолотить.

— Конечно, позволяю, но ведь не один же ты молотить станешь?

— Эх, один или не один, сами потом увидите.

— Ну, а что тебе за работу надобно?

— Ничего, пан, кроме того, что на себе унесу, — отвечает батрак.

„Ну, — подумал пан, — много он не унесёт", — и согласился.

И вдруг около полуночи застучали у скирд три тысячи цепов: тук, тук, тук, так, так, так! Тук, тук, тук, так, так, так! Это черти со всей преисподней к своему товарищу на помощь идут. К утру весь хлеб был уже обмолочен, все зерно провеяно и в мешки ссыпано.

Чуть свет молотильщик уже к пану отправился, - пусть работу принимает. А пан только диву даётся такой скорой работе, радуется, что зерно хорошо убрано, и велит молотильщику, как условились, умолот заработанный взять.

А молотильщик попросил уложить зерно на свои широченные плечи. Панская челядь наложила на чёрта добрых десять мер пшеницы.

— Ну как, хватит с тебя? — спрашивает пан.

— Ох, что ж так мало? — смеётся молотильщик. — Ещё кладите! Вот, гляньте, как я подпрыгнуть могу!

Наложили ему всё зерно на плечи, и у пана волосы дыбом поднялись от ужаса.

— Ну, хватит теперь? — снова пан спрашивает, а молотильщик опять смеётся, что мало ещё.

— Кладите же, — говорит, — что у вас есть, ведь видите, что я могу подпрыгнуть, будто на мне ничего нет.

Сотню жирных откормленных боровов выгнали из хлева, а чёрт всех забрал на спину.

— Ну, проклятый, может, теперь уже хватит?

А черт только смеётся, подпрыгивает и велит ещё наложить. Пан от злости лопнуть готов, но слово держись – от слова и он отступиться не может.

— Выпускайте сотню волов откормленных, — закричал пан на свою челядь. — их-то, наверно, всех он не заберёт!

А батрак и их забрал и, рассмеявшись в глаза разгневанному пану, побежал, словно никакой ноши не было - прямо к своему хозяину.

— Ну, хозяин, вот вам! — свалил он свою ношу во дворе. — Теперь я думаю, вам голода бояться нечего, хоть я от вас и уйду, потому что год моей работы к концу подходит. А вы знаете, кто я такой? Помните, может, как у вас в лесу последняя краюшка хлеба пропала?

Дровосек кивнул головой.

— Помню, — говорит, — как не помнить!

— Так вот, я по правде говоря, чёрт. Ту краюшку я у вас украл и за то должен был в наказанье год у вас отслужить. Всего хорошего.

И тут вдруг вокруг дома такой хохот пошёл, будто три тысячи лошадей заржали. Это потешались черти над своим товарищем, которому пришлось у бедного дровосека в батраках служить.

Chanda · 30 октября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

31 октября - Хэллоуин

Черный кот

Креольская сказка

Жили в одной глухой деревушке муж с женой. Ладно жили и дружно, всем на зависть. И все бы хорошо, да вдруг завелись у них в доме мыши, и сколько! Целые стаи! Просто наказание!

Совсем замучились хозяева, как вдруг в один прекрасный день объявился в доме кот, черный, круглый, на диво смышленый. И пошел мышей давить и из дому гнать. Муж с женой на кота не нарадуются, все гладят его да ласкают. И опять наступили в доме тишина и покой.

Вскоре понадобилось мужу отъехать по делам. Собрался он и на прощанье велел жене кота беречь, не обижать. Только он уехал, кот возьми да исчезни. Жена туда, сюда - нет кота. Чуть не помешалась от горя. Через сколько-то дней вернулся муж, она давай ему рассказывать, но и двух слов сказать не успела, как вдруг из спальни выбегает кот. Мяучит, жалуется, об ноги хозяина трется, а сам такой тощий, что ребра торчат. Огорчился хозяин.

А кот снова стал мышей промышлять, расти и толстеть. Тут опять хозяин собрался в дорогу и велел жене кота хорошо кормить, не забывать. А вышло все, как в первый раз. Удрал кот, а как хозяин вернулся - он тут как тут, кожа да кости, еле ноги волочит. Крепко поссорились муж с женой.

И в третий раз пришлось мужу отлучиться. На этот раз он предупредил жену:

- Если опять будешь кота голодом морить, берегись, дорого заплатишь.

И уехал. А кот в лес! Бегает хозяйка, ищет, весь дом обшарила, все щели облазила, не знает уж, какому святому молиться.

А тем временем и хозяин приехал. Спешиться не успел, а уже кричит:

- Жена, где мой кот?

-Ах, муженек, кот наш…

А он уж тут. Полуживой, стонет, на брюхе ползет. Ну, все! Раскричался хозяин, рассвирепел, успокоиться не может.

Прошло несколько дней, затосковал хозяин. Стала его совесть мучить, что был так груб с женой. Раньше-то как хорошо жили! Не выдержал и решил уйти из дому навсегда. Сказал, что ему снова нужно по делам, собрался и ушел.

Весь день шагал, куда глаза глядят, а как стемнело, устроился на ночлег в лесу на поляне. Вдруг слышит шумок. А это черти. Столпились у гнилого пня, галдят. Появился наконец и главный черт, уселся на пень и спрашивает всех по порядку, как идут их пакостные дела. Стали черти хвалиться наперебой своими подвигами. А один дьяволенок и говорит:

- Взялся я тут за одних людишек. Видеть не могу, что муж с женой в мире и согласии живут. И так к ним подбирался, и эдак, все впустую. Хотел было отступиться, да тут случай подвернулся. Мыши у них завелись. Прикинулся я котом, от мышей дом избавил и сделался хозяйским любимчиком. Души во мне не чаяли. Муж, когда из дому уезжал, всякий раз жене наказывал кормить меня сладко и беречь. А я удеру от хозяйки и жду, пока хозяин не вернется. А тут уж ему в ноги - голодный, исхудалый. Муж давай жену винить. И стали они ссориться. Дальше - больше. Под конец как увидал меня хозяин полуживым, так и накинулся на жену! После собрал пожитки и ушел навсегда. Бросил и жену, и хозяйство.

Завизжали черти от радости:

- Ах, проказник! Ах, молодец! Вот так ловко! Вот потеха! Чистая работа! Наградить его хорошенько!

А человек лежит под кустом и все слышит.

- Вот, значит, как? Ах ты, нечисть поганая! Погоди же!

Побежал домой со всех ног. Так торопился, что к обеду был уже на месте.

Верная жена обрадовалась, навстречу бежит, зла не помнит. А кот уж тут как тут. Шмыг впереди хозяйки и к хозяину. Драный, тощий, в чем душа держится. Взял хозяин его на руки, подержал и на землю опустил, А кот не отстает, жалуется, об ноги трется.

-Отвечай, жена, кормила ты кота? - грозно спрашивает муж, а сам палку на земле шарит.

- Как же его покормишь? Говорю я, убегает он без тебя.

-Ах, убегает? Ну, сейчас кое-кто у меня получит.

Схватил хозяин дубинку да как треснет по голове оборотня. Тот тут же и издох. Три дня серой воняло.

Рассказал муж жене все, что видел в лесу, и стали они с тех пор жить еще лучше, чем прежде.

Chanda · 31 октября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

1 ноября - Международный день вегана (повод скушать тыкву).

Кэнко-хоси (Ёсида Канзёси).

Жил в Цукуси некий судейский чиновник. Главным лекарством от всех недугов он считал редьку и поэтому каждое утро съедал по две печёные редьки и тем обеспечивал себе долголетие.

Однажды, выбрав момент, когда в доме чиновника не было ни души, на усадьбу напали супостаты и окружили её со всех сторон. Но тут из дома вышли два воина и, беззаветно сражаясь, прогнали всех прочь.

Хозяин, очень этому удивившись, спросил:

- О люди! Обычно вас не было здесь видно, но вы изволили так сражаться за меня! Кто вы такие?

- Мы редьки, в которые вы верили многие годы и вкушали каждое утро, - ответили они и исчезли.

Творились ведь и такие благодеяния, когда человек глубоко веровал.

(из книги «Записки от скуки»)

Chanda · 2 ноября 2009

Тюлений Мак-Кодрам

Шотландская сказка

Случилось это давным-давно, еще до того, как первые мореходы пустились в далекие плаванья, чтобы узнать, что лежит за родным горизонтом. Жил-был морской царь со своею царицей; жили они мирно и счастливо. У них было много прелестных детей, кареглазых и стройных, которые целыми днями резвились вместе с морскими коньками в пурпурных зарослях морских анемонов, что росли на дне океана. Они любили петь, эти сказочные моревичи и моревны, и куда бы они ни поплыли, там, словно смех волн, слышалось их пение.

Но однажды великое горе постигло морского царя и его прекрасных детей. Царица, их мать, заболела и умерла, и они с плачем похоронили ее среди коралловых гротов. После того как царицы не стало, некому было смотреть за детьми, чесать их пышные кудри и баюкать их тихой морской колыбельной. Видел царь, что волосы у детей висят, словно спутанные водоросли, слышал, как ворочаются они по ночам и никак не могут уснуть, и решил наконец найти себе новую жену, чтобы заботилась о его детях.

На самом дне моря, в темной чащобе водорослей жила морская колдунья. Ее-то и попросил морской царь стать ему женой. Он не питал к ней любви, ибо сердце его было похоронено в коралловых гротах, где лежала морская царица. Колдунья решила, что совсем неплохо стать царицей и править в огромном царстве, и согласилась пойти за царя.

Детям она стала злой мачехой. Она завидовала их красоте и задумала навести на них порчу. Пошла в свою темную чащобу, набрала ядовитых желтых ягод морского винограда, что рос там, и настояла на них зелье. Решила мачеха превратить моревичей в тюленей. Чтобы вечно плавали они тюленями по морю и только раз в году, от заката и до заката, оборачивались моревичами.

И вот однажды, когда моревичи резвились с морскими коньками в зарослях пурпурных анемонов, тела их вдруг округлились, стройные руки превратились в ласты, а чистая кожа - в шкурки, у кого в серую, у кого в черную, у кого в золотистую. Но нежные карие глаза остались у них прежними, и они не забыли песен, которые так любили.

Узнал морской царь, что случилось с его детьми, разгневался на злую колдунью и сослал ее навеки в темную чащобу.

Но снять наведенную ею порчу он не мог. Тюлени жалобно пропели, что их счастью пришел конец, и не могут они дольше оставаться с отцом, и уплыли вдаль. Морской царь смотрел им вслед и плакал.

Долгие-долгие годы плавали тюлени вдали от родного дома. Только раз в году выходили они на скрытый от людских глаз морской берег и вновь превращались в прекрасных моревичей. Но недолго резвились они на берегу: на закате второго дня надевали моревичи и моревны свои шкурки и ныряли обратно в море.

Говорят, что тюлени впервые пришли на Западные острова как тайные посланцы норвежских королей. Правда это или нет, неизвестно, но достоверно одно: они полюбили этот туманный западный берег. И по сей день их можно увидеть у острова Льюис, или у острова Родней, который прозвали Тюленьим островом, или в проливе Гарриса. Легенда о моревичах дошла до Гебридских островов. Все знали, что раз в году можно ненароком увидеть, как от заката и до заката резвятся они на морском берегу.

И вот послушайте, что было дальше. Жил некогда рыбак по имени Родерик Мак-Кодрам из клана Мак-Дональда. Жил он себе один на острове Бернерей на Внешних Гебридах. Шел он однажды вдоль берега, где стояла его лодка, и услыхал, что за камнями кто-то поет. Подкрался потихоньку к тому месту и заглянул за камни. Видит - на берегу в ожидании заката играют моревичи и моревны. Играют, а волосы у них развеваются по ветру, и глаза горят от счастья. Родерик знал, что тюлени боятся людей, и не стал им досаждать. Но, уходя, увидел шелковистые шкурки - серые, черные и золотистые. Они лежали на камне, там, где их оставили моревичи. Он поднял золотистую шкурку, что была самой блестящей, и подумал: «Вот славная была бы добыча, если отнести ее в домик на взморье!» Так он и сделал: взял шкурку с собой, а дома спрятал от греха за дверную притолоку.

Вскоре после заката Родерик сидел у очага и чинил свою сеть. Вдруг слышит - за окном кто-то вздохнул. Выглянул он за дверь и увидел девушку, прекраснее которой в жизни не видывал. Стройная, с нежными карими глазами, она стояла возле его дома, и лишь золотистые волосы, густой волной ниспадавшие ей до пят, прикрывали ее белоснежное тело.

О рыбак, помоги мне! - попросила она. - Я несчастная моревна. Я потеряла свою шелковистую шкурку, теперь мне нельзя вернуться к своим братьям и сестрам, пока я не найду ее.

Родерик пригласил ее в дом и дал ей плед, чтобы она прикрыла свою наготу. Он сразу догадался, что эта красавица - та самая дочь моря, чью золотистую шкурку он взял на берегу. Стоило ему поднять руку, достать из-за притолоки спрятанную шкурку, и моревна вернулась бы к своим братьям и сестрам в море. Но Родерик смотрел, как сидит она у его очага, и думал, какой приятной стала бы его жизнь, если бы он сумел удержать эту красавицу. Она стала бы его женой, утешением его одиночества и усладой его сердца.

И он сказал:

- Если ты согласишься стать моей женой, я буду чтить тебя и любить всю жизнь.

Посмотрела моревна на рыбака печальными карими глазами.

- Моя шелковистая шкурка пропала - у меня нет выбора. Видно, придется мне остаться в твоем доме и стать твоей женой, - сказала она. - Ты был так добр ко мне.

И она вздохнула, поглядев в сторону моря, куда не надеялась больше вернуться.

- Но как бы мне хотелось вернуться к своим братьям и сестрам в море! Они будут ждать меня и кликать, но напрасно.

У рыбака сердце разрывалось от жалости, но он был так очарован красотой и нежностью моревны, что ни за что в жизни не согласился бы ее отпустить.

Много лет прожили в домике на берегу Родерик Мак-Кодрам и его красавица-жена. У них родилось много детей, все с дивными голосами и золотистыми волосами. И люди, жившие поблизости от этого одинокого острова, звали Родерика Тюлений Мак-Кодрам, ибо взял он себе в жены девушку из рода тюленей, а его ребятишек звали дети Тюленьего Мак-Кодрама. Но дочь морского царя ни на минуту не забывала о своей печали. Одиноко бродила она по берегу и слушала песнь моря да смех волн. Порой видела она, как плывут вдоль берега её братья и сёстры, слышала, как зовут они свою пропавшую сестрицу, и всем сердцем рвалась к ним.

Однажды Родерик попрощался с женой и детьми и отправился, как всегда, на рыбную ловлю. Шел он к своей лодке, как вдруг дорогу ему перебежал заяц, а это, как всем известно, не к добру. Родерик заколебался: не вернуться ли назад. Однако взглянул на небо и сказал про себя: «Сегодня будет ветрено, и только. Но мне это не в новинку».

И отчалил. Скоро поднялся сильный ветер. Он свистел над морем, завывал над домиком, где остались жена и дети рыбака. Мать позвала младшего сына, который собирал раковины на берегу. Резкий порыв ветра налетел на дом, когда он входил, налетел и так сильно хлопнул дверью, что кровля из дёрна задрожала, и тюленья шкурка, которая лежала за притолокой с того самого дня, как Родерик спрятал ее туда от греха, шелковистая тюленья шкурка его красавицы жены упала на пол.

Ни словом не осудила моревна того, кто держал ее против воли у себя все эти долгие, долгие годы. Сказала детям одно только слово: «Прощайте!» - и поспешила к морю, где резвились в волнах морские коньки. Там, на берегу, сбросила с себя одежду, надела золотистую шкурку, бросилась в воду и поплыла.

Всего один раз обернулась моревна, посмотрела напоследок на домик, где, быть может, узнала немного счастья, хоть и жила там против воли. Она увидала своих детей, сиротливо стоявших на берегу, но зов моря был сильнее. Моревна плыла все дальше и дальше и пела от радости и счастья.

Вернулся Родерик с рыбной ловли и увидел, что дверь его дома распахнута, а дом пуст. А когда обнаружил, что тюленья шкурка исчезла, понял, что его красавица жена вернулась в море. Горько ему было слушать рассказ детей, которые со слезами на глазах поведали ему, как мать сказала им одно лишь слово: «Прощайте!» и оставила их одних на берегу.

- Несчастлив тот день, когда заяц перебежит дорогу, - печалился Родерик. – Вот и на меня обрушилось горе...

До конца своих дней он так и не забыл красавицу жену. И помня, что мать их была из рода тюленей, сыновья Родерика, а после них и их сыновья, никогда не поднимали руки на тюленей. Все звали их Тюленьи Мак-Кодрамы, и клан их стал известен по всему Северному Уисту и Внешним Гебридам как часть клана Мак-Дональда.

Перевела с английского Н. Демурова

Chanda · 6 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

7 ноября - не только красный день календаря, к которому я так и не подобрала никакой сказки, но и Всемирный день мужчин.

Павел Шорников

Миллиардолетие

Я увидел его вечером, когда снимал верхнюю одежду. Я сразу понял, что это.

Десятки гипотез молнией пронеслись в мозгу, но я слишком устал обманывать себя... Это был волос - женский волос.

Он блеснул цепочкой золотистых пунктиров на черной материи, и, как я ни пытался овладеть собой, мой пульс участился, участилось дыхание. Мысль, что сейчас сработает "доктор" (и на этот раз точно расследования не избежать), разволновала еще больше. Нужно было как-то выходить из положения. Я выбрал самое простое - повалился на пол...

- Не понимаю, - говорил Кронин, просматривая на экране бесчисленные таблицы, - только вчера мы делали тебе сканирование, и все было в норме... Обморок - это слишком серьезно.

Я пожал плечами и потянулся к сигаретнице.

- Ты опять закурил?

- Сам же сказал: это слишком серьезно.

- Мне очень жаль, Максим, но придется тебя подключить к "свидетелю". Мы слишком заинтересованы в тебе.

- Делай, как знаешь, - равнодушно ответил я.

Кронин набрал несколько команд, и через минуту на предметный столик выкатился небольшой металлический цилиндр.

- Будет немного больно, - предупредил Кронин.

Я пожал плечами и покорно протянул правую руку.

- Нет, Максим, точка входа - надбровная дуга.

Я бросил сигарету в утилизатор.

- Неужели действительно так серьезно?

Кронин кивнул:

- Мне не нравится общая картина. Извини, но мы провели расследование. Может быть, "свидетель" удержит тебя от неверного шага. Ты понимаешь? Я ничего не ответил, только закрыл глаза. Лоб обожгло холодом металла, и боль пронзила мозг. По щекам потекли слезы. Вот и все. Теперь каждый мой шаг будет скрупулезно фиксироваться и анализироваться. И так до тех пор, пока я не выдам себя. А потом? Лучше об этом не думать...

Я перешел на книги и газеты - "свидетель" наводил помехи на телепатический информационный канал.

Женщина, рассуждал я, изучив последнюю работу Вадима о проблеме Трансформации, - и раз женщина, то, значит, Энергетическое Кольцо разорвано и мы все обречены!.. Нет! Не может быть! А если да, тогда почему я не вышел на Совет с этим предположением?.. Нет. Я же все почувствовал сразу. Утечка энергии - дело немыслимое. Утечку энергии моментально заметили бы... Женщина есть, и есть энергетический баланс! - вот, что меня поразило и заставило молчать. Нужно найти ее. Нужно как можно точнее повторить весь тот день.

- Я бы посоветовал тебе отдохнуть на море, - сказал Кронин, - рассеянным стал. Нервничаешь. К возбудителям тянет...

Я и на этот раз угостился кронинской сигареткой.

- Ты читал последнюю работу о Трансформации? - спросил я.

- Это ты у нас читаешь, - ответил он, и в его взгляде мне почудилась настороженность. - Содержание мне известно.

- У меня появились кое-какие соображения. Море - это хорошо, но не сейчас.

- Как знаешь. Первый закон Братства на твоей стороне.

- "Делай что хочешь, ибо смерти нет", - медленно проговорил я, - а "Доктор"?.. "Свидетель"?.. "Дозорный"?..

- Не мне тебе объяснять, - разозлился Кронин. - Энергетическое Кольцо! Вот и все! Смерти нет, потому что живы мы все. Каждый из нас бессмертен, но все вместе мы ходим под Богом. Мы - заложники самих себя! Трансформация - вот истинное бессмертие! Каждый - все и каждый - он сам! - Глаза его блестели, ноздри трепетали.

Он превысил расход энергии, мелькнуло у меня, и в ту же секунду тонкий серебряный луч ужалил Кронина в шею - сработал "доктор". Кронин сразу успокоился, потер ужаленное место.

- Ты меня в эти дискуссии не втравливай. Все уже решено. Мы правы. Мы. Не потому, что нам помог случай, а потому, что случайностей нет. Все. Сеанс окончен.

Я бросил сигарету мимо утилизатора и вышел.

Странно, но никогда раньше мне не приходилось выходить наружу над лабораторией Кронина. Я шагнул с подъемника в высокую траву, покрутился на месте. Крики невидимых зверей и птиц, незнакомые запахи земли, деревья, роняющие на плечи то ли сок, то ли яд. Неожиданно сверкнул тонкий золотой луч - "дозорный"! Сработал на уничтожение. Если бы я был обыкновенным человеком, меня уже не было бы в живых. В траве что-то зашуршало, и вновь по воздуху чиркнуло золотом. И еще раз! Куда же я попал? Трижды кто-то покушался на мою жизнь. И как-то сразу расхотелось идти верхом до следующего подъемника. "Дозорный" "дозорным", а жить хочется даже бессмертным.

В баре на двадцать седьмом уровне мне нравилось. Бар напоминал мне другой - из моей юности. Тогда еще не было Кольца и человечество состояло из двух половин: сильной и прекрасной.

Я вошел в тот момент, когда у стойки завязалась ссора. Здоровяк с дебильным лицом и дохляк с цыплячьей шеей вцепились друг в друга мертвой хваткой. Здоровяк размахнулся, намереваясь ударить своего оппонента, и слои табачного дыма прорезал тонкий изумрудный луч: сработал "парализатор". Здоровяк застыл в нелепой позе. Этим хотел воспользоваться мстительный дохляк и, естественно, тоже получил свою порцию изумрудного луча.

Потасовка развеселила меня. Я придумал, как еще на десяток единиц увеличить свой энергетический счет. Если добавить в луч галлюциногенный спектр, то парализация обернется сном, а сниться будет продолжение ссоры, вплоть до убийства... Подумав об убийстве, я рассмеялся. А идея неплохая и обязательно пройдет на Совете.

Я сел в углу за свободный столик, заказал водки, стандартный набор закуски и развернул газету.

Принесли водку в запотевшем графине на прозрачном подносе. Я налил порцию, выпил не закусывая.

К моему столику, качаясь, подошел незнакомец и плюхнулся в кресло напротив.

- Меня зовут Кляйн, - сказал он, - мои предки... Ха-ха-ха, - вдруг рассмеялся он и выставил указательный палец, - мои предки были пруссаками.

Кляйн был настолько пьян, что я удивился: куда смотрит его "доктор"? Но раз "доктор" молчит, значит, этому человеку многое дозволено.

- Зовите меня Максом, - сказал я и налил ему водки. Полная стопка долго балансировала в его руке, и он никак не мог поймать ее открытым ртом.

Наконец Кляйн отказался от желания выпить и угрюмо проговорил:

- У меня сегодня день рождения... Мне исполнилось... Черт... Я давно уже сбился со счета... Вечная жизнь - не гарантия вечной памяти... Знаете, - вдруг горячо зашептал Кляйн и подался вперед. - Знаете, я биолог, мой метод автономного омолаживания - это революция в философии вечной жизни. Посмотрите на меня! Сморчок! Старый лысый сморчок! Но возьмите мой ноготок, вот кусочек этого ногтя несет в себе мой полный генетический код! Вы хотите сказать, что это тривиально? Да! Но моя установка, - он потряс в воздухе пальцем, - полчаса и - вечная молодость... Вы чувствуете разницу? Не вечная жизнь, а вечная молодость!

Он неожиданно разрыдался.

- Молодости хочу, молодости... - скулил Кляйн, растирая слезы кулаками, - а они не покупают проект. Они вообще его запретили. И теперь мою установочку... И сам я не успел... Не успел... Ну и хрен с вами! – Он схватил стопку и опрокинул водку в рот. Тут же сверкнул голубой луч, ужалив Кляйна в мочку.

Кляйн уставился на меня совершенно трезвыми, удивленными глазами.

- "Доктор" впрыснул вам дозу отрезвителя, - пояснил я на всякий случай.

- Я понял, - ответил он и провел ладонью по лбу. - Кажется, я наговорил лишнего?

Кляйн виновато улыбнулся, тяжело поднялся и вышел из бара.

Сморчок, с жалостью подумал я, в сущности, все мы - сморчки. У меня морщин меньше, чем у него, но больше, чем было на лице самого старого из смертных. И все мы давным-давно пережили свои волосы. В этот миг что-то мне почудилось, что-то щекочущее, головокружительное. И как я потом ни пытался вспомнить, что это было такое, у меня ничего не получилось.

Я шел по вязкому песку до следующего подъемника. Его маяк еле пробивался сквозь помехи, которые наводил "свидетель". Солнце было жарким как никогда, и "доктор" чаще, чем обычно, делал мне инъекции. Я не чувствовал усталости, и жажда не мучила меня. Хотя пот заливал глаза и сердце работало с перегрузками, это было все, что я мог позволить себе в истязании плоти. Я уже давно забыл, что такое настоящая усталость, что такое настоящая жажда. Я не могу надраться до бесчувствия, не могу набить морду обидчику. Я даже не могу сделать больно самому себе. У меня неплохой энергетический счет, и я очень многое могу себе позволить. Но предел определяю не я...

- Ты не был на последнем Совете, - сказал Вадим укоризненно, - а положение невеселое.

- Что-нибудь с энергией Кольца?

- Хуже. Как ни парадоксально звучит, но люди устали жить... Мне доложили. Ты тоже занялся Трансформацией?

- Да. У меня есть кое-какие идеи.

- "Свидетель" работает странно. Тебя что-то беспокоит?

Я решился:

- Расскажи, что тебе известно по теме "Амазонки".

Вадим вздрогнул:

- Опять эти "Амазонки". Сколько можно ворошить прошлое?

- До тех пор, пока мы не овладеем Трансформацией.

- Что тебя интересует?

- Меня интересует судьба "Последнего миллиона".

Вадим долго смотрел на меня, наконец заговорил:

- Когда... Когда... - он горько усмехнулся, - когда стало ясно, что необычайно высокая - ураганная - женская смертность и продолжительность мужской жизни находятся в прямой зависимости друг от друга, перед нами встала задача определить время жизни мужчины, как только умрет последняя женщина. Ты помнишь, тогда их осталось несколько миллионов. Они мутировали. Они стали похожи друг на друга: черные прямые волосы, смуглая кожа, атрофия мышц лица... Амазонки. И ни одна уже не могла стать матерью... Ураганная смертность женщин прекратилась, когда их осталось не больше миллиона. Они продолжали умирать, но медленно, как умирали мужчины. Увеличение продолжительности жизни мужчин тоже прекратилось. Тысяча, две тысячи лет - был наш общий предел. Мы сделали очень сложные расчеты. Очень сложные и очень точные. Тогда было открыто существование Энергетического Кольца. Его образовывали все, все мужчины, оставшиеся в живых. Тогда было открыто, что женщины паразитировали на энергии Кольца, разрывали его. Если бы они погибли, как погибли их предшественницы, Энергетическое Кольцо замкнулось бы, и мы получили бы бессмертие. Но они умирали слишком медленно. И умирали мужчины! Энергия Кольца таяла. Еще немного, и было бы поздно: Кольцо не замкнулось бы никогда. Человечество стояло перед угрозой вымирания. Мы рассчитали все точно. Этот миллион женщин был никчемным. Ты понимаешь? Совсем никчемным!

Вадим долго молчал, потом произнес:

- Все. Уходи. Больше я тебе ничего не скажу.

Я послушно вышел.

Мне кто-то говорил, но я не мог этого понять - Вадим был моим отцом...

И вдруг я вспомнил то, что щекотнуло меня тогда в баре, когда протрезвевший Кляйн уходил, как побитая собака. Его установка автономного омолаживания и мой женский волос! Волос тоже несет в себе полный генетический код той, кому он принадлежал.

Я остановился, пораженный этой мыслью. Если все хорошо устроить, то на свет появится женщина, уже посетившая один раз этот мир. Завтра она сможет пройти этими улицами, дышать воздухом, которым дышу я. Она... Она сможет... Это невероятно! Сможет иметь детей... Ведь волос - золотистый, а не черный, как у амазонок.

Найти лабораторию Кляйна было делом нетрудным. Я вышел на нее по своему личному справочному каналу. Но с этого момента - я понимал - счет пошел на минуты. "Свидетель" фиксировал каждый мой шаг, и если он еще не понял, зачем мне Кляйн, то, несомненно, пытается понять. В кратчайшие сроки я должен отключиться от "свидетеля", иначе до Кляйна мне не добраться.

- Ты? - удивился Кронин. - Что-нибудь случилось?

Мне было жаль его, но что оставалось делать? Медлить нельзя - "свидетель"!..

Я бросился на Кронина. Кронин попытался сделать то, что и я сделал бы на его месте, - ударить. Полыхнуло изумрудом - и Кронин застыл в моих объятиях, как резиновый.

На кронинской машинке я быстро набрал нужные команды, и вот уже в моих руках небольшой металлический цилиндр.

"Точка входа - надбровная дуга", - передразнил я Кронина и приставил цилиндр ко лбу. В этот раз было еще больнее. Гораздо больнее. Я даже потерял сознание. Это было неудивительно - удивительно было другое: когда я очнулся, голова у меня продолжала жутко болеть. Почему бездействует "доктор"? Страшная догадка поразила меня: у меня больше нет "доктора"! И это значит... да, да, я вышел из Энергетического Кольца, и смерть караулит меня за каждым углом.

Я вышел из кронинской лаборатории, но тут же сообразил, что ни по одному из уровней мне до Кляйна не добраться. Я отрезан от своего энергетического счета, и единственное, что теперь могу себе позволить, - покататься на подъемнике.

Я вернулся в лабораторию, осмотрелся, с трудом ворочая головой, - она все еще болела. Время поджимало. Наверняка мое исчезновение замечено, и что-то уже происходит. Я снял куртку и, разорвав ее на лоскутья, связал ими руки и ноги Кронину. Он все еще находился под действием парализатора. Подумав, последний лоскут я засунул ему в рот и, взвалив его на себя, вышел из лаборатории.

Я выбрался наверх и шагнул в высокую траву. Рубашка сразу взмокла: было влажно и душно. Меня оглушили истерические крики животных, и кронинский "дозорный" уже работал на их уничтожение - для того я и тащил Кронина на себе! Я знал только код нужного мне подъемника, но маяка не слышал.

Пришлось на ходу прикидывать расстояние и направление: получалось, что по этим дебрям идти придется около трех часов. Через полчаса я уже выбился из сил и повалился в траву вместе с Крониным. Он застонал. Сверкнул лучик - это кронинский "доктор" приводил его в чувство. Кронин перевернулся на спину, уставился на меня и что-то замычал.

Солнце садилось. Я лежал на берегу реки, на мокром песке, лицом вверх. Тела своего не чувствовал. Но лишь только попытался встать, ощутил нестерпимую боль. Но все равно встал. Не мог не встать. Кронина нигде не было. То ли я его обронил по дороге, то ли он сбежал от меня.

Неподалеку я увидел вход в подъемник.

Пока я шел от реки к подъемнику, боль в мышцах притупилась. Я ощутил голод. Рядом с подъемником росло дерево, с которого свисали крупные плоды желтого цвета. Я сорвал один и откусил немного, он был сочный, сладкий, но вязковат. Я тщательно прожевал кусочек и проглотил. Теперь надо было немножко подождать. Если это отрава, от такого количества ничего серьезного быть не должно.

Из подъемника вышли трое и, быстро раздевшись, бросились в воду. Я последовал их примеру.

Вода была волшебной. Я чувствовал, как силы возвращаются ко мне. Не хотелось вылезать, но, когда по ноге скользнуло что-то холодное и шершавое, я вмиг оказался на берегу.

Надевая на себя лохмотья - все, что осталось от одежды, я понял, что в таком виде просто опасно появляться в лаборатории Кляйна. Я поискал глазами соседей. Они гонялись друг за другом на противоположном берегу. Им было не до меня. Из их одежды я выбрал брюки, рубашку и переоделся.

Желтые плоды оказались вполне съедобными. Я сорвал еще несколько и с жадностью съел.

Кляйн лежал на полу подле кресла и бормотал себе под нос что-то несвязное. Я потряс его за плечо. Он открыл глаза и дыхнул перегаром. Тут только я заметил на столе с десяток пустых бутылок.

- Ты... кто? - с трудом выговорил он.

- Я Макс. Вы помните меня?

- А... Макс... Мне плохо, Макс...

- Вы пьянее, чем обычно, - заметил я.

- Моя цель - упиться до смерти! - выкрикнул Кляйн и рассмеялся. - А вы... за вечной молодостью пожаловали?

- Хочу взглянуть, как работает установка. - Я достал и показал Кляйну микроконтейнер.

- Нет ничего проще.

Кляйн приподнялся на локтях.

- Вон в ту дырочку опустите вашу штучку и нажмите во-о-он ту кнопочку. И все заработает. А в это окошко смотрите.

Я сделал все, как он сказал. Установка заработала, завыла на высокой ноте.

Я посмотрел в окошко. По ярко освещенной белоснежной полости бегали тоненькие красные лучики-черточки. Их было так много! В центре полости появилась бесформенная масса голубоватого цвета. Она сжималась и вытягивалась, превращаясь... превращаясь... Это был позвоночник. Ее позвоночник.

Вспыхивали лучики-черточки. Выла установка. Я завороженно смотрел, как наращиваются на голубоватые кости хрящи, жилы и бурые бескровные мышцы. Вдруг окошко резко отлетело в сторону, а я едва удержался на ногах.

- Вы с ума сошли! - прокричал мне в ухо Кляйн, совершенно трезвый и перепуганный. - Это же... это же...

Его рука потянулась к той самой кнопочке, которая запускала и останавливала установку. Я успел перехватить его руку.

- Подождите, Кляйн, - как можно спокойнее сказал я, - пусть процесс дойдет до конца.

- Идиот! - вырываясь, крикнул он. - Там женщина! Это же конец! Конец!

Я крепко держал его, и он извивался, как в страшном танце. Неожиданно он сильно дернулся, и мы оказались на полу среди сбитых со стола пустых бутылок. Кляйн пытался встать. Я не давал. То и дело кляйновский "доктор" жалил его, восстанавливая силы. А мои силы таяли... Я не помню, как оказалось у меня в руке горлышко разбитой бутылки, не помню, о чем я подумал в тот момент, но помню лицо Кронина, мелькнувшее передо мной, и его спокойное: "Случайностей нет". Случайностей нет! Я воткнул осколок в спину Кляйна.

Меня поразила тишина. Мне подумалось, что я могу открыть глаза. Я удивился: у меня есть глаза! И... руки! И... ноги! И тут же на меня обрушились воспоминания, и самое последнее - золотой луч, бьющий в лицо.

Но... вот он - я... Живой! Я открыл глаза - белый потолок. Повернул голову - она послушно повернулась. Я выдержал удар золотого луча!

В лаборатории было пусто. Осколки стекла на полу. Приборы. Установка. Крышка емкости была отброшена, и... на белоснежном покрытии лежала женщина. Она казалась живой. Нет, она была живая. Только спала. Если сейчас подойти и дотронуться до ее чуть розовой кожи - она проснется и, быть может, устыдится своей наготы. Или стыд не знаком ей? И она улыбнется, просто улыбнется счастливой улыбкой первому, кого увидит. У меня похолодели кончики пальцев и резануло чем-то сладким по животу. Я подошел к емкости и потянулся к ее плечу.

Плечо было ледяным.

Не помню, сколько я просидел у ее колыбели - ее гроба.

Острые бутылочные осколки лежали в двух шагах от меня. Это так просто. Не смерть приходит за нами, а мы приглашаем ее. Я сделал первый шаг.

- Остановись!

Я резко обернулся...

В кресле сидел Вадим. Да, это был он. Только правая нога его растворялась в воздухе и снова появлялась, как будто неведомый художник стирал ее и снова рисовал.

- Мы виноваты перед тобой, - сказал Вадим. - Наш общий уголек мог только поддерживать тление. И кто-то должен был расщепиться как атом и отдать энергию. Мы молча выбрали тебя, и ты молча согласился - снял волос с плеча. Этой энергии хватило для Трансформации всего Кольца.

Теперь у Вадима исчезала и появлялась правая рука.

- Но... Знаешь... Нет... Все сложнее. Все гораздо сложнее... Нам открылись вещи, о которых люди не подозревали.

Вадим исчез, но тут же вновь появился. Теперь он был совсем как человек. Все на месте - и руки и ноги. На нем был костюм, в котором я видел его в последний раз...

- Ладно, обойдемся без патетики, - сказал он и подошел к женщине.

Он нагнулся к ней и коснулся ее губ. Медленно выпрямился, посмотрел на меня.

- Вот и все. Я не прощаюсь с тобой...

Он исчез, распался - сразу, и слова его уже догоняли меня из пустоты.

Я подошел к ней.

И не поверил своим глазам.

Ее ресницы дрожали.

Chanda · 9 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

10 ноября - Всемирный день молодёжи

Д. В. Марьин.

Молодо-зелено

Вот и снег выпал. Зайчата, подросшие за осень, впервые увидев снег радовались. Им было интересно, что все вокруг стало бело, что их следы так отчетливо видны и можно узнать кто куда идет, да и сами они, мамы и папы изменились, на них появилась пушистая белая шубка.

Чудеса, да и только! - резвились зайчата, - Как хорошо все вокруг! По рассказам они знали, что снег это плохо, но на самом деле, пока, все было чудесно. Зайчата были почти взрослые, родители о них дальше заботиться не станут и теперь они все должны делать сами. Старшие зайцы показали, как на снегу надо делать петли и путать следы, они спешили, потому что волки и лисы, зная о первом снеге, ищут их по всему лесу. Итак, наскоро, обучив молодых, семейство разбежалось в разные стороны.

Все так быстро произошло, что один зайчишка, самый последний в приплоде, который почему-то всех медленнее рос и отличался от других еще тем, что кончики ушей были черными, оставшись один - загрустил.

- Как? Теперь не будет их большой и веселой семьи? Не будет ласковой, заботливой зайчихи-мамы и строгого, важного папы-зайца? Не будет братьев и сестер с которыми было так интересно играть? В это он никак не мог поверить, но увы, все о чем говорили родители - свершилось.

Зайчишке вспомнились нравоучения папы-зайца, как он прилежно готовил малышей к самостоятельной жизни, как объяснял и показывал, что нужно знать и уметь настоящему зайцу, что бы выжить в этом жестоком мире, где каждый так и норовит их съесть. Его братья и сестры внимательно слушали и запоминали, он же на этих жизненно-важных уроках прыскал от смеха, строя всем смешные рожицы. Папа-заяц сердился, шумел на него и иногда отпускал затрещину, приговаривая:

- Учись болван или по первому снегу станешь завтраком у волка! Проказник присмирял, но внимания и терпения ему на долго не хватало.

- Вот, - думал он, - Еще чего? До первого снега далеко, что о нем помнить, надо сейчас, как можно веселее, жить, а придет пора - все узнать можно.

Мама-зайчиха жалела младшенького, иногда подкармливала, запасенной впрок морковкой и глядя, как он аппетитно, за обе щеки, уплетает угощение, приговаривала:

- Учись всему сынок, это самое главное, без этого нельзя - пропадешь. Наша с папой задача - вырастить и обучить вас, а там уж каждый сам самостоятельно должен жить, мы не в состоянии вас кормить и защищать.

Слушал ее зайчишка и ухмылялся:

- Чего это они с отцом заладили - учись, да учись? Что, все такие ученые что ли? Видел он осенью какие ученые у ежей дети - капустный лист от кочерыжки не отличают и ничего, их родители не колотили и не ругали, как его или вон - бельчата, которые жили по соседству, уже зима на носу, а они с ветки на ветку прыгать не умели и им все прощали. Его же прямо задолбали папа и мама, мол неуч, пропадешь и все тут. Как бы не так, он почти взрослый и сам все знает. Так рассуждал зайчишка и продолжал веселиться, беззаботно проводя время.

И вот он один, а вокруг снежная белизна, на которой только пятнами темнеют кусты и голые, некрасивые без листьев, деревья. Зайчишка еще долго бы грустил, вспоминая беззаботное детство, если бы не увидел серого волка, который принюхиваясь к заячьим следам, большими скачками приближался к тому месту, где находился он. Тут у него от страха душа в пятки ушла.

- Что же делать? Может бежать, а может в снег зарыться? Эх, спросить бы, да не у кого. Что же на этот счет толковал папа-заяц? Ведь он хорошо помнил, что такой урок был, но он его как всегда не слушал.

Но вдруг каркающий голос подсказал ему:

- Что ты ждешь дурачок? Съест же тебя волк. Убегай скорее, да следы путай.

Это ворона, пролетая мимо, увидела беднягу и сжалившись, решила помочь.

Зайчишка пустился бежать, куда глаза глядят. Волк, заметив добычу, обрадовался и поднажал. Расстояние между ними быстро уменьшалось и скоро серый уже щелкал своей страшной пастью возле пушистого хвостика неуча.

На счастье ворона не улетела, а задержалась, сверху наблюдая за происходящим.

- Ты в низину уходи, косой! В низину, там бурьян, да кусты! - кричала она зайчишке.

Тот, услышав совет, скатился в овражек и лавируя между кочками, кустами и зарослями сухой травы оторвался от разбойника, которому из-за препятствий стало трудно бежать.

Ворона же своевременно подсказывала:

- Молодец! Теперь по следу пройдись туда и обратно, да прыгай в сторону за кочку и прячься!

Зайчонок, ловко проделав все, что ему советовала ворона, сиганул в сторону и спрятался в ложбинке за снежным бугорком. Волк, добежав до сметки, растерялся, видя, что добычи нигде нет, а следы повернули ему навстречу.

- Вот это да!? Как же я его пропустил, ведь этот длинноухий хитрец пробежал мимо меня, - воскликнул он удивленно. – Вот беда, придется искать другую пищу.

С этими словами волк развернулся и потрусил в противоположную сторону.

Когда опасность миновала, зайчишка выбрался из укрытия и облегченно вздохнул.

- Ты что, косой, плохо учился? - спросила его ворона.

- Да, - виновато пролепетал плутишка, - Мне весело было.

- Ну, а сейчас, что, не до смеха было? Вон, чуть хвост не потерял из-за своей легкомысленности, а могло быть и хуже.

- Спасибо тебе ворона, от верной смерти спасла меня, век помнить буду и своим детишкам накажу, чтобы учились, да родителей слушались, - промолвил зайчонок , заплакав от пережитого.

- Да бог с тобой! Живи, плохо, что разум к вам приходит с годами. Молодо –зелено, - мудро заметила ворона и полетела дальше по своим делам.

С тех пор повзрослел зайчишка, волчий урок в науку ему пошел. А здесь и сказке конец, а кто выводы сделал - молодец!

Chanda · 11 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

По народному календарю 12 - ноября Зиновий и Зиновия. Зиновий-синичник. Синичкин день.

Елена Панфилова

ПТИЦА-СИНИЦА

- Ну почему, - думал Антон, - почему птицам можно петь на разные голоса, а люди, как сойдутся в компанию, так начинают правила устанавливать?

Он сидел на выбеленном водой и солнцем бревне у самой воды. На высоком берегу был разбит лагерь. Сейчас там потрескивал костёр, булькал в котелке рассольник, шли неспешные разговоры.

Отец стал брать Антона в походы с младенчества – на плечах сынишку носил, пока тот не начал хорошо ходить. Так что друзей отца – дядю Виталия, заядлого натуралиста, дядю Костю – отличного кашевара, дядю Валеру – главного рыбака в компании - Антон считал почти что родственниками: знал наизусть разные истории из их жизни, пел вместе с ними их любимые песни. Но вот сейчас почувствовал, что должен петь своё. И написал песню. Даже не песню – балладу о старинных днях, родовом проклятье, юноше-музыканте, которого пригласили играть на празднике у герцога. В полночь юношу позвала за собой птица, он шёл до рассвета, а утром увидел, что на месте замка – озеро, а по волнам плывёт его лютня.

Спел новую песню у костра, а над ним стали смеяться, объяснять, что сказки слушать никто не захочет, что надо учиться у классиков… Тогда Антон забрал гитару и спустился к озеру. «Пусть идёт, - сказал отец, - на сердитых воду возят». И это было обиднее всего.

Тихо плескалась вода, тенькала синица в ветвях плакучей ивы. Почти посреди озера раскинулся остров. Видно было, что там живут люди небедные – дом был издали похож на дворец и сверкал на закатном солнце всеми стёклами, так что казался позолоченным. Антон ласково погладил гитару и тихонько запел свою песню. Из-под склонившихся к воде ветвей ивы вылетела синица. Она села мальчику на плечо и, казалось, внимательно слушала. Когда песня кончилась, она, склонив головку, заглянула Антону в лицо, потом стала клювом гладить его длинные волосы. Он улыбался от удовольствия и не замечал ничего вокруг, а между тем к берегу причалила лодка, из неё выпрыгнули трое мужчин.

- Ого, гитарист, - сказал один.

- Шеф гитару любит, - подхватил второй, - доставим на закуску!

Они дружно захохотали.

- Слушай, у нас праздник там, на острове. Видишь крыши? – сказал третий, похожий на шкаф. – Садись в лодку, у нас гитару любят, попразднуешь и заработаешь.

Всё произошло так быстро, что Антон растерялся и опомнился только, когда взревел мотор и лодка помчалась к острову. Синица тихонько сидела на плече, её никто не замечал, потому что она была укрыта волосами. На острове она вспорхнула и спряталась в ветвях такой же густой плакучей ивы.

Антона провели в дом. Гости уже хорошенько выпили и закусили, и появление гитариста вызвало одобрительные, даже радостные возгласы.

- Где вы его взяли? – спросил человек, сидевший во главе стола, вероятно, тот самый «шеф». Он сверлил Антона маленькими злыми глазками так, что даже больно было.

- На берегу сидел, - отозвался один из охранников. Может обратно отвезти?

- Да нет, пускай споёт. Что умеешь? – обратился он к Антону. – Дворовые наши – можешь?

- Нет, - сказал Антон. – Авторские и баллады.

- Баллады? Никогда не слыхал. Ну-ка, спой!

Антон взял гитару и запел свою новую песню. Когда он дошёл до припева,

«Жестокий герцог, проклят твой род,

Час расплаты пришёл.

Сегодня твой остров вода заберёт,

И рухнет кровавый престол.

Больше тебя не увидят нигде –

Следов не останется на воде…»

глазки шефа сузились, как щёлочки. Он сжал зубы и мрачно посмотрел на охранников. Те напряглись. Антон продолжал петь. В конце, где «по глади озера лютня плыла», шеф не выдержал.

- Прекрасно, - сказал он, - развлёк на полную катушку! Вышвырните его на берег, и пусть на своей гитаре плывёт на ту сторону. Если на рассвете будет ещё здесь, утоплю своими руками, как котёнка!

Охранники грубо схватили парнишку и потащили на берег. Они с размаху швырнули его на камни. Антон сильно ушибся, но гитара осталась цела.

- Так подвёл нас, щенок! Теперь достанется нам на орехи!

- Не мог нормальные песни разучить! Зачем таким гитару в руки дают!

Ругаясь, охранники ушли, а Антон, потирая разбитые колени, сидел на камне и думал. Берег далеко, вплавь не доберёшься. До утра здесь оставаться нельзя – эти обещание выполнят.

В ветвях плакучей ивы зашелестел ветер и, раздвигая поникшие ветки, появилась девушка. Черноглазая, черноволосая, в зелёном платьице, босая, она подошла к Антону.

- Кто ты? – спросил он.

- Зина, – ответила девушка. - Не горюй. Я слышала, как ты пел, всё правда. Они знают, что сегодня – час расплаты. Умирают от страха, но стараются делать вид, что не верят в проклятья. Оставаться здесь нельзя не потому, что утром они с тобой расправятся. Утром острова уже не будет. Но ты не бойся. Скоро взойдёт Луна, и мы уйдём отсюда.

- Уйдём?

- А ты никогда не ходил по лунной дорожке?

- Нет. Как можно ходить по ней? Она же – отражение лунного света в воде!

- Идти надо очень быстро. Тогда всё получится. Вот, луна взошла. Побежали! – она протянула Антону руку, но он медлил. Страшно было ступить на воду.

- Быстрее. Скоро полночь, эти негодяи собираются устроить фейерверк, тогда по воде пойдёт рябь, и дорожка нас не удержит. Бежим!

Она схватила Антона за руку, и они побежали! Быстро-быстро! Одной рукой он крепко держал Зину за руку, а другой старался поднять повыше гитару, чтобы она не намокла. До берега было уже недалеко, когда раздался грохот мощных петард. Небо осветилось огнями, по воде пошла рябь, нога Антона ушли под воду. На мгновение он выпустил Зинину руку, тут же спохватился, стал звать её, нырять, искать…

Всё было бесполезно. Как на зло, спряталась за тучу луна, налетел ветер, поднялись волны. Уже светало, когда парнишка, совершенно обессиленный, выбрался на берег.

- Вот он! Вот он! – послышался голос отца. Все друзья бежали к Антону.

- Случайно увидели, что тебя в лодке увезли. Весь берег обегали, не смогли найти никого, кто переправил бы нас на остров. Эти бандиты страху на всю округу нагнали…

Отец стащил с Антона мокрую одежду, снял свою куртку и завернул его.

- Пойдём скорее, тебе надо согреться!

Но Антон не двигался с места. Он смотрел на озёрную гладь и повторял:

- Она утонула! Она утонула!..

- Гитара, что ли? – спросил отец. – Да наплевать на неё, новую купим! Главное, сам жив остался!

Над горизонтом показались первые лучи, и солнечная дорожка побежала по воде. Тут все увидели, что по этой дорожке к берегу плывёт гитара, а на ней сидит синица.

- Смотри, - сказал отец, входя в воду - вот и гитара твоя.

- А остров где? – спросил вдруг дядя Костя.

Все замерли и долго смотрели на гладкую поверхность озера.

- Наверное, в карстовую воронку провалился, - произнёс, наконец, дядя Виталий, значительно поднимая палец. Он всё мог объяснить научно.

- Может оно так, - сказал отец. – Да, насочинял сынок, дальше некуда, - продолжал он ворчать потихоньку, доставая гитару из воды и вытирая её рукавом рубахи.

Птичка вспорхнула и села к Антону на плечо.

- Это надо, - удивился дядя Виталий, - не боится! А ведь зинёхи пугливые!

Синичка тем временем повернула головку и заглянула Антону в глаза. От этого взгляда у него стало тепло и спокойно на душе. Потом она погладила ему клювом волосы, взлетела и скрылась в ветвях ивы.

Chanda · 13 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

14 ноября - день святых Космы и Дамиана. Косма и Дамиан известны как хранители кур, отчего день памяти их известен под именем Куриного праздника или Куриных именин.

Глупая барыня

Русская сказка

Жила-была барыня, глупая-преглупая. Что ни забьет себе в голову — умри, а исполни.

Вот задумала барыня вывести сорок цыплят, и чтобы все были чёрненькие.

Горничная говорит:

— Да разве это, барыня, возможно?

— Хоть и невозможно, а хочется, — отвечает барыня.

Зовет она своего кучера и приказывает:

— Садись в лукошко, выводи сорок цыплят, да чтобы были они все чёрненькие.

— Помилуй, барыня! — говорит кучер. — Где же это видано — человека наседкой сажать?

Барыня и слушать не хочет.

— Тебе, — говорит, — привычно на козлах сидеть, посидишь и в лукошке.

«Вот проклятые господа! — думает кучер. — Всю шею нам объели, хоть бы все околели!»

— Что ж, — говорит, — воля ваша. Только дай мне, барыня, то, что я попрошу. А нужно мне чаю, сахару, харчей побольше, тулуп, валенки и шапку.

Барыня на все согласна.

Отвели кучера в баню. Дали ему все, что просил. Посадил он наседкой курицу. Стали к нему друзья ходить, он их — чаем поить. Сидит с ними, чаёк попивает, барыню дурой обзывает.

Ни мало ни много времени прошло, вывела наседка цыплят, из них три чёрненьких.

Берет кучер чёрненьких пискунов в лукошко, идет к барскому окошку:

— Вот, барыня, трёх уже высидел. Получай да харчей прибавляй. Сама видишь: тяжело мне их высиживать.

Барыня обрадовалась, харчей прибавила, кучера досиживать заставила.

Каждый день слуг шлёт узнать, сколько еще чёрненьких наклюнулось.

Видит кучер: дело плохо. Говорит своим друзьям:

— Вы, ребята, зажигайте баню да меня держите. Буду я рваться, в огонь кидаться, а вы не пускайте.

Ладно, так и сделали. Баню подожгли. И барыне доложили. Загорелась, мол, баня по неизвестной причине.

Вышла барыня на крыльцо и видит: горит баня, пылает, а кучер убивается, в огонь кидается. Слуги его держат, не пускают, а он одно:

— Клу-клу!.. Клу-клу!.. Клу-клу!..

Слуги говорят:

— Ой, барыня, смотри, как он сокрушается, как его материнское сердце разрывается!

А барыня кричит:

— Держите его, покрепче держите! Цыплят теперь не спасешь, так его бы удержать — очень хороша наседка!

Не успели пожар потушить, приказывает барыня кучеру опять цыплят выводить.

А он, не будь глуп, взял валенки да тулуп — только его и видели.

Chanda · 16 ноября 2009

Цуга Тэйсё

О том, как заветный лук стража заставы Ки однажды превратился в белую птицу

Давным-давно, в незапамятные времена, на границе провинций Идзуми и Ки, на заставе в горах Онояма служил стражем, как и его предки, человек по имени Ямагути Сёдзи Дзиро Аритомо.

Немало людей низкого звания в службе на заставе лишь дни коротали. Сёдзи Дзиро был от рождения человеком благородной души, в свободное время он любил поохотиться, а других радостей не искал. Был в его семье драгоценный лук, который бережно хранили еще со времен пращуров. Оленя ли, птицу ли этот лук бил без промаха, лишь бы только они были не дальше, чем достанет стрела. А уж если стрела вонзалась, то вместе с оперением, и добыча погибала от одного лишь выстрела. Сколько поколений, сколько лет били этим луком птицу и зверя в окрестных полях - неведомо. В роду лук почитали заветным, так и звали: лук "татоки" - "заветный лук", еще было ему название "тацука" - "лук о рукояти".

Род Сёдзи был старинный, множество сородичей его жило в разных концах страны, одним из них был владелец поместья в Ямато по имени Татибана-но Мурао - теперь, правда, от него редко доходила весточка. Младший сын этого человека, Юкина, попал отцу под горячую руку и был изгнан из дому. Вместе с женой он пришел в провинцию Ки, надеясь на поддержку Сёдзи и прося у него помощи.

На такого человека, как Сёдзи Дзиро, можно было положиться: он взял Юкину на службу, оказал милость, сделав его своим наперсником. А Юкина имел характер услужливый, покладистый, и Сёдзи было отрадно думать, что он определил к должности достойного человека. Дома он теперь посиживал, скрестив ноги, а за воротами они вместе, бок о бок, верхом охотились. Порой, под косыми взглядами стражей, он отправлял Юкину на службу вместо себя и во всем на него полагался.

Жена Юкины, по имени Котё, была молода и красива. Она без устали пряла, чтобы обеспечить мужа одеждой. Достойного жалованья он не получал, а лишь ровно столько, чтобы они могли прокормиться, но вокруг их жилища было очень чисто - женщина усердно наводила порядок и не унывала по тому или иному поводу. Люди же, не видя ее печальной, думали, что не с пустой мошной покинул Юкина родные места.

Когда Сёдзи Дзиро впервые посетил жилище Юкины, тот встретил его со всем радушием. Но ведь слуг в доме не было - что за прием он мог устроить? Горько было жене его, но она, похлопотав некоторое время возле очага, приготовила десяток рисовых лепешек, постелила в чистую лаковую посуду дубовые листья, наполнила и подала. Юкина вежливо потчевал, извиняясь, что другого ничего нет. Сёдзи попробовал - еда оказалась красивой на вид, и вкус был не такой, как у деревенских лепешек. К этому подали чай, завязалась беседа. Жена тоже время от времени поворачивалась в сторону гостя: "Ну как такие слова понимать? Право, это слишком..." - было видно, что разговор eй интересен. При том, что нрава она была спокойного, было в ней и кокетство - женщина не из простых! Уж не из-за этой ли женщины Юкина лишился отцовского покровительства и не смог дольше оставаться на родине?

С того времени Сёдзи Дзиро стал заходить к ним постоянно и рассказал еще тысячу разных историй. Супруги искренне были ему рады, но в сердце Сёдзи мало-помалу зародились недобрые помыслы, и с некоторых пор в его словах под видом шутки вспыхивали искорки страсти. Однако женщина держалась невозмутимо, а Юкина и вовсе ничего не замечал.

Однажды, зная, что Юкина ушел на заставу, Сёдзи явился к нему в дом. Жена была одна, она подумала, что за мужем послать некого, и спряталась, притихнув за открытой створкой двери. Но ведь от века красивая женщина прячется для того, чтобы ее увидели - разве не так? Заметив выглядывавшие из-под двери тонкие белые кончики пальцев ног, он понял: здесь! Потихоньку подкравшись, заключил ее в объятия и повлек на пол. Женщина, сопротивлялась, отбиваясь изо всех сил: "Нельзя так! Что вы делаете!" - громко кричала она.

Но силы женщины были слишком слабы, с нее уже градом лился пот, и она решила схитрить:

- Вынуждена следовать вашим желаниям, - она распахнула одежды Сёдзи и тяжко вздохнула. - Бедный!

Своим горестным видом она вызвала бы сочувствие в любом человеческом сердце, и Сёдзи с удивлением спросил ее:

- О ком это ты?

- Не чужого же мне жалеть! - ответила женщина. - Пожалеть надо Юкину. Из-за меня, своей жены, он был изгнан отцом, покинут родными. Кто, как не я, с которой он обменялся клятвой, мог стать ему единственной опорой и в горе, и в радости? И разве не достойно жалости то, что, находясь на его иждивении, я не смогла даже сохранить ему верность? В здешних местах персона ваша заметна, да и много есть женщин достойнее меня, просто вам они не попадают на глаза, с утра до вечера вы тешитесь охотой. Вы живете в роскоши, и Юкина - всего лишь бедный воин - блекнет рядом с вами. Овладеть мною вам - значит с помощью богатства обездолить бедного человека. Разве после этого вас можно будет называть благородным рыцарем?

Услышав это, Сёдзи немедленно прекратил притязания, помог женщине подняться и спокойно проговорил:

- Такое со мной впервые. На мгновение меня обуяла страсть, и я обо всем забыл. Прошу, пусть сестрица бросит все это в проточную воду, чтоб не было в душе осадка. А если ко мне еще раз придет такое желание, пусть я тогда заболею и не смогу целыми днями охотиться, как я люблю, - он вежливо извинился и вышел.

После он поглядывал на Юкину, но тот держался, будто совершенно ничего не знал. И женщина тоже разговаривала и смеялась с ним, как прежде.

Так женщина, благодаря себе самой, сохранила честь - это весьма отрадно. Но правда и то, что самые горячие клятвы рушатся, когда дело заходит о сердечных влечениях. И бравый воин превращается со временем в согбенного старца, вот и Сёдзи Дзиро вдруг ослаб духом, заленился изо дня в день убивать зверей. Его гончие резвились в стае деревенских собак, знакомым загонщикам уже надоело сидеть без дела. Больше того, он приглашал к себе Юкину и всем сердцем предавался поэзии и природе, воспевал цветы и наслаждался пейзажами.

Как-то, когда никого не было рядом, жена Юкины сказала Сёдзи:

- Похоже, что в прежние времена женскую верность не считали достоинством, однако в последующие эпохи чувство долга восхваляли, и теперь каждая женщина считает мужа своей судьбой - морская трава свиданий в бухте встреч Авадэ растет не для нее. Но если есть у вас желание завязать связь где бы то ни было в другом месте, то я берусь для вас это уладить, ведь у меня дар устраивать брачные союзы.

Сёдзи ответил:

- Я всегда любил охоту, и целые дни провожу в седле, до сих пор у меня не было намерения вступить в брак. Правда, у дайбу Нисигори-но Такамука есть дочь, по слухам, поведения достойного. Он славится знатностью происхождения, и если бы мы породнились, нам обоим не было бы стыдно.

- Я поняла, обязательно сделаю, - кивнула Котё, и Сёдзи Дзиро, обрадованный, вернулся домой.

Когда это дошло до Юкины, он удивился, что жена так легко согласилась все уладить. Жена засмеялась:

- За ответом недалеко ходить. Лекариха Тонэко, которая помогла мне, когда у меня недавно болели глаза, запросто бывает в доме Такамука с тех пор, как вылечила его дочь от глазного недуга. Если потянуть ниточку с этого конца, то едва ли выйдет оплошка. - С этими словами она отправилась в дом Тонэко и попросила ее все устроить.

И вот Тонэко пошла к Нисигори, улучила удобный момент и спросила:

- Не отдадите ли вашу дочь за господина Сёдзи Дзиро Ямагути? Это был бы достойный союз!

Дайбу Нисигори на это сказал:

- Род Ямагути - старинный род, о таком зяте следовало бы только мечтать. Но этот Сёдзи без толку убивает животных, только об охоте и думает. Говорят никчемный он человек, не лежит у меня к нему душа.

Тонэко возразила:

- Так-то оно так, но нынче он совсем забросил охоту. Он раскаивается в своем прежнем житье и целиком посвятил себя изящным и благородным занятиям, а на охотничье снаряжение и не смотрит.

- В таком случае мне не стыдно взять его в зятья. - Высказав свои намерения, дайбу Такамука обменялся с Сёдзи посланиями и устроил свадьбу несравненной пышности.

С тех пор Сёдзи стал еще приветливее к Юкине и его жене, позаботился, чтоб они не нуждались ни в одежде, ни в пище. Отобрав самого лучшего шелка, Сёдзи послал его Котё на платье, но заводить новые наряды было не в ее характере, и она послала весь зтот шелк Тонэко, чтоб та сделала смену своей старой одежде. "Странная она какая-то, не похожа o на других", - говорили люди.

Ну, а в провинции Идзуми жил богатый человек, по имени Томи-но Нацухито, и был он из того же древнего рода, что и Ямагути Сёдзи. Еще его предки строго предостерегали против убийства животных, и Нацухито тоже стоял на том, чтобы всему живому помогать, он и других отвращал от убийства живых существ.

Что же касается его жены, то ее покойную мать выдали замуж в этот дом уже с дочерью, произведенной на свет в доме прежнего супруга. Девочку отдали за Нацухито, и это были, поистине, "супруги со времен первой прически". Женщина была необыкновенно умна, помогала мужу, вела дом, - словом, лад у них был, как меж рыбой и водой. Если же посчитать, сколько они прожили вместе, то из десяти пальцев на руке будет семь.

И вот на седьмой год, как-то осенью, когда супруги спали один подле другого, мужу во сне приснилось, будто жена так горько говорит ему:

- За эти годы мы друг к другу привыкли... Каким же бессердечием будет покинуть тебя одного на середине пути! И все же, по воле моей матери и ради блага нашего рода, я отправляюсь в дальние края. Мы расстаемся теперь надолго, сохрани же вот эту вещь на память обо мне и научись ею пользоваться. - Обливая изголовье слезами, она встала, посмотрела по сторонам, оглянулась и вышла в боковой флигель.

Очнувшись от сна, он не нашел жены. На изголовье же у нее лежал какой-то незнакомый лук. В досаде он топнул ногой. Лишь то служило ему утешением, что стала она мертвым духом, потухшим огоньком - как вернешь ее, где найдешь ее следы?

Этот день он стал считать поминальным и не забывал устраивать заупокойные службы. Лук же всегда держал возле себя и, взяв в руки утром, не выпускал до вечера - вспоминая о ней, он набивал руку в стрельбе.

Прошло два года, вновь настал тот день того месяца. Он помнил, что в этот самый день она его покинув и, встав пораньше, навел в доме чистоту, выставил столик с ритуальной трапезой, лук водрузил на место для почетных гостей, сам уселся напротив. И только он принялся за еду, как лук вдруг оделся перьями обратился в белую птицу и взлетел. Смахнув рукой столик с угощением, он бросился вслед.

Птица летела к югу, и он преследовал ее, не теряя из виду. Когда день склонился к вечеру, он достиг границы провинций Идзуми и Ки. Там, на верхушке большого дерева у дороги сидела белая птица. Он поднял голову, чтобы присмотреться, точно ли это она, - тогда птица слетела вниз, она даже села на плечо Нацухито... и тут снова обернулась луком.

В крайнем изумлении, он усомнился, не сон ли все это, и некоторое время стоял недвижимо. Несколько самураев с заставы подошли к нему, окружили и, обратив внимание на лук в его руках, стали выспрашивать:

- Каким образом попал к тебе этот лук?

Нацухито рассказал все как было, самураи же наотрез отказались принять эти объяснения.

- То, чем ты отговариваешься, слишком странно. В такое трудно поверить. Расскажем-ка обо всем этом прежде господину Сёдзи, и уж тогда будем разбираться, - так они сказали и взяли Нацухито под стражу. Сердце его было неспокойно: что будет?

Ну, а Сёдзи Дзиро не сумел до самого дна очистить свою замутненную душу. Летели дни и месяцы, а его не покидала мысль, что если он сумеет показать во всем блеске свое богатство и положение, жена Юкины на это польстится. Время от времени он приглашал к себе супругов и выставлял напоказ драгоценные изделия, разные сокровища и потчевал их редкого вкуса дарами моря и гор.

Однажды он постарался изо всех сил и выставил особенно богатое угощение, да и женщина явилась тщательно убранная. Гости уже были в главном зале и рассаживались, когда Котё бросила взгляд на нишу в парадной части комнаты. Она увидела разъяренного тигра: мощным своим рыком он, словно порывом ветра, пригибал окрестный тростник, взор его разил наповал. Котё вдруг вскрикнула, выбежала в сад - и тут превратилась в лису. Лиса перелезла через глинобитную ограду и скрылась неизвестно куда.

Юкина был поражен и перепуган, но он только глядел на все это и не кинулся вдогонку, ему было стыдно перед людьми.

Сброшенной кожей лежал ее наряд - и пояс на своем месте... Носки таби так и остались оба рядышком на плетеной ограде террасы, а кругом - россыпью - украшения для волос. От всего этого сжималось сердце. Люди не могли слова вымолвить от изумления и только переглядывались.

Сёдзи Дзиро больше не хотел ничего скрывать, он без утайки рассказал Юкине, как оказался во власти недобрых помыслов, и спросил, откуда взялась эта женщина. Юкина поведал ему следующее:

- Родом жена из дальней стороны. Там ее продали, а мой отец купил и сделал служанкой. Я вступил с нею в связь и отказался от невесты, которую сосватал для меня отец. Вот почему меня выгнали, и пришлось нам скитаться вдалеке от дома.

- Но как же все-таки такое возможно? Конечно, это изображение тигра - настоящий шедевр, собственноручное произведение Кудара-но Кавамуси... Эту реликвию я получил в подарок от дайбу Такамуки по случаю того, что стал его зятем. Неужели мастерство художника заставило ее испугаться и показать свой истинный облик? - Как раз, когда Сёдзи Дзиро говорил это, пришли люди с заставы и привели Нацухито с луком. Сёдзи посмотрел, крайне удивился и обратился к Юкине:

- Да, это тот самый чудесный лук, который передается в нашей семье из поколения в поколение! Мы его почитаем и зовем луком татоки - заветным луком. Поскольку рукоять его наподобие китайских, его зовут еще тоцука - луком о рукояти. Правда, когда-то люди из нашего рода стали произносить это искаженно: тацука. Когда с этим луком идешь на охоту, ни за что не останешься без добычи. Последнее время я берег его, припрятал подальше- и по пустякам не использовал. Ведь я давно уже не убиваю живых существ и даже ларчик с луком не открываю. Однако на днях пришло из столицы распоряжение раздобыть в сопредельных провинциях шкуру белой лисы. Наше семейство славится меткими стрелками, нам и велено выследить старую лисицу. И вот вчера я открыл ларец, а лука не увидел. Я подумал, не взял ли кто из моих домашних слуг, и поспешил обыскать каждого, но вора не обнаружилось. Вот говорят, что не стоит верить удивительным историям. Но если возможно то, что сегодня произошло на наших глазах, то утверждать, что чудес не бывает, никак нельзя. Человека этого оставьте здесь, а на его родину пошлите своего слугу, чтоб разузнал о его происхождении и прошлом.

В этот день все разошлись по домам, теряясь в догадках. А ночью Сёдзи во сне явилась Котё и рассказала следующее:

- Моя мать тоже была лисой, но глава клана Томи не раз спасал жизнь всей нашей семье. Чтобы отплатить за добро, мать решила проповедовать традиционное учение рода Томи и образумить стража заставы в Онояме, который погряз в убийстве живых существ. Только сделать ей это не удалось. Чтобы исполнить ее желание, я прежде всего припрятала твой заветный лук, препоручив его Томи-но Нацухито взамен себя самое. Затем я выманила из Ямато Юкину, привела сюда, смутила твою душу и вот наконец прекратила убиение живых существ. Казалось бы, уже исполнилось то, чего я хотела, но ты получил приказ охотиться на белую лису. Что же мне делать теперь?

Судя по разговорам людей, выходит, что, белая лисья шкура ценится особенно высоко. Но ведь чтобы ее получить, сшивают куски шкуры с подмышек - цвет-то белый, но материал этот очень тяжел, поверхность у него неровная, он не годится для шитья одежды. А то, что считается, будто белой бывает старая лисица, - так ведь это потому, что у старого зверя шерсть выпадает и кожа блекнет, у такой шкуры красивого вида не будет. Передай это придворным и разъясни им, сколь бесполезна белая лисья шкура.

А твой заветный лук, видно, имеет душу! Даже покинув тебя, он не остался в чужой семье, сам прилетел назад в дом Ямагути. Душа есть и у той картины: тигр грозил мне всерьез, так что мои многолетние чары развеялись. В таких случаях мы бываем бессильны - все решает судьба.

Этой ночью такой же рассказ, слово в слово, услышали во сне и Юкина, и Нацухито, не только Сёдзи Дзиро Ямагути. Так проделки одной лисы стали причиной душевных терзаний троих мужчин, у каждого на свой лад.

Сёдзи Дзиро счел, что все дело в убиении живых существ, и надолго спрятал свой лук в кладовую. Он решил, что знатному человеку не подобает охотиться без пользы и прока, это не пристало его положению, и закаялся убивать животных. Юкина и Нацухито тоже сбросили наваждение, однако не избавились от привязанности к жене. Привязанность осталась и в сердце Сёдзи, и вот какое он сложил стихотворение:

О луке заветном

С тугой тетивой

Вспомнить горько даже на миг,

А тугую ту тетиву натянуть

У меня и вовсе нет сил.

Юкина, вслед за ним, продолжил:

Лук твой заветный

Стрелы пускает ли, нет ли,

В печали летят мои дни.

О, Белой Птицы застава,

В Кавабэ, в стране Ки!

А Нацухито сложил так:

Хороша в стране Ки

Из холста одежда -

Ею оставленный след...

Реки Ки текут неустанно,

Или то слезы мои?

Обоим не на что больше было надеяться, и они вернулись в свои провинции - Ямато и Идзуми. А заставу в горах Онояма теперь называют еще заставой Белой Птицы. Уж не из-за этой ли истории?

Chanda · 18 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

19 ноября - Всемирный день туалета.

Акакий Назарыч Зирбирштейн

(А. Минаев)

По улице неслась толпа озверевших детей и тихонько напевала: «Вместе весело шагать по просторам». И ненароком стреляла у прохожих сигареты и деньги. Было раннее утро, прохожих было немного, поэтому сигарет и денег детишкам явно не хватало. Чтобы как-то это компенсировать, дети решили захватить подводную лодку, стоящую на ближайшей автобусной остановке.

Спустившись на лифте, они ворвались в общественный сортир и обмотались туалетной бумагой. «Мы личинки кукушки», — кричали они. — «Дайте нам денег и сигарет». В это время из писсуаров раздался голос: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция следующая. Поезд дальшe не пойдёт, просьба освободить вагоны». «Это измена, нас подставили», — подумали дети.

Chanda · 20 ноября 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

20 ноября - Всемирный день ребёнка

Тинка / latbrand.livejournal.com

Небесись

Бес в ребре ударит рогом,

Ангел в небе спляшет джигу.

Ладыженский

Он так и не понял, откуда взялась эта нелепая пижама с дурацкими шариками. Был Пал Саныч человек серьезный и вещи носил нелегкомысленные и с достоинством, из всех рисунков предпочитая полоску (костюм — в мелкую, почти незаметную вертикальную, рубашки — в крупную продольную, галстук — в диагональную), за что сотрудниками за глаза зван был Полосанычем.

Да и бог бы с ними, с шариками, веди они себя прилично. Так ведь нет, надулись и, вытащив едва успевшего лечь в постель Пал Саныча в окно, поволокли его по черному небу.

Онемев от неожиданности, Пал Саныч поджимает босые ноги, а пижама с воздушными шариками уносит его все дальше и дальше от теплой постели, будильника, заведенного на 5.15, и любимых разношенных тапочек.

Под ним мелькают остроконечные шпили крыш и ветер свистит между пальцев.

— Спаси и сохрани, — шепчет Пал Саныч пересохшими губами.

— Сохраню, — соглашаются справа, — чего ж не сохранить. Я при исполнении . Должность у меня такая: твой ангел-хранитель, — крылья у хранителя серьезные и строгие.

Между тем включают звезды, и они горохом рассыпаются по черной скатерти неба.

"Мы еще увидим небо в алмазах" — всплывает в Палсанычевой голове фраза из школьной программы.

— Какого черта! — шепотом возмущается Пал Саныч.

— Lucy in the Sky with Diamonds! — хихикают слева.

— Люси? — обреченно удивляется Пал Саныч. — Это вы мне? Я уже Люси? А может, Алиса? Или уж сразу Мэри-Энн — и никаких сомнений?

— Lucy in the Sky with Diamonds, — продолжает мурлыкать тот, за левым плечом.

Крошечные рожки щекочут темноту, хвост стучит по копыту, отбивая ритм. И Пал Саныч вспоминает, что когда-то он был Пашкой, а для друзей — Полом и с такими же, как он, прыщавыми пубертантами терзал в подъезде свою потрепанную шестиструнку, вопя про Люси в небе с алмазами. А еще раньше был Павликом, и была у него точно такая же пижамка, по которой прыгали разноцветные воздушные шарики, а на карманчике, что с левой стороны, шар цвета небесной синьки смеялся снежно-белыми буквами "Небесись!".

Это была великолепная пижама — именно что-то такое было на Яльмаре, когда он летал с Оле-Лукойе, и именно в чем-то таком Малыш отправился к Карлсону любоваться картиной "Очень одинокий петух".

Ночь шуршит звездами и дышит в ухо, желтая луна летит рядом и пахнет сыром. Часовая стрелка залипла на отметке "безбожно поздно", и время то тянется, как душистая сосновая смола, то съеживается, как кошка перед прыжком.

Между тем начинает накрапывать. Проносящиеся внизу крыши лоснятся от дождя и похожи на спины вынырнувших дельфинов. Поливает уже так, будто на небесах внезапно обнаружили неизрасходованный лимит воды и, спохватившись, решили срочно избавиться от излишков.

Пал Саныч ежится в промокшей пижаме и ругает себя, что вышел в дождь без зонта. Скорее, скорее туда, в сизое от тумана утро, туда, где небо спускается вниз и ныряет в море, а потом валяется влажным пузом на песке...

Пал Саныч открывает глаза. В темноте за окном позвякивает последний трамвай, во рту пахнет сыром и почему-то полынью. Из приоткрытой кухонной двери вылезает полоска света.

— Забыл выключить, склеротик старый, — вздыхает Пал Саныч, одергивая пижаму. Обычную такую пижаму, привычно полосатую. Протянутая к выключателю рука замирает на полдороге.

Запах в кухне густ и сытен, зюскиндов парфюмер одобрил бы его наверняка. Будь этот запах у крысолова, он, отказавшись от своей дудочки, именно им увлек бы за собой всех детей города Гаммельна. Так пахнут сны и сказки Шехерезады. Такой запах мог придумать ангел или бес, и они его придумали — вместе. На кухонном Палсанычевом столе пылает жаровня, доселе им невиданная, в джезве закипают восемь ложечек кофе и четыре сахара. К аромату кофе примешивается запах сохнущего пера — это бес сушит феном ангельские промокшие крылья. Рядом с ними стоит роскошный кальян, они курят его одновременно и чему-то негромко смеются.

— Саныч, — конфузится бес и почесывает влажную подмышку.

Ангел ничего не говорит, только улыбается и делает Пал Санычу козу на пальцах. Под потолком мотается стайка разноцветных воздушных шаров. "Небесись!" — успевает прочесть Пал Саныч на одном из них.

Музыкальная иллюстрация - The Beatles - Lucy in the Sky with Diamonds.

veronasunrise · 21 ноября 2009

Отличный подбор сказок! ;-)

Прочла только что последнюю - очень понравилась! сейчас еще какую-нибудь почитаю...

Chanda · 21 ноября 2009

veronasunrise, благодарю!

Chanda · 23 ноября 2009

Ганс Христиан Андерсен

Короли, дамы и валеты

Какие чудесные игрушки можно вырезать и склеить из бумаги! Однажды вырезали и склеили игрушечный замок, такой большущий, что он занял весь стол, а раскрасили его так, будто был он выстроен из красных кирпичей. У него была блестящая медная крыша, были башни и подъемный мост, вода во рву была словно зеркало, да там и лежало зеркальное стекло. На самой высокой сторожевой башне стоял вырезанный из дереза дозорный с трубой, в нее можно было трубить, но он не трубил!

Хозяином всему этому был мальчик по имени Вильям, он сам поднимал и опускал подъемный мост, заставлял маршировать по мосту оловянных солдатиков, а потом открывал замковые ворота и заглядывал в большую рыцарскую залу, а там, как и настоящих рыцарских залах, по стенам висели портреты в рамах. Только портреты эти были карты, вынутые из колоды: червонные, бубновые, трефовые и пиковые короли в короне и со скипетром, дамы в покрывалах, ниспадающих на плечи, и с цветком или веером в руке, валеты с алебардами и развевающимися на беретах перьями.

Однажды вечером мальчик, облокотившись о стол, заглянул через открытые замковые ворота в рыцарскую залу, и тут ему вдруг показалось, будто короли делают на караул скипетрами и будто в руках пиковой дамы шевельнулся золотой тюльпан, а червонная дама даже подняла свой веер. Все четыре королевы милостиво подали Вильяму знак, что он замечен. Мальчуган придвинулся ближе, чтобы лучше видеть, но наткнулся головой на замок, и тот пошатнулся. Тогда все четыре валета — трефовый, пиковый, бубновый и червонный, выставив вперед алебарды, загородили вход в залу, чтобы он и не пытался туда проникнуть.

Малыш понял и дружески кивнул картам: дескать, не беспокойтесь. Не дождавшись ответа, он кивнул еще раз и попросил:

— Скажите что-нибудь!

Но карты не вымолвили ни слова; когда же мальчик кивнул червонному валету в третий раз, валет соскочил со своей карты и встал посредине залы.

— Как тебя зовут? — спросил он малыша. — Глаза у тебя ясные, зубы — белые, вот только руки ты мыть не любишь!

Не очень-то любезно это было с его стороны!

— Меня зовут Вильям, — ответил малыш, — а это мой замок, а ты мой валет червей!

— Я валет червонного короля и червонной королевы, а вовсе не твой! — заявил валет. — Я могу выйти из карты и из рамы, а о знатных господах и говорить не приходится. Мы могли бы странствовать по свету, но он нам надоел; куда покойней и уютней сидеть на карте и оставаться самим собой.

— Значит, вы и вправду раньше были людьми? — спросил малыш.

— Людьми мы были, — ответил червонный валет, — но не очень добрыми. Зажги мне восковую свечку, лучше всего красную, потому что это масть моя и моих господ, и тогда я расскажу нашу историю владельцу замка; ведь ты, по твоим словам, и есть владелец замка. Только смотри не перебивай меня: раз уж я говорю, то все пусть идет, как по писаному.

Видишь, это мой король, король червей: он самый старший из всей четверки королей, потому что родился первым; родился он с золотой короной на голове и державой в руках. И тут же начал править. Его королева родилась с золотым веером; веер этот ты можешь видеть и сейчас. Жилось им с малых лет просто прекрасно, в школу они не ходили, а только развлекались целый день — строили и сносили замки, ломали оловянных солдатиков и играли в куклы; бутерброд им приносили намазанный маслом с обеих сторон и посыпанный сахарной пудрой. Да, ну и времечко было, доброе старое время, так называемый золотой век, но даже и такое им надоело. Надоело оно и мне. И тогда на смену пришел бубновый король.

Больше налет ничего не сказал; мальчик хотел послушать еще, по валет не произносил ни слова; и тогда малыш спросил:

— А потом что было?

Червонный валет не ответил, он стоял навытяжку и не отрываясь глядел па горящую красную восковую свечу. Малыш стал кивать ему, кивнул еще и еще раз — никакого ответа; тогда он повернулся к бубновому валету, и после третьего кивка тот тоже соскочил со своей карты, вытянулся в струнку и произнес одно лишь единственное слово:

— Свечку!

Малыш тотчас же зажег красную свечку и поставил ее перед ним; бубновый валет сделал алебардой на караул и сказал:

— Итак, явился бубновый король — король со стеклянным окошком-ромбиком на груди; и у королевы было такое же. Заглянешь в окошечко и сразу видишь, что оба супруга сделаны из того же самого теста, что и все другие люди. Это было всем так приятно, что им воздвигли памятник, который простоял целых семь лет, да он и был воздвигнут на века.

Бубновый валет снова сделал на караул и уставился на свою красную свечку.

Не дожидаясь пригласительного кивка маленького Вильяма, вперед степенно, точно аист, вышагивающий на лугу, прошествовал трефовый валет. Черный трилистник, будто птица, слетел с карты; он перелетел через голову валета, а потом снова вернулся на свое место в углу на карте. Трефовый валет, так и не попросив зажечь восковую свечку, как два других валета, заговорил:

— Не всем достается хлеб, намазанный маслом с обеих сторон. Такой бутерброд не достался ни моему королю, ни королеве; им пришлось ходить в школу и учиться тому, чему прежние короли не учились. И у них было стеклянное окошечко на груди, но никто туда не заглядывал, разве только для того, чтобы убедиться — не испортился ли часовой механизм, а если испортился, то выбранить их за это. Кому знать, как не мне: я служил моим господам много лет, из их воли я не выхожу. Захотят мои господа, чтобы я нынче вечером больше не говорил, я и буду молчать и сделаю на караул.

Вильям и ему зажег свечку, белую-пребелую,

«Фью!» Не успел Вильям зажечь новую свечу, как посередине рыцарской залы стоял уже валет пик, он появился мгновенно, хотя и прихрамывал, будто колченогий. Он не отдал честь; он скрипел, словно разваливался на куски; как видно, немало пришлось ему пережить. Заговорил и он.

— Каждому досталось по свечке, — сказал он, — достанется, верно, и мне, я знаю. Но если нам, валетам, зажигают по одной свечке, то нашим господам нужно зажечь в три раза больше. А уж моим королю пик с королевой, пиковой дамой, подобает не меньше как по четыре! История их испытаний так печальна! Недаром они носят траур, а в гербе у них, да и у меня тоже, — могильный заступ! Меня даже за это в насмешку прорвали Черный Пер. Есть у меня прозвище и похуже, и выговорить-то его неудобно! — И он прошептал: — Меня называют Выгребатель нечистот. А когда-то я был первым придворным кавалером короля пик, теперь я последняя фигура в колоде игральных карт. Историю моих господ рассказывать не стану. Сам разберись н ней, как знаешь. Лихие настали времена, и хорошего ждать нечего, а кончится тем, что все мы взовьемся на красных конях выше туч.

Маленький Вильям зажег по три свечки каждому королю и каждой королеве, а пиковым королю с королевой досталось по четыре. В большой рыцарской зале стало светло-светло, словно во дворце самого богатого императора, а знатные господа кротко и царственно приветствовали мальчика! Червонная дама обмахивалась золоченым веером, в руке у пиковой дамы колыхался золотой тюльпан, да так, что казалось, будто он извергает пламя. Короли и королевы соскочили со своих карт и из рам в залу и стали танцевать менуэт, и валеты тоже. Они танцевали, озаренные пламенем. Казалось, вся зала горит; огонь трещал, из окон вырывалось пламя, языки пламени лизали стены, весь замок пылал.

Вильям испуганно отпрянул в сторону и закричал: — Папа! Мама! Замок горит!

Посыпались искры, замок пылал и пламенел, и вдруг в огне раздалось пение:

— Теперь мы взовьемся на красных конях выше туч, как и подобает рыцарственным мужам и дамам. И валеты с нами!

Вот какой конец постиг игрушечный замок Вильяма и фигуры из колоды игральных карт. А Вильям жив до сих пор и часто моет руки.

И не он виноват, что замок сгорел.

Chanda · 26 ноября 2009

Игорь Двинский

Записки спутисшедшего

«…хочу объяснить, почему я не езжу в поездах среднего, дальнего и сверхдальнего следования. А выбило меня из железнодорожной колеи то, как в поездах едят. Создаётся впечатление, что ездят в поезде, чтобы (зачёркнуто) и есть.

Допустим, мама и бабушка везут на юг ребёнка Васю, и, допустим, ребёнок Вася любит поесть. В этом случае, как правило, щёки у Васи видны со спины, а (зачёркнуто) тем более. Он мечет в себя всё подряд, и мама с бабушкой в четыре руки подносят ему боеприпасы. Ребёнок Вася разом отхватывает от всех лакомых кусков, у него всё валится из рук, с колен и изо рта, и очень скоро пейзаж в купе начинает напоминать (зачёркнуто), а то и хуже. Постельное бельё розовеет свежим помидорным румянцем, столик уставлен пищею так, что с каждым толчком поезда на пол слетает початое яйцо всмятку, развороченная куриная нога или ополовиненная банка бычков, то ли в томате, то ли ещё в каком (зачёркнуто). Все эти продукты считаются «с полу» и, несмотря на Васины протесты, идут на выброс, а их место занимают новые… И хотя стол засыпан солью, в семье царит согласие: «Вася, не бегай по коридору – лучше поешь!», «Вася, не балуйся с (зачёркнуто) – лучше поешь!», «Вася, не смотри на дядю – лучше поешь!». Я же тихонько лежу на верхней полке, боясь, как бы он не сожрал по запарке и меня. Засыпаю под шёпот маньяка: «Васенька (зачёркнуто), с сырком хочешь?»…

Теперь допустим другое: ребёнок Вася есть ненавидит. Тогда он изо всех сил отбивается от кормилиц, норовя заехать им (бананом) в (зачёркнуто), доплюнуть кашей до оконных занавесок и одновременно выбить ногой термос с бульоном. И опять всё вокруг залито, заляпано и изгваздано. И опять в газетных кулях летят за окно отходы от этих кормёжек. Отходы, которых хватило бы средней семье аборигенов при переходе через среднюю австралийскую пустыньку…

Или ещё бывает: детей в купе нет. Зато в нём едут (зачёркнуто) интеллигенты из разряда неприспособленных. Эти тихие очкарики с небольшими залысинами какое-то время мирно беседуют о летающих тарелках, роковых женщинах и о том, как сейчас (зачёркнуто). А потом, заметно смущаясь, достают гигантские запасы съестного, навязанные им заботливыми жёнами и тёщами, и честно пытаются исполнить свой мужской долг. Какое там! Если бы желудок мог варить так же хорошо, как голова…

А чем лучше проводники? Столик каждого купе они превращают в склад запечатанных кусков сахара и пачек печенья сомнительной свежести. Но это вовсе не значит, что каждый стакан чая будет поставлен без нового сахарного сопровождения: две пачки на стакан, четыре куска – всё по (зачёркнуто) стандарту… И вот, вздохнув, что платить-то придётся за всё, бабушки и мамы, а также интеллигентные неприспособленные мужчины сходятся на одном: раз дадено, то уж лучше в нас, чем (зачёркнуто)… Не встречали, часом, распечатанных и выброшенный вместе с содержимым пачек «дорожного» сахара? Ах, из сахара – Сахара… А разломанных и лениво надкушенных вафель? А упаковку печенья, распотрошённую и брошенную за ненадобностью заплатившей за него рукой?

Кстати, ещё одна причина, по которой я не люблю поездов, - это лишняя информация. Тут за один день, не выходя из купе, можно получить такие сведения, за которые те, кому надо, много бы чего дали. Помню, один (зачёркнуто) мне рассказывал, что под городом… (далее всё зачёркнуто)».

1985

Chanda · 1 декабря 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

2 декабря - Международный день борьбы за отмену рабства

М.Е.Салтыков-Щедрин

Дикий помещик

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик, жил и на свет глядючи радовался. Всего у него было довольно: и крестьян, и хлеба, и скота, и земли, и садов. И был тот помещик глупый, читал газету "Весть" и тело имел мягкое, белое и рассыпчатое.

Только и взмолился однажды богу этот помещик:

- Господи! всем я от тебя доволен, всем награжден! Одно только сердцу моему непереносно: очень уж много развелось в нашем царстве мужика!

Но бог знал, что помещик тот глупый, и прошению его не внял.

Видит помещик, что мужика с каждым днем не убывает, а все прибывает, - видит и опасается: "А ну, как он у меня все добро приест?"

Заглянет помещик в газету "Весть", как в сем случае поступать должно, и прочитает: "Старайся!"

- Одно только слово написано, - молвит глупый помещик, - а золотое это слово!

И начал он стараться, и не то чтоб как-нибудь, а все по правилу. Курица ли крестьянская в господские овсы забредет - сейчас ее, по правилу, в суп; дровец ли крестьянин нарубить по секрету в господском лесу соберется - сейчас эти самые дрова на господский двор, а с порубщика, по правилу, штраф.

- Больше я нынче этими штрафами на них действую! - говорит помещик соседям своим, - потому что для них это понятнее.

Видят мужики: хоть и глупый у них помещик, а разум ему дан большой. Сократил он их так, что некуда носа высунуть: куда ни глянут - все нельзя, да не позволено, да не ваше! Скотинка на водопой выйдет - помещик кричит: "Моя вода!", курица за околицу выбредет - помещик кричит: "Моя земля!" И земля, и вода, и воздух - все его стало! Лучины не стало мужику в светец зажечь, прута не стало, чем избу вымести. Вот и взмолились крестьяне всем миром к господу богу:

- Господи! легче нам пропасть и с детьми с малыми, нежели всю жизнь так маяться!

Услышал милостивый бог слезную молитву сиротскую, и не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика. Куда девался мужик - никто того не заметил, а только видели люди, как вдруг поднялся мякинный вихрь и, словно туча черная, пронеслись в воздухе посконные мужицкие портки. Вышел помещик на балкон, потянул носом и чует: чистый-пречистый во всех его владениях воздух сделался. Натурально, остался доволен. Думает:

"Теперь-то я понежу свое тело белое, тело белое, рыхлое, рассыпчатое!"

И начал он жить да поживать и стал думать, чем бы ему свою душу утешить.

"Заведу, думает, театр у себя! напишу к актеру Садовскому: приезжай, мол, любезный друг! и актерок с собой привози!"

Послушался его актер Садовский: сам приехал и актерок привез. Только видит, что в доме у помещика пусто и ставить театр и занавес поднимать некому.

- Куда же ты крестьян своих девал? - спрашивает Садовский у помещика.

- А вот бог, по молитве моей, все мои владения от мужика очистил!

- Однако, брат, глупый ты помещик! кто же тебе, глупому, умываться подает?

- Да я уж и то сколько дней немытый хожу!

- Стало быть, шампиньоны на лице ростить собрался? - сказал Садовский, и с этим словом и сам уехал, и актерок увез.

Вспомнил помещик, что есть у него поблизости четыре генерала знакомых; думает: "Что это я все гранпасьянс да гранпасьянс раскладываю! Попробую-ко я с генералами впятером пульку-другую сыграть!"

Сказано - сделано: написал приглашения, назначил день и отправил письма по адресу. Генералы были хоть и настоящие, но голодные, а потому очень скоро приехали. Приехали - и не могут надивиться, отчего такой у помещика чистый воздух стал.

- А оттого это, - хвастается помещик, - что бог, по молитве моей, все владения мои от мужика очистил!

- Ах, как это хорошо! - хвалят помещика генералы, - стало быть, теперь у вас этого холопьего запаху нисколько не будет?

- Нисколько, - отвечает помещик.

Сыграли пульку, сыграли другую; чувствуют генералы, что пришел их час водку пить, приходят в беспокойство, озираются.

- Должно быть, вам, господа генералы, закусить захотелось? – спрашивает помещик.

- Не худо бы, господин помещик!

Встал он из-за стола, подошел к шкапу и вынимает оттуда по леденцу да по печатному прянику на каждого человека.

- Что ж это такое? - спрашивают генералы, вытаращив на него глаза.

- А вот, закусите, чем бог послал!

- Да нам бы говядинки! говядинки бы нам!

- Ну, говядинки у меня про вас нет, господа генералы, потому что с тех пор, как меня бог от мужика избавил, и печка на кухне стоит нетоплена!

Рассердились на него генералы, так что даже зубы у них застучали.

- Да ведь жрешь же ты что-нибудь сам-то? - накинулись они на него.

- Сырьем кой-каким питаюсь, да вот пряники еще покуда есть...

- Однако, брат, глупый же ты помещик! - сказали генералы и, не докончив пульки, разбрелись по домам.

Видит помещик, что его уж в другой раз дураком чествуют, и хотел было уж задуматься, но так как в это время на глаза попалась колода карт, то махнул на все рукою и начал раскладывать гранпасьянс.

- Посмотрим, - говорит, - господа либералы, кто кого одолеет! Докажу я вам, что может сделать истинная твердость души!

Раскладывает он "дамский каприз" и думает: "Ежели сряду три раза выйдет, стало быть, надо не взирать". И как назло, сколько раз ни разложит - все у него выходит, все выходит! Не осталось в нем даже сомнения никакого.

- Уж если, - говорит, - сама фортуна указывает, стало быть, надо оставаться твердым до конца. А теперь, покуда, довольно гранпасьянс раскладывать, пойду, позаймусь!

И вот ходит он, ходит по комнатам, потом сядет и посидит. И все думает. Думает, какие он машины из Англии выпишет, чтоб все паром да паром, а холопского духу чтоб нисколько не было. Думает, какой он плодовый сад разведет: "Вот тут будут груши, сливы; вот тут - персики, тут - грецкий орех!" Посмотрит в окошко - ан там все, как он задумал, все точно так уж и есть! Ломятся, по щучьему велению, под грузом плодов деревья грушевые, персиковые, абрикосовые, а он только знай фрукты машинами собирает да в рот кладет! Думает, каких он коров разведет, что ни кожи, ни мяса, а все

одно молоко, все молоко! Думает, какой он клубники насадит, все двойной да тройной, по пяти ягод на фунт, и сколько он этой клубники в Москве продаст. Наконец устанет думать, пойдет к зеркалу посмотреться - ан там уж пыли на вершок насело...

- Сенька! - крикнет он вдруг, забывшись, но потом спохватится и скажет, - ну, пускай себе до поры, до времени так постоит! а уж докажу же я этим либералам, что может сделать твердость души!

Промаячит таким манером, покуда стемнеет, - и спать!

А во сне сны еще веселее, нежели наяву, снятся. Снится ему, что сам губернатор о такой его помещичьей непреклонности узнал и спрашивает у исправника: "Какой такой твердый курицын сын у вас в уезде завелся?" Потом снится, что его за эту самую непреклонность министром сделали, и ходит он в лентах, и пишет циркуляры: "Быть твердым и не взирать!" Потом снится, что он ходит по берегам Евфрата и Тигра...

- Ева, мой друг! - говорит он.

Но вот и сны все пересмотрел: надо вставать.

- Сенька! - опять кричит он, забывшись, но вдруг вспомнит... и поникнет головою.

- Чем бы, однако, заняться? - спрашивает он себя, - хоть бы лешего какого-нибудь нелегкая принесла!

И вот по этому его слову вдруг приезжает сам капитан-исправник. Обрадовался ему глупый помещик несказанно; побежал в шкап, вынул два печатных пряника и думает: "Ну, этот, кажется, останется доволен!"

- Скажите, пожалуйста, господин помещик, каким это чудом все ваши временнообязанные вдруг исчезли? - спрашивает исправник.

- А вот так и так, бог, по молитве моей, все владения мои от мужика совершенно очистил!

- Так-с; а не известно ли вам, господин помещик, кто подати за них платить будет?

- Подати?.. это они! это они сами! это их священнейший долг и обязанность!

- Так-с; а каким манером эту подать с них взыскать можно, коли они, по вашей молитве, по лицу земли рассеяны?

- Уж это... не знаю... я, с своей стороны, платить не согласен!

- А известно ли вам, господин помещик, что казначейство без податей и повинностей, а тем паче без винной и соляной регалий, существовать не может?

- Я что ж... я готов! рюмку водки... я заплачу!

- Да вы знаете ли, что, по милости вашей, у нас на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба купить нельзя? знаете ли вы, чем это пахнет?

- Помилуйте! я, с своей стороны, готов пожертвовать! вот целых два пряника!

- Глупый же вы, господин помещик! - молвил исправник, повернулся и уехал, не взглянув даже на печатные пряники.

Задумался на этот раз помещик не на шутку. Вот уж третий человек его дураком чествует, третий человек посмотрит-посмотрит на него, плюнет и отойдет. Неужто он в самом деле дурак? неужто та непреклонность, которую он так лелеял в душе своей, в переводе на обыкновенный язык означает только глупость и безумие? и неужто, вследствие одной его непреклонности, остановились и подати, и регалии, и не стало возможности достать на базаре ни фунта муки, ни куска мяса?

И как был он помещик глупый, то сначала даже фыркнул от удовольствия при мысли, какую он штуку сыграл, но потом вспомнил слова исправника: "А знаете ли, чем это пахнет?" - и струсил не на шутку.

Стал он, по обыкновению, ходить взад да вперед по комнатам и все думает: "Чем же это пахнет? уж не пахнет ли водворением каким? например, Чебоксарами? или, быть может, Варнавиным?"

- Хоть бы в Чебоксары, что ли! по крайней мере, убедился бы мир, что значит твердость души! - говорит помещик, а сам по секрету от себя уж думает: "В Чебоксарах-то, я, может быть, мужика бы моего милого увидал!"

Походит помещик, и посидит, и опять походит. К чему ни подойдет, все, кажется, так и говорит: "А глупый ты, господин помещик!" Видит он, бежит чрез комнату мышонок и крадется к картам, которыми он гранпасьянс делал и достаточно уже замаслил, чтоб возбудить ими мышиный аппетит.

- Кшш... - бросился он на мышонка.

Но мышонок был умный и понимал, что помещик без Сеньки никакого вреда ему сделать не может. Он только хвостом вильнул в ответ на грозное восклицание помещика и чрез мгновение уже выглядывал на него из-под дивана, как будто говоря: "Погоди, глупый помещик! то ли еще будет! я не только карты, а и халат твой съем, как ты его позамаслишь как следует!"

Много ли, мало ли времени прошло, только видит помещик, что в саду у него дорожки репейником поросли, в кустах змеи да гады всякие кишмя кишат, а в парке звери дикие воют. Однажды к самой усадьбе подошел медведь, сел на корточках, поглядывает в окошки на помещика и облизывается.

- Сенька! - вскрикнул помещик, но вдруг спохватился... и заплакал.

Однако твердость души все еще не покидала его. Несколько раз он ослабевал, но как только почувствует, что сердце у него начнет растворяться, сейчас бросится к газете "Весть" и в одну минуту ожесточится опять.

- Нет, лучше совсем одичаю, лучше пусть буду с дикими зверьми по лесам скитаться, но да не скажет никто, что российский дворянин, князь Урус-Кучум-Кильдибаев, от принципов отступил!

И вот он одичал. Хоть в это время наступила уже осень и морозцы стояли порядочные, но он не чувствовал даже холода. Весь он, с головы до ног, оброс волосами, словно древний Исав, а ногти у него сделались, как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки и усвоил себе какой-то особенный победный клик, среднее между свистом, шипеньем и рявканьем. Но хвоста еще не приобрел.

Выйдет он в свой парк, в котором он когда-то нежил свое тело рыхлое, белое, рассыпчатое, как кошка, в один миг, взлезет на самую вершину дерева и стережет оттуда. Прибежит, это, заяц, встанет на задние лапки и прислушивается, нет ли откуда опасности, - а он уж тут как тут. Словно стрела соскочит с дерева, вцепится в свою добычу, разорвет ее ногтями, да так со всеми внутренностями, даже со шкурой, и съест.

И сделался он силен ужасно, до того силен, что даже счел себя вправе войти в дружеские сношения с тем самым медведем, который некогда посматривал на него в окошко.

- Хочешь, Михаиле Иваныч, походы вместе на зайцев будем делать? - сказал он медведю.

- Хотеть - отчего не хотеть! - отвечал медведь, - только, брат, ты напрасно мужика этого уничтожил!

- А почему так?

- А потому, что мужика этого есть не в пример способнее было, нежели вашего брата дворянина. И потому скажу тебе прямо: глупый ты помещик, хоть мне и друг!

Между тем капитан-исправник хоть и покровительствовал помещикам, но в виду такого факта, как исчезновение с лица земли мужика, смолчать не посмел. Встревожилось его донесением и губернское начальство, пишет к нему: "А как вы думаете, кто теперь подати будет вносить? кто будет вино по кабакам пить? кто будет невинными занятиями заниматься?" Отвечает капитан-исправник: казначейство-де теперь упразднить следует, а невинные-де занятия и сами собой упразднились, вместо же них распространились в уезде грабежи, разбой и убийства. На днях-де и его, исправника, какой-то медведь не медведь, человек не человек едва не задрал, в каковом человеко-медведе и подозревает он того самого глупого помещика, который всей смуте зачинщик.

Обеспокоились начальники и собрали совет. Решили: мужика изловить и водворить, а глупому помещику, который всей смуте зачинщик, наиделикатнейше внушить, дабы он фанфаронства свои прекратил и поступлению в казначейство податей препятствия не чинил.

Как нарочно, в это время чрез губернский город летел отроившийся рой мужиков и осыпал всю базарную площадь. Сейчас эту благодать обрали, посадили в плетушку и послали в уезд.

И вдруг опять запахло в том уезде мякиной и овчинами; но в то же время на базаре появились и мука, и мясо, и живность всякая, а податей в один день поступило столько, что казначей, увидав такую груду денег, только всплеснул руками от удивления и вскрикнул:

- И откуда вы, шельмы, берете!!

"Что же сделалось, однако, с помещиком?" - спросят меня читатели. На это я могу сказать, что хотя и с большим трудом, но и его изловили. Изловивши, сейчас же высморкали, вымыли и обстригли ногти. Затем капитан-исправник сделал ему надлежащее внушение, отобрал газету "Весть" и, поручив его надзору Сеньки, уехал.

Он жив и доныне. Раскладывает гранпасьянс, тоскует по прежней своей жизни в лесах, умывается лишь по принуждению и по временам мычит.

1869

Chanda · 3 декабря 2009

Борис Штерн

Галатея

Раньше санаторий назывался «Донбасс», а теперь «Химволокно». Когда шахтеры перебрались в новый санаторий, в Крым, они оставили здесь статую шахтера с отбойным молотком – не тащить же его с собой? Новые хозяева не стали сносить шахтера, но установили рядом с ним в клумбе целеустремленного молодого парня в облегающем комбинезоне.

Этот парень, чуть не падая, устремлялся в небо, держа в задранной правой руке клубок орбит с шариком в середине.

Завхозы слабо разбираются в искусстве, но Коробейникову обе статуи нравились. Нормально. Украшают. Впрочем, сейчас ему было не до искусства. Он лежал в больнице в предынфарктном состоянии, а санаторий остался без завхоза и без присмотра. Дела там творились хуже некуда – садовые скамейки выкрасили не зеленым, как положено, а радугой; кинофильмы крутились очень уж подряд французские, а санаторные собаки бегали где придется и никого не боялись.

«Странно, почему так на душе хорошо? – раздумывал главный врач санатория, нюхая сирень, заглянувшую в открытое окно. – Какая-то такая духовная раскрепощенность… с чего бы это? Не к добру…»

Весь май главврач умиленно что-то нюхал, но однажды услышал за окном знакомый раздраженный голос:

– Здесь нельзя ходить в купальниках, вы не в притоне. Мы сообщим по месту работы о вашем недостойном поведении.

Это вышел на работу спасенный врачами Коробейников.

Его скорбный голос завис над санаторием, как серый дирижабль. Сирень вздохнула и сразу же отцвела. Собаки поджали хвосты. У главврача начался насморк.

А Коробейников уже стоял на обрыве с блокнотом в руках. Под ним загорали и плавали в Черном море сплошные кандидаты наук, народ не простой; а он отмечал в блокноте мероприятия на весенне-летний период. Скамейки перекрасить, дворнику указать, с плотником надо что-то делать. Потом он направился к главному корпусу, где поймал за рукав дворника Борю, веселого человечка лет пятидесяти, и указал ему на заляпанную птичками статую шахтера с отбойным молотком.

– Что я вам, нанялся?! – вызверился Боря. – Крепостное право?! Я и так один за всех вкалываю, так теперь мне еще шахтера мыть?

(Боря был в плохом настроении, потому что буфетчица не оставила ему на рубль пустых бутылок за то, что он перенес ей на пляж ящик с пивом.)

– Я два раза повторять не буду, а не хочешь – по собственному желанию! – привычно ответил Коробейников, а Боря показал ему в кармане фигу.

Коробейников начал огибать главный корпус, думая о том, что давно пора поставить вопрос о Борином безответственном поведении на профсоюзном собрании. Он сделал еще один шаг и… увидел обнаженную женщину.

Коробейников окаменел. Блокнот выпал из рук. Ничего подобного он и в мыслях не держал! Какая-то ладная особа с бедрами, как бочки, направлялась к обрыву в сторону моря, придерживая на плече кувшин и помахивая свободной рукой.

Она была совершенно… не одета.

Коробейникову стало так стыдно, что он отвернулся и спрятался за угол главного корпуса. «Совсем молодежь очумела… – подумал он. – Куда она прет с кувшином в таком виде?! Выяснить фамилию и сообщить на работу о недостойном поведении!»

Коробейников хотел высунуться из-за угла и призвать к порядку эту бесстыжую холеру, но сердце вдруг подпрыгнуло; пришлось прислониться к стене. Он переждал минуту и, держась за сердце, отправился жаловаться главврачу.

Тот выслушал историю о нескромной девице с бедрами и недоверчиво усмехнулся.

– Ничего смешного не вижу, – обиделся Коробейников. – Надо что-то предпринимать, а то вконец распустились.

– Да это же наша новая статуя, – удивился главврач. – Позавчера без вас поставили… Вот что значит искусство – за живую приняли!

– Что я уже… совсем, что ли? – смутился Коробейников.

– Ничего, ничего… бывает, – успокоил главврач.

Если она не живая, то это, конечно, меняет дело, решил Коробейников. Все же он не до конца понимал обстановку… что-то его смущало. Он распорядился по хозяйству и неуверенно направился к главному корпусу… такая у него работа – ходить по санаторию. Ему хотелось еще раз взглянуть на нее, хотя это было неудобно. Он раза два останавливался, оглядывался, срывал веточку… наконец подобрался к повороту и выглянул.

Она все еще шла по воду.

Коробейников вспотел и отвернулся. Черт знает что, вертится, как школьник. Экую гадость поставили, пройти нельзя.

Вдруг из кустов вылез Боря с ведром и с тряпкой и деловито сообщил:

– Шахтера я уже помыл, счас за нее возьмусь.

(Боря был уже в хорошем настроении, потому что пришла буфетчица.) Коробейников на миг представил картину омовения, плюнул дворнику под ноги и зашагал к главврачу, зная теперь, что должен сказать о создавшейся обстановке. С порога он нервно спросил:

– Не понимаю! Эта девица… она что, каждый день будет у нас стоять?

– Знакомьтесь, наш завхоз, – ответил главврач, с ненавистью взглянув правым глазом на Коробейникова, а левым ухищряясь принести извинения какому-то бравому старику в за– мызганной куртке и в берете с крохотным свиным хвостиком. – А это непосредственный создатель нашей новой статуи, заслуженный деятель искусств… – Главврач назвал фамилию, которую Коробейников потом так и не мог вспомнить. – Будет у нас отдыхать. По всем вопросам изобразительного искусства обращайтесь к нему.

– Значит, вам не нравится моя скульптура? – вкрадчиво спросил заслуженный деятель искусств, и Коробейников сразу сообразил, что с этим стариканом не стоит связываться – во всяком случае не рассуждать «нравится – не нравится».

– Я про качество не скажу, – попятился Коробейников. – У меня к качеству никаких претензий. Я о другом… У нас отдыхают кандидаты наук… и с детьми приезжают… Вот стояла у нас когда-то купальщица с веслом… тоже и формы, и детали, но она была одета в купальник!

– Одета… – задумчиво повторил заслуженный деятель. – Одета, раздета, с веслом… Старые песни. Постойте рядом с ней, не стесняйтесь. И попытайтесь понять, что она не вызывает никаких низменных эмоций, а наоборот – только добрые и здоровые чувства. А все эти «с веслом», «с мячом», «с молотком»… Поймите наконец, что вся эта серийная парковая живопись (ударение в слове «живопись» заслуженный деятель поставил на последнем слоге) давно не соответствует эстетическим потребностям нашего народа. Споры на эту тему затихли лет двадцать назад, и я не думал, что придется к ним возвращаться. Вы, как видно, не интересовались вопросами искусства. Кстати, я настаивал на недавнем худсовете, чтобы вашего шахтера куда-нибудь уволокли, а то он портит вид на Мадрид и не соответствует санаторной тематике. А парень с ядерной структурой… ничего, для «Химволокна» сойдет.

Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид?

Что происходит в санатории? Пока он болел, тут произошла культурная революция! Скамейки красятся радугой, хотя положено зеленым; дворники моют голых девок; какой-то таинственный худсовет собирается сносить ни в чем не повинного шахтера… и все это называется «вид на Мадрид»?

– Только через мой труп вы снесете шахтера! – тихо сказал Коробейников.

– Ну при чем тут трупы? – поморщился заслуженный деятель искусств.

Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть дверью, но ее еще неделю назад унесли к плотнику на ремонт.

Где этот бездельник? Опять спит на пляже?

В коридоре Коробейникова догнал главврач и скороговоркой сказал:

– Никто шахтера не сносит, что вы, в самом деле… мне лично все эти статуи до лампочки, что есть они, что их нет! Сейчас таких девиц ставят в каждом парке по десять штук… мода такая! Зачем так волноваться с вашим сердцем?

– Мне плохо, я пойду домой, – пробормотал Коробейников.

Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась голая девка. Ему хотелось говорить о ней, но жена ничего в искусстве не понимала. Она искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за всех волноваться.

– Раньше бы за это намылили шею, – вдруг сказал он.

– Ты о чем? – спросила жена.

– Поставили, понимаешь, статую… Со всеми подробностями, – опять заволновался Коробейников. – Женское тело, конечно, красиво…

Он хотел развить мысль, но запутался. Красиво-то красиво, с этим никто не спорит…

Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.

Коробейников лежал на диване и думал. В голове у него завелись какие-то новые мысли об эстетических потребностях.

Он никогда о них не думал. От этих мыслей ему было плохо, будто завезли новую мебель и производили в голове перестановку.

Ночью ему приснился Боря, моющий девку на профсоюзном собрании. Сердце быстро задергалось и чуть не оторвалось, жена вызвала среди ночи «скорую помощь», и Коробейников до конца недели пролежал дома.

По телевизору каждый день показывали аэробику, но эта современная физзарядка ему тоже не нравилась – хотя девицы и были одеты в гетры и в купальники, но Коробейников чувствовал в аэробике какой-то подвох. Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах, которые позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать. Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный озабоченный народ. Возможно, он чего-то недопонимает – споры на эту тему затихли лет двадцать назад, а он до сих пор о них ничего не слышал – где, когда? Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук – подавно.

Нет, тут какая-то дальновидная государственная политика, думал Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных девок.

Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного успокоился.

Опасения Коробейпикова подтвердились – в понимании искусства кандидаты наук оказались зловреднее шахтеров.

А он предупреждал! Пока Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по воду, а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул ей в руку букет роз, но получилась ерунда – девкина поза под букет не подходила, – она размахивала цветами, будто подзывала к себе шахтера с отбойным молотком и парня с ядерной структурой, а те, конечно, рады стараться – прямо к ней и устремлялись, чуть не падая со своих пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня на день, а заслуженный деятель, проходя мимо девки на пляж, по-хозяйски прищуривался – все ли у нее на месте.

Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил в руке у девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало только потому, что главврач смеялся над его проделкой.) Решив к девке не подходить и даже издали на нее не смотреть, Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу плотник. На доске объявлений висела художественная афиша о том, что «фантомас разбушевался», но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале может не состояться. Из открытых дверей плотницкой мастерской слышались шуршанье рубанка и на удивление серьезный Борин голос:

– Коробей появился, видел?

– Видел, – отвечал голос плотника.

– Теперь прячь стаканы, житья не будет, – вздохнул Боря. Ударение в слове «стаканы» он поставил на последнем слоге. – Вообще-то, он мужик неплохой, но прямой, как шпала. Он из-за этой статуи получит инфаркт, помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.

– Так она же красивая, – отвечал равнодушный голос плотника.

– Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.

Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения дворника. «В самом деле, пусть стоит, – подумал он о девице с бедрами. – Красиво? Красиво. Значит, пусть стоит».

То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели к ней, но вскоре он опять очутился у статуи. Сопротивляться было бессмысленно, что-то его туда притягивало. Около нее прямо в клумбе стоял незнакомый бородатый молодой человек, курил трубку и под руководством заслуженного деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.

– Кувшин отбили, – неприветливо объяснил заслуженный деятель, когда Коробейников приблизился. – Некоторые граждане не видят разницы между голыми девками и произведениями искусства. Варвары!

(окончание следует).

Chanda · 3 декабря 2009

Борис Штерн

Галатея

(окончание)

Коробейников принял эти слова на свой счет, но промолчал и нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее каменного лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.

– Это из ваших? – спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.

– Мой лучший ученик, – с гордостью объяснил заслуженный деятель. – Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.

Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.

– Все мы немножко Пигмалионы, – вздохнул заслуженный деятель. – Носимся со своими скульптурами и чего-то ждем от них. А некоторые в кавычках ценители искусства первым делом спрашивают – сколько же она стоит, эта статуя, в денежном выражении?

Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.

– Не так уж и много, – усмехнулся заслуженный деятель.

Молодой бородач плюнул в клумбу.

– Когда я был в Австрии, – вдруг неожиданно для себя сказал Коробейников, – то насмотрелся там на этих… кюфр… курфр…

– Курфюрстов?

– Да. На лошадях. Там в каждом городе в центре сидит кто-нибудь на лошади. Такая традиция. Как у нас с веслом, так у них на лошади.

– Вот именно! – с интересом подхватил заслуженный деятель. – У германцев свой шаблон. У них тяжеловесный стиль, давит. Кстати, а в Австрию путевка сколько стоит?

– Не знаю, – удивился Коробейников. – Я там был не по путевке.

– Командировка?

– Да, что-то вроде командировки, – усмехнулся Коробейников. – С апреля по ноябрь сорок пятого.

– А, – понимающе кивнул заслуженный деятель.

Коробейников еще немного потоптался около статуи и побрел в библиотеку, твердя про себя, чтобы не забыть: «Пигмалион, Пигмалион…» Слово было знакомое, но он забыл, в чем там дело. Он попросил у библиотекарши энциклопедию на букву «П», но, странное дело, оказалось, что сегодня ночью кто-то выбил окно и украл именно эту энциклопедию на букву «П». Коробейников огорчился, но библиотекарша и без энциклопедии объяснила ему, что Пигмалион был известным древнегреческим скульптором, а его художественную биографию написал выдающийся английский писатель Бернард Шоу.

Всю следующую ночь в санатории лил дождь и выли собаки, а утром Боря, выйдя под дождем со шлангом поливать цветы за полставки садовника, обнаружил, что на этот раз изувечены все три статуи – у шахтера отбит отбойный молоток, у парня из рук исчезла ядерная структура, а у девицы опять пропал кувшин.

Разбудили заслуженного деятеля. Тот вышел под зонтиком, оценил происшедшее как «акт вандализма» и потребовал оградить свое произведение от варварских посягательств.

Стало не до шуток. Коробейников вызвал милицию.

Прибыл оперативник с блокнотом, зорко взглянул на девицу и первым делом спросил, не было ли у нее врагов.

– У кого? – переспросил Коробейников.

– Возможно, кто-нибудь в санатории предубежденно относился к внешнему виду этой дамы, – подсказал оперативник, разглядывая следы в клумбе.

– Нет… никто не замечен, – смутился Коробейников.

Затем последовал вопрос: какой был кувшин?

– Кувшин как кувшин. Похожий на эту… на греческую вазу.

«Кувшин, стилизованный под древнегреческую амфору», – записал оперативник.

– Какой молоток был у шахтера?

– Отбойный.

– Ясно, что отбойный. Меня интересует его расположение.

– Отбойный молоток располагался на левом плече шахтера, – ответил Коробейников. – А шахтер придерживал его левой рукой.

– Так и запишем… Теперь разберемся с этим хлопцем. Как по-вашему, кто он такой?

– Наверно, ученый, – задумался Коробейников, разглядывая устремленного в небеса хлопца. – Физик. Ядерщик.

– А что он держал в руке?

– Это… ядерную Структуру. Ну, эта штука… она похожа на планетную систему.

– Понял, – кивнул оперативник. – Так вот, меня интересует именно эта структура. Какой у вас контингент отдыхающих? Химики и физики? Интеллигентный контингент. Меня интересует именно химическая структура этих статуй. Акта вандализма здесь не наблюдается. Посмотрите: кто-то ходил ночью по клумбе, но не растоптал ни одной розы. Странный злоумышленник, верно? Далее… если я что-нибудь понимаю в монументальном искусстве, то молотки и кувшины на подобного рода статуях крепятся внутри на металлической арматуре. Значит, отбить их совсем не просто – эту арматуру надо еще отпилить ножовкой. А потом реставрировать в местах повреждения. Взгляните: на плече, где стоял кувшин, и на руке этой дамы не видно никаких следов повреждения.

– Что же это должно означать? – спросил Коробейников, удивленный наблюдательностью оперативника.

– Только то, что скульптуры не повреждались в припадке гнева, а умышленно, целенаправленно изменялись.

– А зачем?

– Не знаю. Наверно, кому-то не правились все эти скульптурные украшения. Возможно, у этого заслуженного деятеля искусств есть соперники в творческом плане… Возможно, мы имеем дело с редким преступлением на почве разного понимания изобразительного искусства… Моцарт и Сальери? Как вы думаете?

– Спросите лучше у него, – ответил Коробейников. О Моцарте и Сальери он никак не думал, зато сразу вспомнил недовольного бородатого ученика.

Оперативник отправился на розыски заслуженного деятеля искусств, а Коробейников побрел на пляж. Что делать на пляже под дождем, он не знал, но ему хотелось побыть одному. Там не было ни души – пустой пляж с коркой мокрого песка после ночного ливня, лодки, накрытые брезентом, да фонарь мигал над будкой лодочника, ожидая короткого замыкания.

Непорядок!

Коробейников уже собрался выключить фонарь, как вдруг увидел, что из-под брезента ближней лодки выглядывает… планетная структура.

В лодке лежали отбойный молоток, кувшин, планетная система и энциклопедия на букву «П».

Коробейников опустил брезент, выключил фонарь и вернулся в санаторий к статуям.

Он внимательно разглядывал их. Статуи изменились… как он раньше этого не замечал? Левая рука шахтера без молотка торчит так, будто он что-то выпрашивает или жалуется на жизнь. Хлопец-ядерщик без своей структуры выглядит совсем неестественно… Коробейников готов поклясться, что этот парень выдвинул немного вперед левую ногу, чтобы изменить неудобную позу и не упасть с пьедестала. А выражение лица у девицы в самом деле изменилось – удивительно, что заслуженный деятель этого до сих пор не заметил.

Коробейников вообразил себя на их месте – как стоял бы он голым на пьедестале в неудобной позе, как хотелось бы ему зашвырнуть в кусты эти молотки, кувшины и атомы, как хотелось бы поразмяться и приодеться, как рыскал бы он по санаторию в поисках одежонки и развлечений – и обязательно забрался бы в библиотеку! – как визжали бы собаки при виде оживших статуй и как под утро приходилось бы лезть на пьедестал и принимать вечную позу.

Эти фантазии преследовали его весь день, как надоедливый дождь. Он шел на обрыв и осматривал пляж… ни варваров, ни вандалов там не наблюдалось. В оживающие статуи, понятное дело, он не мог поверить, зато верил в хулиганов, разрушающих памятники. Он решил устроить в лодочной будке ночную засаду – если хулиганы припрятали в лодке свою добычу, то они к ней должны вернуться.

«Я их лично поймаю и привлеку к уголовной ответственности! – думал Коробейников. – Я их научу искусство любить!»

Ехать домой, чтобы потом возвращаться, не хотелось. Он позвонил жене, а потом весь вечер бродил в треугольном брезентовом плаще вокруг скульптур и подозрительно разглядывал всякого, кто к ним приближался.

Какой-то молодой кандидат паук проходил мимо девицы, остановился, закурил и принялся ее разглядывать.

– Проходи, чего уставился? – сказал ему Коробейников. – Никогда не видел?

– Дед, что с тобой?! – весело изумился кандидат наук. – Ты откуда такой взялся? Из какой эпохи? Я тут стою, понимаешь, и облагораживаюсь искусством, как вдруг выползает какой-то динозавр и спрашивает, чего я тут стою.

«В самом деле, – смутился Коробейников. – Человек облагораживается, а я на него рычу».

– Вот вы, извиняюсь, ученый человек, да? – примирительно спросил Коробейников. – Тогда объясните мне про атомы. Они что, везде одинаковые?

– Обязательно.

– И в камне, и в живом теле? – уточнил Коробейников.

– Обязательно. А в чем дело?

– Выходит, камень может ожить? Вот, к примеру, эта статуя… вы не смейтесь… она может ожить?

– Ожить? – переспросил веселый кандидат наук. – Отчего же не может? Может. Были даже исторические прецеденты. Например, у скульптора Пигмалиона…

Коробейников затаил дыхание.

– …который проживал в Древней Греции, однажды ожила мраморная статуя по имени Галатея. Под воздействием любви… Знаете, есть такое сильное чувство. Факт. А статуя Командора у Пушкина?

– А что с ним случилось? – жадно спросил Коробейников.

– С кем?

– С Командором… С Пушкиным я знаю.

– Ожил Командор. От ревности. Тут все дело в биополе. Сильное чувство порождает сильное биополе, и тогда оживают даже камни. Или возьмем портрет Дориана Грея…

– Портреты, значит, тоже?! – восхитился Коробейников.

Кандидат наук задумался.

– Нет. Портреты оживать не могут. У них нет третьего измерения. Портреты – нет, а статуи – могут. Это не противоречит законам природы. Вроде давно доказано, что живое возникло из неживого. Более того, это не противоречит современному научному мироощущению.

– Значит, не противоречит? – обрадовался Коробейников.

– Не противоречит.

– Спасибо за консультацию!

Когда поздним вечером дождь наконец прекратился и отдыхающий народ со всего санатория потянулся в летний кинозал смотреть на разбушевавшегося Фантомаса, Коробейников прихватил одеяло, спустился на пляж и спрятался в лодочной будке. На него упало весло, перед ним в темноте плескалось Черное море, а сверху из санатория доносились отчаянные вопли Луи де Фюнеса. Под плеск волн и доносившиеся вопли он уснул.

Проснулся он, когда Фантомас кого-то душил.

Коробейников спросонья выглянул в окошко и тут же испуганно пригнулся. У лодки с отброшенным брезентом стояли три громадные тени, а женский голос читал по слогам статью из энциклопедии на «П»:

– «Пи-гма-ли-он из-ва-ял ста-ту-ю жен-щи-ны не-обыкно–вен-ной кра-со-ты и на-звал ее Га-ла-те-ей». А мой называл меня Машкой. Я, говорит, свою Машку слепил за три дня и за три тысячи.

Коробейников боялся дышать, это был не сон.

– Не плачь, Маша, – отвечал ей необыкновенный мужской бас. – Я твоего деятеля найду и прихлопну, как муху.

– Не надо тут никого хлопать, а надо отсюда удирать, – сказала третья тень в облегающем комбинезоне. – Надо отчаливать, пока не закончился фильм.

– Это точно, – вздохнул каменный шахтер. – Нет времени за ним бегать. Подадимся на Донбасс.

– Нет! Только в Таврию! – строго ответил женский голос. – Там понимают искусство.

– Как хочешь, дорогая, – испугался шахтер. – В Таврию так в Таврию. Я только хотел сказать, дорогая, что на Донбассе…

– Уже дорогая… – ревниво перебил парень-ядерщик.

– Потом разберемся, кто кому дорогая! – прикрикнул женский голос. – Взломайте склад, возьмите там сапоги и плащ, надоело голой ходить. В библиотеке прихватите энциклопедию на «Т». Но осторожно, завхоз где-то здесь крутится. А я найду весла и якорь. А кувшин утоплю… не тащить же его в Таврию.

– И молоток утопи, – сказал шахтер.

– И эту рухлядь тоже, – сказал парень.

Две громадные тени вышли за ворота лодочной станции и начали подниматься к санаторию. Коробейникова трясло: он представил, что будет, если ожившая Галатея войдет сейчас в будку за веслами.

Но женский силуэт с кувшином направился не к будке, а к морю. Это спасло завхоза. Галатея на берегу размахнулась и швырнула кувшин за волнорез, а Коробейников выбрался из будки и побежал в санаторий.

В санатории выли собаки от страха перед ожившими статуями. Коробейников мчался к летнему кинотеатру, ничего не соображая. Фантомас бушевал из последних сил. Материальный склад был уже взломан – Коробейников чувствовал это всеми фибрами своей завхозной души. Сейчас скульптуры лезли в библиотеку…

Где этот заслуженный деятель? Он один сможет остановить свою Галатею!

Народ уже выходил из кинотеатра. Там все закончилось благополучно – Фантомаса опять не поймали.

– Старика в берете не видел? С хвостиком? – спросил Коробейников у Бори, не пропускавшего ни одного фильма.

– А вон идет со старухой.

Заслуженный деятель искусств выходил из кинотеатра с молодой дамой и, что называется, вешал ей на уши лапшу.

Она глядела ему в рот, а он рассказывал, как много у него врагов и соперников в творческом плане. Не дают работать. Ломают статуи. Им бы только заказ урвать. Везде завистники, под каждым кустом. В прошлом году, например, ему заказали скромный поясной бюст начальника книготорга. Надо было сразу лепить! Но пока завез глину, то-се… ни книг, ни торга, ни начальника. Заслуженный работник, кто бы мог подумать…

– Она ожила! – вскричал Коробейников, налетая на заслуженного деятеля и размахивая руками. – Быстрей! На пляж! Ваша Галатея ожила!

Заслуженный деятель внимательно оглядел Коробейникова, постучал пальцем по своему лбу и повернулся к даме.

Коробейников схватил его за куртку:

– Они собрались плыть в Таврию!

– Чего ты кричишь? – тихо сказал заслуженный деятель, вырываясь и оглядываясь. – Я завтра уезжаю в Брюссель на симпозиум, пусть себе оживает. Пусть что хочет, то и делает. Пусть ее вдребезги разобьют. Я работу сделал. Что я вам – нанялся ее сторожить?

Он отбросил руку Коробейникова, забыл про свою даму и пошел по аллее, громко бормоча:

– Галатея… Таврия… Химволокно… Я говорил на худсовете – преждевременно! Народ не поймет! Нет… голую бабу им подавай!

С этого момента Коробейников стал разбираться в искусстве. Он хотел крикнуть вслед: «Катись отсюда, Пигмалион!», но ему в сердце будто врубился отбойный молоток. Он упал на асфальт, а дама завизжала.

К удивлению врачей Коробейников очнулся в сентябре. Лето куда-то подевалось… Рядом сидела его жена и вязала.

Он сказал ей:

– Искусство нельзя… того… до лампочки. А то все они разбегутся.

Потом он заснул, и ему приснилось, что он сам был когда-то каменной статуей с блокнотом в руке, и вот… того… ожил под влиянием сильного чувства.

Chanda · 6 декабря 2009

Е. Аграновская

Лёша скажет

Трамвай номер сорок пять, полный детей и надежд, приближался к заветной мечте под названием «Птичий рынок», где все дороги ведут к Лёше.

Лёша ест семечки, а шелуху аккуратно сплёвывает сквозь металлические прутья. Он очень чистоплотен и грязи в клетке не терпит. Лёша смотрит на толпу, которая наперебой восхищается им, снисходительно, как и положено интеллигентному говорящему попугаю. Лёша знает двадцать слов и выражений и первый куплет песни «Яблони в цвету». Но, кроме того, Лёша знает себе цену. Потому – молчит. Зато галдит толпа. Все советуют, что сказать. Какой-то человек повторяет: «Дурак, дурак, дурак…».

Наконец Лёша поднимает на него свои синие глаза и с грустным сочувствием произносит: «Ну и что?».

Товарищ, не обижайтесь на Лёшу! Простите ему юношескую дерзость. Ведь он ещё совсем маленький – ему только год…

Chanda · 8 декабря 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

9 декабря - Международный день борьбы с коррупцией

А. П. Чехов

Репка

(Перевод с детского)

Жили-были себе дед да баба. Жили-были и породили Сержа. У Сержа уши длинные и вместо головы репка. Вырос Серж большой-пребольшой... Потянул дед за уши; тянет-потянет, вытянуть в люди не может. Кликнул дед бабку.

Бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянуть не могут.

Кликнула бабка тётку-княгиню.

Тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть в люди не могут. Кликнула княгиня кума-генерала.

Кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Не вытерпел дед. Выдал он дочку за богатого купца. Кликнул он купца с сторублёвками.

Купец за кума, кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянули голову-репку в люди.

И Серж стал статским советником.

Chanda · 9 декабря 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

10 декабря - Всемирный день футбола

----------------------------------------------------------------------------

Владислав Победоносцев

Кручина

Баба Тася кручинилась. Сидела у окошка и кручинилась. А вот с чего, понять не могла. Вроде бы и беспричинно.

За окошком весна вытуривала со двора зиму: зазвенела капель, растрезвонились пернатые, раскочегарилось солнышко; жирный кот Монах дрых на крылечке…

Хорошо было за окошком. А на душе у бабы Таси было так себе. Да чего уж там – скверно было. Хотелось тяжко вздыхать, постанывать… А если по правде – сейчас баба Тася не отказалась бы и всхлипнуть. Вот только сызмальства она себе ничего такого не позволяла. Кремень-девка росла.

Теперь давно уж – кто упомнит? Слыла она по деревне кремень-бабой. И вдруг такая кручина! «Что за напасть, откуда взялась? – мучилась баба Тася, уставившись в оконце, но не видя ни солнышка, ни кота Монаха. – Надобно докопаться – не то не полегчает».

И принялась баба Тася вглядываться ревизующим оком в свою личную жизнь, резонно подозревая, что именно там укрылся исток тоски-кручины.

Сперва баба Тася услышала голос своего благоверного – плотника Ульяныча. Голос был подстёртый, двухнедельной давности.

«Тась, пошто меня в больничку-то? Аль тут, в родной избе преставиться не имею права?»

«Я те преставлюсь! – бодрила деда баба Тася. – Хвори с гулькин нос – страху с целый воз».

«Так ить хворь-то с подковыркой», - защищал дед свою болезнь.

«Это пневмония-то с подковыркой?! Да нынче доктора на неё тьфу! Неделя – и снова летай по деревне петух петухом!»

И хоть минуло уже две недели, а Ульянычу всё ещё не до того было, чтобы петушиться, баба Тася веры не теряла: «Оклемается!»

Нет, не Ульяныч со своей пневмонией напустил кручину на бабу Тасю. И она перекинулась мыслью на дочку Любашу и зятя Кольку. Её ухо припомнило недавнюю словесную потасовку молодых.

«Это щи, да?» - гудел зять Колька, тыча просоляренный палец в тарелку.

«Не нравится – не ешь», - находчиво пела в ответ дочка Любаша.

«У меня завтра симпозиум передовиков – погладила бы рубаху», нагло требовал зять Колька.

«Чай, и у самого руки не отсохнут, коли утюг поднимешь», не давала сесть себе на шею дочка Любаша.

«Я на такую жизнь не нанимался», - мямлил зять Колька.

«Скатертью дорожка! – улыбчиво ворковала дочка Любаша. – Иждивенцы нам без надобностей».

Баба Тася даже не вздохнула – ни тогда, ни теперь: эка невидаль, милые бранятся – только тешатся; они вот с дедом, бывало, и горшками друг в дружку метили, а ничего – век скоротали…

Может, Вовка, внучок, какой номер выкинул? Шустряк растёт, шалунишка… Зимой к соседям на крышу залез, трубу старой телогрейкой заткнул – дым как повалит в избу! А Вовка уже в дверях. «Пожар! – кричит. – Выносите вещи!» И сам хвать что по силёнкам да на мороз. Пока горемыки расчухали, что к чему, половину барахла на снег снесли… А вчера учительнице в сумку мышь посадил. «Вовочка, ты зачем это сделал? – расстроилась учительница. «Вы ж сказали, что боитесь их до смерти. А вам хоть бы что! – обиделся Вовка. – Только детей обманываете!»

«Не то, не то, - кручинилась пуще прежнего баба Тася. – Кто в семь лет не озоровал!2

Она поднялась с лавки, неспешно прошла сени, толкнула наружнюю дверь и замерла на крыльце. Вольный воздух, настоянный на талом снеге, обрушил на неё всю свою целебную силу. Но душа бабы Таси не исцелялась.

Неожиданно звонкую весеннюю кутерьму придавил жалобный коровий рёв. В него тотчас вплелись истерическое куриное кудахтанье и злой свинячий хрюк. Большое хозяйство было у бабы Таси. Но сердце её не зашлось оттого, что хозяйство не кормлено, не поено, не доено.

Баба Тася поддела тапкой кота Монаха и вернулась в горницу. «Всё это пустяки, - заключила она, перетряхнув события личной жизни. – Совладает мой дедок с пневмонией, помирятся Любаша с Колькой, вырастет Вовка человеком…» Тут везде дело обязано было сладиться-склеиться, а стряслось-то что-то такое, чего уж никак не поправить. Потому и не шла кручина на убыль.

Чтобы хоть чуточку отвлечься, баба Тася включила радио.

- …Матч закончился со счётом 2:0 в пользу команды «Нант». Конечно, ещё не всё потеряно, и если наши ребята покажут присущий им бойцовский характер… К сожалению, во Франции французам будут помогать французские стены… На этом мы заканчиваем наш репортаж из Тбилиси. Вёл передачу Котэ Махарадзе. – грустно сказал Котэ Махарадзе бабе Тасе.

- Во-от оно что-о… простонала баба Тася.

Значит, ещё полтора часа назад ничего не стряслось! Ровным счётом ничего! Но тяжкое предчувствие, томившее бабу Тасю с утра, не обмануло её: наши футболисты опять продули…

Деревянно присела баба Тася на лавку: за долгие годы не взрастила в себе старая и хилой поросли иммунитета. А кто, ежели разобраться, взрастил?!

И тут спохватилась баба Тася: никак нельзя, чтоб её, кремнёвую-то, в таком разобранном виде кто углядел – вся деревня расквасится, производительность уронит. Мужики уж небось загоревали…

- Ладно, хватит, - приказала себе баба Тася. – Не впервой. Не привыкать. Подумаешь, Кубок обладателей кубков… Главное, чтобы олимпийские хлопцы с Костей Бесковым не подкачали…

И баба Тася с надеждой глянула в окошко, где было хорошо.

Однако ж камень с души не скатывался…

1980

Chanda · 10 декабря 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

11 декабря - Международный день гор

Легенда о Чёрном Альпинисте

Алтайская легенда

Никто точно не знает, в каких горах эта история произошла, и происходили ли эти события в действительности. Но то, что даже опытные альпинисты исчезают бесследно в горах, это остается трагическим фактом. Быть может, в назидание ещё неопытным, только начинающим свои первые маршруты туристам, эта легенда и служит напоминанием простых истин, необходимости в походе дружбы, взаимовыручки, подчинения старшему — более опытному руководителю маршрута (инструктору).

Однажды туристическая группа пошла в горы. И в команде оказался парень очень склочной натуры. Он постоянно ныл и всем был недоволен: и рюкзак-то у него был тяжелее, чем у всех, и обувь ноги жала, и спать на земле было сыро, в общем-то солнце светило не так, как ему бы хотелось, и весь мир почему-то никак не хотел подчиняться его желаниям.

Тут ещё и зависть к инструктору закралась в душу парня. Вон он какой ловкий да умелый: и в походе не устаёт, и песни возле костра поёт, парни его уважают, девчонки им восхищаются. А на нытьё и вечное брюзжание молодого туриста никто уже не хотел обращать внимания.

И тогда решил этот парень взойти на вершину один, пока вся группа расположилась на ночлег. С удовольствием представлял он картины всеобщего удивления и восхищения, когда на следующий день группа поднимется на вершину, а там их встретит он — тот, кого незаслуженно обижали и презирали.

Наступила ночь, все уснули, а наш «герой» тайком отправился на вершину. Через некоторое время началась буря. От страшного урагана вся группа проснулась. Тут-то и выяснилось, что одного туриста не хватает. И тогда люди, рискуя своей жизнью, пошли на поиски. Искали незадачливого путешественника всю ночь до самого утра и весь следующий день, но даже следов никаких не нашли.

Тогда инструктор принял решение спускаться. Уже все туристы были усталыми, измотанными, нервы были на пределе, поэтому вечером двое между собой поссорились из-за пустяка.

Когда утром группа проснулась, то все с ужасом увидели, что поссорившиеся приятели были мертвы.

С тех самых пор люди стали видеть в горах тень Чёрного Альпиниста. И видели они его только перед смертью. Ибо тех, кто бросал друзей, отталкивал их от себя, не подавал руки для помощи настигала тень отверженного Альпиниста и убивала.

Нет в горах ничего крепче и надежнее рук друга. Дружбу никогда нельзя предать. Иначе кара последует незамедлительно.

Музыкальная иллюстрация: Владимир Высоцкий. Песня о друге

http://www.youtube.com/watch?v=FiBYQ20NRYs

Chanda · 10 декабря 2009

СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ

А ещё, 11 декабря - Международный день танго

Орасио Кирога

Чулки фламинго

Как-то раз змеи давали бал. Они пригласили лягушек и жаб, фламинго, крокодилов и рыб. Рыбы, так как не умеют и ходить, то уж танцевать, конечно, не могли. Но поскольку бал происходил у реки, они, подплыв к самому берегу, высовывались из воды и радостно хлопали хвостами.

Крокодилы для красоты надели банановые ожерелья и курили парагвайские сигары. Жабы оделись с ног до головы в блестящую рыбью чешую и расхаживали, покачиваясь, словно плывя. И каждый раз, когда они с важным видом прогуливались у берега, рыбы поднимали шум, насмехаясь над ними.

Лягушки, сильно надушенные, ходили на задних лапках. И, кроме того, каждая повесила себе на шею вместо фонарика маленького светлячка, который раскачивался при каждом их движении.

Но кто был действительно красив, так это змеи.

Они были одеты, как балерины, каждая - в юбочку под цвет самой змеи. На красных змеях были юбочки из красного тюля, на зеленых - из зеленого, на желтых - из желтого, а на жарараках - из серого тюля с полосками кирпично-бурого цвета, потому что у этих змей такая окраска.

Но особенно великолепны были коралловые змеи, которые были одеты в длинные черно-красно-белые накидки из тонкого газа и, танцуя, извивались, как яркие бумажные ленты. Когда змеи танцевали и кружились, касаясь земли всего лишь кончиком хвоста, все приглашенные хлопали им, упиваясь восторгом.

Только фламинго, у которых в то время были белые ноги и такой же, как сейчас, толстый и кривой нос, были грустны: глупые птицы не сумели принарядиться к празднику, у них на это не хватило смекалки. И поэтому, увидев, что все пришли такие нарядные, они терзались завистью. Особенно завидовали они коралловым змеям. И каждый раз, когда какая-либо из коралловых змей, изящно извиваясь, проносилась мимо в своей прозрачной волнистой одежде, фламинго умирали от зависти.

Тогда один из них сказал:

- Я знаю, что нам делать. Давайте наденем черно-красно-белые чулки, и коралловые змеи влюбятся в нас.

И, разом поднявшись в воздух, фламинго перелетели через реку и, опустившись на землю возле одной из городских лавок, постучались в двери.

- Тук-тук! - барабанили они своими ногами.

- Кто там? - отозвался лавочник.

- Это мы, фламинго. Есть у вас в продаже черно-красно-белые чулки?

- Нет, таких чулок нет, - ответил лавочник. - Да вы сумасшедшие, что ли? Таких чулок вы нигде не найдете.

Фламинго улетели и постучались в другую лавку:

- Тук-тук!.. Есть у вас черно-красно-белые чулки?

Лавочник ответил:

- Как вы сказали? Черно-красно-белые? Таких чулок вам не сыскать нигде. Вы с ума сошли! Кто вы такие?

- Мы - фламинго, - ответили птицы.

Тогда лавочник сказал:

- Ну, значит, вы - сумасшедшие фламинго.

Фламинго снова улетели и постучались в третью лавку:

- Тук-тук!.. Есть у вас черно-красно-белые чулки?

Лавочник закричал:

- Какие? Черно-красно-белые? Только таким глупым носатым птицам, как вы, может прийти в голову спрашивать подобные вещи. Немедленно убирайтесь прочь!

И лавочник, схватив метлу, набросился на бедных фламинго.

Так фламинго побывали во всех лавках, и отовсюду их гнали и повсюду их обзывали сумасшедшими.

И тут броненосцу, который пришел напиться к реке, захотелось подшутить над фламинго, и, обратившись к ним очень приветливо, он сказал:

- Добрый вечер, сеньоры фламинго. Я знаю, что вы ищете. Таких чулок вы не найдете ни в одной лавке. Может быть, они продаются в Буэнос-Айресе, но тогда пришлось бы просить, чтоб вам прислали их по почте. Только у совы, моей невестки, найдется то, что вам нужно. Попросите ее, и она достанет вам черно-красно-белые чулки.

Фламинго поблагодарили и полетели к пещере, где жила сова. Они сказали ей:

- Добрый вечер, сова. Мы пришли попросить у тебя черно-красно-белые чулки. Сегодня у змей большой бал, и если мы наденем такие чулки, коралловые змеи влюбятся в нас.

- С большим удовольствием! - ответила сова. - Подождите немножко, я сейчас вернусь.

И, улетев, оставила фламинго одних. Через некоторое время она вернулась и принесла несколько пар чулок, но только это были совсем не чулки, а кожа коралловых змей, и кожа эта, чудесной, яркой расцветки, была содрана со змей, которых только что изловила сова.

- Вот вам чулки, - сказала она. - Теперь все в порядке, только не забывайте то, что я вам сейчас скажу: танцуйте всю ночь напролет, танцуйте, не останавливаясь ни на минуту, качайтесь, кружитесь, на голову становитесь - словом, пляшите как хотите, но только не останавливайтесь. А остановитесь - кончайте пляску, получайте таску.

Но глупые фламинго так и не поняли, какая огромная опасность им угрожает, и, обезумев от радости, стали натягивать чулки из змеиной кожи на свои длинные ноги. Так, счастливые и довольные, они полетели на бал.

Увидев фламинго в таких роскошных чулках, все стали завидовать им. Змеи не желали танцевать ни с кем, кроме них, а так как фламинго ни на секунду не останавливались, невозможно было рассмотреть, из чего сделаны эти изумительные чулки.

Однако мало-помалу змеи начали подозревать что-то недоброе. И когда фламинго, танцуя, проносились мимо них, они вытягивались на земле, чтобы лучше рассмотреть странные чулки.

Коралловые змеи беспокоились больше всех. Они не сводили глаз с чулок и больше всех вытягивались, стараясь достать языком до ног фламинго, потому что язык служит змеям так же, как человеку руки. Но фламинго все плясали и плясали, не останавливаясь ни на секунду, хотя уже совсем выбились из сил.

Коралловые змеи, увидев, что фламинго едва держатся на ногах, попросили у лягушек их фонарики, которые, как мы помним, были маленькими светлячками, и, собравшись вместе, стали ждать, когда фламинго упадут от усталости.

И действительно, спустя минуту один фламинго, совсем обессилев, споткнулся о сигару, брошенную кем-то из крокодилов, пошатнулся и упал на бок. Коралловые змеи ринулись к нему со своими фонариками и ярко осветили его ноги. Они поняли, из чего сделаны его чулки, и подняли такой свист, что было слышно на другом берегу Параны.

- Это не чулки! - кричали змеи. - Мы знаем, что это такое! Нас обманули! Фламинго убили наших сестер и надели вместо чулок их кожу! На них чулки из кожи коралловых змей!

Услышав это, фламинго, дрожа от страха, хотели улететь, но они так устали, что были уже не в силах пошевельнуть хотя бы одним крылом. Тут коралловые змеи набросились на них и, обвившись вокруг их ног, изорвали проклятые чулки, раздирая их в клочья и яростно жаля голые ноги фламинго.

Фламинго, обезумев от боли, метались из стороны в сторону, пытаясь сбросить змей, обвившихся вокруг их ног. Наконец, видя, что от проклятых чулок не осталось ни клочка, змеи отпустили фламинго и уползли, усталые, оправляя свои измявшиеся газовые накидки.

К тому же коралловые змеи были уверены, что фламинго скоро умрут, ведь они знали, что их укусы смертельны.

Но фламинго не умирали. Корчась от невыносимой боли, они побежали к воде. Они кричали от боли, и их ноги, которые раньше были белыми, стали красными от змеиного яда. Дни проходили за днями, а ноги у фламинго все жгло, как огнем, и они сделались красными, как кровь, и все это - от змеиного яда.

Много-много времени прошло с тех пор. Но и сейчас фламинго целыми днями стоят в воде, чтоб хоть немного остудить свои красные ноги, которые все еще болят.

Иногда они выходят из воды и делают несколько шагов по земле, чтоб посмотреть, не лучше ли им. Но на земле боль от старых укусов сразу возвращается, и фламинго снова бегут к воде. Иногда ноги у них так горят, что они поджимают одну ногу и стоят в воде целыми часами, не в силах пошевелиться.

Вот вам история фламинго, у которых раньше были белые ноги, а теперь - красные. Все рыбы знают эту историю и смеются над ними. Но фламинго, покуда лечат в воде свои ноги, не упускают случая отомстить рыбам за это, и стоит какой-нибудь храброй рыбешке подплыть к ним поближе, как они опускают клюв в воду и заглатывают дерзкую насмешницу.

Войти

Сказочный мир

Рекомендованные сообщения

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

veronasunrise 0

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Chanda 14