Chanda 14 Опубликовано: 21 ноября 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 21 ноября - Всемирный день телевидения Роберт Шекли Премия за риск Рэдер осторожно выглянул в окно. Прямо перед ним была пожарная лестница, а ниже – узкий проход между домами, там стояли видавшие виды детская коляска и три мусорных бачка. Из-за бачка показалась черная рука, в ней что-то блеснуло. Рэдер упал навзничь. Пуля пробила оконное стекло и вошла в потолок, осыпав Рэдера штукатуркой. Теперь ясно: проход и лестница охраняются, как и дверь. Он лежал, вытянувшись во всю длину на потрескавшемся линолеуме, глядя на дырку, пробитую в потолке, и прислушивался к шуму за дверью. Его лицо, грязное и усталое, с воспаленными глазами и двухдневной щетиной на подбородке, было искажено от страха – оно то застывало, то вдруг подергивалось, но в нем теперь ощущался характер, ожидание смерти преобразило его. Один убийца был в проходе, двое на лестничной клетке. Он в ловушке. Он мертв. Конечно, Рэдер еще двигался, еще дышал, но это лишь по нерасторопности смерти. Через несколько минут она займется им. Смерть понаделает дыр в его теле и на лице, мастерски разукрасит кровью его одежду, сведет руки и ноги в причудливом пируэте могильного танца. Рэдер до боли закусил губу. Хочется жить! Должен же быть выход! Он перекатился на живот и осмотрел дешевую грязную квартирку, в которую его загнали убийцы. Настоящий однокомнатный гроб. Дверь стерегут, пожарную лестницу тоже. Вот только крошечная ванная без окна… Он вполз в ванную и поднялся на ноги. В потолке была неровная дыра, почти в ладонь шириной. Если бы удалось сделать ее пошире и пролезть в квартиру, что наверху… Послышался глухой удар. Убийцам не терпелось. Они начали взламывать дверь. Он осмотрел дыру в потолке. Нет, об этом даже и думать нечего. Не хватит времени. Они вышибали дверь, покрякивая при каждом ударе. Скоро выскочит замок или петли вылетят из подгнившего дерева. Тогда дверь упадет и двое с пустыми, бесцветными лицами войдут, стряхивая пыль с пиджаков… Но ведь кто-нибудь поможет ему! Он вытащил из кармана крошечный телевизор. Изображение было нечетким, но он не стал ничего менять. Звук шел громко и ясно. Он прислушался к профессионально поставленному голосу Майка Терри. – …ужасная дыра, – сетовал Терри. – Да, друзья, Джим Рэдер попал в ужасную переделку. Вы, конечно, помните, что он скрывался под чужим именем в третьесортном отеле на Бродвее. Казалось, он был в безопасности. Но коридорный узнал его и сообщил банде Томпсона… Дверь трещала под непрерывными ударами. Рэдер слушал, вцепившись в маленький телевизор. – Джиму Рэдеру еле удалось бежать из отеля. Преследуемый по пятам, он вбежал в каменный дом номер сто пятьдесят шесть по Уэст-Энд-авеню. Он хотел уйти по крышам. И это могло бы ему удаться, друзья, да, могло бы! Но дверь на чердак оказалась запертой, Казалось, что Джиму конец… Но тут Рэдер обнаружил, что квартира номер семь не заперта и что в ней никого нет. Он вошел… – Здесь Терри сделал эффектную паузу и воскликнул: – И вот он попался! Попался как мышь в мышеловку! Банда Томпсона взламывает дверь! Она охраняет и пожарную лестницу. Наша телекамера, расположенная в соседнем доме, дает сейчас всю картину крупным планом. Взгляните, друзья! Неужели у Джима Рэдера не осталось никакой надежды? «Неужели никакой надежды?» – повторил про себя Рэдер, обливаясь потом в темной маленькой ванной, слушая настойчивые удары в дверь. – Минуточку! – вскричал вдруг Маш Терри. – Держись, Джим Рэдер! Подержись еще хоть немного. Может, и есть надежда! Только что по специальной линии мне позвонил один из наших зрителей – срочный звонок от доброго самаритянина. Этот человек полагает, что сможет помочь тебе, Джим. Ты слышишь нас, Джим Рэдер? Джим слышал, как дверные петли вылетают из досок. – Давайте, сэр, давайте! – поторапливал Майк Терри. – Как ваше имя? – Ээ… Феликс Бартоломью. – Спокойнее, мистер Бартоломью. Говорите сразу… – Хорошо. Так вот, мистер Рэдер, – начал дрожащий старческий голос. – Мне пришлось в свое время жить в доме сто пятьдесят шесть по Уэст-Энд-авеню, как раз в той самой квартире, где вас заперли. Так вот, там есть окно в ванной. Оно заделано, но оно есть. Рэдер сунул телевизор в карман. Он определил очертания окна и стукнул по нему. Зазвенели осколки стекла, и в ванную ворвался ослепительный дневной свет. Отбив острые зазубрины с рамы, он взглянул вниз. Там, глубоко внизу, был бетонный двор. Дверные петли вылетели. Рэдер услышал, как распахнулась дверь. Он молниеносно перебросил тело через окно, повис на руках и прыгнул. Падение оглушило его. Шатаясь, он еле встал на ноги. В окне ванной появилось лицо. – Везет дураку, – сказал человек, высовываясь и старательно наводя на Рэдера коротенькое курносое дуло револьвера. И в этот момент в ванной взорвалась дымовая бомба. Пуля убийцы просвистела мимо, он с проклятием обернулся. Во дворе тоже взорвались бомбы, и дым окутал Рэдера. Он услышал, как в кармане, где лежал телевизор, неистовствовал голос Майка Терри: – А теперь спасайся! Беги, Джим Рэдер, спасай свою жизнь! Скорей, пока убийцы ослепли от дыма. И спасибо вам, добрая самаритянка Сара Уинтерс, дом 3412 по Эдгар-стрит, за то, что вы пожертвовали эти пять дымовых бомб и наняли человека, бросившего их! Уже спокойнее Терри продолжал: – Сегодня вы спасли жизнь человеку, миссис Уинтерс. Не расскажете ли нашим слушателям, как… Дальше Рэдер не слушал. Он мчался по заполненному дымом двору, мимо веревок с бельем, прочь, на улицу. Потом, съежившись, чтобы казаться меньше ростом, он поплелся, едва волоча ноги, по Шестьдесят третьей улице. От голода и бессонной ночи кружилась голова. – Эй, вы! Рэдер обернулся. Какая-то женщина средних лет, сидевшая на ступеньках дома, сурово смотрела на него. – Вы ведь Рэдер, правильно? Тот самый, кого они пытаются убить? Рэдер повернулся, чтобы уйти. – Заходите сюда, – сказала женщина. Может, это и западня. Но Рэдер знал, что должен полагаться на щедрость и добросердечие простых людей. Ведь он был их представителем, как бы их копией – обыкновенным парнем, попавшим в беду. Без них он бы пропал. «Доверяйте людям, – сказал ему Майк Терри. – Они никогда вас не подведут». Он прошел за женщиной в гостиную. Она велела ему присесть, сама вышла из комнаты и тотчас вернулась с тарелкой тушеного мяса. Женщина стояла и смотрела на него, пока он ел, словно на обезьяну в зоопарке, грызущую земляные орехи. Двое детишек вышли из кухни и стали глазеть на него. Потом трое мужчин в комбинезонах телестудии вышли из спальной и навели на него телекамеру. В гостиной стоял большой телевизор. Торопливо глотая пищу, Рэдер следил за изображением на экране и прислушивался к громкому проникновенно-взволнованному голосу Майка Терри. – Он здесь, друзья, – говорил Терри. – Джим Рэдер здесь, и он впервые прилично поел за последние два дня. Нашим операторам пришлось поработать, чтобы передать это изображение! Спасибо, ребята… Друзья, Джим Рэдер нашел кратковременное убежище у миссис Вельмы О’Делл в доме триста сорок три по Шестьдесят третьей улице. Спасибо вам, добрая самаритянка миссис О’Делл! Просто изумительно, что люди из самых различных слоев принимают так близко к сердцу судьбу Джима Рэдера! – Вы лучше поторопитесь, – сказала миссис О’Делл. – Да, мэм. – Я вовсе не хочу, чтоб у меня на квартире началась эта пальба. – Я кончаю, мэм. Один из детей спросил: – А они вправду собираются убить его? – Заткнись! – бросила миссис О’Делл. – Да, Джим, – причитал Майк Терри, – поторопись, Джим. Твои убийцы уже недалеко. И они совсем не глупы, Джим. Они злобны, испорчены, они изуверы – это так. Но совсем не глупы. Они идут по кровавому следу – кровь капает из твоей рассеченной руки, Джим! Рэдер только сейчас заметил, что, вылезая из окна, он рассек руку. – Давайте я забинтую, – сказала миссис О’Делл. Рэдер встал и позволил ей забинтовать руку. Потом она дала ему коричневую куртку и серую шляпу с полями. – Мужнино, – сказала она. – Он переоделся, друзья! – восторженно кричал Майк Терри. – О, это уже нечто новое! Он переоделся! Ему остается всего семь часов, и тогда он спасен! – А теперь убирайтесь, – сказала миссис О’Делл. – Ухожу, мэм, – сказал Рэдер. – Спасибо. – По-моему, вы дурак, – сказала она. – Глупо было связываться со всем этим. – Да, мэм. – Нестоящее дело. Рэдер поблагодарил ее и вышел. Он зашагал к Бродвею, спустился в подземку, сел в поезд в сторону Пятьдесят девятой, потом в поезд, направляющийся к Восемьдесят девятой. Там он купил газету и пересел в другой поезд. Он взглянул на часы. Оставалось еще шесть с половиной часов. Поезд помчался под Манхэттеном. Рэдер дремал, надвинув шляпу на глаза и спрятав под газетой забинтованную руку. Не узнал ли его кто-нибудь? Ускользнул ли он от банды Томпсона? Или кто-нибудь звонит им как раз в эту минуту? В полудреме он думал, удалось ли ему обмануть смерть. Или же он просто одушевленный, думающий труп и двигается только потому, что смерть нерасторопна? О Господи, до чего же она медлительна! Джим Рэдер давно убит, а все еще бродит по земле и даже отвечает на вопросы в ожидании своего погребения. Вздрогнув, он открыл глаза. Что-то приснилось… что-то неприятное… А что – не мог вспомнить. Снова закрыл глаза и как сквозь сон вспомнил время, когда он еще не знал этой беды. Это было два года назад. Высокий приятный малый работал у шофера грузовика подручным. Никакими талантами он не обладал, да и не мечтал ни о чем. За него это делал маленький шофер грузовика. – А почему бы тебе не попытать счастья в телепередаче, Джим? Будь у меня твоя внешность, я бы попробовал. Они любят выбирать для состязаний таких приятных парней, ничем особенно не выдающихся. Такие всем нравятся. Почему бы тебе не заглянуть к ним? И Джим Рэдер заглянул. Владелец местного телевизионного магазина объяснил ему все подробно: – Видишь ли, Джим, публике уже осточертели все эти тренированные спортсмены с их чудесами реакции и профессиональной храбростью. Кто будет переживать за таких парней? Кто может видеть в них ровню себе? Конечно, всем хочется чего-то будоражащего, но не такого, чтоб это регулярно устраивал какой-то профессионал за пятьдесят тысяч в год. Вот почему профессиональный спорт переживает упадок и так расцвели эти телепрограммы, от которых захватывает дух. – Ясно, – сказал Рэдер. – Шесть лет назад, Джим, конгресс принял закон о добровольном самоубийстве. Эти старики сенаторы наговорили черт знает сколько насчет свободной воли, самоопределения и собственного усмотрения. Только все это чушь. Сказать тебе, что на самом деле означает этот закон? Он означает, что любой, а не только профессионал, может рискнуть жизнью за солидный куш. Раньше, если ты хотел рискнуть за большие деньги, хотел, чтобы тебе законным путем вышибли мозги, ты должен был быть или профессиональным боксером, или футболистом, или хоккеистом. А теперь простым людям вроде тебя, Джим, тоже предоставлена такая возможность. – Ясно, – повторил Рэдер. – Великолепнейшая возможность. Взять, например, тебя. Ты ведь ничем не лучше других. Все, что можешь сделать ты, может сделать и другой. Ты обыкновенный человек. Я думаю, что эти телебоевики как раз для тебя. И Рэдер позволил себе помечтать. Телепостановка, казалось, открывала молодому человеку без особых талантов и подготовки путь к богатству. Он написал письмо в отдел передач «Опасность» и вложил в конверт свою фотографию. «Опасность» им заинтересовалась. Компания Джи-би-си выяснила о нем все подробности и убедилась, что он достаточно зауряден, чтобы удовлетворить самых недоверчивых телезрителей. Они также проверили его происхождение и связи. Наконец его вызвали в Нью-Йорк, где с ним беседовал мистер Мульян. Мульян был чернявым и очень энергичным; разговаривая, он все время жевал резинку. – Вы подойдете, – выпалил он. – Только не для «Опасности». Вы будете выступать в «Авариях». Это дневная получасовка по третьей программе. – Здорово! – сказал Рэдер. – Меня благодарить не за что. Тысяча долларов премии, если победите или займете второе место, и утешительный приз в сотню долларов, если проиграете. Но это не так важно. – Да, сэр. – «Аварии» – это маленькая передача. Джи-би-си использует ее в качестве экзамена. Те, кто займет первое и второе места в «Авариях», будут участвовать в «Критическом положении». А там премии гораздо выше. – Я знаю это, сэр. – Кроме «Критического положения», есть и другие первоклассные боевики ужасов: «Опасность» и «Подводный риск», их телепередачи транслируются по всей стране и сулят огромные премии. А уж там можно пробиться и к настоящему. Успех будет зависеть от вас. – Буду стараться, сэр, – сказал Рэдер. Мульян на мгновение перестал жевать резинку, и в голосе его прозвучало что-то вроде почтения: – Вы можете добиться успеха, Джим. Главное, помните: вы народ, а народ может все. Они распрощались. Через некоторое время Рэдер подписал бумагу, освобождающую Джи-би-си от всякой ответственности на случай, если он во время состязания лишится частей тела, рассудка или жизни. Потом подписал другую бумажку, подтверждающую, что он использует свое право на основании закона о добровольном самоубийстве. Через три недели он дебютировал в «Авариях». Программа была построена по классическому образцу автомобильных гонок. Неопытные водители садились в мощные американские и европейские гоночные машины и мчались по головокружительной двадцатимильной трассе. Рэдер задрожал от страха, когда включил не ту скорость и его огромный «мазерати» рванулся с места. Гонки были кошмаром, полным криков, воплей и запахов горящих автомобильных шин. Рэдер держался сзади, предоставив первым разбиваться всмятку на крутых виражах. Когда шедший перед ним «ягуар» врезался в «альфу-ромео» и обе машины с ревом вылетели на вспаханное поле, он выкарабкался на третье место. Рэдер пытался выйти на второе место на последнем трехмильном перегоне, но не смог – было слишком тесно. Раз он чуть не вылетел на зигзагообразном повороте, но ухитрился снова вывести машину на дорогу, по-прежнему удерживая третье место. На последних пятидесяти ярдах у лидирующей машины полетел коленчатый вал, и Рэдер кончил гонки вторым. Трофеи его исчислялись тысячью долларами. Он получил четыре письма от своих поклонников, а какая-то дама из Ошкоша прислала ему пару кашпо для цветов. Теперь его пригласили участвовать в «Критическом положении». В отличие от других программ в «Критическом положении» прежде всего нужна была личная инициатива. Перед началом боевика Рэдера лишили сознания с помощью безвредного наркотика. Очнулся он в кабине маленького аэроплана – автопилот вывел машину на высоту десять тысяч футов. Бак с горючим был уже почти пуст. Парашюта не было. И вот ему, Джиму Рэдеру, предстояло посадить самолет. Разумеется, раньше он никогда не летал. В отчаянии Рэдер хватался за все рычаги управления, вспоминая, как участник такой же программы на прошлой неделе очнулся в подводной лодке, открыл не тот клапан и затонул. Тысячи зрителей затаив дыхание следили за тем, как обыкновенный парень, такой же, как они, искал выход из этого положения. Джим Рэдер – это они же сами. И все, что мог сделать Джим, могли сделать и они. Он был из народа, он был их представителем. Рэдеру удалось спуститься и произвести что-то вроде посадки. Самолет перевернулся несколько раз, но ремни оказались надежными, а баки с горючим, как ни странно, не взорвались. Джим выбрался из этой заварушки с двумя поломанными ребрами, тремя тысячами долларов и правом участия в передаче «Тореадор», когда ребра его заживут. Наконец-то первоклассный боевик! За «Тореадора» платили десять тысяч долларов. И единственное, что он должен был сделать, – это заколоть шпагой огромного черного быка, как это делают настоящие опытные тореадоры. Состязание проводилось в Мадриде, потому что бой быков все еще находился под запретом в Соединенных Штатах. Передача транслировалась по всей стране. Куадрилья Рэдеру попалась хорошая. Этим людям нравился долговязый медлительный американец. Пикадоры по-настоящему орудовали пиками, желая поубавить пыл у быка. Бандерильеры старались как следует погонять быка, прежде чем колоть его своими бандерильями. А второй матадор, грустный человек из Альгесираса, чуть не сломал быку шею своими обманными движениями. Но когда было сделано и сказано все что нужно, на песке остался Джим Рэдер, неуклюже сжимавший красную мулету в левой руке и шпагу в правой, один на один с окровавленной тысячекилограммовой громадой быка. Кто-то закричал: «Коли его в легкое, хомбре! Не строй из себя героя, коли в легкое!» Но Джим помнил только одно: «Прицелься шпагой и коли позади рогов», – говорил ему технический консультант в Нью-Йорке. Он так и колол, но шпага отскочила, наткнувшись на кость, и бык поддел Рэдера рогами: перебросив его через спину. Он поднялся на ноги, каким-то чудом оставшись без дырки в теле, взял другую шпагу и, закрыв глаза, стал снова колоть позади рогов. И Бог, который хранит детей и дураков, видно, пекся о нем, потому что шпага вошла в тело быка, как иголка в масло. Бык, взглянув на него испуганно и недоверчиво, обмяк и рухнул. На сей раз заплатили десять тысяч долларов, а сломанная ключица зажила в совершенно пустячный срок. Рэдер получил двадцать три письма от своих поклонников, и среди них был страстный призыв какой-то девушки из Атлантик-Сити, которым он пренебрег. Кроме того, ему предложили принять участие в новой передаче. Теперь Рэдер не был таким простаком. Он отлично сознавал, что чуть не поплатился жизнью за весьма умеренную сумму карманных денег. Большой куш был впереди, и если уж стараться, то лишь ради него. Так Рэдер появился в «Подводном риске», который оплачивала фирма «Мыло красотки». В акваланге, с ластами и балластным поясом, вооруженный ножом, он вместе с четырьмя другими участниками состязания нырнул в теплые воды Карибского моря. Туда же опустили защищенных решеткой телекамеру и операторов. Состязавшиеся должны были разыскать и вытащить из воды сокровище, спрятанное там представителями фирмы, которая оплачивала программу. Само по себе подводное плавание не было особенно опасным. Но организаторы состязаний постарались для привлечения публики оживить его различными пикантными деталями. Местность была нашпигована гигантскими спрутами, муренами, акулами разных видов, ядовитыми кораллами и другими ужасами морских глубин. Зрелище получилось захватывающее. Один из участников состязания сумел добраться до сокровища, лежавшего в глубокой расщелине, но тут мурена добралась до него самого. Другой ухватился за сокровище в тот самый момент, когда за него ухватилась акула. Сине-зеленые воды морских глубин окрасились кровью – по цветному телевидению это было хорошо видно. Сокровище ускользнуло на дно, и тут за ним нырнул Рэдер. От большого давления у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Он подобрал бесценный груз, отцепил свой балластный пояс, чтобы всплыть. В тридцати футах от поверхности ему пришлось бороться за сокровище с другим участником состязания. (окончание следует) Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 21 ноября 2013 Роберт Шекли Премия за риск (окончание) Маневрируя под водой, они размахивали ножами. Противник рассек Рэдеру грудь. Но Рэдер с самообладанием бывалого борца отбросил нож и вырвал у противника трубку, по которой поступал воздух. На этом все кончилось. Рэдер всплыл на поверхность и передал на стоявшую поблизости лодку спасенное сокровище. Им оказалась партия мыла «Величайшее из сокровищ», изготовленное фирмой «Мыло красотки». Он получил двадцать две тысячи долларов наличными и триста восемь писем от поклонников, в числе которых было одно заслуживающее внимания предложение девушки из Макона. Он серьезно задумался над этим. Рэдера положили в больницу, где ему бесплатно лечили рассеченную грудь и барабанные перепонки, а также делали прививки против коралловой инфекции. И вот новое приглашение в крупнейший боевик «Премия за риск». Тут-то и начались настоящие неприятности… Внезапная остановка поезда вывела его из задумчивости. Рэдер сдвинул шляпу и увидел, что мужчина напротив поглядывает на него и что-то шепчет толстой соседке. Неужели его узнали? Как только двери раскрылись, он вышел и взглянул на часы. Оставалось еще пять часов. На станции Манхассет он сел в такси и попросил отвезти его в Нью-Сэлем. – В Нью-Сэлем? – переспросил шофер, разглядывая его в зеркальце над ветровым стеклом. – Точно. Шофер включил свою рацию: «Плата до Нью-Сэлема. Да, правильно, Нью-Сэлема. Нью-Сэлема». Они тронулись. Рэдер нахмурился, размышляя, не было ли это сигналом. Конечно, ничего необычного, таксисты всегда сообщают о поездке своему диспетчеру. И все же в голосе шофера было что-то… – Высадите меня здесь, – сказал Рэдер. Заплатив, он отправился пешком вдоль узкой проселочной дороги, петлявшей по жидкому лесу. Деревья тут были слишком редкие и низкорослые для того, чтобы укрыть его. Рэдер продолжал шагать в поисках убежища. Сзади послышался грохот тяжелого грузовика. Рэдер все шагал, низко надвинув шляпу на глаза. Однако, когда грузовик подошел ближе, он вдруг услышал голос из телеприемника, спрятанного в кармане: «Берегись!» Он кинулся в канаву. Грузовик, накренившись, промчался рядом, едва не задев его, и со скрежетом затормозил. Шофер кричал: – Вот он! Стреляй, Гарри, стреляй! Рэдер бросился в лес, пули сшибали листья с деревьев над его головой. – Это случилось снова! – заговорил Майк Терри, его голос звенел от возбуждения. – Боюсь, что Джим Рэдер позволил себе успокоиться, поддавшись ложному чувству безопасности. Ты не должен делать этого, Джим! Ведь на карту поставлена твоя жизнь! За тобой гонятся убийцы! Будь осторожен, Джим, осталось еще четыре с половиной часа! Шофер сказал: – Гарри, Клод, а ну быстро на грузовик! Теперь он попался. – Ты попался, Джим Рэдер! – воскликнул Майк Терри. – Но они еще не схватили тебя! И можешь благодарить добрую самаритянку Сьюзи Петере, проживающую в доме двенадцать по Элм-стрит, в Саут Орандже, штат Нью-Джерси, за то, что она предупредила тебя, когда грузовик приближался! Через минуту мы покажем вам крошку Сьюзи… Взгляните, друзья, вертолет нашей студии прибыл на место действия. Теперь вы можете видеть, как бежит Джим Рэдер и как убийцы окружают его… Пробежав сотню ярдов по лесу, Рэдер очутился на бетонированной автостраде. Позади остался редкий перелесок. Один из бандитов бежал оттуда прямо к нему. Грузовик, въехав на автостраду, тоже мчался к нему. И вдруг с противоположной стороны выскочила легковая машина. Рэдер выбежал на шоссе, отчаянно размахивая руками. Машина остановилась. – Скорей! – крикнула молодая блондинка, сидевшая за рулем. Рэдер юркнул в машину. Девушка круто развернула ее. Пуля шлепнулась в ветровое стекло. Девушка изо всех сил жала на акселератор, они чуть не сшибли бандита, стоящего у них на пути. Машина успела проскочить, прежде чем грузовик подъехал на расстояние выстрела. Рэдер, откинувшись на сиденье, плотно сомкнул веки. Девушка сосредоточила все внимание на езде, поглядывая время от времени в зеркальце на грузовик. – Это случилось опять! – кричал Майк Терри в экстазе. – Джим Рэдер снова вырван из когтей смерти благодаря помощи доброй самаритянки Дженис Морроу, проживающей в доме четыреста тридцать три по Лексингтон-авеню, Нью-Йорк. Вы видели когда-нибудь что-либо подобное, друзья? Мисс Морроу промчалась под градом пуль и вырвала Джима Рэдера из рук смерти! Позднее мы проинтервьюируем мисс Морроу и расспросим о ее ощущениях. А сейчас, пока Джим мчится прочь, – может быть, навстречу спасению, а может, навстречу новой опасности – прослушайте кратенькое объявление организаторов передачи, Не отходите от телевизоров! Джиму осталось четыре часа десять минут, и тогда он в безопасности. Но… Всякое может случиться. – О’кей, – сказала девушка, – теперь нас отключили. Черт возьми, Рэдер, что с вами творится? – А? – спросил Рэдер. Девушке было немногим больше двадцати. Она казалась хорошенькой и неприступной. Рэдер заметил, что у нее приятное лицо, аккуратная фигурка. Еще он заметил, что она злится. – Мисс, – сказал он. – Не знаю, как и благодарить вас. – Поговорим начистоту, – сказала Дженис Морроу. – Я вообще не добрая самаритянка. Я на службе у Джи-би-си. – Так это они решили меня спасти! – Какая сообразительность! – сказала она. – А почему? – Видите ли, Рэдер, это дорогая программа. И мы должны дать хорошее представление. Если число слушателей уменьшится, то мы окажемся на улице. А вы нам не помогаете. – Как? Почему? – Да потому, что вы просто ужасны, – сказала девушка с раздражением, – вы не оправдали наших надежд и никуда не годитесь. Что вам, жизнь надоела? Неужели вы ничему не научились? – Я стараюсь изо всех сил. – Да люди Томпсона могли бы вас прихлопнуть десять раз. Просто мы сказали им, чтоб они полегче, не торопились. Ведь это все равно, что стрелять в глиняную шестифутовую птичку. Люди Томпсона идут нам навстречу, но сколько они могут притворяться? Если бы я сейчас не подъехала, им бы пришлось убить вас, хотя время передачи еще не истекло. Рэдер смотрел на нее, не понимая, как может хорошенькая девушка говорить такое. Она взглянула на него, потом быстро перевела взгляд на дорогу. – И не смотрите на меня так! – сказала она. – Вы сами решили рисковать жизнью за деньги, герой. И за большие деньги. Вы знали, сколько вам заплатят. Поэтому не стройте из себя бедняжку бакалейщика, за которым гонятся злые хулиганы. – Знаю, – сказал Рэдер. – Так вот, если вы не сможете выпутаться, то постарайтесь хоть умереть как следует. – Нет, не правда, вы не это хотели сказать, – заговорил Рэдер. – Вы так уверены? До конца передачи осталось еще три часа сорок минут. Если сможете выжить, отлично. Тогда ваша взяла. А если нет, то заставьте их хоть побегать за эти деньги. Рэдер кивнул, не отрывая от нее взгляда. – Через несколько секунд мы снова будем в эфире. Я разыграю поломку автомобиля и выпущу вас. Банды Томпсона пока не видно. Они убьют вас теперь, как только им это удастся. Ясно? – Да, – сказал Рэдер. – Если я уцелею, смогу я когда-нибудь вас увидеть? Она сердито прикусила губу. – Вы что, одурачить меня хотите? – Нет, просто хочу вас снова увидеть. Можно? Она с любопытством взглянула на него: – Не знаю. Оставьте это. Мы почти приехали. Думаю, вам лучше держаться леса. Готовы? – Да. Где я смогу найти вас? Я хочу сказать – потом, после этого… – О Рэдер, вы совсем не слушаете. Бегите по лесу, пока не найдете овражек. Он небольшой, но там хоть укрыться можно. – Как мне найти вас? – снова спросил Рэдер. – Найдете по телефонной книге Манхэттена, – она остановила машину. – О’кей, Рэдер, бегите. Он открыл дверцу. – Подождите, – она наклонилась и поцеловала его. – Желаю вам успеха, болван. Позвоните, если выпутаетесь. Он выскочил и бросился в лес. Он бежал между берез и сосен, мимо уединенного домика, где из большого окна на него глазело множество лиц. Кто-то из обитателей этого домика, должно быть, и позвал бандитов, потому что они были совсем близко, когда он добрался до вымытого дождями небольшого овражка. «Эти степенные, уважающие себя граждане не хотят, чтобы я спасся, – с грустью подумал Рэдер. – Они хотят посмотреть, как меня убьют». А может, они хотят посмотреть, как он будет на волосок от смерти и все же избежит ее? Он спустился в овражек, зарылся в густые заросли и замер. Бандиты Томпсона показались по обе стороны оврага. Они медленно шли вдоль него, внимательно вглядываясь. Рэдер сдерживал дыхание. Послышался выстрел. Это один из бандитов подстрелил белку. Поверещав немного, она смолкла. Рэдер услышал над головой гул вертолета телестудии. Наведены ли на него телекамеры? Вполне возможно. Если какой-нибудь добрый самаритянин поможет ему… Глядя в небо, в сторону вертолета, Рэдер придал лицу подобающее благочестивое выражение и сложил руки. Он молился про себя, потому что публике не нравилось, когда выставляли напоказ свою религиозность, Но губы его шевелились. Он шептал настоящую молитву. Ведь однажды глухонемой, смотревший передачу, разоблачил беглеца, который вместо молитвы шептал таблицу умножения. А такие штучки не сходят с рук! Рэдер закончил молитву. Взглянув на часы, он убедился, что осталось еще почти два часа. Он не хотел умирать! Сколько бы ни заплатили, умирать не стоило! Он просто с ума сошел, был совершенно не в своем уме, когда согласился на это… Но Рэдер знал, что это не правда. Он был в здравом уме и твердой памяти. Всего неделю назад он стоял на эстраде в студии «Премии за риск», мигая в свете прожекторов, а Майк Терри тряс ему руку. – Итак, мистер Рэдер, – сказал Терри серьезно, – вы поняли правила игры, которую собираетесь начать? Рэдер кивнул. – Если вы примете их, то всю неделю будете человеком, за которым охотятся. За вами будут гнаться убийцы, Джим. Опытные убийцы, которых закон преследовал за преступления, но им дарована свобода для совершения этого единственного вполне законного убийства, и они будут стараться, Джим. Вы понимаете? – Понимаю, – сказал Рэдер. Он понимал также, что выиграет двести тысяч долларов, если сумеет продержаться в живых эту неделю. – Я снова спрашиваю вас, Джим Рэдер. Мы никого не заставляем играть, ставя на карту свою жизнь. – Я хочу сыграть, – сказал Рэдер. Майк Терри повернулся к зрителям. – Леди и джентльмены, – сказал он. – У меня есть результаты исчерпывающего психологического исследования, сделанного по нашей просьбе незаинтересованной фирмой. Всякий, кто пожелает, может получить копию этого заключения, выслав двадцать пять центов на покрытие почтовых расходов. Исследование показало, что Джим Рэдер вполне нормальный, психически уравновешенный человек, полностью отвечающий за свои поступки. – Он повернулся к Рэдеру. – Вы все еще хотите принять участие в состязании, Джим? – Да, хочу. – Отлично! – закричал Майк Терри. – Итак, Джим Рэдер, познакомьтесь с теми, кто будет стараться убить вас! Под свист и улюлюканье зрителей на сцену стала выходить банда Томпсона. – Взгляните на них, друзья, – произнес Майк Терри с нескрываемым презрением. – Только поглядите на них. Это человеконенавистники, коварные, злобные и абсолютно безнравственные. Для этих людей не существует других законов, кроме уродливых законов преступного мира, не существует других понятий чести, кроме тех, что необходимы трусливому наемному убийце. Публика волновалась. – Что вы можете сказать, Клод Томпсон? – спросил Терри. Клод, выступавший от лица банды, подошел к микрофону. Он был худой, гладко выбритый и старомодно одетый человек. – Я так думаю, – сказал он хрипло. – Я так думаю, мы не хуже других. Ну, вроде как солдаты на войне, они-то убивают. А возьми эти всякие там взятки или подкуп в правительстве или профсоюзах. Да все берут кто во что горазд. Больше ничего Томпсон не мог сказать. Но как быстро и решительно Майк Терри опроверг доводы убийцы! Он разбил его в пух и прах! Вопросы Терри били точно в цель – прямо в жалкую душонку Томпсона. К концу интервью Клод Томпсон основательно вспотел и, вытирая лицо шелковым платком, бросал быстрые взгляды на своих сообщников. Майк Терри положил руку на плечо Рэдеру: – Вот человек, который согласился стать вашей жертвой, если только вы сможете поймать его. – Поймаем, – сказал Томпсон, к которому сразу же вернулась уверенность. – Не будьте так самонадеянны, – сказал Терри. – Джим Рэдер дрался с дикими быками – теперь он выступает против шакалов. Он средний человек. Он из народа… Он – сам народ. Народ, который прикончит вас и вам подобных. – Все равно ухлопаем, – сказал Томпсон. – И еще, – продолжал Терри спокойно и проникновенно. – Джим Рэдер не одинок. Простые люди Америки на его стороне. Добрые самаритяне во всех уголках нашей необъятной страны готовы прийти ему на помощь. Безоружный и беззащитный Джим Рэдер может рассчитывать на добросердечие. Он – их представитель! Так что не будьте слишком-то уверены в себе, Клод Томпсон! Обыкновенные люди, простые люди выступают за Джима Рэдера, а их ведь очень много, простых людей! Рэдер размышлял об этом, лежа неподвижно в густых зарослях на дне овражка. Да, люди помогали ему. Но они помогали и его убийцам. Джим содрогнулся; он сам сделал выбор и только сам за все ответствен. Это подтверждено психологическим исследованием. И все-таки в какой мере были ответственны психологи, которые его обследовали? А Майк Терри, посуливший такую кучу денег бедному человеку? Общество сплело петлю и набросило ее на него, а он, с петлей на шее, называл это свободным волеизъявлением. Кто же в этом виноват? – Ага! – послышался чей-то возглас. Рэдер поднял взгляд и увидел над собой упитанного плотного мужчину. На нем была пестрая куртка из твида. На шее висел бинокль, а в руках он держал трость. – Мистер, пожалуйста, не говорите… – Эй! – заорал толстяк, указывая на него тростью. – Вот он! «Сумасшедший, – подумал Рэдер. – Проклятый дурак, наверное, думает, что они тут играют в прятки!» – Сюда, сюда! – визжал мужчина. Рэдер, ругаясь, вскочил на ноги и бросился прочь. Выбежав из овражка, он увидел в отдалении белое здание. К нему он и кинулся. Сзади кричал толстяк: – Вон туда, туда! Да глядите же, болваны, вы не видите его, что ли? Бандиты снова открыли стрельбу. Рэдер бежал, спотыкаясь о кочки. Он поравнялся с игравшими детьми. – Вот он! – завизжали дети. – Вот он! Рэдер застонал и бросился дальше. Добравшись до ступенек белого здания, он обнаружил, что это церковь. В этот момент пуля ударила ему в ногу, возле колена. Он упал и пополз в здание церкви. Телеприемник у него в кармане говорил: – Что за финиш, друзья мои, что за финиш! Рэдер ранен! Он ранен, друзья мои, он ползет, он страдает от боли, но он не сдался! Нет, не таков Джим Рэдер! Рэдер лежал в приделе, около алтаря. Он слышал, как детский голосок сказал захлебываясь: «Он вошел туда, мистер Томпсон. Скорее, вы еще можете схватить его». «Разве церковь не является убежищем, святыней?» – подумал Рэдер. Дверь распахнулась настежь, и он понял, что никаких обычаев больше не существует. Собравшись с силами, Рэдер пополз за алтарь, потом дальше к заднему выходу. Он оказался на старом кладбище. Он полз среди крестов, среди мраморных и гранитных намогильных плит, среди каменных надгробий и грубых деревянных дощечек. Пуля стукнула в надгробие над его головой. Рэдер добрался до вырытой могилы и сполз в нее. Он лежал на спине, глядя в небесную синеву. Вдруг черная фигура нависла над ним, заслонив небо. Звякнул металл. Фигура целилась в него. Рэдер навсегда распрощался с надеждой. – Стоп, Томпсон! – голос Майка Терри ревел, усиленный передатчиком. Револьвер дрогнул. – Сейчас одна секунда шестого! Неделя истекла! Джим Рэдер победил! Из студии донесся нестройный приветственный крик публики. Банда Томпсона угрюмо окружила могилу. – Он победил, друзья, он победил! – надрывался Майк Терри. – Смотрите, смотрите на экраны! Прибыли полицейские, они увозят бандитов Томпсона прочь от их жертвы – жертвы, которую они так и не смогли убить. И все это благодаря вам, добрые самаритяне Америки. Взгляните, друзья мои, бережные руки вынимают Джима Рэдера из могилы, которая была его последним прибежищем. Добрая самаритянка Дженис Морроу тоже здесь. Как знать, может, это начало романа? Джим, кажется, в обмороке, друзья, они дают ему возбуждающее. Он выиграл двести тысяч долларов! А теперь несколько слов скажет сам Джим Рэдер! Последовала короткая пауза. – Странно. – сказал Майк Терри. – Друзья, боюсь, все, что будет в человеческих силах. И все это за наш счет. – Майк Терри бросил взгляд на студийные часы. – А теперь время кончать, друзья. Следите за объявлениями о нашей новой грандиозной программе ужасов. И не расстраивайтесь. Я уверен, что вскоре мы снова увидим Джима Рэдера среди нас. Майк Терри улыбнулся и подмигнул зрителям. – Он просто обязан выздороветь. Ведь мы все ставим на него! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 27 ноября 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 27 ноября - День Чёрной кошки Н. Крайнер Сказка про черного кота Когда-то давным-давно, в некой красивой южной местности жил-был волшебник. Или, может быть, художник. Жители красивой южной местности так и не смогли решить. Примерно половина из них считала этого импозантного мужчину постоянно средних лет плохим художником, вторая же половина полагала, что он очень хороший волшебник. Дело в том, что этот мужчина, живший в большом доме на одном из многочисленных живописных холмов, очень любил рисовать. Сначала он рисовал портреты, но люди заметили, что как только он кого-нибудь нарисует, так с этим кем-нибудь что-то непременно случается. Что-нибудь одно из двух. Либо человек умирает быстро и нелепо, либо, наоборот, женится (или замуж выходит) и живет долго и счастливо. Сначала никто не заметил связи, но после 4 свадеб и одних похорон люди насторожились и стали художника избегать, на всякий случай. Он повздыхал недолго и переключился на пейзажи. С тех пор в той местности то камнепады с извержениями вулкана, то сухие деревья цветут огромными синими цветами, а иногда даже плодоносить пытаются. Причем, такими диковинными фруктами, что их никто во всем мире никогда не видел, и даже в энциклопедиях с картинками таких нет. Впрочем, сказка у нас не про этого волшебника-художника, а про кота. Кот, как можно догадаться, жил у волшебника в доме, жил он очень давно, впрочем, стареть и дряхлеть не собирался, был молод душой, черен, как ночь накануне дня всех святых, и каждую весну становился причиной появления множества таких же черных котят. Во все остальные времена года кот путешествовал по многочисленным комнатам дома, смотрел на огонь в камине и три раза в день приходил на кухню, чтобы получить свою порцию сметаны и рыбы. Черный кот имел также обыкновение подолгу размышлять о жизни, о своей жизни, в частности. Он был, разумеется, доволен всем происходящим вокруг и никогда не жаловался на скуку, кошкам не бывает скучно, это все знают, однако, иногда ему казалось, что есть некое призвание или, быть может, цель, которая все еще остается в списке невыполненного и неосуществленного. И черный кот пытался рассмотреть эту цель то в огне камина, то в глазах своего хозяина, когда тот по вечерам сидел в мягком кресле и читал какие-то древние и очень пыльные фолианты. И однажды коту показалось, что он должен пойти и посмотреть, что находится за тем темным лесом, который начинается прямо за домом. Кот не стал размышлять о том, правильно ли он растолковал узор на горящем полене, он просто вышел из дома и пошел в темный лес. Хозяина он не предупредил, хозяин прекрасно знал, что его кот - существо вполне самостоятельное, может быть, даже более самостоятельное, чем он сам. И поэтому никогда не волновался. Черный кот не очень любил темные леса, да и светлые, в общем-то тоже. В лесах было слишком много шорохов, странных зверей и деревьев. Кот считал, что одного, любимого дерева, на которое можно залезть, если возникнет такое желание, вполне достаточно. А если деревьев много, то неизбежно возникнет проблема выбора. Проблем черный кот не любил, а в возможность выбора не верил. Поэтому лес его немного нервировал. Однако он старался не обращать ни на что внимания и просто шел вперед, иногда лакомясь мелкой лесной живностью. Черный кот всегда следил за тем, чтобы быть в форме, поэтому поймать какую-нить мелкую тварь из тех, что так любят бегать по темным лесам, он мог совершенно без проблем. Главное, не рассматривать добычу перед съедением. Иначе можно сильно испугаться. Темные леса они ведь не просто так темные. Черный кот шел по лесу целый месяц и, несмотря на все свое спокойствие, начинал потихоньку звереть от бесконечных сосен, белок, леших и оборотней. Оборотни, ко всему прочему, имели нехорошую привычку выть в те моменты, когда черный кот смотрел на луну и пытался сочинять стихи. К тому же, коту казалось, что такой лес мало соответствует той южной местности, в которой находится. А значит, это все непроста. С другой стороны, может, такой неправильный лес - как раз то, что нужно для выполнения цели всей жизни. Но вот лес, наконец закончился, и черный кот вышел на Очень Зловещую Поляну. На поляне сидели какие-то Очень Зловещие Люди и смотрели на кота. -Здравствуйте, - сказал кот. Он был очень хорошо воспитан. -Здравствуй, - сказал Зловещий человек. - Ты ведь за смертью своей сюда пришел, не правда ли? -Это почему еще? - удивился кот. -Ну как же, последнее путешествие, это ведь очень распространенный символ, - ответил Зловещий человек. - А в конце последнего путешествия всегда бывает смерть. Я вот "Мертвеца" вчера посмотрел, я знаю. Ты стремишься к небытию. -Глупости какие, - ответил кот. - Неужели вы считаете, что я, кот, живущий в доме у самой судьбы, не смогу с ней договориться, а? И что пойду за смертью непонятно куда? Зловещие Люди обескуражено молчали. -А зачем же ты тогда пришел? - спросил наконец один из них. -Так просто, прогуляться, - сказал кот. - Я думал, может в кои-то веки в конце путешествия мне не станут предлагать умереть. Зря, наверное, думал. Кот отвернулся от Зловещих людей, огорченно махнул лапой и темный лес немедленно испарился. А кот пошел к дому, думая о том, что за последние несколько тысяч лет в этом мире ничего не изменилось. И что это, быть может, хорошо, потому что дома его ждала любимая миска со сметаной и возможность пожить в свое удовольствие еще несколько тысяч лет. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 29 ноября 2013 Сирус Гранер Сказка о четырёх больших троллях и маленьком Вилле-пастухе Это было давным-давно, в те времена, когда троллей в тёмных горах и дремучих лесах водилось видимо-невидимо. В каждой горной расселине, в каждой норе под извивающимися, словно змеи, корнями можно было найти тролля. Одни жили в одиночку, у других были жёны и дети. Водились тролли большие и тролли маленькие. Тролли-великаны, ясное дело, считали себя самыми главными. А наиглавнейшими среди них слыли четверо старых троллей: Бул-Бул-Булсери-Бул, который жил на севере, Друл-Друл-Друлсери-Друл — он поселился на востоке, Клампе-Лампе из южных краёв и Трампе-Рампе, бродивший повсюду, хоть у него и было логово на западе. Жили они за много миль друг от друга, но по меркам троллей — не так уж и далеко. У большого тролля что ни шаг — пара миль, так что они могли за полдня добраться друг к дружке в гости. Однако встречались они нечасто, потому что не больно-то ладили. Каждый считал себя самым главным и косо посматривал на всех прочих, не упуская случая ущипнуть соседа. Клампе-Лампе вырыл себе большую землянку под семью высокими соснами. Бул-Бул-Булсери-Бул обосновался в горе Буннер. Он там славно устроился: у него было всё, что только можно пожелать. Прямо напротив входа в пещеру лежало озеро, вполне достаточное, чтобы искупаться или порыбачить. Бул очень им гордился, ведь озеро было его рук дело. Как-то раз обвязал он верёвкой большущий кусок земли, запряг своих волов, те потянули и вырвали его. Потом он договорился с Белобородым дедом со Снежной горы, что тот круглый год будет наполнять озеро водой — чистой, как хрусталь, и прохладной, как утренний ветер на Высокой горе. Друл тоже жил не тужил. Он устроил себе логово под Горбатой горой — лучше жилья и не сыскать! Там было полным-полно глубоких пещер, а на вершине лежал огромный валун, с которого видны были бескрайние еловые леса на мили вокруг. Клампе-Лампе вырыл себе большую землянку под семью высокими соснами. И было у него там так тепло и уютно, что он обычно сидел сиднем дома и следил за очагом, огонь в котором горел, не затухая, уже тысячу лет. Трампе-Рампе, наоборот, редко сидел на месте. Он носился по горам и долинам и неожиданно появлялся там, где его меньше всего ждали. Вот только услышишь издалека его громогласную песню — глядь! — а он уже промчался мимо: «Э-ге-гей!» Маленьких троллей было в ту пору так много, что всех и не перечесть. Но Вилла-Пастуха всё же назвать нужно. Пусть он и едва доставал до пояса троллю-великану, но зато был мал, да удал. Он служил четырём старым троллям: управлялся с волами Була, пас козлов Друла, ловил непослушных баранов Клампе и объезжал быстроногих коней Трампе, а такое не всякому по плечу. Впрочем, богатства он за своё усердие не нажил. Однако Вилле не больно тужил, что ходит в батраках: он никогда не унывал — ни в дождь, ни в зной. А вдобавок умел он дудеть в берестяной рожок и играть на тростниковой дудочке, да так звонко, что эхо разносилось над лесами и болотами. И ещё жила-была старая троллиха, мудрее которой не было на всём белом свете. Тролли, прежде чем браться за какое дело, особенно если не знали, как к нему подступиться, всегда приходили к ней за советом. Звали её Угель-Гугель, и жила она в старой избушке в глухой лесной чаще. Как уже говорилось, большие тролли не больно-то ладили друг с другом и рады-радёшеньки были сыграть с собратом недобрую шутку. Тот, кому удавалось взять верх, расхаживал, посмеиваясь, и радовался: вот он какой хитрый и ловкий! Да только вскоре сам попадал впросак. И тогда уже бродил мрачнее тучи и шипел, как девятнадцать северных ветров. Впрочем, какое-то время четверо троллей жили в мире и согласии — до той поры, как одно известие не перессорило их пуще прежнего. Разнёсся слух, что старый добрый король с Семимильной горы, повелитель всех в мире троллей и гномов, спустился в Тёмную пещеру в Чёрной горе и дверь за ним навсегда закрылась. Больше они его никогда не увидят, не пожмут ему руку, не услышат его прекрасных мудрых речей. Он царствовал три тысячи лет, и тролли почитали его, как никого другого. Предстояло выбрать нового правителя, и многие были не прочь занять место старика. Стать повелителем больших и малых троллей, а также гномов и эльфов, жить в Семимильной горе, где семьсот роскошных залов, владеть волшебными златорогими быками, среброрунными овцами, златогривыми жеребцами и всеми прочими богатствами — разве это не завидный удел? Четыре старых тролля дни и ночи напролёт мечтали о том, как бы занять королевский трон. Бул был уверен, что прекрасно подходит на это место. Друл считал, что столь высокое положение годится ему больше, чем кому-либо, а Клампе-Лампе не сомневался, что лучшего правителя, чем он, не сыскать во всём королевстве, хоть пятьсот раз его обойди! Трампе-Рампе, в свою очередь, готов был дать свой огромный нос, которым он так гордился, на отсечение, что всенепременно станет королем. А по сему тролли, случись им теперь встретиться, делали вид, будто не замечают друг дружки. Они ходили злющие-презлющие и готовы были стереть соперника в порошок, попадись тот им в лапы. Каждый считал, что не будь всяких выскочек — дело бы сладилось просто и ясно. И чем ближе был день избрания нового короля, тем пуще они злились и тем усерднее ломали головы, гадая, как бы заполучить трон в Семимильной горе. Но когда настал знаменательный день, тролли не смогли решить, кого же им избрать. Они разбрелись по домам и думали ещё семь дней. Однако и это не помогло. Они гадали и рядили и так и этак ещё неделю, но ничего не надумали. Что ж, делать нечего: придётся им идти за советом к Угель-Гугель, мудрее которой нет никого на свете. Бул, прознав об этом, захотел подольститься к старухе и решил навестить её. Взял он посох и отправился в путь в самую лесную чащу. Он осторожно пробирался вперёд и поминутно оглядывался по сторонам: как бы кто не проведал, что он задумал. И вот добрался он до места, постучал, и Угель-Гугель сама открыла ему дверь. — Какой важный гость ко мне пожаловал! — сказала она. — Вот проходил мимо и решил посмотреть, как тебе живётся одной-одинёшенькой, — соврал Бул. Они повели беседу о том и о сём, и в конце концов тролль завел речь о королевской короне. — Помоги мне в этом дельце, ведь ты самая мудрая на свете, а я тебе отплачу — обещаю, что получишь лучшую золоторогую корову с Семимильной горы, или не быть мне Бул-Бул-Булсери-Булом. Только он это произнёс, как раздался стук в дверь. — Матушка Угель-Гугель, — всполошился Бул, — спрячь меня, чтобы никто не узнал, что я к тебе приходил! Троллиха спрятала его на чердаке, а потом пошла открывать. Это явился Друл. Ему в голову пришла та же мысль, что и Булу. — Какой важный гость ко мне пожаловал! — сказала старуха. — Да вот шёл мимо, — отвечал Друл, — и дай, думаю, проведаю почтенную троллиху. И он завел разговор о том и о сём, о новом и старом, исподволь приближаясь к тому, зачем пришёл. — Коли поможешь мне занять трон, — посулил он, — то получишь лучшую золоторогую корову с Семимильной горы. Обещаю, или не быть мне Друл-Друл-Друлсери-Друлом. Но и Друлу не повезло: не успела старуха ответить, как снова послышался стук в дверь. Кого ещё принесла нелегкая? Друл потерял голову от страха и взмолился, чтобы старуха его где-нибудь спрятала. Угель-Гугель открыла подпол, и тролль там укрылся. А она пошла открывать дверь. На пороге стоял Клампе-Лампе, он тоже был не прочь сговориться со старой троллихой. Ясное дело, он считал, что один до этого додумался, и страшно гордился своей смекалкой. — Какой важный гость ко мне пожаловал! — сказала старуха. — Славная погодка нынче выдалась! — отвечал Клампе-Лампе. — Ну я и пошёл прогуляться, а как оказался у твоей избушки, решил: надо бы заглянуть да посмотреть, как поживает почтенная троллиха. Он говорил о том и о сём, о всякой всячине, и под конец завел речь о своей просьбе, как прежде другие тролли. — Коли поможешь мне занять трон в Семимильной горе, получишь самую большую и удойную золоторогую корову, — пообещал он. Однако и Клампе-Лампе не удалось узнать, что думает старуха по этому поводу, потому что дверь снова задрожала от сильных ударов. — Ой-ой! Спрячь меня, умоляю! — завопил Клампе-Лампе. — Спрячь поскорее, чтобы никто меня здесь не увидел! Старуха посадила его на лопату и сунула в печь, а потом с грохотом закрыла заслонку. — Не удивлюсь, если это Трампе-Рампе, — пробормотала Угель-Гугель. — Ему, поди, тоже захотелось навестить меня. Это и в самом деле был Трампе-Рампе. — Какой важный гость ко мне пожаловал! — сказала старуха. — Ага, — кивнул Трампе-Рампе, — вот гулял в ваших краях, да притомился немного, захотелось отдохнуть, прежде чем снова в путь пускаться. Но уж раз я тут оказался, пожалуй, стоит поговорить об одном важном дельце. Хочу получить твой бесценный совет, ведь ты мудрее всех на свете. А Булсери-Бул, Друлсери-Друл и Клампе-Лампе сидели и слушали, как Трампе-Рампе стелется перед старухой мелким бесом и обещает ей с три короба. Неужто она подскажет ему, как добиться королевской власти? Но и Трампе-Рампе не получил совета, потому что в это время снаружи послышались взволнованные голоса, опять кто-то забарабанил в дверь избушки. Это явились посланцы троллей, которым поручили посоветоваться со старой троллихой. Когда гости вошли, Трампе — Рампе и след простыл. Угель-Гугель спрятала его в сарае на заднем дворе: пусть посидит там, покуда путь освободится. Посланцы изложили свою просьбу. — Тебе ведь известно — сказали они, — что нашего доброго старого короля больше нет. Нам нужен новый, чтобы правил большими и маленькими троллями, гномами и эльфами. Почётное место в Семимильной горе ждёт нового короля. Но мы никак не можем решить, кого выбрать. И вот просим тебя дать нам совет: кому быть королём троллей и хозяином Семимильной горы? Угель-Гугель, колдунья из Дремучего леса, самая умная на свете, не торопилась с ответом. Она уселась в тёмном углу, раскрыла свою учёную книгу, надела на нос очки и принялась бубнить странные слова. Никто не смел её отвлекать, час за часом текли в почтительной тишине, нарушаемой лишь монотонным бормотанием колдуньи. Наконец, она встала. Все с нетерпением ждали, что же она скажет? Посланцы в избушке, Бул на чердаке, Друл в подвале, Клампе-Лампе в печи и Трампе-Рампе в сарае — все навострили уши, чтобы не пропустить ни словечка. — Вот что скажет вам Угель-Гугель, — начала троллиха. — Это я прочла в мудрой книге. Я знаю то, что знаю, но это — моя тайна. Помыслы многих устремлены к трону в Семимильной горе, и многим бы хотелось править в королевстве троллей. Один наверху и один внизу, один внутри и один снаружи. Есть и ещё — большие и маленькие, тролли и гномы. Но то, что я знаю, — это пока моя тайна. Скажу лишь, что королём и хозяином Семимильной горы, правителем всех троллей, гномов и эльфов, станет тот, кто способен одолеть любую беду. Кто он — откроется через семь дней. Тогда трон в Семимильной горе займёт тот, кому предопределено судьбой править всеми троллями. Этим пророчеством пришлось довольствоваться посланникам. Все — большие и маленькие тролли, гномы и эльфы — ломали головы: кто же он — тот, кто лучше всех способен одолеть любую беду? Четырём старым троллям не больно-то удобно было в их укрытиях. Клампе-Лампе в печи так скрючился, что у него ноги затекли, но он не смел даже пальцем пошевелить. А тут, как на грех, ещё мука попала ему в нос, когда он вдохнул поглубже, чтобы не задохнуться. Пришлось ему зажать нос пальцами, чтобы не чихнуть. Булу на чердаке тоже приходилось несладко: половицы скрипели от малейшего движения — того гляди, пол не выдержит его тяжести и провалится. А в тёмном подвале было полным-полно всяких горшков и бочек, так что Друл не смел и шелохнуться — не ровен час, упадут, и грохот его выдаст. Единственным, кто пребывал в беспечности после ухода посланников, был Трампе-Рампе. Он знать не знал о других троллях и радостно вернулся в дом — выведать ещё что-нибудь у старухи. Но Клампе-Лампе не мог больше сдерживать чих. Предложи ему в тот момент все сокровища Семимильной горы и королевский трон в придачу, он бы всё равно не смог сдержаться. Ему надо было чихнуть, и он чихнул — да так, будто у него не нос, а огромная труба! Одновременно он дернул обеими ногами, и хоть те и онемели, а всё же вышибли заслонку и высунулись наполовину из печи. Ну и переполох тут начался! Тролли и без того перетрусили, а услышав рев, вырвавшийся из носа Клампе-Лампе, совсем потеряли головы от страха. Бул подскочил, пол не выдержал, и бедняга рухнул прямо на Клампе-Лампе. Друл тоже подпрыгнул от неожиданности. Горшки и бочки с грохотом повалились на землю. Друлу показалась, что это обрушилась избушка, он вышиб дверь погреба и выскочил как ошпаренный. На миг все четверо застыли, сверля друг дружку недобрыми взглядами. А потом, не проронив ни слова, поспешили прочь — каждый в свою сторону. Вернувшись домой, тролли сели и задумались: что же произошло? Ясно, что они стоят друг другу поперёк дороги. Как тут быть?! Королём троллей и хозяином Семимильной горы станет лишь тот, кто способен одолеть любую беду, — так сказала Угель-Гугель, мудрая колдунья. Но сперва надо разделаться с соперниками — вот главная задача. Друлсери-Друл в Горбатой горе расхаживал, как медведь в клетке, и всё ломал и ломал себе голову. Наконец, взобрался он на валун на вершине, чтобы оглядеть окрестности, и тут-то приметил Була, который шёл домой и тянул сеть полную рыбы. Друл так разозлился, что совсем рехнулся: схватил валун да и швырнул со всей силы в гору Буннер, чтобы одним ударом прикончить соперника. — Вот я поквитаюсь с тобой, тролль с горы Буннер! — прошипел он сквозь зубы. Бросок был совсем неплох, но в Була камень не попал, а упал у самого озера, да с таким грохотом, что эхо разнеслось на семнадцать миль над землёй и под землёй. Скалистый берег озера обрушился, и вода хлынула в расселину. Казалось, она только и ждала, когда её выпустят, и тут же устремилась вперёд с шумом и грохотом, сметая всё на своем пути и грозя затопить долину. Жилища тысяч троллей и гномов могли вот-вот оказаться под водой. Тролли, как увидали, что произошло, перепугались не на шутку. Бул рвал на себе волосы и топал ногами от ярости — так жаль ему было озера, что служило ему и корытом и запрудой для рыб! Но как помочь беде, он не знал. Да и все прочие тролли совсем потеряли головы. И вот в самую последнюю минуту, когда вода уже подступала к долине, появился Вилл-Пастух. Он приехал с пастбища у лесного озера на волшебных волах Була и вмиг смекнул, что стряслось, а в следующий — уже знал, что делать. Вилл отослал всех троллей по домам за лопатами и ломами и велел рыть отвод для воды. Тысяча рук взялась за дело, и вскоре протока была готова — вода устремилась к морю, не причинив никому вреда. — До такого бы никто из нас не додумался! — качали головами тролли. — Молодчина наш Вилле, не смотри, что маленький. А Булсери-Бул меж тем сообразил, кто сыграл с ним злую шутку. Он осмотрел валун и узнал его. Он видел его на вершине горы Друла. — Ну ты за это поплатишься, старикашка! — прошипел он, оглядываясь в поисках подходящего камня — побольше, чем у Друла. Он со всей силы швырнул его и проследил со злобной радостью, как тот угодил точнёхонько в Горбатую гору, отколов почти половину. Сам Друл лишь чудом спасся, но остался сидеть посреди своего разорённого жилища и не мог выбраться. Он ужасно замёрз, ведь холодные горные ветры пустились играть в прятки среди тысяч щелей и дыр, образовавшихся после обвала. Друлсери-Друла так продуло, что у него разболелись зубы, и он взвыл от боли, как одиннадцать сотен волков. Все тролли — и те, что жили по соседству, и из дальних краёв — бросились ему на выручку. Но не смогли вытянуть из него ни словечка: страдалец лишь кричал и стонал, скакал и дрыгал ногами. Сколько тролли ни просили его утихомириться — всё напрасно, так что ночь напролёт никто на пятнадцать миль вокруг не мог сомкнуть глаз. А под утро пришёл на Горбатую гору Вилл-Пастух, чтобы отогнать коз Друла на пастбище. Увидал он, какая беда приключилась со старым троллем, взял ножницы и быстренько состриг шерсть со всего стада. Перво-наперво обмотал он тёплой мягкой шерстью голову Друла — боль сразу утихла, и тролль успокоился. Затем пастух законопатил шерстью все щели и дыры в горных стенах, так что ветры не могли больше разгуливать там, как им вздумается, и им пришлось играть в свои игры снаружи. А уладив всё, Вилл заиграл весёлую мелодию на своей дудочке и повёл стадо на пастбище. Козы, почувствовав облегчение — ведь им не надо было больше таскать тяжёлые шубы, — на радостях скакали до небес. — Друл бы до такого никогда не додумался! — сказали тролли. — Да и мы тоже. А вот Вилл-Пастух знает, как справиться с любой бедой. Не успели тролли успокоиться, как приключилась новая напасть! Раздался страшный вопль, и в тот же миг тролли увидали, как на юге поднялось огромное облако дыма. На этот раз отличился Трампе-Рампе. Он, как обычно, бродил по окрестностям и увидал Клампе-Лампе, который тащил бревно для своего очага, где горел тысячелетний огонь. Тут Трампе-Рампе припомнил свои злоключения в избе старой троллихи и взъярился не на шутку. Теперь-то он проучит соперника! Ему было известно, что Клампе-Лампе мог жить припеваючи, пока в очаге у него горел огонь. Так вот он его возьмёт и потушит! Сказано-сделано. Набрал Трампе-Рампе в лёгкие побольше воздуха и дунул что есть силы. Да просчитался: огонь разгорелся ещё пуще. Тогда он дунул ещё раз во всю мочь, так, что искры из костра разлетелись во все стороны и подожгли лес. Пламя бежало от дерева к дереву. Вот-вот доберётся оно до тролличьих владений и выжжет всё вокруг! Тролли метались в страхе, а Клампе-Лампе совсем потерял разум от страха. И снова на выручку пришёл маленький Вилл-Пастух. Он пас своё стадо неподалёку, заметил дым и поспешил на подмогу. Увидев, в чём дело, он вихрем помчался назад, впряг лучших коней в огромный плуг и пропахал борозду вокруг горящего леса — такую широкую, что огонь не мог через неё перекинуться. И пожар вскоре потух сам по себе. Угроза остальному лесу миновала. Все тролли, большие и маленькие, гномы и эльфы пришли пожать пастуху руку. — Молодец! — хвалили они его наперебой. — До такого никто бы не додумался! А Вилл-Пастух похлопал своих взмыленных коней, весело протрубил в берестяной рожок и отправился к своему стаду. Клампе-Лампе прознал, что пожар — дело рук Трампе-Рампе. Кто-то видел, как тот улепётывал из леса. И задумал он отомстить. Ему известно было, что Трампе-Рампе проще всего повстречать на Высокой горе. Он отправился туда и столкнулся с обидчиком нос к носу. Тролли мигом схватились и давай мутузить друг друга. Ну и шум тут поднялся! Земля ходуном ходила, а Высокая гора сотрясалась от вершины до основания. Тролли повыскакивали из своих пещер, решив, что началось землетрясение. Слава богу, нет! Но устоит ли Высокая гора, было неизвестно. Два тролля сцепились, словно дикие волки, и шипели, как бешеные драконы. Они катались по земле так, что в стороны летели огромные камни и корни. Никто не мог взять в толк, что на них нашло, почему они кличут на себя напасти, одна хуже другой. Незавидные это были времена. И как на грех не было короля, который бы положил конец этим распрям. Многие пытались разнять дерущихся, но тщетно. А уж старик тролль со старухой троллихой, что жили в пещере в Высокой горе, такого страху натерпелись! Они были привычны к шуму и грохоту — горные ветры частенько вступали в противоборство над их домом, — но подобного ещё не видывали. Старик молил, чтобы драчуны пощадили его гору, но те так распалились, что ничего не слышали и не видели. Они дрались день и другой — без передышки. Ни один не мог взять верх, и ни один не желал сдаваться. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта драка, но тут появился наш приятель, Вилл-Пастух. Он-то нашёл способ их утихомирить! Вилл поспешил к Белобородому деду со Снежной горы и нашептал ему что-то на ухо. Старик кивнул, и Вилл вернулся назад с большим мешком под мышкой. Это был самый большой волшебный мешок Белобородого деда, который он открывал лишь раз в сто лет. Там хранились миллионы миллионов снежинок. Вернувшись на Высокую гору, Вилл развязал мешок. Снежинки радостно пустились в бешеный пляс. Они летели прямо в глаза Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, которые продолжали колошматить друг друга. Сотни сотен и тысячи тысяч снежинок… Вскоре глаза драчунам залепило снегом. Они совсем ослепли, и пришлось им прекратить драку. В раже тролли не заметили, сколько народу собралось вокруг. А когда выбрались из снежного облака и огляделись, то поджали хвосты. Поняли Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, что сами себя осрамили и им нечего больше рассчитывать на уважение троллей. Не сказав ни слова, пустились они наутёк, так что только пятки засверкали. Длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе. А старик и старуха с Высокой горы подошли к Виллу-Пастуху и пожали ему руку, благодаря за помощь. — У тебя, малыш Вилл, — сказали они, — больше ума, чем у любого тролля, хоть весь наш край обыщи с севера на юг и с востока на запад. Ты спас нас от стольких напастей, так что ты, конечно, лучше всех можешь одолеть любую беду. — Ты можешь одолеть любую беду… — пронеслось в толпе. А ведь именно это сказала посланцам Угель-Гугель, самая мудрая в подлунном мире! «Королём и хозяином Семимильной горы, правителем всех троллей, гномов и эльфов станет тот, кто способен одолеть любую беду» — вот её слова. Тролли всё точно подсчитали — в самом деле, прошло ровно семь дней с тех пор, как они побывали в избушке Угель-Гугель! И снова поднялся шум и гомон на Высокой горе. Но теперь от радости. Маленького Вилла-Пастуха подхватили на руки, и длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе. Там Вилла торжественно усадили на трон, и тысячи троллей принялись выкрикивать имя нового короля так, что оно разносилось над горами и долинами, над лесами и озёрами. Так Вилл-Пастух стал повелителем троллей. Он жил долго и счастливо, и все говорили о нём с гордостью: «Наш король может одолеть любую беду». Эту сказку я услышал вечером Иванова дня, когда солнце сверкало, как золотая корона, на остром греб-не Высокой горы. Водопад Булсери-Була и поныне Срывается со склона и омывает валун, который в ярости швырнул когда-то Друлсери-Друл. А река, русло которой вырыли тролли, по-прежнему течёт к морю. И сегодня можно увидеть вмятину на склоне Горбатой горы и огромный камень, который пробил её. И по сей день ни кустика не растёт на пожарище — там, где Клампе-Лампе спалил лес, а на вершине Высокой горы лежит снег, что высыпался из мешка Белобородого деда, и снег этот никогда не тает. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 2 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 2 декабря - Международный день борьбы за отмену рабства. Платок нищего Китайская сказка Давным-давно жил на свете один богач. Был он жадным и злым, и его жена была такая же жадная и злая. Как-то раз решили они купить себе рабыню и из-за жадности выбрали самую дешёвую и некрасивую девушку. И прозвали её Обезьяной. Однажды, когда богачи ушли в гости, к их дому подошёл нищий и застонал: - Я умираю от голода. Служанка услышала его и впустила в дом. Протянула она бедняге мешочек риса и сказала: - Если хозяин узнает, что я помогла тебе, он изобьёт нас обоих. Нищий быстро спрятал рис и, прощаясь с доброй рабыней, протянул ей небольшой розовый платок. - Обтирай этим платком своё лицо. - С этими словами нищий куда-то исчез. На рассвете девушка вспомнила про платок, что дал ей бедняк, и обтёрла им лицо. Три утра подряд обтирала рабыня розовым платком своё некрасивое лицо. На четвёртое утро она подошла к зеркалу, взглянула и вскрикнула: из зеркала на неё смотрела красавица. Розовый платок нищего совершил чудо: уродливая девушка превратилась в красавицу. Когда хозяин и его жена увидели, какой красавицей стала их рабыня, они долго не могли прийти в себя от удивления. - Открой нам свой секрет, и ты получишь свободу, - сказал хитрый богач. Рабыня обрадовалась и покорно протянула хозяевам платок, рассказав, как им пользоваться. Только этого и хотели богачи. Они отослали рабыню на кухню, а чтобы она не убежала, спустили с цепи свирепых псов. Богач и его жена обтёрли лица платком и крепко заснули. Они открыли глаза, когда солнце стояло уже высоко, и, взглянув друг на друга, с рёвом бросились к зеркалу. В зеркале отразились две уродливые волосатые обезьяны. - Нас обманула рабыня! - завопил богач. И обе обезьяны понеслись на кухню. Но, как только собаки увидели обезьян, они с громким лаем и рычанием накинулись на них. В страхе обезьяны выпрыгнули в окно и побежали прочь от своего дома. Когда наконец обезьяны пришли в себя, они увидели, что находятся в дремучем лесу, среди других обезьян. Здесь им пришлось остаться до конца своих дней. А девушка-служанка вышла замуж за доброго трудолюбивого крестьянина и счастливо жила с ним до глубокой старости. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 3 декабря 2013 СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ 3 декабря - Всемирный день копьютерной графики (день тридэшника) Сказочка собственного сочинения: Диван Паша и Маша решили купить диван. Ознакомившись в Интернете с ценами, поняли, что, если не мечтать о каком-нибудь супермеханизме с дистанционным управлением или дорогой кожаной обивке, они могут позволить себе почти любую модель. Дождавшись выходных, Паша и Маша отправились в ближайший мебельный, надеясь сразу же осуществить задуманное. - Паш, вот этот я хочу! - заявила Маша, подбегая к стоявшему среди себе подобных дивану. - Он нам подходит. Подойдя к выбранному супругой дивану, Паша ужаснулся, представив себе ЭТО в своём доме. Диван был широк, в меру мягок, удобен, но цвет... - Машунь, мне цвет не нравится, давай лучше вон тот. - попытался он переключить Машино внимание на другой объект. - Нормальный цвет, и потом, у того нет полочки сбоку, для пульта. И вообще, это единственный диван, который мне понравился! Паша! Ну раз в жизни!... - Машунь, да он к нам не влезет! - сделал Паша попытку избежать покупки. - Ты думаешь? - засомневалась Маша. - Должен влезть, все диваны стандартные. Ну, в крайнем случае, что-нибудь переставим. - Тогда точно не влезет, посмотри, какой он широкий. - Да не широкий он! - Маша стала измерять его пальцами. - Нет, Маш, так нельзя, надо рулеткой или линейкой. Давай пойдём, купим рулетку и вернёмся, померяем. Напрасно Паша надеялся, что поход за рулеткой отвлечёт Машу от покупки. Пришлось вернуться, и измерить диван. Придя домой, Маша измерила комнату, и радостно воскликнула: - Я же говорила, что входит! Пошли, купим, пока его не взял кто-нибудь. - Да нет же, Машунь, не войдёт он! Давай, я тебе его сейчас замоделю в 3D, и ты всё сама увидишь. Паша включил компьютер, и начал моделить. Зная, что для Маши 3D - это тёмный лес, он подправил размеры. В результате, кубик, который должен был изображать диван, действительно не помещался в комнате. - Вот видишь, он не лезет! - тщательно скрывая радость произнёс Паша, показывая на мониторе результат. - Погоди, а что здесь диван? - не поняла Маша. - Вот это! - ткнул Паша пальцем в монитор. - Это шкаф, а диван, наверное, вот это. - начала строить догадки Маша. - Да нет же, это диван! Подожди немного, я сейчас его подробно замоделю. Через сорок минут Паша подозвал Машу к монитору. - Ну вот, гляди, он не лезет! - Паш, это не тот диван! - Погоди, сейчас поправим!.. Выходные ушли на моделирование дивана по памяти. Результат Маше не понравился. В следующую субботу, они сходили в мебельный, и сняли злополучный диван на телефон. Вечером модель была готова. - Машунь, он всё равно не лезет! - Ты, наверное, остальную мебель неправильно сделал. - Сейчас поправим! Через две недели 3D-модель комнаты была готова. Глядя в монитор, Маша спросила: - А почему всё серое? - Сейчас затекстурим! - радостно откликнулся Паша. Прошло три недели. Маша начала проявлять недовольство: - Паш, почему так долго? Так наш диван купят... - Машунь, у меня текстура дивана не выходит, цвет не тот. - У тебя же фотка есть. - Да я её удалил случайно. Давай сходим, опять снимем. Как Паша не надеялся, а диван стоял на прежнем месте. Сделав снимок, они вернулись домой. - Маш, этот диван брать нельзя! - ткнул пальцем Паша в увеличенное фото. - Почему? Единственный нормальный диван, и вообще... - Ты посмотри, какой он грязный, и потом, он же к нам не лезет! Давай, я всё домоделю, и ты сама всё увидишь! ...Прошло полгода. Диван наконец-то продали, Маша мечтает о паре кресел а Паша продолжает моделить комнату... Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 10 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 10 декабря - Всемирный день футбола. ------------------------------------------------- Илья Матусов Как дурак в университете стал преподавать Жили-были старик со старухой, и был у них сын, да и тот дурак. Сказала ему как-то мать: - Эх, сыночек, чем без дела валяться пошел бы в город учиться, ума разума набираться. Снарядили его котомкой, вложили в нее бутыль с водой и хлеб, а в подкладку вшили копейку и, благословив, до дороги проводили. Поклонился дурак родителям и пошел в долгий путь к столице дальней Петербурху. Вот идет он и видит, что по дороге перекати-поле катится и, чтобы одному скучно не было стал он его впереди себя ногами толкать. Многие версты прошел он вместе с перекати-поле, которое стало намного весомей и больше от застрявших новых веток и соломинок. Тяжело стало толкать его дураку, но бросать забаву не захотел и тогда приноровился он особливо: ударит со всей силы, перекати-поле отлетит далеко-далеко, а дурак следом, дойдет и снова бьет и с каждым разом все дальше и дальше. Так вдвоем и дошли до столицы, где и расстались. В Петербурхе идя по улицам с открытым ртом, смотрел дурак на дворцы каменные да на корабли заморские и ловил запахи диковинные и знакомые то бишь пирогов печеных. И так у него заныло в желудке, что решил он копейку свою истратить, чтобы совсем с голоду не помереть. Зашел в первый попавшийся кабак и заказал себе съестного. Съел мигом своё кушанье, да не наелся и с грустью уставился на пироги за прилавком. Увидал то мужичок рыжебородый, улыбнулся сладко и купил для дурака три пирога, вино на стол поставил и проговорил на нечистом русском: - Запифать – очьень харащо! Поблагодарил его дурак и стал уплетать за обе щеки. А рыжий знай себе подливает ему вино крепленое, да улыбается сладко. Захмелел дурак, да так захмелел, что подняться не может. И вот рыжий стал раздваиваться, язык перестал слушаться и вскоре провалился дурак в темноту. Проснулся дурак от того, что кто-то облил его водой и, открыв глаза, увидел он над собой паруса, а потом услышал знакомый голос рыжего: - Фстать! Работать! И понял он, что попал через обман на корабль иноземный. С тех пор стал он поручения исполнять да побои принимать от команды. Долго шел корабль, не заходя в порты, но вот однажды появилась вдали земля и дурак, недолго думая прыгнул в воду и незамеченный поплыл к ней. Вышел он на берег, перевел дух и, увидав тропинку, последовал по ней. В скором времени дошел он до деревеньки, которая оказалась совсем безлюдной и, дивясь этому, услышал он вдруг где-то вдалеке шум голосов. Отправился дурак к этому шуму, а там вокруг поля собрался народ, кричащий и махающий руками на мужиков, носящихся по этому полю за каким-то круглым шариком. Вдруг отскочил тот шарик и подкатился к дураку. Заголосили все, мол, возвращай его и дурак, вспомнив, как пинал перекати-поле, размахнулся ногой да как вдарил по шарику который, пролетев мимо всех, залетел в натянутую сетку, которую и порвал. От такого удара народ пришел в неистовство и, схватив дурака, стал подбрасывать его на руках. С тех пор стал дурак этот шарик лупить, да сетки рвать, за что почет имел во всей округе и вскоре узнал он, что забава эта зовется футбол. И вот выпало ему с мужиками в большом городе Ливерпул в футбол этот сразиться с местными мужиками. - Бит энд ран! – сказали ему. В тот вечер после ударов дурака сетку противника меняли неоднократно, после чего вручили ему какую-то монету на ленточке и кубок необхватный, а потом стали снова подбрасывать очень высоко в воздух. И увидел тогда дурак корабли в порту и, так ему захотелось домой, что когда все завершилось, отправился он к ним. Но идя по темным улицам, наткнулся он на людей которые на футболе сегодняшнем за местных переживали. Узнали они его и уже собирались разделаться с ним, как вдруг появился человек во флотской одежде с оружием в руках, который и разогнал их. И был то русский капитан, капитан корабля, что стоял в порту и который готовился отправиться в Петербурх. - Это вы мистэр дурак? – спросил капитан дурака. - Йес – это я! – ответил тот. - Я видел вашу игру – как здесь говорят, это было супер! Поблагодарил его дурак за спасение и поведал ему, что с ним приключилось. - Завтра мы отправляемся домой и вы с нами! С моей протекцией вас возьмут в университет, если вы, конечно, будете не против преподавать эту великую игру - футбол! - Я, конечно, буду не против! А как переводится слово футбол? - Фут – нога, а бол – мяч! - А как переводится фраза – бит энд ран?? - Бей и беги! Возвратившись в Петербурх, стал дурак вести в университете новый предмет под названием ногомяч, да покрикивать на нерадивых студентов: - Бей и беги! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Vilvarin 0 Опубликовано: 13 декабря 2013 Chanda, пор красавицу-Обезьяну понравилась сказка и про диван :smile: :Rose: :Rose: :Rose: Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 14 декабря 2013 Vilvarin, спасибо! Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что Русская народная сказка В некотором государстве жил-был царь, холост — не женат. Был у него на службе стрелок по имени Андрей. Пошел раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу—не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идет он обратно — кручинится. Видит — сидит на дереве горлица. "Дай, — думает, — стрельну хоть эту". Стрельнул и ранил ее, — свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял ее Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку. А горлица говорит ему человеческим голосом: — Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдет на меня дремота — в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье. Удивился Андрей-стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принес он горлицу домой, посадил на окошко, а сам стоит дожидается. Прошло немного времени, горлица положила головку под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил ее правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Говорит Марья-царевна стрелку: — Сумел меня взять, умей и удержать — неспешным пирком да за свадебку. Буду тебе честной да веселой женой. На том они и поладили. Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живет с молодой женой — потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идет в лес, настреляет дичи и несет на царскую кухню. Пожили они так недолго, Марья-царевна говорит: — Бедно живешь ты, Андрей! — Да, как сама видишь. — Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шелку, я все дело поправлю. Послушался Андрей, пошел к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шелку и принес жене. Марья-царевна взяла шелк и говорит: — Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковер, какого в целом свете не видывали: на нем все царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят... Наутро Марья-царевна отдает ковер мужу: — Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри — своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери. Андрей взял ковер, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Подбегает к нему один купец: — Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь? — Ты торговый человек, ты и цену давай. Вот купец думал, думал — не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним — еще. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает: — Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чем речь у вас? — Так и так, ковра оценить не можем. Царский советник посмотрел на ковер и сам дался диву: — Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковер? — Так и так, моя жена вышила. — Сколько же тебе дать за него? — А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше. — Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч. Андрей взял деньги, отдал ковер и пошел домой. А царский советник поехал к царю и показывает ему ковер. Царь взглянул—на ковре все его царство как на ладони. Он так и ахнул: — Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам! Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдает советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает: "Ничего, я себе другой, еще лучше, закажу". Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занес, а другую не переносит, замолчал и про свое дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от нее не отвел, все бы смотрел да смотрел. Марья-царевна ждала-ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплелся домой. И с той поры и ест — не наест и пьет — не запьет: все ему представляется стрелкова жена. Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая. Советник говорит царю: — Ах, видел я у одного стрелка жену, все о ней думаю! И ни запить это, ни заесть, никаким зельем не заворожить. Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашел избенку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занес, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота. Марья-царевна ждала-ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла. Защемила царя сердечная зазноба. "Чего,—думает, — хожу холост, не женат? Вот бы жениться на этой красавице! Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей". Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую — отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит: — Надумай, как извести Андрея-стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь — награжу городами, и деревнями, и золотой казной, не придумаешь — сниму голову с плеч. Закручинился царский советник, пошел и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить. Подбегает к нему кабацкая теребень в рваном кафтанишке: — О чем, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил? — Поди прочь, кабацкая теребень! — А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу. Поднес ему царский советник стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень и говорит ему: — Извести Андрея-стрелка дело нехитрое — сам-то он прост, да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлет Андрея-стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Андрей уйдет и назад не вернется. Царский советник поблагодарил кабацкую теребень — и бегом к царю: — Так и так, можно стрелка извести. И рассказал, куда нужно его послать и зачем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея-стрелка. — Ну, Андрей, служил ты мне верой-правдой, сослужи еще службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч—твоя голова с плеч... Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил. Марья-царевна его спрашивает: — Чего невесел? Или невзгода какая? Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу. Марья-царевна говорит: — Есть о чем горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее. Утром рано, только проснулся Андрей, Марья-царевна дает ему мешок сухарей и золотое колечко. — Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведет. Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошел к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет. Вот они вдвоем и вышли в путь-дорогу. Андрей бросил колечко — оно катится. Андрей идет за ним полями чистыми, мхами-болотами, реками-озерами, а за Андреем царский советник тащится. Устанут идти, поедят сухарей — и опять в путь. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий овраг, и тут колечко остановилось. Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо них на старом-престаром царе два черта дрова везут — большущий воз — и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого. Андрей говорит: — Смотри, никак, это наш покойный царь-батюшка? — Твоя правда, это он самый дрова везет. Андрей и закричал чертям: — Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чем его расспросить. Черти отвечают: — Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезем? — А возьмите у меня свежего человека на смену. Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон погонять дубинками, — тот гнется, а везет. Андрей стал спрашивать старого царя про его житье-бытье. — Ах, Андрей-стрелок, — отвечает царь, — плохое мое житье на том свете! Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется. Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой. Андрей попрощался со старым царем, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь. Приходят в свое царство, являются во дворец. Царь увидел стрелка и в сердцах накинулся на него. - Как ты смел назад воротиться? Андрей-стрелок отвечает: - Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живет он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать. - А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел? - А тем я докажу, что у вашего советника на спине и теперь еще знаки видны, как его черти дубинками погоняли. Тут царь уверился, делать нечего - отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику. - Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч. Пошел царский советник, еще ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкая теребень: - Что, царский советник, пригорюнился? Поднеси-ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу. Советник поднес ему стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень ему говорит: - Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу - ее не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна... Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не вернулся. Царь посылает за Андреем. - Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота Баюна. Не то мой меч - твоя голова с плеч. Пошел Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу. - Есть о чем кручиниться! - Марья-царевна говорит. - Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечером мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный. Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея: - Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое государство. Трех верст не дойдешь, станет одолевать тебя сильный сон - кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснешь, кот Баюн убьет тебя. И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - пришел Андрей-стрелок в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит - идет, а где и катком катится. Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба. Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову - один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай отлаживать прутьями. Наперво сек железным прутом - изломал железный, принялся угощать медным - и этот изломал и принялся бить оловянным. Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту - видит, что заговорить нельзя, он и взмолился: - Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю. - А пойдешь со мной? - Куда хочешь пойду. Андрей пошел в обратный путь и кота за собой повел. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю: - Так и так, службу выполнил, добыл вам кота Баюна. Царь удивился и говорит: - А ну, кот Баюн, покажи большую страсть. Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался: - Андрей-стрелок, уйми, пожалуйста, кота Баюна! Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошел домой, к Марье-царевне. Живет-поживает, тешится с молодой женой. А царя еще пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал он советника: — Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч — твоя голова с плеч. Царский советник идет прямо в кабак, нашел там кабацкую теребень в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкая теребень стаканчик вина выпил, усы вытер. — Ступай, — говорит, — к царю и скажи: пусть пошлет Андрея-стрелка туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернется. Советник побежал к царю и все ему доложил. Царь посылает за Андреем. — Сослужил ты мне две службы, сослужи третью: сходи туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. Сослужишь — награжу по-царски, а не то мой меч — твоя голова с плеч. Пришел Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает: — Что, милый, невесел? Или еще невзгода какая? — Эх, — говорит, — через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. — Вот это служба так служба! Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее. Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про цареву загадку в книге ничего не сказано. Марья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери. Марья-царевна их спрашивает: — Звери лесные, птицы поднебесные, — вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, — не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что? Звери и птицы ответили: — Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали. Марья-царевна махнула платочком — звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз — появились перед ней два великана: — Что угодно? Что надобно? — Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря. Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине, на самой пучине - сами стоят, как столбы, а ее на руках держат. Марья-царевна махнула платочком, и приплыли к ней все гады и рыбы морские. — Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что? — Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали. Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили ее, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца. Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую ширинку. — Брось клубок перед собой, — куда он покатится, туда и ты иди. Да смотри, куда бы ни пришел, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей. (окончание следует) Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 14 декабря 2013 Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что Русская народная сказка (окончание) Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на четыре стороны и пошел за заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился — катится да катится. Андрей идет за ним следом. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много царств и земель прошел Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется; стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге... Дошел Андрей до леса, видит: стоит избушка на курьих ножках. — Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! Избушка повернулась, Андрей вошел и видит: на лавке сидит седая старуха, прядет кудель. — Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. Вот изжарю тебя в печи да и съем и на косточках покатаюсь. Андрей отвечает старухе: — Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь. Баба-яга истопила баньку. Андрей выпарился, вымылся, достал женину ширинку и стал ею утираться. Баба-яга спрашивает: — Откуда у тебя ширинка? Ее моя дочь вышивала. — Твоя дочь мне жена, мне и ширинку дала. — Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать? Тут баба-яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев, вин и медов. Андрей не чванится—сел за стол, давай уплетать. Баба-яга села рядом—он ест, она выспрашивает, как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо? Андрей все рассказал: как женился и как царь послал его туда — не знаю куда, добыть то — не знаю что. — Вот бы ты помогла мне, бабушка! — Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живет она в болоте триста лет... Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а баба-яга взяла два голика, полетела на болото и стала звать: — Бабушка, лягушка-скакушка, жива ли? — Жива. — Выдь ко мне из болота. Старая лягушка вышла из болота, баба-яга ее спрашивает: — Знаешь ли, где то — не знаю что? — Знаю. — Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда—не знаю куда, взять то—не знаю что. Лягушка отвечает: — Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесет твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу. Баба-яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея: — Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке—лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезет до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет. Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы-яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит. Андрей слез с коня, лягушка ему говорит: — Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться. Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь. — Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину. — Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю. — Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче. Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась — сделалась словно копна сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять лягушка дулась, дулась—сделалась еще больше, словно стог сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять она дулась, дулась — стала выше темного леса, да как скакнет — и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой. — Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем—не терем, избу—не избу, сарай—не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдешь то — не знаю что. Андрей пошел по тропинке, видит: старая изба — не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он туда вошел и спрятался за печью. Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет: — Эй, сват Наум, есть хочу! Только крикнул, откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нем бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать. Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива. — Эй, сват Наум, убери объедки! И вдруг стол пропал, как и не бывало, — ни костей, ни бочонка... Андрей дождался, когда уйдет мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал: — Сват Наум, покорми меня... Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нем разные кушанья, закуски и заедки, вина и меды. Андрей сел за стол и говорит: — Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе. Отвечает ему невидимый голос: — Спасибо тебе, добрый человек! Столько лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил. Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метелкой сметает, вина и меды сами в рюмку наливаются — рюмка скок, скок да скок. Андрей просит: — Сват Наум, покажись мне! — Нет, меня никто не может видеть, я то — не знаю что. — Сват Наум, хочешь у меня служить? — Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый! Вот они поели. Андрей и говорит: — Ну, прибирай все да пойдем со мной. Пошел Андрей из избенки, оглянулся: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь, не бойся, я от тебя не отстану. Дошел Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка: — Добрый молодец, нашел то — не знаю что? — Нашел, бабушка. — Садись на меня. Андрей опять сел на нее, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку. Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошел путем-дорогой в свое царство. Идет, идет, обернется: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Шел, шел Андрей, дорога далеко — прибились его резвые ноги, опустились его белые руки. — Эх, — говорит, — до чего же я уморился! А сват Наум ему: — Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил. Подхватил Андрея буйный вихрь и понес — горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно. — Сват Наум, передохнуть бы! Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит—где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный... Сват Наум говорит Андрею: — Отдыхай, ешь, пей да на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько — у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки — не бойся, я к тебе назад вернусь. Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нем дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный. — Что за чудо? — говорят. — Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем! Три корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на легкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает — Пожалуйте, дорогие гости. Купцы-корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают. — Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное? — Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. Андрей повел гостей в терем: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть! Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нем — вина и кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают. — Давай, — говорят, — добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку. — Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки? Один купец вынимает из-за пазухи дубинку. Ей только скажи: "Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку!" — дубинка сама начнет колотить, какому хочешь силачу обломает бока. Другой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху—топор сам начал тяпать: тяп да ляп—вышел корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают. Повернул топор обухом вниз—сразу корабли пропали, словно их и не было. Третий купец вынул из кармана дудку, загудел — войско появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамена развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку — и нет ничeгo, все пропало. Андрей-стрелок говорит: — Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться—отдавайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки. — Не много ли будет? — Как знаете, иначе меняться не стану. Купцы думали, думали: "На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны". Отдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат: — Эй, сват Наум, мы тебя берем с собой! Будешь нам служить верой и правдой? Отвечает им невидимый голос: — Отчего не служить? Мне все равно, у кого ни жить. Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать — пьют, едят, знай покрикивают: — Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай того! Перепились все допьяна, где сидели, там и спать свалились. А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. "Эх, — думает, — где-то теперь мой верный слуга, сват Наум?" — Я здесь. Чего надобно? Андрей обрадовался: — Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой. Опять подхватил Андрея вихрь и понес в его царство, на родную сторону. А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить-поесть, живо поворачивайся! Сколько ни звали, ни кричали, все нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны. Погоревали купцы-корабельщики: "Эх, надул нас недобрый человек!"—да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит. Повесил он голову ниже плеч и пошел из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга спрашивать, друг другу рассказывать. Марья-царевна рассказала: — С той поры как ты из дому ушел, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли. Андрей говорит: — Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить? — Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено. Не успели оглянуться—и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом — зеленый сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут. Взошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут, горя не знают, и день, и другой, и третий. А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит: на том месте, где ничего не было, стоит дворец. — Какой это невежа без спроса вздумал на моей земле строиться? Побежали гонцы, все разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живет он в нем с молодой женой, Марьей-царевной. Еще пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда — не знаю куда, принес ли то — не знаю что. Побежали гонцы, разведали и докладывают: — Андрей-стрелок ходил туда—не знаю куда и добыл то — не знаю что. Тут царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея-стрелка и Марью-царевну предать лютой смерти. Увидал Андрей, что идет на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху. Топор тяп да ляп — стоит на море корабль, опять тяп да ляп — стоит другой корабль. Сто раз тяпнул — сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел — появилось войско: и конница, и пехота, с пушками, со знаменами. Начальники скачут, приказа ждут. Андрей приказал начать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит царских солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу. Царь видит: войско его бежит, кинулся сам к войску — останавливать. Тут Андрей вынул дубинку: — Ну-ка, дубинка, обломай бока этому царю! Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается по чистому полю: нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти. Тут и сражению конец пришел. Повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы взял он в свои руки все государство. Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир и вместе с Марьей-царевной правил он этим государством до глубокой старости. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 19 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 19 декабря - Международный день помощи бедным Соломенная шляпа Японская сказка Давным-давно в маленькой деревне жил бедный старик со своей женой. Старик плел "каса" - большие соломенные шляпы на продажу, а его старуха хлопотала по хозяйству. Однажды, в самый канун Нового Года, старушка посмотрела в рисовый ларь и увидела, что риса осталась одна жалкая горсточка. В тот день выпал снег настолько глубокий, что они не могли собрать соломы для шляп. Старушка вздохнула и поставила на огонь воду, чтобы сварить остаток риса. Тут из норки в стене появился мышонок. "Как хочется есть!" - заплакал он. Папа-мышь и Мама-мышь сказали мышонку: "Потерпи, Крошка-мышь, ты же знаешь, что это дом бедняков и в нем редко едят досыта." "Бедный мышонок," - сказал старик, - "Мы настолько бедны, что даже мыши у нас голодные." Из жалости он отдал мышам половину оставшегося риса, и они вместе поужинали. Cледующим утром мыши выбрались из дома, вытоптали снег и собрали огромную охапку соломы. Мыши с веселым писком внесли солому в дом. "Это - в благодарность за рис, которым вы поделились с нами прошлой ночью." Растроганный старик чуть не заплакал от счастья. Сейчас они сплетут много шляп, продадут их в городе и купят много вкусной еды на Новый Год. Старик со старухой дружно принялись за работу, а мыши, как могли, помогали им. Когда соломы уже не осталось и последняя шляпа была готова, старик сложил шляпы себе за спину и пошел к городу по глубокому белому снегу. Когда дедушка подошел к городской окраине, он заметил, что каменные статуи Джидзо-сама (Будды, который защищает простых людей) стояли с головами, покрытыми снегом. "Джидзо-сама, вам, наверное, очень холодно." С этими словами Старик снял свою головную повязку и осторожно смел снег с каждой статуи. А в городе царила предновогодняя суета. До праздника оставались считанные минуты, шумная, веселая толпа уже готовилась встречать Новый Год. Старик, окруженный толпой кричал: "Соломенные шляпы! Прекрасные шляпы! А вот, кому отличную соломенную шляпу!" Но никто не купил у него ни одной шляпы. Вскоре, улицы опустели, и зазвучал колокол ночной стражи. Старик, не продав ни одной шляпы, взвалил их на плечи и печально побрел к дому. "У меня нет ничего, что я мог бы принести в жертву Джидзо-сама," - печально подумал он В печали старик старик пошел домой по занесенным снегом улицам и наконец дошел до окраины. Проходя мимо статуй Джидзо-сама, он увидел, что их снова запорошило снегом. Он вновь снял повязку со своей головы и вновь аккуратно смел снег с каждой из статуй. "Я не продал ни одой шляпы, я не купил ни яблок, ни ватрушек, у меня нечего предложить вам. Примите от меня хотя бы шляпы от непогоды в эту праздничную ночь. С этими словами, он надел шляпу в голову каждой статуи. Статуй всего было шесть, а у старика только пять шляп. Старик подумал немного, затем взял свою повязку и бережно укутал ей голову шестой статуи. Домой он вернулся совсем с пустыми руками. Когда он пришел домой, мыши увидели, что за спиной у него нет ни одной шляпы. Они обрадовались, думая, что он, должно быть, продал все шляпы. " Простите меня. Я не смог продать ничего," сказал старик и рассказал жене и мышам все, что с ним приключилось. Старуха, послушав, утешила своего мужа: "Ты сделал доброе дело. Давайте вместо ватрушек поедим солонины, а вместо чая скипятим воды и встретим наступающий Новый Год. " И вдруг, в полночь, они услышали громкие крики с улицы: "Новый Год пришел! Новый Год наступил! Где здесь дом старого продавца шляп?" Удивительно, что это были голоса статуй Джидзо-сама, которые подошли к самому дому стариков. Статуи везли с собой сани, по самый верх загруженные рисом, мисо (это вкусная бобовая паста), яблоками и другими сладостями. "Спасибо вам за ваши прекрасные шляпы, уважаемый продавец шляп. В благодарность за вашу доброту мы оставляем вам эти подарки. Счастливого Нового Года!" С этими словами, статуи Джидзо-сама вернулись на окраину города. Теперь у них было много продуктов, гораздо больше, чем могли съесть старики. Они попросили мышей пригласить и других животных в гости. Все вместе они приготовили роскошный праздничный ужин. Затем старик положил в коробочку особые новогодние рисовые лепешки и отнес их к статуям Джидзо-сама. "Теперь я могу принести вам жертву. Спасибо вам." Старик вернулся домой и, вместе с женой, мышами, и их друзьями, весело встретил Новый Год. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 22 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ С 21 на 22 декабря - Новогодье Геннадий Номоконов Зимняя сказка И вот, как это бывает в уральских горах, наступила зима, крепкая морозами и богатая снегами. Сосны привычно стояли бок о бок и от холода примолкли. Они спали. Они всегда спят, когда стоят такие крепкие морозы. Здесь, в лесу, всегда спокойно, и никто не тревожил их сон, а толстая кора защищала от мороза, как шуба лису или белку. Наши сосны считались весьма знатными. Они были самыми высокими, самыми красивыми и самыми старшими. Каждой из них было не менее трёхсот лет. Иногда они спорили между собой, кто из них старше, но споры ни к чему не приводили, да и некому было в этом лесу разрешить этот вечный спор. Разве что, тут могли помочь камни, на которых, вцепившись в трещины и щели, расположились корни. Но камни не хотели помогать в споре, у них была своя жизнь, они были недовольны тем, что эти нахальные корни каждый год проникали в тело горы всё глубже и глубже. - Ну что вы толкаетесь и всё лезете и лезете?! - возмущались камни и снова привычно умолкали, они не любили много говорить. Они знали, что молчание – золото. Да незачем им было говорить попусту, ведь так нечаянно и проболтаешься, где в горе хранятся подземные богатства. Корни упорно лезли и цеплялись всеми большими и маленькими отростками за гору, так как они знали, что от этого зависит жизнь их хозяев, стоящих наверху и смотрящих вверх, на солнце. Корни любили подземелье и совсем не были одиноки в его тёмной глубине. Они тесно переплетались с корнями соседних деревьев и очень дорожили этой дружбой. Корни знали обо всём, что делается наверху, так как передавали все новости друг другу по этим переплетениям. Работа у корней была тяжёлая. Они добывали воду, растворяли в ней разные соли и качали раствор наверх, своим хозяевам. А взамен корни получали живое вещество и сладости. И чем теплее и солнечней было наверху, тем слаще была жизнь корней под землёй. Корни толстели и разрастались, и вширь и вглубь. Но зимой, даже здесь, под землёй, было довольно холодно, камни иногда трескались от мороза, и треск этот пугал всех обитателей подземелья. А наверху было, все-таки, гораздо холоднее. - Ах, как холодно, - вскрикивали на морозе шишки,- как холодно! В этот урожайный год шишек на соснах было очень много. И белки срывали их с веток сотнями, обгрызая твёрдые чешуйки, чтобы достать сладкие крылатые семена. Некоторым крылаткам удавалось увернуться от острых зубов и липкого язычка белки, и они с ликующим криком устремлялись кто прямо вниз, штопором, а кто улетал подальше, уносимый ветром. Часть шишек белка уносила далеко от родного дерева и прятала про запас в какую-нибудь щелку. Потом она забывала об этом, и шишка замирала в испуге, ожидая, что же с ней будет? А мороз знал своё дело. То тут, то там раздавался треск перемёрзшего дерева. Некоторые ветви, не выдержав мороза, становились до того хрупкими, что обламывались под тяжестью снега и обрушивались вниз, пугая заснувших чёрных краснобровых тетеревов. Птицы с пушечным звуком вылетали из-под снега, садились на ветви повыше и долго наблюдали окрестности, а потом снова ныряли в глубокий снег. В глубине снежных сугробов было намного теплее. Но как только раздавался звук треснувшего от мороза дерева, тетерева снова взлетали - они боялись охотников. - Холодно! - вскрикивали шишки на сосне. От мороза они взъерошивали свои твёрдые коричневые чешуйки и роняли из-под них крылатые семечки. - Ой, как холодно, - отвечали им шишки с другой сосны. И скоро на всех соснах шишки так промёрзли, что уже не могли удерживать под своими чешуйками маленьких крылаток, и те с ликующими криками устремлялись кто куда. - Вот так всегда, - проворчала сосна, разбуженная треском упавшей ветви, - всё им не сидится у своих родителей дома, - и куда их несёт? - А сама-то…, сама себя не помнишь что ли? - проворчала другая сосна, она тоже проснулась, так как на неё села стая тетеревов. - Ты также сбежала от родителей и вон какая вымахала, тебя даже три медведя не обхватят. - Ну, ты скажешь ещё чего-нибудь, - рассердилась подруга, - неужели я такая толстая? - Не толще меня, конечно, я ведь старше, - и сосны снова завели спор о том, кто из них старше. Но спорили они недолго - мороз снова сковал их от головы до самых корней, и подруги погрузились в глубокий сон. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 23 декабря 2013 Наталья Абрамцева Почти весенняя сказка Ягоды рябины были ярко-красные, а листья ее сиреневые. А вот листья березы и ясеня — желтые. Но все равно не похожие друг на друга. Потому что продолговатые листья ясеня скорее золотые, чем желтые. А листочки-сердечки березы даже на солнце — пусть на холодном, на осеннем — скорее печально желтеют, чем золотятся. А сильные дубки просто веселые и рыжие-рыжие. А вот клены, те и желтеют, и золотятся, и краснеют, и рыжеют. В общем, все до одного листочка чародейка-Осень раскрасила по своему вкусу. А вкус у нее, надо признаться, отличный. Еще раз осмотрела Осень свои владения. Все хорошо. Только трава не понравилась: бурая какая-то, невыразительная. Слегка тряхнула Осень деревья, и бурая трава уже не видна под ковром пестрых листьев. «Теперь все»,— решила Осень. Время идет, все довольны. Даже люди. А вот Осень начинает волноваться. Волнуется Осень, кривит яркие губы, сердито щурит желто-карие глаза, на север смотрит. «Сейчас вот-вот явится белая волшебница. Ничего, холодная, не пожалеет! Даже Лето, зеленое, веселое, покорилось мне. Красоте, богатству, силе моей прекрасной уступило. Так неужели снежная, ледяная погубит все вокруг. Не дам!— тряхнула Осень листьями.— Не пущу! Не дам!» Гордо встала Осень у своих границ. А вот и она, сама Зима, появилась. Белая шаль узорами из драгоценных льдинок украшена, на ресницах густых вокруг глаз, синих, холодных, снежинки застыли, губы сжаты. — Пришла...— сердились желто-карие глаза. — Пришла.— Спокойны синие глаза, холодные. — Зачем? Разве я хуже тебя? — И я хороша. Да и время мое. — Твое ли?— усмехнулись яркие губы. — Мое,— почти не разжимались губы холодные. — Не пущу. Уходи! Погубишь все. — Губить не стану. По-своему переделаю. — Не переделаешь,— сердилась Осень,— не позволю! — Не сможешь. Время твое ушло. И ты уходи,— звенела Зима. — Не уйду. — Уходи! Они не ссорились. Они сражались. Так кто же победил? Холодная ли уверенность? Упрямая ли настойчивость? Кто сильнее? А может ли быть кто-то сильнее? — Уходи! — Уходи! — Уходи! И ушли. Обе. Почему? Обиделись. И Осень-чародейка, чье время ушло. И Зима-волшебница, та, что решила: «Пусть без меня обойтись попробуют». Ушли. Обе. А кто же остался? Дождь холодный, деревья с голыми, гнущимися от ветра ветками, лужи, по которым уже не плавают разноцветные лодочки-листочки. Серое все, серое. И не удивительно: обиженная Осень унесла с собой разноцветье листьев, грибов, ягод. А дождь — он бы и рад серебряным снегом обернуться, да Зима на Осень обиделась, ушла. А ветер хотел бы метелицей стать, да как же без Зимы? А голые ветки просто мечтают инеем заискриться, но Зима далеко уже! А лужи грустные так хотели бы в сверкающие ледяные зеркала превратиться! Но ушла Зима, обиделась и ушла. Так как же быть? Ведь грустно, тускло, серо очень. Что же вы наделали, Осень и Зима? Что же вы наделали, Зима и Осень? Одно остается. Ждать Весну. Очень ждать, терпеливо ждать, верно ждать. Она придет. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 25 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 25 декабря – Рождество Христово по григорианскому календарю (Католическое Рождество) Ганс Христиан Андерсен Снеговик Так и хрустит во мне! Славный морозец! — сказал снеговик. — Ветер-то, ветер-то так и кусает! Просто любо! А ты что таращишься, пучеглазое? — Это он про солнце говорил, которое как раз заходило. — Впрочем, валяй, валяй! Я и не моргну! Устоим! Вместо глаз у него торчали два осколка кровельной черепицы, вместо рта красовался обломок старых граблей; значит, он был и с зубами. На свет он появился под радостные "ура" мальчишек, под звон бубенчиков, скрип полозьев и щелканье извозчичьих кнутов. Солнце зашло, и на голубое небо выплыла луна, полная, ясная! — Ишь, с другой стороны ползет! — сказал снеговик. Он думал, что это опять солнце показалось. — Я все-таки отучил его пялить на меня глаза! Пусть себе висит и светит потихоньку, чтобы мне было видно себя!.. Ах, как бы мне ухитриться как-нибудь сдвинуться! Так бы и побежал туда на лед покататься, как давеча мальчишки! Беда — не могу сдвинуться с места! — Вон! Вон! — залаял старый цепной пес; он немножко охрип — ведь когда-то он был комнатною собачкой и лежал у печки. — Солнце выучит тебя двигаться! Я видел, что было в прошлом году с таким, как ты, и в позапрошлом тоже! Вон! Вон! Все убрались вон! — О чем ты толкуешь, дружище? — сказал снеговик. — Вон та пучеглазая выучит меня двигаться? — Снеговик говорил про луну. — Она сама-то удрала от меня давеча; я так пристально посмотрел на нее в упор! А теперь вон опять выползла с другой стороны! — Много ты мыслишь! — сказал цепной пес. — Ну да, ведь тебя только что вылепили! Та, что глядит теперь, луна, а то, что ушло, солнце; оно опять вернется завтра. Уж оно подвинет тебя — прямо в канаву! Погода переменится! Я чую — левая нога заныла! Переменится, переменится! — Не пойму я тебя что-то! — сказал снеговик. — А сдается, ты сулишь мне недоброе! То красноглазое, что зовут солнцем, тоже мне не друг, я уж чую! — Вон! Вон! — пролаяла цепная собака, три раза повернувшись вокруг самой себя и улеглась в своей конуре спать. Погода и в самом деле переменилась. К утру вся окрестность была окутана густым, тягучим туманом; потом подул резкий, леденящий ветер и затрещал мороз. А что за красота, когда взошло солнышко! Деревья и кусты в саду стояли все покрытые инеем, точно лес из белых кораллов! Все ветви словно оделись блестящими белыми цветочками! Мельчайшие разветвления, которых летом и не видно из-за густой листвы, теперь ясно вырисовывались тончайшим кружевным узором ослепительной белизны; от каждой ветви как будто лилось сияние! Плакучая береза, колеблемая ветром, казалось, ожила; длинные ветви ее с пушистою бахромой тихо шевелились — точь-в-точь как летом! Вот было великолепие! Встало солнышко... Ах, как все вдруг засверкало и загорелось крошечными, ослепительно-белыми огоньками! Все было точно осыпано алмазною пылью, а на снегу переливались крупные бриллианты! — Что за прелесть! — сказала молодая девушка, вышедшая в сад с молодым человеком. Они остановились как раз возле снеговика и смотрели на сверкающие деревья. — Летом такого великолепия не увидишь! — сказала она, вся сияя от удовольствия. — И такого молодца тоже! — сказал молодой человек, указывая на снеговика. — Он бесподобен! Молодая девушка засмеялась, кивнула головкой снеговику и пустилась с молодым человеком по снегу вприпрыжку, у них под ногами так и захрустело, точно они бежали по крахмалу. — Кто такие эти двое? — спросил снеговик цепную собаку. — Ты ведь живешь тут подольше меня; знаешь ты их? — Знаю! — сказала собака. — Она гладила меня, а он бросал косточки; таких я не кусаю. — А что же они из себя изображают? — спросил снеговик. — Паррочку! — сказала цепная собака. — Вот они поселятся в конуре и будут вместе глодать кости! Вон! Вон! — Ну, а значат они что-нибудь, как вот я да ты? — Да ведь они господа! — сказал пес. — Куда как мало смыслит тот, кто только вчера вылез на свет божий! Это я по тебе вижу! Вот я так богат и годами и знанием! Я всех, всех знаю здесь! да, я знавал времена получше!.. Не мерз тут в холоде на цепи! Вон! Вон! — Славный морозец! — сказал снеговик. — Ну, ну, рассказывай! Только не греми цепью, а то меня просто коробит! — Вон! Вон! — залаял цепной пес. — Я был щенком, крошечным хорошеньким щенком, и лежал на бархатных креслах там, в доме, лежал на коленях у знатных господ! Меня целовали в мордочку и вытирали лапки вышитыми платками! Звали меня Милкой, Крошкой!.. Потом я подрос, велик для них стал, м меня подарили ключнице, я попал в подвальный этаж. Ты можешь заглянуть туда; с твоего места отлично видно. Так вот, в той каморке я и зажил как барин! Там хоть и пониже было, да зато спокойнее, чем наверху: меня не таскали и не тискали дети. Ел я тоже не хуже, если не лучше! У меня была своя подушка, и еще там была печка, самая чудеснейшая вещь на свете в такие холода! Я даже уползал под нее!.. О, я и теперь еще мечтаю об этой печке! Вон! Вон! — Разве уж она так хороша, печка-то? — спросил снеговик. — Похожа она на меня? — Ничуть! Вот сказал тоже! Печка черна как уголь: у нее длинная шея и медное пузо! Она так и пожирает дрова, огонь пышет у нее изо рта! Рядом с нею, под нею — настоящее блаженство! ее видно в окно, погляди! Снеговик посмотрел и в самом деле увидал черную блестящую штуку с медным животом; в животе светился огонь. Снеговика вдруг охватило такое страшное желание, — в нем как будто зашевелилось что-то... Что такое нашло на него, он и сам не знал и не понимал, хотя это понял бы всякий человек, если, разумеется, он не снеговик. — Зачем же ты ушел от нее? — спросил снеговик пса, он чувствовал, что печка — существо женского пола. — как ты мог уйти оттуда? — Пришлось поневоле! — сказал цепной пес. — Они вышвырнули меня и посадили на цепь. Я укусил за ногу младшего барчука — он хотел отнять у меня кость! "Кость за кость!" — думаю себе... А они осердились, и я оказался на цепи! Потерял голос... Слышишь, как я хриплю? Вон! Вон! Вот тебе и вся недолга! Снеговик уже не слушал; он не сводил глаз с подвального этажа, с каморки ключницы, где стояла на четырех ножках железная печка величиной с самого снеговика. — Во мне что-то странно шевелится! — сказал он. — Неужели я никогда не попаду туда? Это ведь такое невинное желание, отчего ж бы ему не сбыться! Это мое самое заветное, мое единственное желание! Где же справедливость, если оно не сбудется? Мне надо туда, туда к ней... Прижаться к ней во что бы то не стало, хоть бы разбить окно! — Туда тебе не попасть! — сказал цепной пес. — А если бы ты и добрался до печки, то тебе конец! Вон! Вон! — Мне уж и так конец подходит, того и гляди, свалюсь! Целый день снеговик стоял и смотрел в окно; в сумерки каморка выглядела еще приветливее; печка светила так мягко, как не светить ни солнцу, ни луне! Куда им! Так светит только печка, если брюшко у нее набито. Когда дверцу открыли, из печки метнулось пламя и заиграло ярким отблеском на белом лице снеговика. В груди у него тоже горело пламя. — Не выдержу! — сказал он. — Как мило она высовывает язык! Как это идет ей! Ночь была длинная, длинная, только не для снеговика; он весь погрузился в чудесные мечты, — они так и трещали в нем от мороза. К утру все окна подвального этажа покрылись прекрасным ледяным узором, цветами; лучших снеговик и желать не мог бы, но они скрыли печку! Мороз так и трещал, снег хрустел, снеговику радоваться да радоваться бы, так нет! Он тосковал о печке! Он был положительно болен. — Ну, это опасная болезнь для снеговика! — сказал пес. — Я тоже страдал этим, но поправился. Вон! Вон! Будет перемена погоды! И погода переменилась, началась оттепель. Зазвенела капель, а снеговик таял на глазах, но он не говорил ничего, не жаловался, а это плохой признак. В одно прекрасное утро он рухнул. На месте его торчало только что-то вроде железной согнутой палки; на ней-то мальчишки и укрепили его. — Ну, теперь я понимаю его тоску! — сказал цепной пес — У него внутри была кочерга! Вот что шевелилось в нем! Теперь все прошло! Вон! Вон! Скоро прошла и зима. — Вон! Вон! — лаял цепной пес, а девочки на улице пели: Цветочек лесной, поскорей распускайся! Ты, вербочка, мягким пушком одевайся! Кукушки, скворцы, прилетайте, Весну нам красну воспевайте! И мы вам подтянем: ай, люли-люли, Деньки наши красные снова пришли! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 31 декабря 2013 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ С Новым годом! Борис Штерн. Дед мороз Начальник отдела дошкольных учреждений подошел к окну. За окном стояло морозное тридцатое декабря и показывало начальнику кукиш. На улице ни души - город Нефтесеверск добывал предновогоднюю нефть. "Что же делать? - подумал начальник. - Платить из государственного кармана? В принципе, можно из государственного... хотя и беспринципно. Не платить... Значит, два детских сада будут жаловаться, и справедливо". Начальник опять выглянул в окно. Под окном стоял старик с седой бородой и, состроив из ладони козырек, заглядывал в кабинет начальника. Этому что надо? Старик отошел от окна и направился за угол к входной двери отдела дошкольных учреждений. "Если б с улицы набрать, - подумал начальник. - Вот таких бичей божьих... а ведь он ко мне!" И верно: приоткрылась дверь, и в кабинет просунулась седая борода. - Входите, входите! - засуетился начальник. - У вас веника нету? - спросил старик. - Входите, и так грязно! Старик затопал ногами, потом снял шапку и принялся сбивать снег с пальто. Снег таял на полу, начальник раздумывал, как бы половчее уговорить старичка. - Очень рад, - сказал начальник. - Вы-то мне и нужны! Давненько вас поджидаю. Старичок заморгал от удивления. - Видите ли... - Все вижу. Почтенный возраст... старикам везде у нас почет. Курите, если курите. Старик поспешно достал кисет и начал крутить козью ножку. - Где работаете, на буровой? - продолжал начальник, раздувая ноздри от давно позабытого запаха махорки. - Внуки в детском саду устроены? Нет? А, внуков нет... Но мы все для вас сделаем... устроим, разберемся, откликнемся. Но и вы нам должны помочь. Вы уважаете теперешнюю молодежь? - Постольку-поскольку... - Я с вами полностью согласен! Вы не знаете ли Белохватского из драмтеатра? - Не имел чести... - Не велика честь его знать. Обыкновенный рвач. Плати ему, понимаешь, двойной тариф, иначе он Деда Мороза играть не будет. И других артистов подбил! А у меня детские сады, вы понимаете? - Я так понял, что вы предлагаете мне это... того... - Нет... то есть да! Именно "того"! Не перебивайте, я еще не объяснил всей вашей выгоды. Возьмите на себя два праздничных утренника, сегодня и завтра, и подзаработайте к Новому Году. Смотрите, какое у вас пальто. Воротник истрепался, пуговицы разные... и шапка. - Шапка как шапка, - расстроился старик. - Из кролика. - Вы не обижайтесь. Я хочу как лучше. Вот и теплые ботинки могли бы купить. Холодно в туфлях? Холодно. Деньги получите сразу после утренника, я позабочусь. Дед-морозовский реквизит у нас есть... Эх, ничего не выйдет! Вы не успеете выучить роль. - Успею, успею, мне не впервой! - замахал руками старик. - Я роль знаю, мне бы только повторить. - Бывают же совпадения, - удивился начальник. - Вы, собственно, по какому делу? - Я это... - забормотал старик. - За тем и пришел... В Дед Морозы. В детском саду беспокойно, родители очень недовольны, - они отпросились с работы, почему утренник не начинается? - Дед Мороз задержался, - успокаивает всех заведующая детского сада. А вот и Дед Мороз. Он только что вошел, взгромоздил узел с реквизитом на детские шкафчики, отжимает бороду, оттаивает. Никто на него внимания не обращает, лишь одна старенькая уборщица узнала его и позвала заведующую: - Дед Мороз пришел! Родители усаживаются в музыкальном зале кто на чем, а заведующая ведет старика в свой кабинет. Там он снимает пальто и остается в какой-то выцветшей железнодорожной униформе. - М-да, - разочарованно говорит заведующая. - Предупреждаю, что бумагу подпишу вам после полного часа, а то в прошлом году один такой... похожий на вас... схитрил и испортил нам весь утренник. Простыня с подарками в левом углу под окном, не забудьте. Борода у вас настоящая, не пойму? Быстро переодевайтесь, и за работу. Начинаем. Старик поспешно снимает железнодорожную униформу и надевает красный халат на ватине. Смотрит в зеркало. В халате застряли желтые елочные иголки от прошлогоднего утренника. Надевает красную шапку с серебристыми звездочками, черные валенки с бумажными снежинками, красит помадой щеки и нос. Распушает бороду. Вдруг пугается, достает из кармана мятую школьную тетрадку, листает, возводит глаза к потолку и шевелит губами. Из зала доносятся звуки рояля. - Дети, а кто должен к нам прийти? - спрашивает музыкальная руководительница. - Дед Мороз... - нестройно отвечают дети. - Верно! Молодцы! Позовем его! Вместе, хором: де-ду-шка Мо-роз! Старик выбегает из кабинета и мчится по коридору. Родители в дверях, улыбаясь, уступают ему дорогу. - Де-ду-шка Мо-роз! - зовут дети. - Слышу, слышу! - кричит старик. - Бегу! Музыкальная руководительница начинает играть "Марш Деда Мороза", старик начинает петь и входит в зал: Разыгралися метели, Стонут сосны, стонут ели... Вдруг он с ужасом вспоминает, что забыл в автобусе свой главный реквизит - толстую суковатую волшебную палку. - Склеротик ненормальный, - бормочет он и устремляется к выходу. Родители смеются, но музыкальной руководительнице не до смеха. Она пытается спасти положение: - Дедушка Мороз, что случилось? Расскажи нам! Может быть, мы все вместе тебе поможем. - Палку забыл в автобусе... ах, да, виноват. Дорогие детки, у меня большое несчастье! Злой серый волк украл мою волшебную палку! Что мне теперь делать? Дети в недоумении. Музыкальная руководительница пристально смотрит на уборщицу, та отправляется на кухню и начинает наклеивать на половую щетку кусочки ваты. - Дедушка Мороз, разве ты не видишь, что для тебя приготовили дети? - ласково спрашивает музыкальная руководительница и злобно разглядывает старика. Тот все еще неуклюже топчется посреди зала и наконец замечает елку. - Ого-го, какая елка! - восторгается он. - Боже ж мой, какие игрушки, какие хлопушки! Музыкальная руководительница начинает закипать. Старик поглядывает на нее и думает: "Зачем я Бога приплел? Еще бумагу не подпишут..." Пора усаживаться под елкой. Больше всего в этом стародавнем новогоднем сценарии ему нравятся двадцать минут сидения под елкой. - Устал я, детки, - кряхтит старик. - Дорога была нелегкой, инфаркт дает себя знать. Сяду под елочкой, отдохну... А где мой стул? - вдруг пугается старик. Родители хохочут, музрук страшными глазами ищет уборщицу. Та приносит стул и красивую волшебную швабру: - Вот, дедушка, Снегурочка тебе передала. Она эту палку у серого волка отняла. Садись, светик. - Спасибо, бабуля, - шепчет старик. - Если б не ты, не знал, что и делать. Наконец усаживается. - Дедушка Мороз, - говорит музыкальная руководительница. - Послушай, какие стишки выучили дети специально для тебя. Вовочка! "Елки-палки! - вспоминает старик. - Совсем забыл!" Он вскакивает, грозно размахивая шваброй: - Извини, Вовочка! Сейчас своей волшебной палкой я зажгу лампочки на елке! - Рано еще! - шипит музыкальная руководительница. - Не волнуйся, голубка, все будет хорошо, пусть детишки порадуются. Раз, два, три, елка зажгись! Неудача. Через весь зал, скользя по мастике, мчится к розетке уборщица. Она кивает старику и, когда тот, свалив вину на злополучного серого волка, опять кричит: "Елка, зажгись!", втыкает вилку в розетку. Слышится треск, летят искры, и детский сад погружается во тьму. - Пробки сгорели! - ахают родители. - Это не пробки! - слышится голос многострадальной музыкальной руководительницы. - Это Дедушка Мороз расскажет в стихах о своем путешествии. В это время два знающих папы, зажигая спички, отправляются в коридор к пробкам. - Почему в стихах?! - возмущается в темноте старик. - Я точно помню, что не в стихах... или в стихах? Он нащупывает стул, распахивает халат и пускается по течению: - Какие уж тут стихи, детки... Тут стихами не передашь! Трудное было путешествие, должен вам сказать, малыши. Я вышел из леса, был сильный мороз. А я, хоть и Дед Мороз, но тоже живой человек, верно? Не возвращаться же назад, когда меня ждут такие хорошие дети. Вот. Как вдруг ко мне из-за елки выбегают мохнатые волки! Садись, Айболит... э-э... не то... Садись, Дед Мороз, верхом, мы живо тебя довезем. Если б не эти добрые волки, тю-тю... не видать вам меня на елке! Зажигается свет, старик едва успевает запахнуть халат. Музыкальная руководительница оцепенело глядит на клавиши. - Продолжим утренник, - устало говорит старик. - Где там Вовочка? - Я! - Не ковыряй в носике. Давай свое стихотворение. Села муха на варенье, Вот и все стихотворенье. - И все? - Ага! - Дружно поаплодируем Вовочке! - оживает музыкальная руководительница. - Сейчас девочки-снежинки из младшей группы станцуют танец! Старик умиленно наблюдает, как танцуют снежинки. - А сейчас станцуют мальчики-зайчики из средней группы! Пока зайчики танцуют, старик отдыхает. - А сейчас нам станцует Дедушка Мороз... - музыкальная руководительница смотрит на перепуганного старика и меняет решение. - Нет! Пусть лучше Коленька загадает Дедушке Морозу загадку. Посмотрим, как он умеет отгадывать. Танцевать, слава богу, уже не надо; зато наступает самое страшное для старика - отгадывание загадок. Выходит Коленька и загадывает: Он веселый и смешной, Длинноносый, озорной, В красной шапке на макушке, А зовут его... "Буратино, что ли?.." - лихорадочно соображает старик. Наконец догадывается: - Петрушка! - радостно кричит он. Коленька смотрит с недоумением, музыкальная руководительница готова разрыдаться. - Нет, - говорит Коленька. Старик удручен. Он чувствует, что отгадал правильно. - Как же "нет", как же "нет"?! - суетится он. - Петрушка, точно! Могу поспорить. - Да нет, все правильно, - обижается Коленька. - Но ты должен был сначала не угадать. Надо было сначала ответить "лягушка", потом "подушка", а потом уже ты должен был угадать. Такая игра, понимаешь? - Непонятливый я, - сердится старик. - В следующий раз буду знать. Утренник близится к концу. - Дедушка Мороз, а что ты еще забыл? - спрашивает музыкальная руководительница. - Не помню, что я забыл, - сердится старик. На этот раз он действует точно по сценарию, хотя и не знает этого. Музрук счастлива: - Дети, напомним Дедушке Морозу, что он еще забыл! Хором! - По-дар-ки! - кричат дети. - Точно! - радуется старик. - Я добрый Дедушка Мороз, я подарки вам принес! Они находятся в этом зале. Сейчас их отыщет моя волшебная палка. Старик хорошо помнит, где спрятаны подарки. Он торжественно шествует в правый угол, раздвигает родителей, но подарков не находит. Направляется в другой угол, в третий... наконец бредет в последний, четвертый угол. Там у простыни с подарками сидит малолетний шкет и, пуская шоколадные слюни, потрошит кулек с конфетами. - Идем, малыш, поможешь мне раздать подарки, - устало говорит старик. В кабинете его ожидали насупленные заведующая и музыкальная руководительница. - Вы сорвали нам утренник, - сказала заведующая. - Я вам бумагу не подпишу. - Но я провел утренник до конца, - робко возразил старик. - И потом, я ведь не специалист... - Это не наше дело! - вспыхнула музыкальная руководительница и разрыдалась. - У меня есть методика, утвержденный сценарий... а вы... Разве это утренник? Это черт знает что! В кабинет вошли две мамы. - Мы из родительского комитета, - представилась первая мама. - Мы хотим поблагодарить Деда Мороза. Было очень весело, вы хороший артист. - Разрешите от имени... - сказала вторая мама и сунула старику кулек с конфетами. Когда делегация удалилась, музыкальная руководительница перестала рыдать и задумалась, а заведующая поколебалась и подписала бумагу. Старик быстро переоделся и, как молодой, помчался в отдел дошкольных учреждений. Там его ожидали начальник и конверт с деньгами. Начальник пожал ему руку. - Детские магазины до скольких открыты? - спросил старик. - По-моему, уже все закрыто. - Как? - опешил старик и заспешил в центральный универмаг. Оттуда он вышел радостный, с пакетиком под мышкой. Оставалось сделать еще два дела, а потом домой. Он зашел в кулинарию, там было пусто. - Все продано, закрываем, - сказал мясник, громко щелкая большим навесным замком. - Мне костей... килограммов пять... а лучше шесть, - попросил старик. Мясник так удивился, что отложил замок и в придачу к костям нашел пустой мешок и немного мяса. Старик очень благодарил. И наконец последнее дело. Но винарка была уже закрыта. Старик тихонько постучал. - Закрыто уже, не видишь?! - взревела изнутри винарщица, но старик так скорбно промолчал, что она впустила его и налила стакан вермута. Вермут утеплил ему душу. Вот и все. Он с теплой душой сел в автобус и поехал в самый дальний район Нефтесеверска. Ему уступили место, он сел у окна и прищурился в темноту. Потом он развернул пакетик и радовался, разглядывая розовую пуховую шапочку и шарфик. Потом автобус опустел, а он все ехал; потом он съел конфетку из подарочного кулька и увидел, что автобус подъезжает к конечной остановке. Он торопливо развязал узел, снял пальто и опять оделся Дедом Морозом. Водитель посмотрел на него и улыбнулся. Медленно падал снег. Было темновато, но старик легко находил дорогу. Он обошел последний дом, пересек забитый сваями котлован и очутился на опушке леса. Здесь он тихонько свистнул. К нему подбежали два матерых волка, запряженных в легкие сани. - Как дела? спросили волки. - Нормально, - ответил старик. - Принес что-нибудь? Старик похлопал по мешку. Волки принюхались и сказали: - Нормально. Старик уселся в сани, и видимость растаяла за пушистым снегом. Ехал он лесотундрой к своей избушке часа два, чуть не замерз. Грелся у газовых факелов. Его встречали Снегурочка, горячий чай и теплая постель. Даже Деду Морозу нужно немного тепла. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 4 января 2014 Ермилка и лесной боров Русская народная сказка В одном селе жил-был мальчик Ермилка. Любил он всех дразнить да высмеивать, никого он не боялся, и доставалось от него всякому, кто попадался на глаза. Лежал как-то Ермилка на печке и услышал — как под Новый год весёлые колокольца зазвенели, гудочки заиграли. Вышел во двор и увидел—как мальчишки наряжались и во игровые коляды собирались. Кликали-звали мальчишек всех идти играть да колядовать. Звали с собой и Ермилку. Собрался Ермилка и пошёл с ряжеными по дворам величать и поздравлять хозяев. А затем к лесу — задабривать лесного Борова, чтобы весь год сало в доме было да зерно в закромах водилось. Подходили мальчишки толпой к лесу, разбрасывали зерно и пели: А мы Борова любили, Зёрна в лес ему носили, А мы беленькому, Со спинкой пегенькой! Чтобы Боров встал, Весело поскакал! Ай и ох! Коляда. Боров высок, Дай сала кусок, С осину вышины, С дуб толщины. Ай ох! Коляда. А Ермилка возьми да и начни дразнить: Боров-туша, Покажи уши, Хвост крючком, Рыло пятачком... Только он кончил дразнить, как вдруг из леса выскочил большой чёрный Боров, схватил Ермилку на спину, на щетину и утащил. Испугались мальчишки и в село побежали, обо всём рассказали. Пришёл народ искать Ермилку, а его нигде нет. Все кустики проглядели, бугорки прошли, искали в поле и за огородом, да не нашли. А Боров утащил Ермилку в лес и бросил в снег. Огляделся Ермилка — никого в тёмном лесу нет. Влез он на дерево и видит — на поляне братья Морозы стоят да рядят, кому какой работой заняться. Один Мороз говорит: — Я у реки погощу, во всю реку золотой мост проложу. Да заслон в лесу сколочу. Другой Мороз говорит: — Я где пробегу — ковром белым устелю. Вьюгу на волю выпущу, пусть, весёлая, в поле гуляет, крутит и бурчит да снег потряхивает. Третий Мороз говорит: — А я по селу похожу, окна в избах разрисую. Постучу-потрещу, холод и стужу напущу. Ушли братья Морозы. Ермилка слез с дерева и пошёл по следам третьего Мороза. Так по следам и дошёл до родного села. А в селе в Новый год народ на гулянье сряжается, песни поёт, у ворот ведёт хоровод. Мороз-то шутник тут как тут — на улице стоять не велит, за нос домой тянет. Под окнами стучит, в избу просится. Окна разрисовал и стужей в избу лезет. Заберётся в избу, по полу покатится, зазвенит, под лавку ляжет и холодом дышит. Увидели в селе Ермилку, обрадовались, накормили да обо всём расспросили. Узнали о Морозе, проказнике да шутнике. А Мороз всем руки и ноги познобил, холодом-стужей в рукава залез. Взялись тут мужики, костёр разожгли, жару-пылу на всё село напустили. Греется народ у огня, ещё громче песни поёт, ещё быстрее хоровод ведёт. А Морозу от огня жарко да парко; обозлился он на народ, что их холод и стужа не берёт, убежал из села в лес, больше не проказил здесь. С того времени, говорят, Ермилка никого не дразнил, не дразнил и лесного Борова — боялся его. И зажил он ладно и весело. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 7 января 2014 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 7 января - Рождество Христово по юлианскому календарю (Православное Рождество). Александр Иванович Куприн Начальница тяги Самый правдоподобный святочный рассказ Этот рассказ, который я сейчас попробую передать, был как-то рассказан в небольшом обществе одним знаменитым адвокатом. Имя его, конечно, известно всей грамотной России. По некоторым причинам я, однако, не могу и не хочу назвать его фамилии, но вот его приблизительный портрет: высокий рост, низкий и очень широкий лоб, как у Рубинштейна; бритое, точно у актера, лицо, но ни за актера, ни за лакея его никто не осмелился бы принять; седеющая грива, львиная голова, настоящий рот оратора, - рупор, самой природой как будто бы созданный для страстных, потрясающих слов. Среди нашего разговора он вдруг расхохотался. Так искренно расхохотался, как даже старые люди смеются своим юношеским воспоминаниям. - Ну, конечно, господа, - сказал он, - так пародировать святочные рассказы, как мы сейчас делаем, можно до бесконечности. Не устанешь смеяться... А вот я вам сейчас, если позволите, расскажу, как мы однажды втроем... нет, виноват, вчетвером... нет, даже и не вчетвером, а впятером встречали рождество... Уверяю вас, что это будет гораздо фантастичнее всех святочных рассказов. Видите ли: жизнь в своей простоте гораздо неправдоподобнее самого изощренного вымысла... Мы трое были приглашены на елку к владельцу меднопрокатного завода Щекину, в окрестностях Сиверской. Наутро нам обещали облаву на лисиц и на волков с обкладчиками-костромичами, а если бы не удалось, то простую охоту с гончими. В этом приглашении было много соблазнительного. Елку предполагали устроить в лесу, - настоящую живую елку, но только с электрическим освещением. Кроме того, там была целая орава очаровательных детишек - милых, свободных, ничем не стесненных, - таких, с которыми себя чувствуешь в сто раз лучше, чем со взрослыми, и сам, незаметно для себя, становишься мальчуганом двенадцати лет. А еще, кроме того, у Щекиных в эти дни собиралось все, что только бывало в Петербурге талантливого и интересного. А мы трое были: ваш покорный слуга, тогда помощник присяжного поверенного, один начинающий бас -- теперь он мировая известность - и третий, ныне покойник, - он умер четыре года тому назад или, вернее, не умер, а его съела служебная карьера. Ехали мы в самом блаженном, в самом радужном настроении. Накупили конфет, тортов, волшебных фонарей, фейерверков, лыж, микроскопов, коньков и прочей дряни. Были похожи на дачных мужей. Но настроение наше начало портиться уже на вокзале. Огромная толпища стояла у всех дверей, ведущих на платформу, - едва-едва ее сдерживали железнодорожные сторожа. И. уже чувствовалась между этими людьми та беспричинная взаимная ненависть, которую можно наблюдать только в церквах, на пароходах и на железной дороге. По второму звонку все это стадо ринулось на дебаркадер. Опасаясь за наши покупки, мы вышли последними. Мы прошли весь поезд насквозь, от хвоста до головы. Мест не было. В третьем классе нас встретили сравнительно спокойно какие-то добродушные мужички, даже потеснились, чтобы дать нам место. Но было совсем стыдно злоупотреблять их гостеприимством. Они и так сидели друг у друга на головах. Во втором классе было почти то же самое, но уж с оттенком недружелюбия. Например: один чиновник ехал явно по бесплатному билету; я попробовал намекнуть ему, что железнодорожный устав строго требует, чтобы лица, едущие по бесплатному билету, уступали свои места пассажирам по первому требованию. Но он почему-то назвал меня нахалом и дураком и сказал: "Вы сами не знаете, с кем имеете дело". Я подумал, что это переодетый министр, и мы перешли в первый класс. Тут нам сразу повезло. Конечно, все купе были закрыты, как это и всегда бывает, но случайно одна дверка отворилась, и один из нас, именно третий товарищ, успел просунуть руку в створку, помешав двери захлопнуться. Оказывается, в купе сидела дама, так лет тридцати - тридцати двух, прехорошенькая, но в ту секунду очень озлобленная и похожая на пороховую бочку, под которую только что подложили фитиль. - Куда вы лезете, разве вы не видите, что это купе занято? Ах, боже мой, все мы хорошо знаем, как нелепо, нетактично и жестоко ведут себя дамы, а особенно чиновные, в первых двух классах поездов и пароходов. Они занимают вдвоем полвагона с надписью: "Дамское отделение", в то время когда в следующей половине мужчины стиснуты, как сардины в нераскупоренной коробке. Но попробуйте попросить у них гостеприимства для больного старика или утомленного дорогой шестилетнего мальчика, - сейчас же крики, скандал, "полное право" и так далее. Однако такая же дама способна влезть со своими баулами, картонками, зонтиками и всякой дрянью в соседнее "мужское отделение", стеснить всех своим присутствием, заявить: "Я, знаете, не переношу дамского общества", и завести на целую ночь утомительную трескотню, с визгами, игривым хохотом, ахами, ломаньем и кокетством, от которых наутро чувствуешь себя разбитым гораздо больше, чем тряской и бессонницей. В сопровождении бонны, кормилицы и четырех орущих чад она входит в купе, где вы сидите тихонько, с послушным, скромным ребенком, останавливается на пороге и с отвращением фыркает: "Фу! И здесь каких-то детей напихали!" Словом, все это .и многое другое мы прекрасно изучили и были уверены, что никакие меры кротости, увещевания и логика не помогут, но, как и всегда, в пятисотый раз пробовали тронуть сердитую даму. - Федор Иванович приложил руку к сердцу и на самой обольстительной ноте своего изумительного голоса сказал: - Прелестная синьора... нам только три станции... если прикажете, мы будем сидеть у ваших ног. Это оперное вступление нас и погубило. Почем знать, если бы он был один?.. Может, она и смилостивилась бы. Но нас было трое. И, вероятно, поэтому фитиль достиг своей цели, и бочка разорвалась. Откровенно говоря, я никогда не слышал ни раньше, ни позже такой ругани. В продолжение двух минут она успела нас назвать: железнодорожными ворами, безбилетными зайцами, убийцами, которые в своих гнусных целях прибегают к хлороформу, и даже... простите, барыня... поставщиками живого товара в Константинополь. Потом, в своем гневе, она закричала: - Кондуктор! Но разве мог прийти ей на помощь кондуктор? Вероятно эту минуту он с трудом прокладывал себе дорогу в самом заднем вагоне по человеческим головам. Тогда, ошеломленный ее бурным натиском, я позволил себе робко спросить: - Сударыня, вы едете одни... Может быть, вы знаете случайно, кому принадлежат вот эти вещи: четыре картонки, два чемодана, плетеная корзина, деревянная лошадь почти в натуральную величину, вот эти горшки с гиацинтами, игрушечные ружья, барабаны и сабли, этот порт-плед, наконец, этот торт и банки с вареньем? - Не знаю, - сухо ответила она и отвернулась к окну. - Сударыня, - продолжал я тоном рабской мольбы, - вы сами видите, что мы нагружены, как верблюды. Мы падаем с ног от усталости... Мы не обеспокоим вас долго своим присутствием. Всего лишь три станции... Не позволите ли вы положить эти чужие вещи наверх, в сетки? Ну, хотя бы из христианского милосердия. - Не позволю... - ответила дама. . - Но ведь все равно вещи не ваши. Не так ли? Если бы мы сами попробовали их переместить. Опять на нас повернулось красное, пылающее лицо. - Ого! Попробуйте. Попробуйте только! Да вы знаете, с кем имеете дело? Нахалы! Вы сами не знаете, к кому пристаете. Я - начальница тяги! Я вас в двадцать четыре часа... Мы не дослушали. Мы вышли в коридор для небольшого совещания. К нам присоединился какой-то милый, чистенький, маленький, серебряный старичок в золотых очках. Он все время был свидетелем наших перекоров. Он-то нам и дал один очень простой, но ехидный совет. Когда поезд стал замедлять ход перед второй станцией и дама начала суетиться, мы торжественно вошли в купе. Старичок злорадно шел за нами. - Итак, сударыня, вы все-таки подтверждаете, что эти вещи вам не принадлежат? - спросил третий, умерший. - Дурак! Я вам сказала, что эти вещи не мои. - Позвольте узнать, - а чьи? - спросил старичок голосом малиновки. - Не твое дело. В это время поезд остановился. Вбежали носильщики. Дама велела одному из них, - она даже назвала его Семеном, - взять вещи. Ну, уж тут мы горячо вступились за чужую собственность! Мы все четверо были свидетелями того, что вещи принадлежат вовсе не даме, а какой-то забывчивой пассажирке. Конечно, это дело нас не касается, но принципиально и так далее. Вчетвером мы проследовали в жандармскую контору. Дама извивалась, как уж, но мы ее взяли в настоящие тиски. Она говорила "Да! Вещи мои!" Тогда мы отвечали: "Не угодно ли вам заплатить за все места, которые вы занимали? Железной дороге убыток, а мы, как честные люди, этого не можем допустить". Тогда она кричала: "Нет, эти вещи не мои! А вы - хулиганы!" Тогда мы говорили: "Сударыня, вы на наших глазах хотели присвоить эти вещи". - "Повторяю же вам, болваны, что это мои собственные вещи... а вы обращались с беззащитной женщиной, как свиньи!" Но тут уже выступал ядовитый старичок, пел соловьем и в качестве беспристрастного свидетеля удостоверял наше истинно джентльменское поведение, а также и то, что мы два часа с лишком стояли на ногах (воображаю, как ему в его долгой жизни насолили дамы первых двух классов!). Кончилось тем, что она растерялась и заплакала. Ну, тут уж и мы размякли. Дали ей воды, бас проводил ее до извозчика, и дурацкий протокол был очень легко и быстро уничтожен. Один только старичок покачал укоризненно на каждого из нас головою и безмолвно испарился в темноте. Но когда мы опять сошлись втроем на платформе и поглядели на часы, то убедились в том, что если и поспеем к Щекиным, то только к девяти часам утра. Это уже выходило за пределы нашей шутки. Стали расспрашивать у сторожа, какая здесь лучшая гостиница, то есть где меньше клопов. И вдруг слышим знакомый, но уже теперь славный, теплый голос: - Господа, куда вы собираетесь? Оглядываемся. Смотрим - наша дама. И совсем новое лицо: милое русское лицо. - Если вы не побрезгуете, поедемте ко мне на елку... Вы на меня не сердитесь... я все-таки женщина... А с этими железными дорогами просто голову растеряешь. Скажу по правде, никогда мне не было так весело, как в этот вечер. Даже фейерверки, против обыкновения, горели чудесно. И ребята там попались чудесные А с Анной Федоровной мы и до сих пор закадычные друзья. Он нагнулся, чтобы его глазам не мешала тень, и спросил: - Правда, Анна Федоровна? Густой смеющийся голос из темноты ответил: - Бесстыдник. Язык у вас, у адвокатов, так уж подвешен, что не можете не переврать!.. <1911> Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 12 января 2014 Ирина Юферева Сказочка про тапочки У папы были вельветовые тапки в клеточку, изрядно потрепанные, но любимые. Они жили долго и счастливо. У мамы когда-то пушистые и ослепительно белые немного протерлись и потеряли белизну. У Вовика маленькие, тоже в прошлой жизни белые, частенько ходили в компании с мамиными. Наверное, были их детенышами. Cуществовали еще и гостевые тапки, они лежали отдельной грустной стайкой – и редко гуляли по дому. Когда вся семейка устраивалась на диване перед телевизором, тапки дружной горой лежали рядом. А потом разбегались по всей квартире. А, если кто-то, потеряв свои, включал в тапочный круговорот еще и гостевые, то частенько число тапок в стаде становилось нечетным. Как будто здесь жило какое-то чудище о пяти ногах. Под компьютерным угловым столом тапки застревали в глубине этого треугольника. И папа ходил в одном с криком: «Где мой второй тапок!» А беглец, невидимый глазу, уютно дремал в дальнем углу, прихватив в компанию один гостевой. Если тапки сбегались в большую кучу в прихожей, значит, вся семья отсутствовала. Если они разбредались по комнатам – значит, каждый занимается своим делом, причем мамины предпочитали кухню. Если снова собирались у дивана, то всем было хорошо и тепло рядышком. В вовиковых тапочках уютно дремали вязаные носки с дыркой на пятке, видно, владелец их был большой непоседа. Папины тапки влюбленно лежали носик к носику с мамиными. А маленькие утыкались им в бочок. Тапки уютно грели друг друга, а ночью кто-то обязательно спотыкался об эту мягкую бесформенную кучу. И когда, наконец, приходили гости, вся семья с криками: «Сейчас найду вам тапки!» бегала и заглядывала под диваны. Купили для порядка даже специальную тапочницу, но в ней никто не жил, тапки любили свободу и простор. Как-то папа собрал все старые тапки вместе и решил выбросить. В магазине купили новые, привезли их домой. Они держались чужаками, сбившись в кучку в прихожей. Но потом освоились и снова разбрелись по дому на радость его обитателям. По ночам они видели во сне шустрые пальчики и теплые пяточки своих любимых хозяев. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 13 января 2014 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ Со старым Новым годом! Ганс Христиан Андерсен Двенадцать пассажиров Mороз так и трещал; вызвездило; воздух словно застыл. «Бумc!» — о двери разбился горшок. «Паф!» — выстрел приветствовал Новый год. Это было в ночь под Новый год, и часы как раз пробили двенадцать. «Тра-та-та-ра!» Пришла почта. У городских ворот остановился почтовый дилижанс, привезший двенадцать пассажиров; больше в нем и не умещалось; все места были заняты. «Ура! Ура!» — раздалось в домах, где люди собрались праздновать наступление Нового года. Все встали из-за стола с полными бокалами в руках и принялись пить за приход Нового года, приговаривая: «С Новым годом, с новым счастьем!» — «Вам славную женку!» — «Вам денег побольше!» — «Конец старым дрязгам!» Вот какие раздавались пожелания! Люди чокались, а дилижанс, привезший гостей, двенадцать пассажиров, остановился в эту минуту у городских ворот. Что это были за господа? У них были с собой и паспорта и багаж, подарки для тебя и для меня, для всех в городе. Кто же такие были эти гости? Что им надо было тут и что они привезли с собою? — С добрым утром! — сказали они часовому у ворот. — С добрым утром! — ответил он, — часы ведь уже пробили двенадцать. — Ваше имя? Звание? — спросил часовой у первого, вылезшего из дилижанса. — Взгляни на паспорт! — ответил тот. — Я — я! — Это был парень здоровый, в медвежьей шубе и меховых сапогах. — Я тот самый, на кого уповают столько людей. Приди ко мне утром, я дам тебе на чай! Я так и швыряю деньгами, дарю подарки, задаю балы! Тридцать один бал! Больше ночей я тратить не могу. Корабли мои, правда, замерзли, но в конторе у меня тепло. Я — коммерсант, зовут меня Январь. У меня с собою только счета. Затем вылез второй — «увеселительных дел мастер», театральный директор, распорядитель маскарадов и других веселых затей. В багаже у него была огромная бочка. — Из нее мы на масленице выколотим кое-что получше кошки! (Старый обычай, долго державшийся в Дании: в бочку сажают кошку и начинают изо всех сил колотить по бочке, пока, наконец, не вышибут из нее дно, и кошка, как угорелая, не выскочит оттуда. — Примеч. перев. ) — сказал он. — Я люблю повеселить других, да и себя самого, кстати! Мне ведь уделен самый короткий срок! Мне дано всего двадцать восемь дней; разве иногда прикинут лишний денек! Но все равно! Ура! — Нельзя кричать! — заявил часовой. — Мне-то? Я — принц Карнавал, а путешествую под именем Февраля! Вышел и третий; вид у него был самый постный, но голову он задирал высоко: он ведь был в родстве с сорока мучениками и числился пророком погоды. Ну да это должность не из сытных, вот он и восхвалял воздержание. В петлице у него красовался букет фиалок, только крошечных-прекрошечных! — Март, марш! — закричал четвертый и толкнул третьего. — Март, марш! Марш в караулку, там пунш пьют! Я чую. — Однако это была неправда: Апрелю все бы только дурачиться — он с этого и начал. Смотрелся он парнем разудалым, делами много не занимался, а все больше праздновал. С расположением духа он вечно играл то на повышение, то на понижение, то на понижение, то на повышение. Дождь и солнце, переезд из дома, переезд в дом. — Я ведь тоже состою квартирным комиссаром, сзываю и на свадьбы, и на похороны, готов и посмеяться и поплакать! В чемодане у меня есть летнее платье, но надеть его было бы глупо! Да, вот я! Ради парада я щеголяю в шелковых чулках и в муфте! Затем из дилижанса вышла барыня. — Девица Май! — отрекомендовалась она. На ней было легкое летнее платье и калоши; платье шелковое, буково-зеленое, в волосах анемоны; от нее так пахло диким ясминником, что часовой не выдержал, чихнул. — Будьте здоровы! — сказала она в виде приветствия. Как она была мила! И какая певица! Не театральная, а вольная, лесная; да и не из тех, что поют в увеселительных палатках; нет, она бродила себе по свежему зеленому лесу и пела для собственного удовольствия. В ридикюле у нее лежали «Гравюры на дереве» Христиана Винтера (Христиан Винтер — один из выдающихся датских поэтов-лириков.) — они поспорят свежестью с буковым лесом — и «Стишки» Рихарда (Христиан Рихард — то же.) — эти благоухают, что твой дикий ясминник! — Теперь идет молодая дама! — закричали из дилижанса. И дама вышла. Молодая, изящная, гордая, прелестная! Она задавала пир в самый длинный день года, чтобы гостям хватило времени покончить с многочисленными блюдами. Средства позволяли ей ездить и в собственной карете, но она приехала в дилижансе вместе со всеми, желая показать, что совсем неспесива. Но, конечно, она ехала не одна: ее сопровождал младший брат Июль. Июль — толстяк; одет по-летнему, в шляпе «панама». У него был с собою очень небольшой запас дорожной одежды: в такую жару да возиться еще! Он и взял с собою только купальные панталоны да шапочку. За ним вылезла матушка Август, оптовая торговка фруктами, владетельница многочисленных садков, земледелец в кринолине. Толстая она и горячая, до всего сама доходит, даже сама обносит пивом рабочих в поле. «В поте лица своего ешь хлеб свой, — приговаривала она. — Так сказано в Библии! А вот осенью — милости просим! Устроим вечеринку на открытом воздухе, пирушку!» Она была молодец баба, хозяйка хоть куда. За нею следовал опять мужчина, живописец по профессии. Он собирался показать лесам, что листья могут и переменить цвета, да еще на какие чудесные, если ему вздумается! Стоит ему взяться за дело, и леса запестреют красными, желтыми и бурыми листьями. Художник насвистывал, что твой черный скворец, и мастер был работать! Пивную кружку его украшала ветка хмеля — он вообще знал толк в украшениях. Весь его багаж заключался в палитре с красками. Вылез и десятый пассажир, помещик. У него только и дум было, что о пашне, о посевах, о жатве, да еще об охотничьих забавах. Он был с ружьем и собакою, а в сумке у него гремели орехи. Щелк! Щелк! Багажа у него было пропасть, между прочим даже английский плуг. Он что-то говорил о сельском хозяйстве, но его почти и не слышно было из-за кашля и отдувания следующего пассажира — Ноября. Что за насморк у него был, ужасный насморк! Пришлось вместо носового платка запастись целой простыней! А ему, по его словам, приходилось еще сопровождать служанок, поступающих на места! Ну, да простуда живо пройдет, когда он начнет рубить дрова. А он это непременно сделает — он ведь был старшиной цеха дровосеков. Вечерами он вырезывал коньки, зная, что эта веселая обувь скоро понадобится. Вышел и последний пассажир — бабушка Декабрь с грелкою в руках. Она дрожала от холода, но глаза ее так и сияли, словно звезды. Она несла в цветочном горшочке маленькую елочку. «Я ее выхожу, выращу к сочельнику! Она будет большая — от полу до потолка, обрастет зажженными свечками, вызолоченными яблоками и разноцветными сеточками с гостинцами. Грелка согревает не хуже печки, я вытащу из кармана книжку со сказками и буду читать вслух. Все детки в комнате притихнут, зато куколки на елке оживут, восковой ангелочек на самой верхушке ее затрепещет золочеными крылышками, слетит и расцелует всех, кто в комнате, — и малюток, и взрослых, и даже бедных деток, что стоят за дверями и славят Христа и звезду Вифлеемскую. — Теперь дилижанс может отъехать! — сказал часовой. — Вся дюжина тут! Пусть подъезжает следующий. — Пусть сначала войдут эти двенадцать! — сказал дежурный капитан. — По одному зараз! Паспорта остаются у меня. Каждому паспорт выдан на один месяц; по истечении срока я сделаю пометку о поведении каждого. Пожалуйте, господин Январь! Не угодно ли вам войти? И тот вошел. Когда год кончится, я скажу тебе, что эти двенадцать пассажиров принесли тебе, мне и всем остальным. Теперь я этого еще не знаю, да и сами они не знают, — удивительные ведь времена у нас настали! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 19 января 2014 Владислав Бахревский ГЛАЗА НОЧИ ПЕРВЫЕ ЗВЁЗДЫ ПЛЕМЕНИ Птица вертела головой, словно это было самым важным делом в её жизни. Золотисто-ржавое кольцо на шее переливалось, чёрное оперение с белыми круглыми пятнышками сияло. У этой птицы было имя — турач. У мальчика, выследившего турача, имени не было. В их племени люди не придумали давать друг другу имена. Выли мальчики и девочки, мужчины и женщины, старухи и старики, и ещё — Мать. Мальчик знал: турача нужно спугнуть. Он пырхнет в небо, как взлетает пламя костра, когда его накормят сухими лапами сосен. Пырхнет шумно: турач птица тяжелая, но крылья у него слабые, далеко не унесут. Сядет турач в траву и кинется бежать. Тут его надо ещё раз спугнуть. Турач пролетит вдвое меньше, а на третий раз он взлетит, но тотчас и сядет, прижмётся к земле. От зверя он, может, и спрятался, но человек с высоты своего роста видит все его уловки. Мальчик начертил на земле изображение турача, чтоб привлечь на свою сторону духа птицы, и кинулся в погоню. Птица взлетела, но её словно дёрнули за ноги. Она исчезла, и в тот же миг мальчик потерял землю. …Шелестели, осыпаясь, комочки сухой глины. Он лежал на дне ямы, а над ним головой вниз висел, трепеща крыльями, турач, привязанный за ногу плетёной травой. Мальчик подобрал несколько камней. С первого броска попал в птицу. Она затрепыхалась, трава оборвалась, и турач упал к ногам добытчика. И только теперь мальчик догадался: — Яма — ловушка, турач — приманка. Люди хотели поймать зверя, который ест мясо. Мальчик был голоден, но добычу нужно приносить Матери. Она знает, как наградить охотника. И тут он сказал себе: — Если из ямы не может вылезти большой зверь, то и человеку не выбраться!.. Думать — трудное дело. Пока думал, тень наполнила яму до краёв: солнце садилось. Никто не виноват в его беде. Он слишком понадеялся на свою удачу. Среди детей племени он всегда и во всем был первый. По запаху находил на лугу нужную травку, проворнее других лазал по деревьям, в беге не было ему равных. Камни он бросал без промаха. Но Мать Племени никого не выделяла. Она была справедливая и давала всем одинаковую работу. А он не желал такой справедливости. На этот раз Мать Племени отправила их собирать плоды. С дерева он и увидал этого турача. — Я принесу сегодня настоящую добычу! — сказал он себе. — Я принесу мясо! И когда все отправились в обратную дорогу к пещере, он сначала шёл впереди, рядом со старшим, потом посредине отряда, потом в конце… Отстал, спрятался и побежал назад, на тот луг, где видел турача. Мальчика била дрожь. Он смотрел, как розовеют в небе облака. Скоро они станут серыми, а потом на землю придёт Ночь. Мать Племени поучает: — Мы произошли из племени муравьев. Муравьи хитры, как люди, они убивают добычу, которая во много раз больше их и сильнее. Муравьи даже пещеры строят сами, но они прячутся в муравейник с заходом солнца и накрывают нее входы, чтоб не пустить в свои жилища дыхание Ночи, которая темна и холодна, как смерть. Горе человеку, если Ночь настигнет его за порогом пещеры. Это был закон племени. С наступлением сумерек мужчины закрывали вход в пещеру большим камнем, и никто не смел приблизиться к этому камню до наступления утра. — Когда придёт Ночь, я закрою глаза и не буду дышать, — решил мальчик. …Он не спал. Слушал, как шелестит наверху трава, как покрикивают в лесу птицы. Посыпалась земля. Прямо над головой тихо и страшно зарычал зверь. Мальчик открыл глаза. Над ямой горели два зелёных холодных огня — барс! Барс драл когтями землю: добыча рядом, а достать невозможно. Мальчик ждал прыжка, сжимая в кулачке острый камушек. И вдруг он понял, что в безопасности. Зверь знал, что это такое — глубокая яма. Мальчик без замаха, но изо всей силы бросил камень в зеленый глаз огромной кошки. Раздался визг. Было слышно, как, убегая, барс, катается по земле. — Попал! — сказал мальчик. — Этот зверь убивал людей, и люди хотели убить его. И тут мальчик увидал, что в небе сияют крошечные огни. — Я смотрю в глаза Ночи! Он упал на дно ямы и ждал расплаты. Время текло, а ничего страшного не приключалось. «Глаза барса страшней глаз Ночи, — подумал мальчик. — Глаза Ночи далеко». Ему захотелось ещё раз посмотреть на светлые точки, заполнившие небо. Если глаза Ночи смертоносны, мне не избежать кары, я видел их! Так разгляжу их получше, чтобы рассказать Матери. Только бы успеть. Небесные искры горели синим, и красным, и белым светом и переливались, словно роса под солнцем. В небе было тесно, как только бывает осенью, когда улетают птицы. Искры не улетали и не гасли, не сливались в одно огромное пламя, каким пылает подожжённый молнией лес. Мальчик выбрал тёплую оранжевую искорку, глядел и не мог наглядеться. У него тихонько защемило в груди, и вдруг он почувствовал, что из глаз льются слёзы. Неведомо почему! Ему никто не сделал больно. И ему не хотелось стереть слёзы, потому что не было стыдно за них: он никого не испугался. Мальчик стал вспоминать слово, чтоб самому себе назвать то, что с ним происходило, но такого слова не было. Охотники нашли его поутру. Привели в пещеру, поставили перед Матерью и положили к его ногам турача. Мать разбирала ворох цветов и трав. Травами она возвращала ослабевшим силу. Мать посмотрела на каждого из охотников, и все они ушли. — Ты видел Глаза Ночи? — спросила Мать. — Я видел, — ответил мальчик. — Почему ты не умер? — Не знаю. — Что было с тобой? — У меня текли из глаз слёзы, но мне не было больно. Я никого не боялся. — Но почему ты плакал? — Я хотел к ним. К маленьким небесным искрам. Мать закрыла лицо руками. — Запомни: ты видел звёзды. Так называла их Старая Мать, покинувшая нас. Уходя, она взяла с меня клятву: уберечь людей от Неба Ночи. — Я хочу всегда видеть Небо Ночи, — сказал мальчик. Мать посмотрела на него. — Старая Мать, покинувшая нас, говорила: «Глядящий на небо уйдёт к звёздам». Люди живут на земле и должны уходить в землю. — Я видел звёзды. Я уйду к звёздам! — воскликнул мальчик, я лицо его засияло. — Мы не оставим тебя одного, — сказала Мать. — Мне ведомо другое пророчество: «Дорога первого станет дорогой всех». Наступила ночь. Племя сидело вокруг костра в полном молчании. Мать поднялась и вложила в руки мальчика самого сильного, самого доброго глиняного идола. Мужчины выставили перед собой оружие: палицы, копья, каменные топоры. Откатили от входа камень. Мальчик первым вышел из пещеры. Ему открылось небо, все звёзды. — О! — воскликнул мальчик и поднял руки навстречу сверкающей бездне. Один за другим выходили из пещеры люди. Замирали, слушая, как бьётся у них в груди сердце. — О! — крикнул мальчик, указывая на край неба. Над лесом сверкал серп новорождённой луны. ИМЯ Прошли дни. Ничего дурного ни с мальчиком, ни с племенем, увидавшим звёзды, не случилось. Но вот однажды охотники не вернулись в пещеру и после захода солнца. Мать Племени вглядывалась в почерневший лес. Недобрая тишина стояла над лесом. Хозяева дня — птицы и звери примолкли. Среди ласточек мелькнула летучая мышь — вестница ночи. В потемневшей траве белела набитая тропа охотников. Днём эту белую тропу звери обходят стороной, но только днём. Круглый, горбатый, как валун, выкатился на тропу людей вепрь. Повернул клыки к пещере и замер. Через тропу, вслед за самкой, посыпались, как голыши, весёлые поросята. На Дальнем озере завыли волки. Мать Племени вздрогнула. Ей было страшно за охотников. — Га-га-га! — по-гусиному закричала Мать Племени, взмахивая руками, словно крыльями. Она хотела обмануть диких зверей и злых духов. Пусть думают, что это гуси не вернулись с кормёжки на гнездовья. — Га-га-га! — раздалось в ответ. Охотники были живы. По звуку Мать Племени определила: тьма накрыла их у Белого камня. Холод ночи им не страшен. Белый камень всегда тёплый. Из-под него бьют горячие ключи, но поднимается камень над землёй только на три-четыре локтя: охотники сами могут стать добычей хищных зверей. Чернее тучи вошла Мать Племени в пещеру: в глубоких глазницах не видно глаз. Села у костра, подняла тяжелую свою руку и указала на мальчика, который вывел племя смотреть на звезды. — Ты виноват — крикнула Мать Племени. — Охотники шли медленно. Они перестали бояться звезд. Она хотела сказать, что людям страшим не звезды, людям страшны звери, которые выходят во тьме за добычей. Но говорить в те времена было труднее, чем поднимать камни. — У-у-у! — по-волчьи сказал мальчик. Он знал: если погибнут охотники, погибнет всё племя. Охотники — кормильцы. Мать Племени трижды ударила ладонью о ладонь — это означало, что решение принято. Она взяла из костра смолянистый сук и протянула его мальчику: — Возьми и приведи охотников. В лесу мальчика поджидала верная гибель, но ослушаться было невозможно. Он вышел из пещеры и словно бы с головой нырнул под медвежью шкуру — так была черна ночная земля. Даже свет горящего сучка был против него — слепил глаза. Мальчик пошел тропою охотников. Невидимые во тьме твари, шипя от страха, бросались прочь от маленького человека с огнём в руках. Но были и такие, у которых любопытство перебарывало ужас перед опаляющим светляком. Они подкрадывались к тропе. Сам барс подал голос и затаился, выжидая. Ноги у мальчика дрожали. Он то и дело терял тропу. Пламя, стреляя горящей смолой, начало хлопать, пропадая на мгновение. Мальчик остановился. Бежать к пещере нельзя — Мать Племени не знает пощады. Оставалось одно бежать к Белому Горячему камню, пока огонь не умер. Ветки били но лицу. Зелёные глаза сверкали за спиной, вспыхивали у самой тропы и загорались на деревьях. Чья-то лапа потянулась к мальчику, он ударил но ней головней. Запахло паленой шерстью, скуля, шарахнулся в чащу неведомый зверь. От удара головня распалась. Мальчик, шаря руками по земле, насобирал сухой травы и хвороста, раздул угли и зажёг костёр. Пламя вырвало из тьмы волчью морду. Мальчик шагнул через огонь, отгораживаясь, обернулся и увидал другого волка. Пока пламя не ослабело, он наломал и насобирал веток вокруг тропы, и огонь, раздуваемый ветром, потянулся языками к волчьей стае. Стая попятилась. Мальчик вытянул из костра сосновую лапу, изловчился и бросил её на спину наглому волку. Зверь закружился, налетел на своих собратьев, и стая унеслась прочь. — Я как Самый Самый Сильный! — удивился мальчик. Самым Самым Сильным был мамонт. — О-а-а! — закричал мальчик. — О-а-а! — ответили охотники, они были совсем близко. — О-а-а! — Мальчик подпрыгнул от радости, взял из костра две самые большие ветки и побежал к Белому Горячему камню. Охотники окружили своего спасителя. Каждый из них зажёг ветку. Потом все встали в круг и, прыгая на одной ноге, исполнили танец Избавления. Мальчик поспел вовремя. Охотников осаждала огромная стая волков. Огненная змейка бежала по тропе через лес, поднимаясь всё выше и выше к спасительной пещере. В лесу было тихо. Звери уступили ночную тропу людям, у которых был огонь. Звери впервые уступили людям ночь. Мать Племени приказала разложить в пещере второй костер. Мальчика, принёсшего охотникам огонь, поставили между двумя кострами, Мать Племени возложила на его голову свою тяжёлую руку и сказала: — Знайте все: он — Глаза Ночи. И безымянный мальчик стал первым мальчиком в племени, получившим имя. САМЫЕ САМЫЕ СИЛЬНЫЕ Маленький мамонт убежал от мамы на реку. Он набирал песку в хобот, сыпал себе на спину и от удовольствии кружился. Взрослых мамонтов было не видно. Глаза Ночи отломил сочную ветку, впрыгнул с дерева и прокрался к реке. Мать Племени рассказывала: когда-то великие охотники заманивали Самых Самых Сильных в глубокие ямы и убивали. В те времена племя жило за рекой. Но потом пришли степные люди. Была война. Многие воины погибли. Глаза Ночи не думал о том, что маленький мамонт — это большая добыча. Ему хотелось поглядеть на Самого Самого Сильного вблизи. Бормоча ласковые слова, замирая после каждого шага, мальчик подвигался к малышу. Малыш наконец увидал человека. Попятился. Съехал задними ногами в яму, которую, крутясь, он сам выкопал в песке, и сел. Ветка с молодыми листьями маячила у самого хоботка. Малыш скосил на неё глаза, взял и отправил в рот. Глаза Ночи от радости подпрыгнул, принёс новую ветку. Маленький мамонт подарок принял. Тогда Глаза Ночи принёс ему целую охапку листьев. Самый Самый Сильный был ушастый, лохматый и весёлый. Он вдруг набрал в хобот песку и осыпал Глаза Ночи с ног до головы. Самому-то ему очень правилось посыпаться песком. Мальчик не обиделся. Он понял; маленький мамонт признал в нем друга. Осмелев, Глаза Ночи подошёл ближе и почесал малыша за ухом. Тот зажмурил глаза и покачал хоботом. И мальчику захотелось, чтоб Самый Самый Сильный жил вместе с ним в пещере. — Я буду доставать тебе с деревьев вкусные листья, — сказал малышу Глаза Ночи, а когда ты вырастешь, то у нашего племени будет великий защитник. Мальчик рванулся, чтобы принести новую охапку веток, но маленький мамонт поймал его хоботом и не отпустил: пусть человек ещё почешет ему за ухом, это очень приятно. А человеку было не до игры. Волосы у него на голове поднялись дыбом. Песчаную косу, крадучись, окружала стая волков. Глаза Ночи одинаково хорошо видел и прямо перед собой, и боковым зрением. Он заметил, как два темногривых волка спустились к речке и отрезали спасительный путь к воде. Маленький мамонт и маленький человек заигрались и попали в беду. Глаза Ночи запрокинул голову и закричал, призывая племя на помощь: — О-а-а! «О-а-а» — всполошилось эхо — друг людей. Маленький мамонт теперь тоже увидал волчью стаю. Он отпустил мальчика, затопал ногами, поднимая тучу песка, а затрубил жалобно, тоненько. Он, сбежавший от мамы, теперь звал её, умоляя спешить изо всех сил. Лобастый рыжебокий волк прокрался маленькому мамонту за спину. Глаза Ночи метнул в хищника камнем. Камень рассек волку нос, и зверь от неожиданности и боли шарахнулся в сторону. Глаза Ночи без устали бросал в волков камнями, но стаю не напугал. Волки сели на задние лапы. Мальчик знал: теперь жди нападения. Он взял в правую руку каменный топор — последнюю свою надежду, в левую камень. Лобастый рыжебокий волк поднялся, и вся стая тотчас пошла но кругу, сначала трусцой, потом рысью и… Могучий трубный рёв прокатился над рекой. Земля глухо задрожала от топота, и волчья стая, как серое облако, промчалась но белому песку — прочь, прочь! Словно горы вырастали над берегом. Это пришли Самые Самые Сильные. — Они меня растопчут! — закричал мальчик и распластался на песке, ожидая смерти. Неведомая сила подняла его, понесла и бережно поставила на ноги. Он увидал себя на зелёном берегу. Мамонты успокоительно помахивали хоботами, качали головами. Малыш, визжа от радости, тёрся о ногу матери. Мать шлёпнула его хоботом и пошла, уводя мамонтов за собой. Глаза Ночи кинулся на тропу людей. Пока Самые Самые Сильные не скрылись из глаз, нужно успеть забраться на дерево. Волки могут вернуться. Но за деревьями мальчика ждали охотники. Они шли к нему на помощь, мамонты их опередили. Охотники видели, как вожак Самых Самых Сильных поднял Глаза Ночи с песчаной косы, перенёс на высокий зелёный берег и всё стадо приветствовало маленького человека. Охотники окружили мальчика, разглядывали его, словно он был чужой, а потом стали подходить к нему по очереди. Каждый охотник клал ему обе руки на темя и омывал ладонями своё лицо. Охотники хотели взять хоть частицу таинственной силы мальчика — друга Самых Самых Сильных. (продолжение следует) Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 19 января 2014 Владислав Бахревский ГЛАЗА НОЧИ (продолжение) СЛЁЗЫ Беда пришла ночью. Молния подожгла лес. Огонь бушевал много дней и ночей. Племя, спасаясь от жара и дыма, ушло в глубинные недра пещеры. Вода в пещере была, а запасы пищи скоро кончились. Пришлось охотникам покинуть убежище. Глаза Ночи пошёл вместе с ними. Дым пожара клубился на горизонте. Мир был чёрный, страшный и пустой. Звери или погибли в огне, или переплыли реку и ушли в степи. — О-а-а! — закричал Глаза Ночи, надеясь вспугнуть какую-нибудь дичь, и вдруг в ответ затрубило тоненько и отчаянно. Из оврага выбежал маленький мамонт. У него была обожжена спина, он постанывал. Глаза Ночи взял малыша за хобот и отвёл на реку. Холодная вода уняла боль, а потом Глаза Ночи посыпал ожоги лекарственными травами. Маленький мамонт впервые за все эти страшные дни успокоился и заснул там же, на берегу реки. Стоя. Поправлялся маленький мамонт быстро. Он жил возле пещеры людей. Они заменяли ему утерянное стадо, но многие из племени глядели на Самого Самого Сильного голодными глазами. — Маленький мамонт — мой брат, — скачал Матери Племени Глаза Ночи. — Он скоро вырастет, и наше племя станет самым-самым сильным. — Ты достоин быть в кругу старших, — похвалила мальчика Мать Племени. — Сегодня мужчины пойдут за реку. Я отпускаю тебя с ними. Ты будешь лечить их раны. Это была большая честь, и Глаза Ночи побежал рассказать о своей удаче маленькому мамонту. На прощание мальчик засыпал малышу спину свежими травами, пошептал на ухо добрые слова, а маленький мамонт положил ему на плечо хобот. За рекой в степях дичи было много, но охотников стало преследовать племя степных людей. Путая следы, охотники забрались в болото. Преследователи потеряли их, но еще несколько дней держали дозоры. Наконец степные люди ушли. Охотники набили дичи и, торжествуя, переправились через реку. — У них тоже была удачная охота, — обрадовался Глаза Ночи, приближаясь к родной пещере. — Я слышу запах мяса. Он побежал к пещере, чтобы принести Матери Племени весть об удачной охоте. Он бежал, ожидая, что навстречу ему выскочит, затопает ножищами Самый Самый Сильный. И вдруг — яма. Глубокая. И камни вокруг, палки… Сердце замерло. Глаза Ночи наклонился над ямой. На дне — клочки шерсти. Шерсти мамонта. — Они убили его! — закричал Глаза Ночи, — Мать Племени обманула меня! В яму упал камушек. Глаза Ночи вздрогнул. На другом краю ямы стояла Мать Племени. — Глаза Ночи, мне нужно было выбирать: жизнь твоего мамонта или жизнь нашего племени. Мы умирали с голода. Мальчик не мог смотреть в лицо Матери Племени, но он сказал всё, что рвалось из его сердца: — Здесь все пропахло мясом! Здесь переступают через своё слово. Я ухожу! И он пошёл прочь. Мимо охотников, которые несли богатую добычу. Бросился в реку, переплыл её, скрылся в высокой степной траве. Мать Племени смотрела ему вослед, и охотники видели: из глаз её двумя дорожками бежали слезы. Это были первые слёзы Матери Племени, которые она не сумела скрыть от людей. ОДИН По-птичьи заголосили шакалы. Их незвериный щебет ещё сегодня утром был не страшен. Сегодня утром Глаза Ночи был человеком из племени. Но теперь он — один. Один — среди птиц, зверей, лесов, топей, рек. Теперь его била дрожь. Нет, его теперь не заслонит грудью сильный войн, его не утешат добрые руки женщин, ему не вернёт мужества строгий взгляд Матери Племени. Вокруг было столько живности: лягушки, змейки, птичьи гнёзда, но Глаза Ночи, боясь обнаружить себя, сидел по пояс в воде, голодный и холодный. Ведь он сам теперь мог стать хорошей добычей хищного зверя. А солнце взошло на невидимую вершину неба и стало клониться к земле. И когда красные закатные лучи пронзили камыши, мальчик бросился в воду, отчаянно переплыл реку и побежал назад к пещере. Он подкрался совсем близко. Видел охотников, которые, разбивая камни, готовили оружие. Вернулись из лесу женщины и дети с охапками съедобных корешков и растений. Солнце зашло. Из пещеры вышла Мать Племени. «Я здесь!» — хотел закричать мальчик, но не закричал. Мать Племени шлёпнула заигравшегося крошечного человечка, махнула рукой воинам и ушла в глубину пещеры. Камень у входа сдвинулся и затворил жильё людей от ночных врагов. Ах, если бы Мать Племени хоть сколько-нибудь задержалась у входа, глядя за реку, куда ушёл от неё Глаза Ночи. Он, гордец, с плачем кинулся бы тогда к ней и просил бы на коленях прощения. Но она ушла, ни на мгновение не задержавшись. Так ведь и он не закричал: «Я здесь!» И не закричит. Глаза Ночи бросился в лес, вскарабкался на дерево с дуплом. Спрятался в него, засыпал себя старыми листьями, словно они могли защитить его от лап и клыков. Заснул. Он ушёл от родной пещеры по первому свету. Слабые звёзды погасли, но яркие всё ещё светили. Над рекою облаком стоял белый тёплый туман. Глаза Ночи нырнул в реку, поплыл не оборачиваясь. А когда обернулся, то ничего не увидал: туман закрыл родную землю. ПО ВЕРШИНАМ ДЕРЕВЬЕВ Несколько дней мальчик шёл берегом реки. Это была река его племени, и ему было не так одиноко. Однажды он ночевал в лисьей норе. Проснулся от гортанных криков. Воины враждебного племени ловили рыбу. Мальчик уполз в глубь норы и затаился. Ждал наступления темноты. Когда нет никакого дела, время течёт медленно. Глаза Ночи измучился в тесной норе и заснул. Проснулся, а в нору заглядывает солнечный луч. Только на другую ночь, обессилев от голода, мальчик выбрался из западни. Красный свет большого костра трепетал на песчаной косе. Глаза Ночи полз в тени берегового карниза. Скрип! Скрип! Замер. Над ним, поставив руку к уху — это было видно по тени, — стоял, вслушиваясь в ночные шорохи, воин врага. «О сердце! Зачем ты стучишь? — взмолился Глаза Ночи. — О кровь моя! Зачем ты бьёшься так громко по моим жилам?» Воин не услышал, как стучит маленькое сердце, но Глаза Ночи долго ещё лежал не двигаясь, боялся выдать себя. От реки он ушёл в лес. Это был густой орешник — без конца и края. До еды только руку протянуть. Птичьих гнёзд множество, опасных зверей не видно. Жить бы и жить в сытном лесу, но из вечного полумрака хотелось к небу, из тесноты зарослей — на простор, от одиночества — к людям. Заросли становилась всё гуще, плотней, орешник уступал место более высоким деревьям, их оплетали вьющиеся колючие растении, приходилось пробираться ползком. Глаза Ночи и сам не заметил, как угодил во владении огромных муравьев. Сначала их было немного, и они не трогали его. Может, заманивали? И вдруг — нападение. Муравьи словно бы вынырнули из-под земли. Их было несчётно, они посыпались на него с веток. Тело горело от укусов. Глаза Ночи заметался, но муравьи были повсюду. Тогда он кинулся вверх. Слабое деревцо дрожало и гнулось, а заросли над головой были так густы, что приходилось раздирать их, напрягать все силы, да и опора была ненадёжная. Барахтаясь среди густой листвы и колючих веток, он пробивался вверх, к свету, и пробился. Небо, синее, с белыми облачками, было такое весёлое, словно ждало его и наконец дождалось. Глаза Ночи выполз из зелёного сумрака и, к великому удивлению, обнаружил — вершины деревьев держат его. Он встал на ноги — держат! Пошёл. Зелёная пучина пружинила но не проваливалась. И он отправился в путь по вершинам, как по морю, потому что зелёному лесу не было ни конца ни края. Однажды Глаза Ночи проснулся и подумал: никогда он уже не увидит родной пещеры, Никогда! Он не знал, где он, не знал даже, с какой стороны пришёл сюда. И его охватила тоска. Стоит ли идти куда-то? Может, лучше лечь и умереть? Для кого он теперь живет? Он всегда жил ради Матери Племени и всех своих людей. Жил, чтобы помогать слабым, жил, чтобы все видели, какой он ловкий, хитрый, умный. Он один мог приносить пользы больше, чем десятеро его сверстников. Но теперь жить было не для кого. Никто не знает, как ловко он ушёл от врага. Некому рассказать о коварстве муравьев и об этом лесе, где можно ходить по вершинам. Жить для одного себя скучно. И Глаза Ночи тотчас принял решение: он будет лежать не сдвинувшись с места, и голод убьёт его. Тяжёлое, холодное тело скользнуло по нему, обвило, сдавило. Это был хозяин здешнего леса — большой змей. Глаза Ночи не стал барахтаться, стряхивать с себя тяжкие кольца змеи. Не закричал — на помощь никто не придёт. Но пока руки были свободны, он вонзил в тело змея свой каменный топорик и принялся разрывать рану шире и глубже, перепиливая врага. Змей ещё не встречался с человеком. И может быть, это был первый урок, преподнесенный людьми всему змеиному племени. Огромный змей бил хвостом, яростно сжимал кольца на тоненьком теле мальчика, но это был мальчик каменного века. Он умел стерпеть любую боль, чтобы только выжить. Теряя силы и сознание, Глаза Ночи орудовал своим жалким топориком. И ледяные объятия змея ослабли. Он вырвался из них и тотчас впал то ли в беспамятство, то ли в глубокий сон. Когда он очнулся, то увидел небо, солнце, почувствовал голод и тотчас полакомился нежданной добычей. КОРОВЬЕ МОЛОКО Глаза Ночи стоял за деревом на краю обрыва. Под ним, в голубой дымке, сверкала зеленью трав, синевой озёр и рек великая равнина. Сверху было видно, как маленькие речки сливаются в одну большую реку и всё это — реки, озёра, луга, тёмные леса — терялось в столбах света, подпиравших небо. «Му-у-у!..» Глаза Ночи вздрогнул. После бесконечного леса простор вскружил голову, и мальчик забыл осмотреться. На лесной полипе, в десяти шагах, паслись двурогие огромные звери. Глаза Ночи задрожал, волосы поднялись у него дыбом. Звери щипали траву. Мальчик никогда не видел коров, но он знал: звери, которые кормятся травой, даже Самые Самые Сильные, не охотятся. «Му-у-у!» — замычала другая корова, и тут из леса вышли люди. В руках у каждого из них была охапка веток и глиняный горшок. Появился бык, огромный, косматый, но он не тронул людей. Подошёл к охапке веток, которую принесли для него, и стал жевать листья. Люди угостили ветками коров, а сами стали доить их. Подоили, напились молока и ушли. Глаза Ночи не был голоден, но ему тоже хотелось попробовать коровьего молока. Он нарвал самых нежных веток и, подкравшись к той корове, которая была ближе к лесу, поднырнул ей под брюхо, приложился к соску и выдоил молоко прямо в рот. Молоко было такое вкусное и сытное, что Глаза Ночи решил жить возле стада. Однако люди лесного племени смотрели за своими коровами зорко. Днём за стадом приглядывали два воина с копьями, на ночь возле коровьей ночёвки зажигали большой костёр. Скоро коровы съели траву на поляне, и лесные люди перегнали стадо в долину. Глаза Ночи лакомился молоком мочью. Жил он в узкой каменной расселине. Большой зверь или взрослый человек туда бы не втиснулся, а перед сном Глаза Ночи загораживал вход камнями — от шакалов. Однажды его разбудил рёв медведя. Стадо тревожно замычало, затрубил, захрапел бык. Глаза Ночи выглянул из своего укрытия. Из лесу по склону спускался в долину огненный ручеёк. Это спешили на помощь стаду лесные люди. Быка они не успели спасти. Огромная медведица сломала ему спину и, ослеплённая яростью, пошла на людей. В сумеречном свете раннего утра, когда нет тени ни у людей, ни у зверей, ни у деревьев, Глаза Ночи увидел эту охоту. Огромный чёрный зверь ломал копья, как прутики. Схватил лапами воина, подмял под себя. Не отпуская, отмахивался от нападающих, а потом кинулся вдруг и схватил ещё одного воина. Но люди не разбежались. Они кружили возле зверя, вонзали в него каменные копья. Вдруг зверь замотал головой, поднялся на дыбы, пошёл на задних лапах и рухнул… Глаза Ночи забился в самый дальний угол своего убежища и, обессиленный от пережитого, лёг. Сон сморил его. У входа в теснину что-то завозилось, и, скуля, перевалился через каменную преграду пушистый живой комок. Он кинулся к мальчику и прижался к нему, дрожа тёплым маленьким телом. Это был медвежонок. ПТИЧЬЯ ДОРОГА Словно нечёсаная куделька на ниточке, катился за мальчиком друг его косолапый — медвежонок. Они шли по равнине. Сначала это было бегство. Мальчик спасал медвежонка от мести лесных людей. Потом они брели по земле неведомо куда — два ребёнка: один косматый, другой голенький. Пищу искали. Медвежонок кормился корешками, Глаза Ночи охотился на змеек, птиц, лягушек. Спали они в чьих-то брошенных норах, согревая друг друга. Однажды пришлось им заночевать в густом черемушнике. Разбудил мальчика страх. У самой стены кустарника, словно расшвыренные угольки, горели волчьи глаза. Мальчик сильно толкнул медвежонка в бон, тот отмахнулся лапой, заворчал и проснулся. Высокий, словно бы птичий, щебет прокатился над долиной. Глаза Ночи перевёл дыхание. Это были не волки, а шакалы. Мальчик поднял медвежонка, посадил на рогульку черёмухового куста. И тут вожак стаи вломился в черёмушник. — О-а-а! — отчаянно закричал Глаза Ночи. Затрещали кусты, и медвежонок рухнул на землю. Зелёные огоньки исчезли. Трусливые шакалы кинулись прочь. Медвежонок тряс головой, словно человечий крик набился ему в уши. Глаз не сомкнули до рассвета. А утром они нашли в кустах мертвого шакала. Его убил крик мальчика. Убил страх. Размахивая каменным топором, Глаза Ночи танцевал вокруг поверженного врага. — О-а-а! О-а-а! — заливался он на всю долину счастливым воплем. Медвежонок поглядел-поглядел, встал на задние лапы и пошел кружиться, помахивая хвостиком. У мальчика была шкура шакала, и теперь холодные ночи не так уж и страшны. Вспомнил о холоде, вспомнил о зиме. Чтобы пережить зиму, нужна хорошая пещера и большой огонь, шкура шакала от зимы не спасёт. Мальчик закрыл глаза, чтобы они, постоянно ожидая нападения, не мешали думать. И придумал. Каждую осень птицы улетают в сторону полдня. Улетают от зимы. Значит, где-то есть такая земля, которая не ведает зимней стужи. У птиц — крылья, но они улетают осенью, а он отправится тотчас. Ах, как весело шагать по земле, когда знаешь, куда идешь и зачем! Тогда не так одиноко, а косматый друг, почуяв, что ты счастлив, резвится, как только может. Медвежонок гонялся за бабочками, кувыркался через голову и вдруг замурлыкал, заурчал, из травы только уши круглые торчат. Ягоды! Поле было красным от луговой земляники. Валяясь на земле, Глаза Ночи поглаживал живот, и медвежонок тоже поглаживал брюшко. Это был самый вкусный день на их пути. Пора было подумать о ночлеге, мальчик высмотрел рощицу. Рощица была тополиная, шумная. На каждом дереве и деревце по нескольку вороньих гнёзд. Ягоды вкусны, но плохо утоляют голод человека. Глаза Ночи никогда не упускал случая наесться впрок. Сегодня пищи много, а завтра её не будет. Он полез на дерево и сбросил два гнезда с молодыми воронятами. Медвежонок не ел ворон, но, учась жить по-человечески, тоже забрался на дерево и стал сбивать вороньи гнёзда. И вдруг небо потемнело. Это возвращалась с кормёжки воронья стая. Глаза Ночи с медвежонком пустились наутёк. Вороны увидали грабителей, догнали и, низко кружась, по очереди бросались на них с неба. Человека они почему-то не трогали, а медвежонку крепко попадало. Его клевали в макушку, его щипали за уши, даже хвостику досталось. (окончание следует) Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 19 января 2014 Владислав Бахревский ГЛАЗА НОЧИ (окончание) РЕКА Глаза Ночи охотился за выводком лесной куропатки. Маленький медвежий нос учуял мёд. Сначала мальчик услышал вопль медвежонка, потом увидал: мчится, да так скоро, что летит земля из-под когтей. Но от кого? И вдруг — хлоп! Пчела вонзилась под правый глаз. Хлоп! Другая пчела стрельнула под левый глаз. У медвежонка четыре лапы, а у мальчика только две ноги. Худо пришлось беглецам, но впереди сверкнула река. Глаза Ночи нырял, колотил по воде руками и ногами. Наконец опомнился: где медвежонок? «Увее!.. Увее!..» — тревожно звал косматый товарищ. Медвежонок сидел на здоровенной коряге, неторопливо плывшей по реке. Глаза Ночи догнал её, вскарабкался. Медвежонок, тоненько попискивая, приник к нему, полез искусанной мордочкой под мышку.Мальчик приласкал беднягу, а потом занялся собой. Окунул горящее лицо в воду и, пальцами раздвигая опухшие веки, огляделся. Их плавучее убежище было удобным. Коряга оказалась большим деревом с тремя стволами. Дерево когда-то засохло на корню, река подмыла берег и унесла добычу. Глаза Ночи поглядел на солнце. Река стремилась на полдень. «А зачем нам идти по земле, где столько сильных врагов? — подумал мальчик. — Пусть река унесет нас от зимы». Среди корней была хоть и неглубокая, но настоящая пещерка. Если закрыть щели ветками, можно укрыться от дождя и от ночного холода. — А что мы будем есть? — спросил Глаза Ночи у медвежонка. Медвежонок никак не мог забыть пчёл и мотал головой. Не знаешь. А я знаю. Мы найдём длинный шест. Будем подплывать к берегу и охотиться. Весь день и всю ночь будем плыть. Мы спасёмся от зимы. На излучине дерево прибило к берегу. Глаза Ночи отыскал и принёс шест, но поохотиться не успел. Медвежонок, притаившись у самой воды, глушил лапой рыбёшку. Глаза Ночи воткнул между корнями шест, чтоб дерево не уплыло без них, и побежал в прибрежную рощу, где на высокой берёзе он приметил большое гнездо. Сверху он увидел, что река впереди делает петлю и вливается в большую реку. Большая река отклонялась в своём течении на заход. Что ж, пусть дорога к теплу не прямая, но всё-таки дорога. И тут Глаза Ночи увидел самых ненавистных своих врагов — волчью стаю. Волки были на дальнем краю поляны. Глаза Ночи смерил расстояние от стаи до своего дерева и от дерева до реки. В тот же миг он прыгнул, ухватился за гибкую вершину, и она понесла его к земле. У земли он отпустил руки, покатился кубарем, вскочил, побежал к обрыву. Прыгнул с обрыва на лесок. Помчался к своему дереву. Медвежонок, почуяв опасность, был уже там. Глаза Ночи толкнулся шестом, и в этот миг на берег реки высыпала серая стая. Волки хлынули вниз. Самый быстрый из них прыгнул на толстый корень. Глаза Ночи ударил его шестом в грудь, упал, выронил шест. Волчья стая стояла у кромки воды. Смелый волк плыл к берегу. Течение подхватило дерево, понесло. Стая бежала но берегу, преследуя их. Глаза Ночи ничего не ел, но ему все равно было весело! Солнце зашло. — О-а-а! — крикнул мальчик. А-а-а! — раскалывая небо, загремел в ответ гром. И вдруг — шквал ветра. Закипели волны, дождь встал, как стена. Глаза Ночи, прижимая к себе медвежонка, забился под коренья. Здесь было сухо, тепло, и они заснули — маленький человек и медвежонок. Медвежонку снились ягоды, и он сладко чмокал во сне, а мальчику снилась родная пещера, родные люди, тёплый добрый огонь родного очага. СТРАНА ПТИЦ Река, по которой плыли мальчик и медвежонок, была жадная. Она вбирала в себя такие же большие реки, как сама, но не отворачивалась и от речушек, ручейков, родников. И берега не удержали столько воды. Разлилась вода от края и до края. С каждым днём всё медленнее и медленнее двигалось дерево-корабль. Река с трудом промывала дорогу в трясинах бескрайнего болота. Зыбкие плавучие острова вставали на пути. Можно было бы радоваться — вот она, страна птиц! Но Глаза Ночи заметил: дожди стали частыми, а многие птицы стаями летели дальше. И он торопил свой корабль, расталкивая шестом плавучую паутину из камышей и болотных трав. Весь день в небе стоял галдёж потревоженных птичьих стойбищ. Любопытные утки, крякая на все лады, высыпали из камышей поглазеть на чужестранцев. Тучами взмывали в небо пугливые чайки. Бедный медвежонок закрывал лапами голову, пугаясь их пронзительного крика. Лебединые стаи лежали на воде, как белые пушистые облака. Лебеди-воины, огромные, с тяжёлыми, как каменные топоры, носами, угрожая, низко проносились над мальчиком и медвежонком. Ветер с посвистом срывался с их крыльев. Глаза Ночи следил за полётом могучих птиц и зачарованно взмахивал руками в надежде взмыть в небо. Но летать ему удавалось только во сне. Птичья страна была огромная. Птичий народ в ней жил разный. Шумный и молчаливый, коварный и смирный. Однажды Глаза Ночи увидал сразу две зари: одну на Востоке, другую на Севере. Но солнце взошло одно. Когда подплыли ближе, мальчик разглядел: северная заря — это стойбище розовых фламинго. Дни проходили за днями, а наши странники всё плыли, плыли по звонкоголосой птичьей стране. Гул и грохот раздался среди ночи. Дерево-корабль будто сорвалось с привязи. Если бы не пещерка среди витых корней, их бы смыло. Дерево плыло стоймя, переворачивалось, билось о камни, стонало, как живое. От страха они кричали, и мальчик и медвежонок, но не слышали самих себя — вой и рёв взбесившейся воды перекрывал их голоса. Утром они плыли по сильной спокойной реке среди гор. Уже в полдень горы расступились, и река покатила свои воды через голую песчаную пустыню. Глаза Ночи увидал хозяина этой новой страны. Это был лев, он пришёл на водопой. Чужестранцы его рассердили, он ударил лапой по песку, и рык, подобный подземному гулу, когда каменные горы становятся зыбкими, как трясина, прокатился над рекой. Глаза Ночи не дрогнул. На своём корабле он не ведал страха, а медвежонок юркнул в пещерку. Первый день жизни в пустыне стал бы первым днем долгого голода. Но их спасла погибшая рыба. Большая, как дерево, она плавала кверху брюхом, и на ней сидели птицы. Глаза Ночи зацепил рыбу шестом, и они поплыли вместе. Мальчик теперь знал: всему есть конец — равнинам, лесам, болотам, пустыне. Не было конца у реки. ВСТРЕЧА Буря выбросила дерево на берег. Среди чёрных каменных холмов они нашли вход в пещеру. Пещера была закопчённая, очень глубокая и тёплая. Ее обогревало горячее подземное озеро. Зима была не страшна, от холода они избавились, а от голода их спасали несметные колонии летучих мышей. Однажды ночью выпал снег, но днем он растаял. Потом пошли дожди, и началась весна. Весной пришла большая вода. Река переполнилась, подняла дерево с мели, и мальчик с медвежонком поплыли дальше. Медвежонок вырос. Он без промаха глушил рыбу лапой, и Глаза Ночи тоже стал замечательным рыболовом: бил рыбу заострённой на конце палкой. Берега реки в который раз изменились. Пошли густые леса. Это были удивительные леса. Деревья здесь цвели, как травы. От сладкого запаха кружилась голова. Было утро. Глаза Ночи, свесив ноги в тёплую воду, скользил взглядом по зелёным пышным берегам и вдруг закричал: — Человек! Человек неподвижно лежал у самой воды, придавленный деревом. Глаза Ночи, толкаясь шестом, причалил и кинулся спасать человека. Мальчик обхватил дерево руками, потянул, но оно даже не пошевелилось. Тогда он упёрся ногами в землю и налёг на ствол плечами. Сил было мало, Глаза Ночи накричал от напряжения, и вдруг дерево подалось. Это подналег медвежонок. Человек, на которого упало дерево, был высокий, очень смуглый, почти чёрный. Глаза Ночи приложил ухо к его груди. Сердце билось! Мальчик осмотрел раненого, у него была сломана нога, кость торчала наружу. И вспомнил Глаза Ночи строгое лицо Матери Племени. Он делал всё так, как учила она, и ему казалось, что Мать Племени следит за каждым его движением. Он крепко спеленал ногу древесной корой и гибкими прутьями, потом надавил из трав соку в речную раковину и напоил раненого. Человек открыл глаза, посмотрел на мальчика, но вдруг закричал, вскочил, потерял сознание от боли. — Это он тебя испугался, — укорил Глаза Ночи медвежонка. Долго выхаживал мальчик раненого человека. В те очень далёкие от нынешних дней времена людям хватало для жизни две-три сотни слов. Уже через недолю Глаза Ночи разговаривал с человеком из племени Смуглых на его родном языке. Человека звали Йа. Кости срослись. Йа, с опаской косясь на медвежонка, позвал Глаза Ночи с собой, в свое племя. БОЙ На поляне, за частоколом из острых кольев, стояли островерхие шалаши. На утоптанной площадке горел большой костёр. Возле костра собрались все люди племени Смуглых. Глаза Ночи и медвежонок стояли за изгородью. Если племя решит принять их, перед ними раздвинут колья частокола. — Лу-у-у! — разом закричали сидящие у костра и поднялись. Прихрамывая, подошёл к частоколу Йа. Отводя глаза в сторону, он сказал: — Ты — наш. — И потом показал на медвежонка: — Он пусть уходит. — Нет! — сказал Глаза Ночи, потрепал медвежонка за уши, повернулся, и они пошли прочь. За ними последовали воины. Они должны были проводить чужестранцев до реки. В лесу бродило враждебное племя. — Ти-у! Ти-у! Ти у! Из-за деревьев, отрезая дорогу назад, с криками выскочили чернокожие маленькие люди. Глаза Ночи схватился за каменный топор, но в тот же миг на спину ему прыгнул с дерева черный воин. Что было дальше. Глаза Ночи видел как сквозь сон. Раздался отчаянный вопль. Медвежонок схватил лапами напавшего на мальчика воина, встал на дыбы и, не отпуская жертву, с ревом пошел на врагов. — Ти-у! Ти-у! Ти-у! Дух! Дух! Дух! — кричали чёрные люди и, бросая оружие, бежали без памяти в лес. Воины племени Смуглых стояли неподвижно, поражённые быстрой победой. Глаза Ночи обнял своего косматого друга, почесал его за ухом. Медвежонок всё ещё рычал, но уже успокоительно. Когда он совсем затих и улёгся у ног мальчика, воины племени Смуглых подошли к ним, встали перед ними на колени и поклонились. Тепло и светло у большого костра. Даже сама ночь отступает перед огнём. Воины племени Смуглых, взявшись за руки, ходили вокруг огня, пели песню: — Белый мальчик привел Духа, И к нам пришла победа! — «Белый мальчик привёл Духа, и к нам пришла победа!» — со всеми вместе пел Глаза Ночи, а медвежонок кувыркался у его ног через голову. Одиночеству пришел конец. А река? Был ли конец у той реки, по которой плыли на дереве мальчик и медвежонок? Был. Каждый из племени Смуглых носил ожерелье из красивых раковин. Однажды все пошли за новыми раковинами. Пошли рано поутру, через лес, по берегу реки. Когда солнце поднялось в зенит, лес кончился. И здесь был конец реки и самой земли. Глаза Ночи увидал перед собой бескрайнюю, как небо, и, как небо, голубую страну великой воды. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 25 января 2014 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 25 января - Татьянин день Алла Рыженко Сказка про принцессу Таню и садовника Яшку А эта сказка случилась совсем недавно. Еще не успели клубочки волшебные назад замотаться, печки говорящие новых пирожков не успели напечь, коты ученые назад на дуб забраться не успели. Еще мед-пиво по усам не все растеклось, гости не все поразъехались. А я вам уже эту сказочку рассказываю, да чаёк вприглядку попиваю… Наливайте и вы себе, садитесь поудобнее и слушайте. Сказка-то, конечно, выдумка, да только наполовину. Не в неком царстве, не в тридесятом государстве, а рядышком совсем, по соседству с нами все произошло. Выгляните в окошко, может и вам будет виден сад этот. Волшебный сад, в котором и случилась сказка. Наверняка некоторые из вас улыбнулись, дескать, что ж волшебного в том старом саду, которому сто лет в обед? Да мы, ведь, сами там гуляли карапузиками такими, и не видели ничего волшебного. Может оно и так, да не так. Поднапрягитесь, уважаемые взрослые, вспомните ту загадочную тропинку, которая вела через кусты прямо в царство Злющей Царицы Крапивы. Вспомните Храброго Принца на белом картонном коне с волшебным деревянным мечом, который побеждал злого Горыныча Чертополохыча. Вспомните Прекрасную Принцессу Таньку, которая в благодарность за спасение, целовала своего Принца в щеку. Помните, как еще три дня горела щека, и вы ее наотрез отказывались мыть? Было все, было, не отказывайтесь. От детства нельзя отречься. Как нельзя отречься и от сказки чудесной, от мечты несбывшейся, от сна вещего… Так вот, жила-была в своем скромном, но очень счастливом королевстве, Маленькая Принцесса. Как ее звали? Да много имен у нее было – и «Радость мамина», и «Наказанье мое», и «Господибожемой», и «Танькавыходи», но чаще всего ее звали просто Таня. У нее было круглое улыбчивое лицо, две тонюсенькие белобрысые косички, руки-ноги, которые зачастую делали не то, что велела мама, а совсем наоборот, ну и все остальное, что так необходимо маленьким принцессам. И был у Принцессы Тани друг, такой друг, который один и на всю жизнь. Он жил совсем рядом, за ручьем. В одной очень приличной семье, которая ухаживала за Старым садом. Словом, он был сыном садовника, как и положено в сказках. Звали мальчишку Яшка-барашка. Почему «барашка»? Да просто он был очень упрямый мальчик. Уж если что задумает, обязательно своего добьется! Да и волосы у него вились и золотились, словно шерстка у барашка. Хороший был мальчик! И дружили они с Танькой уже лет сто, с самого рождения! Думаете, что так не бывает? Еще как бывает! Их мамы родили в один день, минутка в минутку! И пока мамы отдыхали после родов, Танька и Яшка лежали рядом на столе и разглядывали друг друга. - Тебя как зовут? – Мысленно спросил Яшка. - Я пока не знаю, но, наверное, Таня. – Так же мысленно ответила принцесса.- А тебя? - А я точно буду Яша. Я так решил. И мы с тобой будем дружить всю жизнь. - Обязательно будем! Вы, наверное, забыли и то, что все дети могут разговаривать мысленно? Да, с возрастом это у многих проходит. Иногда только вспоминается забытое умение, изредка… А вот Таня и Яша и не собирались забывать такое удобное и полезное умение. Не надо было кричать на весь двор: «Танька, выходи!», как это делали другие. Надо было просто подойти к ее окну и мысленно позвать. И тут же в окошке появлялись веселые косички и курносый нос, приплюснутый к стеклу. - Танька, оторви нос от стекла, а то на всю жизнь такой курносой останешься, вода во время дождя будет внутрь попадать! – Ворчал Яшка. – Пошли уже, устал тебя ждать, собираешься, как засватанная! Что такое «засватанная», Яшка пока не знал, слышал, как взрослые говорят, вот и повторял за ними. А Танька улыбалась и сразу вся Яшкина сердитость как утренним дождичком смывалась. Некогда было сердиться, надо было делами заниматься! Знаете, сколько у них дел было? Миллион миллионов! Вообще, у принцесс всегда много дел, если вы не знаете. И во дворе подмести, и на качелях покачаться, и радугу после дождя просушить, и колокольчикам новые «динь-динь» приделать, и по лужам побегать босиком, и, конечно же, зайчиков солнечных с ладошки покормить леденцами. И Яшка во всех ее делах помогал самоотверженно, не зная ни усталости, ни отдыха. Ну и Танька ему тоже помогала. У сына садовника была своя обязанность, по утрам умывать росой розы и рассказывать им сказки с хорошим концом. Ведь от таких сказок розы расцветают особенной красотой. Ну а в свободное время детишки забирались на старый чердак и мечтали о том, как они станут взрослыми, как будут путешествовать по миру, и никогда-никогда не расстанутся. Вот так жили, не тужили они долго-долго, не зная ни печалей, ни горестей. Не ссорились, не расставались. И сами не заметили, как подросли. Стала Таня красавицей писаной. Настоящей Принцессой! И Яша вырос, возмужал. Только взгляд все тот же остался, упрямый. Но однажды приехал к ним в гости соседский король с сыном королевичем. Просто так приехали, нанесли визит вежливости. Встречали их на высшем уровне, всяческие вкусные яства приготовлены были по такому случаю. Самые красивые цветы были перенесены из сада во дворец. Самых звонких птиц позвали, чтобы усладить слух дорогих гостей. Танька сначала скучала, ерзала на маленьком троне. То ей жали новые туфельки, то кусался кружевной воротник, то вдруг вспомнила, что не успела дорассказать сказку маленькой чахлой розочке. Ну как тут будешь сидеть спокойно. Соседский королевич поначалу не обращал внимания на принцессу Таню. Он лопал в свое удовольствие вкусные сладости, запивая их свежим соком. Но было в его поведении что-то такое, что привлекло внимание Тани. То ли манеры его, королевские, то ли осанка горделивая, то ли волосы, черные, как ночь безлунная, то ли взгляд – глубокий, да насмешливый чуточку. Посмотрел он на Таню, а у нее внутри, словно воронка образовалась, которая стала Таню туда засасывать, затягивать… Погостили соседи, пообедали, полюбовались прекрасными розами, послушали волшебные трели, да собрались в дорогу. И все бы ничего, да Король соседский пошутил, садясь в карету: «Ну, ждите сватов!» И уехали, словно и не было их. А Таня засмурнела, заскучала, сама не понимая почему. И с каждым днем становилась она печальнее и печальнее. Уж что только ни делал Яшка, чтобы развеселить свою подружку! Но, увы, все напрасно. Сидит она у окна, да на дорогу посматривает. А чего ждет? Да вы уж, поди, сами догадались. Но не едут сваты, не торопятся Таньку сватать. Кто ж их знает почему, может, уже другую невесту присмотрели для черноглазого королевича. Догадался и Яшка, не дурак же он был. Понял, что мучает Таню, но решил прямо ее спросить, чтобы сама она сказала. - Что я могу тебе ответить, Яшка-барашка, когда и сама не могу ничего понять. Вот все вроде хорошо, ничего не болит, а в душе такое происходит, что страшно. Не надо было мне заглядывать в глаза его черные. Я теперь везде их вижу, везде слышу насмешливый голос его. Яшка, тебе не понять, ты не любил никогда! – Воскликнула принцесса и из глаз ее покатились хрустальные бусинки, как и полагается в сказках. Ничего не ответил Яшка. Развернулся, да пошел прочь из дворца. Прямо по дороге, ведущей в Соседнее Королевство. Но то ли он от задумчивости с пути сбился, то ли его специально нечистая сила закрутила-запутала, и вместо правильного пути по окружной тропинке отправила. И вот перед ним предстала стена вся сплошь из зарослей крапивы. Да не простой крапивы, каждый стебель был толщиной с дерево, а росли они так густо, что ни конному, ни пешему не протиснуться было! А тропинка ныряла туда, вглубь. Выхватил Яшка меч и стал рубить стволы направо и налево. Испугалась Злющая Царица Крапива, что Яшка все ее войско перерубит, да и расступилась перед ним. И побежал он по тропинке быстрее быстрого. Но вдруг новая напасть – Страшный Змей Горыныч Чертополохыч на дороге. Головы свои расставил, пасти раскрыл, а из них слюна ядовитая капает, а тело все шипами усыпано. - Да что ж вам все неймется? – Вскрикнул Яшка, достал веревку, бросил петлю на Чертополохыча, скрутил его, стянул покрепче, да и оставил так. – На обратном пути развяжу тебя, не горюй! Ну, вот и добрался он до соседнего королевства, которое оказалось не таким уж и соседним, ежели в обход идти. Прокрался во дворец, подкараулил королевича и прямо его спросил: - Отвечай честно, любишь Таньку? - Какую Таньку? – Зашипел королевич. - Как какую? Самую прекрасную принцессу в мире! Единственную Таньку! - Не знаю я никакой Таньки, отпусти шею, псих! Но Яшка не был психом, не был и дураком, как вы знаете. Он завязал королевича в мешок, перекинул через спину, да побежал вместе с ним назад, к Таньке. По пути пришлось, правда, задержаться немного, Чертополохыча от веревки освободить. Ну да ничего, зато радостный освобожденный подарил Яшке коня волшебного, картонного. Сел на коня Яшка, поперек седла бросил королевича, да поскакал так, что пыль до неба дотянулась. Через лес Царицы Крапивы Яшка в один прыжок перепрыгнул, даже не заметил! И вот он уже у порога Таниного дворца. Занес мешок с королевичем к ней в комнату, бросил на пол. Развязал веревку. - На тебе, люби своего королевича. А я пошел. Совет вам да любовь! Вылез королевич из мешка растрепанный да заплаканный, а Танька на него и не посмотрела даже. Не могла она на него смотреть, потому что во все глаза пялилась на Яшку. - Это что же, ты мне привез королевича? - Привез! Понятное дело! Не видишь что ли? - А зачем? - Потому что хочу, чтобы тебе хорошо было. А раз тебе без него плохо, то это не хорошо! - А почему ты хочешь, чтобы мне хорошо было? - Почему…. Я и сам не знаю, почему… Потому! - Яшка-барашка, а ведь ты любишь меня! - Еще чего! Буду я такими глупостями заниматься! Это дело королевичей да принцев, а я простой садовник! Да и некогда мне! – Заворчал Яшка, и хотел уж было уйти, но Таня не пустила его, перепрыгнула через ничего не понимающего королевича, схватила Яшку за руку. - Яшка, не уходи… Я ведь только сейчас поняла, как ты мне дорог и как нужен!!! Ну а дальше все было словно в сказке. Королевич убежал домой, размазывая слезы по щекам. А Яшка и Танька пошли к родителям, просить благословения. И подхватил их волшебный поток под названием Жизнь. Все у них было, и свадьба такая, как положено, и пир на весь мир. И родились потом у них замечательные детки. И жили все долго и счастливо, да и сейчас еще живут! Честно-честно! Так вот и бывает, живешь себе, живешь, и не знаешь, что счастье твое под боком. Надо только суметь вовремя понять это, а как поймешь, постараться не спугнуть. Вот и сказочке конец… Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 25 января 2014 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 25 января - В России - День студента Илья Варшавский ПОЕДИНОК В конце последнего марша лестницы он перепрыгнул через перила и, дожевывая на ходу пирожок, помчался по вестибюлю. Времени оставалось совсем немного, ровно столько, чтобы занять исходную позицию в начале аллеи, небрежно развалиться на скамейке и, дождавшись выхода второго курса, пригласить ее на футбол. Затем они поужинают в студенческом кафе, после чего... Впрочем, что будет потом, он еще не знал. В таких делах он всегда полагался на интуицию. Он был уже всеми помыслами в парке, когда из репродуктора раздался голос: - Студента первого курса Мухаринского, индекс фенотипа тысяча триста восемьдесят шесть дробь шестнадцать эм бе, срочно вызывает декан радиотехнического факультета. Решение нужно было принимать немедленно. До спасительной двери оставалось всего несколько шагов. Вытянув губы в трубку, оттопырив руками уши, прищурив левый глаз и припадая на правую ногу, он попытался прошмыгнуть мимо анализатора фенотипа. - Перестаньте паясничать, Мухаринский! Это уже был голос самого декана. "Опоздал!" В течение ничтожных долей секунды аналитическое устройство по заданному индексу отобрало его из десяти тысяч студентов, и сейчас изображение кривляющейся рожи красовалось на телеэкране в кабинете декана. Мухаринский придал губам нормальное положение, отпустил уши, и со всё еще прищуренным глазом стал растирать колено правой ноги. Эта манипуляция, по его замыслу, должна была создать у декана впечатление внезапно начавшегося приступа ревматизма. Глубоко вздохнув и все еще прихрамывая, он направился во второй этаж... Несколько минут декан с интересом разглядывал его физиономию. Лицо Мухаринского приняло приличествующее случаю выражение грустной сосредоточенности. Он прикидывал в уме, сколько времени ему понадобится, чтобы догнать эту второкурсницу, если декан... - Скажите, Мухаринский, вас в жизни вообще что-нибудь интересует? По мнению Мухаринского, это был праздный вопрос. Его интересовало многое. Во-первых, кого он больше любит: Наташу или Мусю; во-вторых, возможное положение "Спартака" в турнирной таблице; в-третьих, эта второкурсница; в-четвертых... словом, круг его интересов был достаточно обширен, но вряд ли стоило во всё это посвящать декана. - Меня интересует профессия инженера-радиотехника, - скромно ответил он. Это было почти правдой. Все его жизненные устремления так или иначе тесно связаны с пребыванием в городе студентов, куда, как известно, приезжают, чтобы... и так далее. - Тогда, может быть, вы мне объясните, почему к концу второго семестра у вас не сдан ни один зачет? "Ой как плохо, - подумал он, - исключат, как пить дать, исключат". - Может быть, специфика машинного обучения... - неуверенно начал Мухаринский. - Вот именно, специфика, - перебил его декан, - уже три обучающих автомата отказались с вами заниматься. На что вы рассчитываете? Тактически правильнее всего было считать этот вопрос риторическим и не давать на него прямого ответа. Декан задумчиво барабанил пальцами по столу. Мухаринский глядел в окно. Рыжекудрая второкурсница шла по аллее. Шагавший рядом верзила в голубой майке нес весла. Кажется, всё ясно. Второй билет на футбол придется кому-нибудь отдать, там всегда бывает много хорошеньких медичек. - Мне не хотелось бы вас исключать, не убедившись в полной безнадежности попытки дать вам инженерное образование. Охотнее всего Мухаринский сделал бы сейчас кульбит, но это было рискованно. - Я очень рад, - сказал он, потупившись, - что вы еще верите в возможность для меня... - Если бы речь шла о ваших возможностях, то вы бы уже давно не числились в списках студентов. Я имею в виду возможности обучающих автоматов, а в них-то я верю, можете не сомневаться. Вы слышали когда-нибудь об УПСОСе? - Конечно... это... Пауза становилась томительной. - Конечно слышали, - усмехнулся декан, - вы ведь, наверное, читаете все работы кафедры обучающих автоматов. УПСОС - это универсальный преподаватель с обратной связью. Надеюсь, вы знаете, что такое обратная связь? - Ну, в общих чертах, - осторожно сказал Мухаринский. - Я буду демонстрировать УПСОС на Международном конгрессе в Вене. Сейчас, для определения его функциональных возможностей, он обучает контрольную группу студентов. Мне не очень хочется заведомо снижать средний балл его учеников, но элементарная честность ученого требует, чтобы я его попробовал на такой... гм... таком... э-э-э... ну, словом, на вас. Короче говоря, я вас включаю в состав контрольной группы. - Спасибо. - Надеюсь, что он в вас вдолбит хотя бы минимальный объем знаний, его схема... Схемы любых автоматов мало интересовали Мухаринского. Сохраняя на лице выражение напряженного внимания, он думал о том, что первый тайм уже, вероятно, идет к концу, и что на худой конец Наташа... - ...Таким образом, во время обучения ваш мозг составляет единое целое с аналитическим устройством автомата, которое непрерывно меняет тактику обучения в зависимости от хода усвоения материала студентом. Понятно? - Понятно. - Слава богу! Можете идти. x x x ...тысяча триста сорок второй логический поиск, шестнадцатый вариант доказательства теоремы, и снова блокирующее устройство дает сигнал: "Материал не усвоен. Перемена тактики". Снова логический поиск. "Доказательство теоремы требует элементарных знаний в объеме средней школы". Команда: "Приступить к обучению началам алгебры", сигнал: "Материал усвоен посредственно", переключение на доказательство теоремы, к концу доказательства - сигнал: "Базовые знания утеряны", вновь команда на переключение, снова логический поиск... Вспыхивает красный сигнал на панели: "Перегрев", из силового трансформатора валит дым. Автомат отключается. Мухаринский снимает с головы диполь и вытирает пот. Такого еще не было! Сейчас он даже чувствует симпатию к старенькому электронному лектору-экзаменатору. С ним - несравненно легче: можно проспать всю лекцию, а потом просто не ответить на вопросы. С УПСОСом не уснешь! Хорошо, что автоматическая защита время от времени его отключает. Размышления Мухаринского прерывает звонок видеофона. На экране декан. - Почему вы бездельничаете? - Автомат охлаждается. К несчастью, на панели загорается зеленая лампочка. Мухаринский вздыхает и укрепляет на голове диполь. Снова логический поиск, и в мозгу Мухаринского вспыхивают ненавистные ему уравнения. Он пытается бороться с автоматом, думает о том, что бы было, если бы Дементьев не промазал по воротам в конце второго тайма, пробует представить себе второкурсницу в самых соблазнительных ситуациях, но всё тщетно. ...логический поиск, сигнал, команда, переключение, изменение тактики, сигнал, логический поиск... Проходит семь дней, и о, чудо! Обучение уже не кажется Мухаринскому таким мучительным. Автомат тоже, видимо, к нему приспособился. Все реже вспыхивают сигналы перегрева. Проходит еще неделя, и снова громкоговорители разносят по зданию института: - Студента первого курса Мухаринского, индекс фенотипа тысяча триста восемьдесят шесть дробь шестнадцать эм бе, вызывает декан радиотехнического факультета. На этот раз он не прячется от всевидящих глаз фенологического анализатора. - Поздравляю вас, Мухаринский, - говорит декан, - вы проявили незаурядные способности. Впервые в жизни Мухаринский краснеет. - Я полагаю, - скромно отвечает он, - что правильнее было бы говорить об удивительных способностях УПСОСа, это действительно замечательное изобретение. - Когда я говорю о ваших способностях, то имею в виду именно вас, что же касается УПСОСа, то двухнедельное общение с вами не осталось для него бесследным. Теперь это не обычный автомат, а какой то Дон Жуан, Казанова, или, чтобы вам было понятнее, попросту бабник, он ставит высшие оценки только смазливым студенткам. Кроме того, он стал заядлым футбольным болельщиком и вовлек в это дело всю контрольную группу студентов. Обленился он до предела. Завтра мы его демонтируем, ну а вас, вы сами понимаете... - Понимаю. Желаю вам дальнейших успехов в обучении этих... гм... ну, словом, студентов. Отвесив низкий поклон, Мухаринский пошел к двери. - Куда? - Как куда? Покупать билет, чтобы ехать домой. Ведь вы меня исключили. - Мы действительно вас исключили из списка студентов и назначили старшим лаборантом кафедры обучающих автоматов. Отныне ни одна машина с обратной связью не выйдет из стен лаборатории, не выдержав поединка с вами Вы для нас сущая находка! Ну обещайте, что вы нас не бросите, Мухаринский! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 1 февраля 2014 СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ 31 января по восточному календарю наступает Год Лошади Абзалил Башкирская сказка Жили в старину в одном ауле старик со старухой, и у них был единственный сын Абзалил. Старик со старухой были очень бедными. У них не было ни скота, ни другого богатства. Вскоре старики умерли. Маленький Абзалил остался один. От отца ему досталась только охапка липовой коры. Однажды Абзалил взял охапку липовой коры и пошел к большому озеру. Погрузил охапку коры в озеро, намочил его, содрал из коры лыка и стал его вить. Он хотел свить длинную веревку. Пока он ее вил, из воды вышел хозяин озера и спрашивает: – Что ты делаешь, егет? Абзалил ответил: – А вот закончу вить веревку и утащу озеро к себе домой. Испугался хозяин озера и говорит: – Оставь, егет! Не трогай озера. Дам тебе все, чего ты захочешь. Задумался Абзалил. Чего же просить ему у могучего хозяина воды? И решил попросить то, чего ему давно хотелось. А хотелось ему добыть хорошего коня. А это место славилось хорошими конями'. – Дай мне самого лучшего коня, тогда я и озеро оставлю на месте,– сказал Абзалил. – Нет, егет! Не могу дать коня. Конь уйдет – славы не будет у меня,– сказал хозяин озера. – Как хочешь, дело твое. А озеро я утащу,– сказал Абзалил и продолжал вить веревку. Хозяин озера призадумался. Подумал немного и говорит Абзалилу: – Эх, егет, если уж ты такой богатырь и можешь утащить мое озеро, давай будем состязаться! Если ты победишь, я исполню твое желание. Будем бегать наперегонки вокруг озера. Перегонишь меня – твоя и победа! – Хорошо,– сказал Абзалил.– Только у меня есть младший брат в колыбели. Если ты обгонишь его, тогда я буду состязаться с тобой. – Где же твой младший брат?– спросил хозяин озера. – Мой младший брат спит в кустах, пойди туда, пошурши хворостом – он сразу и побежит,– сказал Абзалил. Хозяин озера пошел в кустарник, пошуршал хворостом, и оттуда выбежал заяц. Хозяин озера бросился бежать за ним, но никак не мог догнать его. Подошел хозяин озера к Абзалилу и сказал: – Ну, егет, давай состязаться до трех раз! Теперь будем бороться. Абзалил согласился. Он сказал: – У меня есть дедушка восьмидесяти лет. Если ты собьешь его с ног, то озеро останется за тобой. Мой дедушка лежит вон в том сосновом бору. Подойди и ударь его палкой, тогда он будет бороться с тобой. Пошел хозяин озера в сосновый бор и ударил палкой спящего дедушку. А это был медведь. Вскочил разъяренный медведь, схватил могучими лапами хозяина озера и тут же повалил его. Хозяин озера еле вырвался из медвежьих лап. Он прибежал к Абзалилу и говорит: – Силен же твой дедушка! А с тобой и бороться не стану! После этого хозяин озера сказал Абзалилу: – У меня есть шестидесятиаршинная пегая кобыла. Пронеси-ка ее вокруг озера на своих плечах. – Попробуй ты первым, а потом и я,– сказал Абзалил. Хозяин озера поднял на плечи шестидесятиаршинную пегую кобылу и пронес ее вокруг озера. Потом он сказал Абзалилу: – Ну, егет, пронеси теперь ты. Абзалил бросил вить веревку, подошел к огромной кобыле и сказал хозяину озера: – Я вижу, ты не так силен. Ты ее на плечи поднимаешь, а я вот пронесу ее промеж ног. Сел Абзалил на лошадь и поскакал вокруг озера. Хозяин озера видит, что теперь ему придется исполнить свое обещание. Он привел самого лучшего коня и отдал Абзалилу. Хорош был конь: саврасый, резвый, норовистый, с твердыми копытами, мохнатой челкой и короткой гривой. Бабки у него были высокие, ляжки – как у зайца, грудь – как у коршуна, круп узкий, холка высокая, хребет – как у щуки, уши острые, глаза медные, щеки впалые, подбородок заостренный. Сел Абзалил на саврасого коня-красавца и поскакал домой. С тех пор, говорят, в Абзелиловских краях водятся хорошие кони, а все парни там храбрые молодцы. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
