Chanda 14 Опубликовано: 24 апреля 2012 Сказка для Alex Wer Graf Георгий Русафов Завистливый осёл Много лет тому назад неподалеку от небольшой деревушки, на приветливой лесной полянке, стоял нарядный белый домик. В домике мирно и счастливо жили старик со старухой. А перед домиком с утра до вечера расхаживал важно-преважно, словно деревенский богач, серый осел Марко. У старика и старухи не было детей, не было у них ни собаки, ни кошки. Вот почему они любили длинноухого красавца как родного сына. Каждое утро старуха потчевала своего любимца пшеничными отрубями, и пока он ел, не отходила от него ни на шаг. Она не могла нарадоваться, глядя, как ее питомец уписывает пахучие отруби. Смотрит, а сама, знай, приговаривает: — Ах ты, мой пригоженький! Как же мне не любоваться тобой? Ну чем не богатырь? Весь день старуха не оставляла осла в покое. Принесет ему сухих хлебных корок и, довольно потирая руки, бормочет себе под нос: — Ах, какой ты у меня сытый да холеный: шерсть блестит, как шелковая! А стоило ослу зареветь во все свое мощное ослиное горло, как старик и старуха бросали все дела и выбегали из дома. Как зачарованные, стояли они посреди поляны и молча слушали громогласный рев, от которого раскачивались ветки на деревьях… Когда Марко замолкал, они радостно переглядывались, словно очнувшись после приятного сна, и из их уст тут же начинали литься, как весенняя капель с крыш, новые похвалы в адрес осла. — Вот так горло! Ну и песня!.. — восклицал старик. Старуха будто только и ждала этого. Она тут же начинала ему вторить и не закрывала рта до тех пор, пока не провозглашала Марко великим певцом, поющим лучше, чем все соловьи на свете. Так продолжалось много лет… И осел настолько привык к похвалам, что не мог прожить без них и дня. Но вот однажды старик купил на базаре курочку. Что за чудо была эта курочка! Глаза черные, кругленькие, словно бусинки. Перья гладкие, блестящие, как шелк. А на голове гребешок красный — настоящая корона. — Где ты нашел такую курочку? — воскликнула старуха, когда старик с курицей вошел во двор, и заулыбалась во весь рот. — Я ее купил тебе, старуха. Будет нести яйца и тешить тебя на старости лет! — ответил заботливый хозяин. Услышав такие слова, старуха чуть было на радостях не тронулась в уме. Бросилась к старику. Выхватила у него из рук курочку. Прижала ее к груди, и из уст ее полились похвалы, какие раньше она расточала перед ослом. — И где ты только нашел такую красавицу? Ах ты, моя пригожая, моя ненаглядная! Сегодня же заставлю деда построить моей раскрасавице домик — беленький, чистенький, тепленький… Вот уж обрадовал меня старую мой дед!.. Ни одно из этих медоточивых слов не пролетело мимо длинных ушей Марко — все слышал избалованный осел. И его стали снедать зависть и злоба. Он набрал полную грудь воздуха, разинул рот да как заревет — аж деревья в лесу закачались. Но увы!.. На этот раз никто не обратил внимания на его рев, никто не стал как раньше хвалить его голос. Старуха продолжала превозносить до небес красоту курочки. Старик по приказу хозяйки уже хлопотал над постройкой куриного домика. Впервые с тех пор, как осел жил у стариков, на его мощный рев отозвалось только далекое эхо. — Видать, они совсем выжили из ума! — решил Марко. — Восторгаются никудышной курицей, а про меня — красавца из красавцев, музыканта из музыкантов, гордость их двора — совсем забыли… Ну, это им так не пройдет! Оскорбленный осел поджал хвост, обиженно опустил длинные уши и отправился в свой хлев. Там он долго-долго думал, как бы проучить старика со старухой за то, что они променяли его на какую-то курочку. Наконец, после долгих грустных размышлений о людской неблагодарности, осел решил: — Убегу от них!.. Вот потеряют меня глупые старики, тогда поймут, кто такой Марко! Сказано — сделано. На заре Марко бесшумно выбрался из хлева, одним ударом копыт разнес в щепки курятник, который успел смастерить старик, и, гордо вскинув голову, помчался с горы, даже не взглянув на прощанье на белый домик, где старики, ни о чем не подозревая, продолжали спокойно спать… День застал беглеца возле молодого березового леса, где на полянках было так много цветов, а в густой кроне берез порхали и пели птицы. Как известно, все цветы и все птицы на свете очень любят солнце. Вот почему, когда осел вместе с первыми лучами солнца ступил в лес, весь лес огласился радостным гимном пернатых в честь дневного светила. А цветы тянулись вверх на своих тонких стебельках, поднимались на невидимых ножках — каждому хотелось первым увидеть солнечные лучи, окунуться в их ласковый свет. Но Марко истолковал все это по-своему, по-ослиному: — Конечно же, в мире далеко не все так глупы, как старуха со стариком! — пробубнил он с чувством удовлетворения. — Стоило мне войти в лес, как все его обитатели чуть не умерли от радости, что такой знаменитый осел оказал им честь своим посещением! То ли будет, когда я попаду в город, где живут образованные люди… Выше голову, Марко! Есть еще на земле подлинные ценители, которые знают, какова разница между какой-то там курицей и красавцем ослом! И Марко, помахивая хвостом, двинулся через лес неторопливой, торжественной походкой. Идет, ни на кого не глядя, никого не приветствуя кивком головы. И невдомек ослу, что его-то самого тоже никто не заметил… Выйдя на дорогу, осел остановился, оглянулся назад, задрал еще выше голову и на прощанье великодушно огласил лес звучным ревом. Услышав этот страшный рев, лесные обитатели застыли от ужаса. Но Марко и это воспринял по-своему, по-ослиному… „Видишь, Марко, — сказал он себе, радостно ухмыльнувшись. — Все смолкли, чтобы послушать твое пенье! Да, братец, твое место — среди знаменитых певцов, в опере!.. А старик и старуха — просто жалкие невежды! Разве не глупо упустить такого великого певца ради крикливой курицы!» И, довольный и счастливый, осел, помахивая длинным, облепленным репьями хвостом, быстро-быстро засеменил напрямик через луг к большому городу, где, как он слыхал, имелась опера… По дороге ему часто попадались длинноухие братья. Одни из них с аппетитом жевали чертополох. Другие блаженно валялись в придорожной пыли. Третьи — сытые, довольные, уставившись на какой-нибудь цветок, часами размышляли, съесть его тотчас или дать срок — пусть одну-две ночи полюбуется на звезды… Короче говоря, все они занимались серьезными ослиными делами. И все как один, завидев важного путника, спускающегося с гор, поворачивали к нему головы и от души приветствовали его более или менее радостными ослиными криками. Но Марко не удостоил ни одного из своих собратьев взглядом. Он продолжал свой путь, устремив взор в сторону большого города, где была опера, и время от времени обиженно бормотал: — Что эти бездельники себе воображают!.. Неужели я — знаменитый певец, венец природы — покинул родное село, оставил привольную жизнь ради того, чтобы проводить с ними время в пустых разговорах?! Они даже не знают, как надо обращаться со мной… Горланят: „Здравствуй! Здравствуй!» Разве я им ровня? Нет, я с таким невоспитанным обществом не хочу иметь ничего общего. Всяк сверчок знай свой шесток!.. Марко остановился только тогда, когда перед ним выросло огромное белое здание оперы. На его счастье, дверь была открыта. И осел, не мешкая, пробрался внутрь и притаился в темном углу переполненного людьми зала. В опере как раз шел концерт, и на сцене выступала девочка. Ее песня, задорная и звонкая, неслась над притихшим залом, ее голосок то звенел колокольчиком, то напоминал нежное журчание лесного ручейка. Все слушали девочку, затаив дыхание, с просветленными лицами, в глазах у многих стояли слезы. Марко же, скорчив недовольную мину, хмуро смотрел на завороженных пением девочки людей и думал: „Странный народ! Слушают, разинув рты, мяуканье ребенка, словно никогда в жизни не слыхали настоящего пенья! Ну разве это песня, разве это голос… Эх, дай-ка я разочек рявкну, а потом посмотрим — захотят ли они слушать этого жалкого котенка!» Девочка закончила песню и смолкла. Зал огласился восторженными аплодисментами. Они отозвались в длинных ушах Марко ударами невидимых кнутов и до боли задели его честолюбивое сердце. Чаша его терпения переполнилась, и он заревел так громко, что весь зал онемел от ужаса. „Вперед, Марко! Пробил твой час — покажи миру, кто ты такой!» — сказал он себе и, не дав публике опомниться, быстрой рысцой пересек зал и одним прыжком очутился на опустевшей сцене. Свысока оглядел онемевших слушателей, сделал глубокий вдох, поднял голову и вдохновенно заревел во все свое ослиное горло. Здание оперы задрожало, словно во время землетрясения, тревожно зазвенели стекла в окнах, закачались люстры. С грохотом попадали декорации, обрушились картины со стен. Испуганно закричали дети, тут и там послышались крики о помощи. Люди, у которых от ужаса волосы встали дыбом, бросились, обгоняя друг друга, на улицу. А Марко, закрыв блаженно глаза, опьяненный трубными звуками собственного голоса, ничего не видя и не слыша, пел все громче и громче… Он продолжал петь даже тогда, когда в зале не осталось ни одной живой души. Лишь когда его громкий рев оборвался и из горла стали вылетать непонятные звуки, напоминающие стоны, великий певец решил, что пора остановиться. Он перестал петь, но глаз не открыл — ждал, когда публика разразится восторженными аплодисментами. „Они сейчас собьют друг друга с ног, каждый захочет поблагодарить меня за то, что я продемонстрировал им настоящее пение!» — думал длинноухий певец, застыв на сцене как статуя. К большому удивлению Марко, крики раздались не из зала, а откуда-то из-за кулис. — Ну-ка, убирайся поскорее отсюда, длинноухий нахал!.. — гаркнуло за его спиной несколько голосов. И в то же мгновенье на спину певца обрушилось с десяток кизиловых дубинок. Марко подскочил, как ошпаренный. — Эй вы, слепцы, не видите разве, что перед вами не простой осел, которого можно бить дубиной, а великий певец! — возмутился он и хотел было броситься на обидчиков. Но, увидев угрожающе вскинутые кизиловые дубинки, тут же отказался от мысли вести какие бы то ни было разговоры и без оглядки пустился бежать куда глаза глядят. Он бежал долго-долго. Подгоняемый насмешками горожан, на одном дыхании пересек город, выбежал в поле и помчался напрямик, не разбирая дороги, словно за ним гналась стая ос. Была уже поздняя ночь, когда Марко рухнул на траву посреди лесной полянки, ни живой, ни мертвый от усталости. — Что за ужасный мир! Какой грубый народ! Не оценить такого певца! — простонал осел и тут же заснул мертвым сном. Но спал он недолго. После полуночи его разбудила дивная песня. Невидимые певцы с восторгом славили чью-то красоту… В голову ослу тут же пришла приятная мысль: „О чьей красоте, как не о моей, могут они петь в моем присутствии?!» И ему расхотелось спать. Он вскочил на ноги, огляделся. Над лесом, по усыпанному звездами небу, плыла кроткая полная луна. Под ее мягкими лучами лес и небольшое озеро, на берегу которого лежал осел, блестели, словно золотые. О луне, об ее удивительной красоте пели до изнеможения лесные птицы… Услыхав это, Марко позеленел от зависти и злобы. Все огорчения и обиды, которые он пережил в последнее время, захлестнули его бурным потоком. У него закружилась голова. В глазах потемнело. И тут взгляд его скользнул по гладкой поверхности лесного озера. Там, в водах озера, окруженное сиянием, блестело, как золотой каравай, отражение луны. Увидев его, Марко вздрогнул, и тотчас его губы растянулись в брезгливой усмешке. — Так вот ты где прячешься, незаслуженно прославляемая красавица!.. Ну, погоди, я тебя проучу, будешь знать, как появляться там, где пребываю я! Да я тебя сейчас выпью, проглочу, как кочан капусты! — пробормотал он и кинулся к озеру. Спустя мгновенье осел принялся с ожесточением пить озерную воду в том месте, где, ничего не подозревая, плавало отражение луны, окруженное золотым сиянием. Марко пил, пил и пил, грозно ворча: — Свети, свети, красавица, не так уж долго осталось тебе светить! Скоро ты навсегда померкнешь в моем брюхе!.. Но вот, откуда ни возьмись, на небе появилось черное облако и закрыло луну своей густой вуалью. В тот же миг в зеркальной глади озера исчезло ее отражение. Увидев это, Марко подумал, что и впрямь выпил луну. Задрав вверх мокрую морду, он заревел во всю мочь: — Эй вы, крикливые пичужки! Смотрите, я выпил вашу хваленую красавицу! Что же вы смолкли? Почему больше не воспеваете ее великолепие? Но облако полетело дальше. Луна тут же засветилась снова — еще более прекрасная, еще более ослепительная. И сразу же со всех сторон — словно эхо ослиных слов — грянул дружный птичий смех: — Ха-ха-ха!.. Глупый осел!.. Ха-ха-ха! Чтобы спастись от этого смеха и не видеть больше луны, осел закрыл глаза и бултыхнулся в озеро. Больше его никто не видел. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 27 апреля 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 27 апреля - Вороний праздник и Мартын-Лисогон Vorath (Владислав Силин) Nevermore (Публикуется с любезного разрешения автора) – Ну и что ты на меня смотришь? – Зверёк свернулся в кресле калачиком и положил голову на подлокотник. – Пойми, это же глупо: на всё отвечать одним словом. Ворон перепорхнул с подоконника на мраморный бюст. – Мне обидно, – продолжал зверёк. – Скоро появится хозяин и скажет: «Что ты делаешь в моём кресле, глупое животное? Брысь!». Тебе он ничего не скажет, потому что ты живое воплощение его страхов. Это несправедливо. Ворон молча нагадил на мраморную голову статуи и выразительно посмотрел на зверька. В птичьей груди что-то клекотало. – Он спросит тебя о твоём имени, о Линор, о тенях и смерти... Но слушать будет только своё безумие. Он не понимает, насколько ты глупое существо. Ты хочешь что-то сказать? Да, да, я знаю, тебе хочется высказаться. Это прозвучит нелепо и не к месту. Так что лучше молчи. Зверёк задумался: – Наверное, стоило завести кошку... Она бы показала тебе твоё место. Наверное это глупо, но я переживаю за хозяина. Мы в ответе за тех, кого приручили. Уж в этих-то словах всяко больше смысла, чем в твоём «nevermore». Зверёк привстал в кресле, косясь на ворона. Его глаза сверкали весёлой фосфоресцирующей зеленью. – Что, бесишься? – рассмеялся он хриплым лающим смехом. – Ты не умеешь проигрывать. А ведь чего проще сказать: «Уважаемая лисица, признаю свои ошибки, больше никогда не раскрою клюва и буду держать свои глупости при себе». Но ты ведь не скажешь. Самокритичности – ноль. Не скажешь ведь, а? Или нет? – Nevermore! – рявкнул ворон. Сыр выпал из его клюва и плюхнулся на пол. – Давно бы так, – сказала лисица. Потом налила себе божоле, нарезала сыр ломтиками и уселась в кресле с томиком басен Лафонтена. Взято отсюда: http://vorath.livejournal.com/135776.html И в дополнение - Эдгар По. Ворон (в различных переводах) http://lib.ru/INOFANT/POE/crown3.txt Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 29 апреля 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 29 апреля - Международный день танца Сергей Анатольевич Седов ДУРАК СЕРЕЖА Жил в нашем дворе дурак по имени Сережа. Однажды, он вышел на середину двора и стал танцевать. Танцует себе и танцует. Пляшет и пляшет... День пляшет, два пляшет- руками машет, головой трясет, ногами дрыгает. Ему кричат: - Сережа, хватит плясать, а не то сердце твое разорвется и душа покинет тело! А Сережа внимания не обращает, танцует, напевает: - Пам-парам-пам-пам-пам-пам! Пум-пурум-пум-пум-пум-пум! Тут уже и президент нашего государства не выдержал. Он как раз проплывал мимо по пути в Японию. - Сережа! - закричал с борта президентского корабля, - Отдохни!!! Но Сережа только сильней руками замахал, головой затряс и ногами задрыгал. Была у нашего президента дочка. Очень красивая, но только дура. Подплыла на шлюпке к нашему берегу, подбежала к Сереже и давай танцевать вместе с ним. А Сережа увидел красавицу и еще жару добавил: - Пам-парам-парам-пам-пам!! Пум-пурум... - тут у него сердце и в самом деле разорвалось, а душа сразу же покинула молодое тело. Упал он, лежит, мертвый. А президентская дочка протянула к нему свои белые руки и говорит: - Прощай мой любимый возлюбленный! Я бы обязательно умерла вместе с тобой, но не могу. Моя судьба хуже твоей будет. Должна я выйти замуж за японского морского Змея- это такое чудище с песьей головой, тремя хвостами и восемнадцатью ногами. А если не выйду за него замуж, он от ярости такую большую волну в океане поднимет - всех людей с земли смоет! Так что придется выйти! - сказала и поплыла с папой на Японские острова. Только они уплыли, душа Сережина к нему в тело вернулась, а сердце заросло. Это потому что дурак наш крепко полюбил президентскую дочку и решил спасти ее от такого японского жениха. Приплыл в Японию, а там уже спрашивают нашу девушку: - Согласна ты стать женой морского чудища с песьей головой, тремя хвостами и восемнадцатью ногами? Хотела наша красавица сказать: "Что делать? Согласна! ", но, вдруг, увидела Сережу и говорит: - Нет, не согласна! - Это почему? - спрашивает Змей, чудище восемнадцатиногое. - А потому что она меня любит! - отвечает Сережа. - А вот я тебя сейчас живьем съем, она и разлюбит! - Только хотел Змей нашего дурака съесть, а душа у Сережи опять – оп - и покинула тело. Упал Сережа, лежит, мертвый. - Не, я мертвечиной не питаюсь! - скривил Змей свою песью морду и говорит невесте: - Ну что, теперь согласна? Видит девушка: деваться некуда, - надо соглашаться. А Сережа, вдруг, как вскочит (душа к нему снова вернулась), как закричит: - Не согласна! Змей опять хотел его сожрать, но не тут- то было! Снова Сережа упал и умер. - Что это за дурак такой? - возмутилось Чудище, - То живой, то мертвый! Тут, президентская дочка тоже упала и мертвой притворилась. - Видно, они все такие, ненормальные, - подумал японский Змей, - Нет уж, лучше я женюсь на какой-нибудь тигровой Акуле. - и прыгнул в Океан. А дурак Сережа на президентской дочке женился. И никогда больше не умирал. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 30 апреля 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ С 30 апреля на 1 мая - Вальпургиева ночь Саша Зволинская (Варья) http://www.temnoskazka.ru Ведьму следует сжечь - Ведьму следует сжечь, мессир. Смиренный поклон, яшмовые чётки в изящных пальцах… какой же он болван! Архиепископ сидел неподвижно, не в силах поставить подпись под лежащей перед ним на столе бумагой. О да, этот не в меру ретивый молодой болван прав – ведьму следует сжечь. Только вот кто тут ведьма? Неужели та крохотная рыжая девчонка с котёнком на плече? Он очень хотел бы в это поверить и не возражать против очевидного… но не мог. Не мог, да простит ему справедливое небо, не мог! Эта? Эта, в чьих глазах васильковая высота в тысячу раз более истинна, чем во всех зеркалах, во всех отполированные боках чёток всех клириков мира? Не может этого быть. Ну вот не может и всё. - Мессир? – епископ Кентский вопросительно смотрел на Его Святейшество, всё ещё не вынесшего богомерзкой ведьме приговор. Он искренне не понимал причины промедления. Ну ещё бы… В камере было холодно и неуютно. Камни стены холодили лопатки, сваленная в углу солома, служившая узникам постелью, пребольно кололась. Где-то в коридоре мерно капала вода… Да нет, какая уж тут может быть вода? Худенькая рыжая девчонка оторвалась от созерцания серой стены и увидела, что это рыжий котёнок лакает воду из маленькой миски. Когда её уволокли из дома, обвинив в колдовстве, котёнок вцепился в её плечо и ни за что не хотел слезать. Так он и оказался в темнице вместе с ней. Его не запирали, просто не дали себе труда, а между прутьями решётки шкодливый малыш пролезал легко. Стражники – она точно знала, читала по их лицам – очень обрадовались этому рыжему кусочку солнца, подкармливали его и выпускали на улицу. Котёнок мог бы уйти, куда глаза глядят, но он снова и снова возвращался к хозяйке, в холодную сырую камеру, принося ей солнечные лучи и ветер в длинной шёрстке и росу на кончиках усов. - Ну что, Мэрриот, что там, снаружи, делается? – девушка обхватила руками колени и положила на них подбородок, приготовившись слушать. - Муррмяу – ответил кот. – Мяяяяу мрру ми! Муррр? - Да знаю я, знаю, догадаться было нетрудно. Странно, что так долго не подписывали приказ. И когда? - Мяу ммрум! – рыжий одуванчик виновато пряданул ушами, склонив голову чуть набок, лёг на холодный пол и закрыл лапами нос. - Завтра, значит? – она глянула наверх, туда, где вровень с землёй светилось крошечное зарешёченное окошко. – Завтра так завтра. Архиепископ никак не мог уснуть. Он всё делал правильно, конечно, ведьму следует сжечь…Эту вот рыжую, с огромными глазищами на осунувшемся личике…Эту, такую спокойную, смирившуюся…Эту, которая и читать-то не умеет, не то что заклинания из колдовских книг вызнавать…Епископ Кентский, этот полоумный женоненавистник, всё-таки добился от него подписи. Итак, завтра костёр. На рассвете. За все пятьдесят лет своей жизни никогда ещё он не чувствовал себя так скверно. Ему казалось, что само мироздание укоряет его за что-то… За эту, рыжую, которая наверняка светло-светло улыбается во сне. Так могла бы улыбаться его дочь – быть может, такая же рыжая девчушка… Если бы когда-то давным-давно он не запретил себе даже думать о семье. Если бы… Что за глупость, в самом деле? Служитель Господа повернулся на другой бок. Он ещё долго ворочался, но так и не смог заснуть до самого рассвета. По потолку камеры запрыгали первые рассветные лучи. Она проснулась оттого, что Мэрриот зашевелился у неё над ухом, поуютнее сворачиваясь на соломе, и громко замурчал. Через минуту заскрипели засовы, дверь распахнулась и возникший на пороге стражник сонно пробасил: - Поднимайся, ведьма, пора. Она не удивилась, не заплакала, даже не дрогнула. Просто сняла котёнка со своего плеча и посадила на руки стражнику: - Позаботьтесь о нём, пожалуйста. Тот растерялся: обычно люди перед казнью ведут себя несколько иначе… Мэрриот тут же замяукал и заскрёб когтями по латам стражника, заполнив комнату пронзительным скрежетом. От неожиданности стражник разжал пальцы, и котёнок прыгнул обратно на плечо хозяйки. Стражник развёл руками и вышел в коридор. Рыжая девушка почесала котёнка за ухом, и, вздохнув, вышла следом за ним. Архиепископ сидел как на иголках, ожидая, что повозка с осуждённой вот-вот появится на площади. Зевак собралось меньше обычного, видимо, потому что утра было слишком уж ранним. Главная площадь города была залита золотистым цветом июньского солнца, ещё робкого и не жаркого – всего лишь лёгкое тепло между пальцами и на ресницах. С восточной окраины площади послышался скрип старой деревянной повозки. Архиепископ прищурился и сумел разглядеть её – хрупкую фигурку с копной волос, сияющих золотом. Эта?! Ведьма?! Он готов был собственными руками придушить этого болвана епископа Кентского. Нужно было срочно что-то предпринять. Палач неторопливо и с удовольствием обходил творение рук своих – идеально уложенные штабеля старательно высушенных брёвен, пересыпанных соломой. Посреди всего этого великолепия возвышался столб, а через плечо палача была перекинута длинная крепкая верёвка. «Приятно видеть человека, занимающегося любимым делом,» – мрачно пошутил про себя архиепископ, разглядывая гордую физиономию заплечных дел мастера. Повозка уже подъехала, времени почти не оставалось. Рыжая голова, как это ни странно, была запрокинута вверх – чтобы можно было смотреть на небо, впитывать это восхитительно нежное утро – последнее утро в её жизни. Мэрриот мурчал у неё на плече, как бы подбадривая, и ни за что не желал слезать – он спрятался под её волосами и шипел на любого, кто пытался его забрать. Это было единственное, что её беспокоило. Почти – ещё мама, стоявшая у края ограждения, за которое никого из горожан не пускали. Бледная, заплаканная, седая, отчаявшаяся… Мама… «Прости меня, мама. Я навлекла на тебя беду…» Мать и дочь обменялись долгим взглядом. Убитая горем женщина закрыла лицо руками и медленно побрела прочь с площади. «Спасибо, мама,» – сквозь слёзы улыбнулась ей вслед рыжая и взошла на эшафот. Через две минуты палач, отчего-то вдруг разом помрачневший, уже стоял с факелом у подножия будущего костра. Одно движение, и… Архиепископ на своём возвышении для влиятельных лиц затаил дыхание. Палач поднёс факел к одному из пучков соломы, воткнутых между брёвнами. Пламя, благодарно фыркнув, тут же уцепилось за эту лесенку и начало карабкаться вверх. - Глупый, глупый малыш, – шептала рыжая девушка, прижимая котёнка к себе. Языки пламени уже подобрались к её босым ступням. – Говорила ведь я: останься в повозке. Теперь ещё и тебе зря пропадать… - Мрряу, мяяяяу! – возмутился Мэрриот. - Знаю, знаю – ты меня не бросишь. Спасибо тебе… – совсем тихо прошептала она, и по веснушчатой щеке покатилась слеза. Вдруг раздался странный шипящий звук, и всё вокруг стало белым. Она начала задыхаться. От эшафота валил густой белый дым. Епископ Кентский вскочил со своего места с намерением лично во всём разобраться, но архиепископ как бы случайно возник на его пути, загородив собой единственный путь к лестнице. - Мессир? – вопросительно поднял брови прославленный женоненавистник, лихорадочно соображая, что быстрее: объясняться с выжившим из ума стариканом, или попросту спрыгнуть вниз, наплевав на почтенность сана - Сын мой, – положив епископу на плечо руку, пожилой мужчина с неожиданной для такого возраста силой заставил его сесть. – Успокойтесь. На всё воля Божья. Мы же можем только молиться. Он величественно опустился в кресло рядом со своим пленником, прекратившим сопротивление, и склонил голову. «Господи всемогущий, прошу тебя, помоги ему…» Вечное небо было точно такого же светло-голубого цвета, как глаза архиепископа, и это казалось ему добрым знаком. Когда дым рассеялся, эшафот был пуст. Удивительно, но она была жива. Большое окно незнакомой комнаты было распахнуто настежь, и в него с любопытством заглядывало светло-голубое небо. Рыжий комок на подоконнике замурчал, увидев, что она проснулась. Мэрриот сладко потянулся и перепрыгнул с подоконника на кровать, устроившись в своём излюбленном месте – между её плечом и ухом. Из глубины комнаты донеслось приглушённое покашливание. Девушка с тревогой взглянула в тёмный угол и не без труда различила там фигуру человека в епископской мантии. Он встал и медленно приблизился к кровати. - Здравствуй, – вдруг смутился архиепископ, теребя перстень на указательном пальце правой руки. – Как ты себя чувствуешь? - Хорошо, – с некоторым удивлением проговорила девушка. – Но… - Ты ничего не помнишь, да? Она кивнула. - Ты задохнулась дымом и упала без чувств. Я, – он снова смутился и закашлялся, – я попросил своего племянника освободить тебя. Палач по моему приказу должен был залить костёр водой, чтобы за дымом ничего не было видно, а Эрик забрался наверх и унёс тебя… Сейчас ты в доме моей сестры. - Но… - рыжая непонимающе смотрела на его мантию. – Вы же… - Милое дитя, не все священнослужители так жестоки, как говорим молва. И по крайней мере один из нас поверил, что ты не ведьма. «К тому же, мне всегда хотелось иметь такую дочь…» - добавил он про себя. Отворилась дверь, и в комнату вошёл высокий темноволосый юноша. Он, поклонившись дяде, улыбнулся гостье, и она ответила ему такой же тёплой улыбкой. «Или племянницу,» – лукаво сощурился Его Святейшество, почёсывая за ухом котёнка, нахально вспрыгнувшего ему на плечо. Июньское солнце сияло высоко над землёй, согревая пожилую женщину, плачущую в объятиях дочери. Оно переплетало рыжие волосы золотистыми лучами, и ласково гладило по голове котёнка, с чувством выполненного долга спавшего на широком подоконнике. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 1 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 мая - Первомай. Праздник весны и труда Георгий Русафов Самый большой лентяй Жили в одном селе три брата. Были они страшно ленивы. Хорошо, находились добрые люди то поесть дадут, то воды поднесут. А то давно бы они умерли с голода да с жажды. Далеко разнеслась молва о ленивых братьях и долетела, наконец, до царского дворца. А царь в этой стране, как и положено царю, славился своей ленью. Прослышал он про трех братьев и тут же послал за ними карету с провожатыми — захотелось ему увидеть знаменитых лентяев. Привезли их в столицу. Царь приказал поселить лодырей в домике возле самого дворца, давать им вволю пить и есть. И сам стал частенько заглядывать к лентяям, зайдет, полюбуется на них, спросит, все ли у них хорошо, всем ли довольны. От царской заботы наши лоботрясы и вовсе размякли. Братья-то и дома были ленивы, а тут разленились втрое. Они уже не поворачивались с боку на бок сами, а ждали, пока подойдет слуга и повернет их. Морщились, когда им набивали рты едой ведь ее еще надо было жевать! Ворчали, когда им приносили воду для питья — ведь надо было лишний раз рот открывать, чтобы воды в горло налили! Все это царь видел. Сначала он было рассердился, что простые крестьяне оказались ленивее его самого. Но потом стал даже гордиться ими и решил, что всему царству от них немалая слава ни у какого другого царя нет таких ленивых подданных. И наконец решил самого большого лентяя сделать своим первым советником. Да вот беда — как узнаешь, кто из них самый ленивый, когда все трое только и делают, что спят да лежат! Закрылся царь в своей опочивальне, лег на пуховую перину и стал думать, как решить такую трудную задачу. Думал он девяносто девять дней и девяносто девять ночей, да ничего другого не придумал, кроме как попросить чужого совета — самому ему и сто лет с этой задачей не справиться! Помог царю один придворный. Он дал такой совет: — Велите поджечь домик, государь! Кто из лентяев выбежит последним, тот и есть самый ленивый из всех троих. Совет царю понравился, и он в тот же день решил его исполнить. Слуги натащили соломы. Обложили со всех сторон домик лентяев и подожгли. Домик тут же вспыхнул, как лучина. Столбом взвилось пламя. Зловеще затрещали тонкие стены. Языки огня шипели, как лютые змеи. Мыши и крысы бросились наружу. Только лодыри ни с места. Когда пламя подползло к самым ногам лежебок, один из них пошевелился и чуть слышно пробормотал: — Братья, что-то страшно становится, бежим, что ли! Другой отозвался: — Бежать — больно трудное дело. Никуда не пойду. А третий чуть приоткрыл один глаз, глянул на братьев и с трудом выговорил: — Ну, что за люди! И не лень вам болтать! И опять уснул. Услышал это царь и хлопнул в ладоши: — Теперь я знаю, кто самый большой лентяй! Слуги, скорее выносите его на улицу! Но было уже поздно. Пока царь выговорил эти слова, домик рухнул и похоронил всех трех лентяев. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 1 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ А ещё, 1 мая – Бельтайн Рыцарь-Эльф Шотландская сказка Есть в одном глухом углу Шотландии безлюдная пустошь - поросший вереском торфяник. Говорят, будто в стародавние времена там блуждал некий рыцарь из мира эльфов и духов. Люди видели его редко, примерно раз в семь лет, но во всей округе его боялись. Ведь бывали случаи, что отважится человек пойти по этой пустоши и пропадет без вести. Сколько бы его ни искали, как бы внимательно ни осматривали чуть не каждый дюйм земли, ни следа его не находили. И вот люди, дрожа от ужаса, возвращались домой после бесплодных поисков, покачивали головами и говорили, что пропавший, должно быть, в плену у страшного рыцаря-эльфа. Пустошь всегда была безлюдна, потому что никто не смел на нее ступить, а тем более поселиться там. И вот на пустоши стали водиться дикие звери. Они спокойно делали себе норы и логовища, зная, что смертные охотники их не потревожат. Неподалеку от этой пустоши жили два молодых человека - граф Сент-Клер и граф Грегори. Они очень дружили - вместе катались верхом, вместе охотились, а порой и сражались рядом. Оба они очень любили охоту. И вот граф Грегори как-то раз предложил другу поохотиться на пустоши, несмотря на то, что там, по слухам, бродил рыцарь-эльф. - Я в него почти не верю, - воскликнул он со смехом. - По-моему, все россказни про него - просто бабьи сказки, какими малых ребят пугают, чтобы они не бегали по вересковым зарослям. Ведь ребенку там и заблудиться недолго. Жаль, что такие богатые охотничьи угодья пропадают зря, и нечего нам, бородатым мужчинам, прислушиваться ко всяким небылицам. Но граф Сент-Клер даже не улыбнулся на эти слова. - С нечистой силой шутки плохи, - возразил он. - И это вовсе не сказки, что иные путники шли по пустоши, а потом пропадали без вести. Но ты правду сказал - жаль, что такие охотничьи угодья пропадают зря из-за какого-то рыцаря-эльфа. Подумать только - ведь он считает эту землю своей и берет с нас, смертных, пошлину, если мы посмеем ступить на нее. Впрочем, я слышал, что от рыцаря можно уберечься, стоит только надеть на себя знак святой троицы - трилистник. Поэтому давай привяжем себе к руке по трилистнику. Тогда бояться нам будет нечего. Сэр Грегори громко расхохотался. - Ты что, за младенца меня считаешь? - сказал он. - За ребенка, что сначала пугается каких-то дурацких басен, а потом верит, что листок клевера может его защитить? Нет, нет, сам носи этот знак, если хочешь, а я полагаюсь только на свой добрый лук и стрелы. Но граф Сент-Клер поступил по-своему. Он не забыл, что говорила ему мать, когда он малым ребенком сидел у нее на коленях. А говорила она, что тому, кто носит на себе трилистник, нечего бояться злых чар, всё равно чьих - колдуна или ведьмы, эльфа или демона. И вот он пошёл на луг, сорвал листок клевера и привязал его шёлковым шарфом к руке. Потом сел на коня и вместе с графом Грегори поехал на безлюдную глухую пустошь. Прошло несколько часов. Все у друзей шло хорошо, и в пылу охоты они даже позабыли о своих опасениях. И вдруг оба натянули поводья, придержали коней и стали тревожно всматриваться в даль. Какой-то незнакомый всадник пересек им дорогу, и друзьям захотелось узнать, кто он такой и откуда взялся. - Кто бы он ни был, но, клянусь, едет он быстро, - сказал граф Грегори. - Я-то думал, что ни один конь на свете не обскачет моего скакуна. Но теперь вижу, что конь этого всадника раз в семь резвее моего. Давай поедем за ним и узнаем, откуда он явился. - Сохрани тебя бог гнаться за ним! - воскликнул граф Сент-Клер. - Ведь это сам рыцарь-эльф! Разве не видишь ты, что он не по земле едет, а по воздуху летит? Хоть сначала и кажется, будто скачет он на простом коне, но на самом деле его несут чьи-то могучие крылья. И крылья эти хло- пают по воздуху, словно птичьи. Да как же можно за ним угнаться? Черный день настанет для тебя, если ты попытаешься его нагнать. Но граф Сент-Клер забыл, что сам-то он носит на себе талисман, который позволяет ему видеть вещи такими, какие они на самом деле. А у графа Грегори такого талисмана нет, и потому глаза его не различают того, что заметил его друг. Поэтому он и удивился и встревожился, когда граф Грегори резко проговорил: - Ты прямо помешался на рыцаре-эльфе! А мне так кажется, что этот всадник просто какой-то благородный рыцарь: одет он в зелёную одежду, едет на крупном вороном коне. Я люблю смелых наездников, и потому мне хочется узнать его имя и звание. Так что я буду гнаться за ним хотя бы до края света. И, не добавив ни слова, граф Грегори пришпорил коня и поскакал в ту сторону, куда мчался таинственный всадник. А граф Сент-Клер остался один на пустоши. Пальцы его невольно потянулись к трилистнику, и с дрожащих уст слетели слова молитвы. Он понял, что друг его уже заколдован. И граф Сент-Клер решил следовать за ним, если нужно, хоть на край света, и постараться расколдовать его. Между тем граф Грегори все скакал и скакал вперед, следуя за рыцарем в зелёной одежде. Скакал он и по торфяникам, поросшим вереском, и через ручьи, и по мхам и наконец заехал в такую глушь, куда никогда в жизни не заглядывал. Здесь дул холодный ветер, словно прилетевший с ледников, а на увядшей траве лежал толстым слоем иней. И здесь его ждало такое зрелище, от какого любой смертный отшатнулся бы в ужасе. Он увидел начертанный на земле огромный круг. Трава внутри этого круга была ничуть не похожа на увядшую, мерзлую траву на пустоши. Она была зелёная, пышная, сочная, и на ней плясали сотни легких, как тени, эльфов и фей в широких, прозрачных, тускло-голубых одеждах, что развевались по ветру, словно змеистые клочья тумана. Духи то кричали и пели, то махали руками над головой, то, как безумные, метались из стороны в сторону. Когда же они увидели графа Грегори - а он остановил коня у черты круга, - они принялись манить его к себе костлявыми пальцами. - Иди сюда, иди сюда! - кричали они. - Иди, попляши с нами, а потом мы выпьем за твоё здоровье из круговой чаши нашего повелителя. Как ни странно, но чары, сковавшие молодого графа, были до того сильны, что он, хоть и страшно ему было, не мог не пойти на зов эльфов. Он бросил поводья на шею коня и уже хотел было шагнуть внутрь круга. Но тут один старый седой эльф отделился от своих собратьев и подошел к нему. Должно быть, он не посмел выйти из заколдованного круга - остановился у самого его края. Потом наклонился и, делая вид, что хочет что-то поднять с земли, проговорил хриплым шепотом: - Я не знаю, кто ты и откуда ты приехал, сэр рыцарь. Но если жизнь тебе дорога, берегись входить в круг и веселиться с нами. А не то погибнешь. Но граф Грегори только рассмеялся. - Я дал себе слово догнать рыцаря в зелёном, - сказал он, - и я сдержу это слово, даже если суждено мне провалиться в преисподнюю. И он переступил через черту круга и очутился в самой гуще пляшущих духов. Тут все они закричали ещё пронзительней, запели ещё громче, закружились ещё быстрее, чем раньше. А потом вдруг умолкли все сразу, и толпа разделилась, освободив проход в середине. И вот духи знаками приказали графу идти по этому проходу. Он тотчас же пошел и вскоре приблизился к самой середине заколдованного круга. Там за столом из красного мрамора сидел тот самый рыцарь в одежде, зелёной, как трава, за которым граф Грегори гнался так долго. Перед рыцарем на столе стояла дивная чаша из цельного изумруда, украшенная кроваво-красными рубинами. Чаша эта была наполнена вересковой брагой, и брага пенилась, чуть не переливаясь через край. Рыцарь-эльф взял в руки чашу и с величавым поклоном подал её брату Грегори. А тот вдруг почувствовал сильную жажду. Поднёс чашу к губам и стал пить. Он пил, а брага не убывала. Чаша по-прежнему была полна до краев. И тут впервые сердце у графа Грегори дрогнуло, и он пожалел, что пустился в столь опасный путь. Но жалеть было уже поздно. Он почувствовал, что всё тело его цепенеет, а по лицу расползается мертвенная бледность. Не успев даже крикнуть о помощи, он выронил чашу из ослабевших рук и как подкошенный рухнул на землю, к ногам повелителя эльфов. Тут толпа духов испустила громкий крик торжества. Ведь нет для них большей радости, чем заманить неосторожного смертного в свой круг и так его заколдовать, чтобы он на долгие годы остался с ними. Но вскоре их ликующие крики поутихли. Духи стали чтото бормотать и шептать друг другу с испуганными лицами - их острый слух уловил шум, вселивший страх в их сердца. То был шум человеческих шагов, таких решительных и уверенных, что духи сразу догадались: пришелец, кто бы он ни был, свободен от злых чар. А если так, значит, он может им повредить и отнять у них пленника. Опасения их оправдались. Это храбрый граф Сент-Клер приближался к ним без страха и колебаний, ибо он нёс на себе священный знак. Едва он увидел заколдованный круг, как решил сразу же переступить магическую черту. Но тут старенький седой эльф, что незадолго перед тем говорил с графом Грегори, остановил его. - Ох, горе, горе! - шептал он, и скорбью веяло от его сморщенного личика. - Неужто ты, как и спутник твой, приехал уплатить дань повелителю эльфов годами своей жизни? Слушай, если есть у тебя жена и дитя, заклинаю тебя всем, что для тебя священно, уезжай отсюда, пока не поздно. - А кто ты такой и откуда взялся? - спросил граф, ласково глядя на эльфа. - Я оттуда, откуда ты сам явился, - печально ответил эльф. - Я, как и ты, когда-то был смертным человеком. Но я пошёл на эту колдовскую пустошь, а повелитель эльфов явился мне в обличии прекрасного рыцаря. Он показался мне таким храбрым, благородным и великодушным, что я последовал за ним и выпил его вересковой браги. И вот теперь я обречен прозябать здесь семь долгих лет. А твой друг, сэр граф, тоже отведал этого проклятого напитка и теперь замертво лежит у ног нашего повелителя. Правда, он проснётся, но проснётся таким, каким стал я, и так же, как я, станет рабом эльфов. - Неужели я не смогу помочь ему раньше, чем он превратится в эльфа? - горячо воскликнул граф Сент-Клер. - Я не боюсь чар жестокого рыцаря, что взял его в плен, ибо я ношу знак того, кто сильнее его. Скорей говори, человечек, что я должен делать - время не ждёт! - Ты можешь кое-что сделать, сэр граф, - молвил эльф, - но это очень опасно. А если потерпишь неудачу, тебя не спасет даже сила священного знака. - Что же я должен сделать? - повторил граф. - Ты должен недвижно стоять и ждать на морозе и холодном ветру, пока не займется заря и в святой церкви не зазвонят к заутрене, - ответил старенький эльф. - А тогда медленно обойди весь заколдованный круг девять раз. Потом смело перешагни через черту и подойди к столу из красного мрамора, за которым сидит повелитель эльфов. На этом столе ты увидишь изумрудную чашу. Она украшена рубинами и наполнена вересковой брагой. Возьми эту чашу и унеси. Но все это время не говори ни слова. Ведь та заколдованная земля, на которой мы пляшем, только смертным кажется твердой. На самом деле тут зыбкое болото, трясина, а под нею огромное подземное озеро. В том озере живёт страшное чудовище. Если ты на этом болоте вымолвишь хоть слово, ты провалишься и погибнешь в подземных водах. Тут седой эльф сделал шаг назад и вернулся в толпу других эльфов. А граф Сент-Клер остался один за чертой заколдованного круга. И там он, дрожа от холода, недвижно простоял всю долгую ночь. Но вот серая полоска рассвета забрезжила над вершинами гор, и ему показалось, будто эльфы начинают съеживаться и таять. Когда же над пустошью разнёсся тихий колокольный звон, граф Сент-Клер начал обходить заколдованный круг. Раз за разом он обходил круг, несмотря на то, что в толпе эльфов поднялся громкий гневный говор, похожий на отдаленные раскаты грома. Сама земля под его ногами как будто тряслась и вздымалась, словно пытаясь стряхнуть с себя незваного гостя. Но сила священного знака помогла ему уцелеть. И вот он девять раз обошел круг, потом смело переступил через черту и устремился к середине круга. И каково же было его удивление, когда он увидел, что все эльфы, которые здесь плясали, теперь замерзли и лежат на земле, словно маленькие сосульки! Они так густо усеяли землю, что ему едва удавалось не наступить на них. Когда же он подошёл к мраморному столу, волосы его стали дыбом. За столом сидел повелитель эльфов. Он тоже оцепенел и замерз, как и его подданные, а у его ног лежал окоченелый граф Грегори. Да и все здесь было недвижно, кроме двух чёрных, как уголь, воронов. Они сидели на концах стола, словно сторожа изумрудную чашу, били крыльями и хрипло каркали. Граф Сент-Клер взял в руки драгоценную чашу, и тут вороны поднялись в воздух и стали кружить над его головой. Они яростно каркали, угрожая выбить у него из рук чашу своими когтистыми лапами. Тогда замерзшие эльфы и сам их могущественный повелитель зашевелились во сне и приподнялись, словно решив схватить дерзкого пришельца. Но сила трилистника помешала им. Если бы не этот священный знак, не спастись бы графу Сент-Клеру. Но вот он пошёл обратно с чашей в руке, и его оглушил зловещий шум. Вороны каркали, полузамерзшие эльфы визжали, а из-под земли доносились шумные вздохи страшного чудовища. Оно затаилось в своём подземном озере и жаждало добычи. Однако храбрый граф Сент-Клер ни на что не обращал внимания. Он решительно шёл вперёд, веря в силу священного трилистника, и сила та оградила его от всех опасностей. Как только умолк колокольный звон, граф Сент-Клер снова ступил на твёрдую землю, за черту заколдованного круга и далеко отшвырнул от себя колдовскую чашу эльфов. И вдруг все замерзшие эльфы пропали вместе со своим повелителем и его мраморным столом, и никого не осталось на пышной траве, кроме графа Грегори. А он медленно пробудился от своего колдовского сна, потянулся и поднялся на ноги, дрожа всем телом. Он растерянно оглядывался кругом и, должно быть, не помнил, как сюда попал. Тут подбежал граф Сент-Клер. Он обнял друга и не выпускал из своих объятий, пока тот не пришёл в себя и горячая кровь не потекла по его жилам. Потом друзья подошли к тому месту, куда граф СентКлер швырнул волшебную чашу. Но там они вместо неё нашли только маленький обломок базальта. На нём была ямка, а в ней капелька росы. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 1 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ Ну, и наконец, 1 мая - День гитариста Людмила Муун Сказка о гитаре Жил-был Бог. И так как жил он вечно, то придумывал себе разные задачки и принимался за их выполнение. И как-то задумал он подарить миру идеальный инструмент – гитару. Такую гитару, которая будет звучать так, что все вокруг будут забывать про все на свете и внимать только звукам ее голоса. А песни будут слагаться сами собой, лишь только стоит взять первый аккорд. И думалось ему, что с ее помощью сможет он достучаться до людских сердец и поселить там красоту и гармонию. Времени у него было много, и он очень серьезно занялся изучением секретов мастерства изготовления инструментов. Много лет потратил на поиски учителей, учился прилежно и по крупицам собирал их знания. ОН узнал, какое дерево САМОЕ лучшее, довел до совершенства состав для обработки древесины и понял как натянуть и из чего сделать драгоценные струны. Не стал он полагаться на случай, а взял и отобрал САМОЕ лучшее семя и бережно посадив его в землю тщательно следил за тем, как появились первые листья, как оно росло и мужало, обрастало корой и покрывалось кроной. Дождался пока войдет в самую свою силу, и бережно срубив ствол аккуратно обработал древесину. Выбрал самую красивую форму, чтобы радовала глаз и своим внешним видом его гитара, чтобы один взгляд на нее уже вызывал желание услышать ее голос. Приготовил состав и своими руками покрыл ее лаком. Красив был инструмент и сделан по всем правилам самых древних мастеров. Возрадовался Бог его красоте и натянул серебреные струны. Провел по ним и полился чудесный звук. Его красота и идеальность были безупречны. Посмотрел Бог на творение рук своих и понял, что не зря старался все эти годы. Так была создана идеальная гитара, каких еще не знали люди. И дабы наполнила она радостью сердца детей его, отдал ее музыканту. Когда музыкант понял, какой бесценный дар у него в руках он первым делом побежал показывать его другим музыкантам. Ибо кто как не единомышленники могут оценить бесценность идеального инструмента. И начал он демонстрировать своим друзьям силу и диапазон звука. И что не пожелал, все в его руках исполняла гитара. Она брала самые высокие ноты и самые низкие и делала это идеально. Так у музыканта стало очень много друзей. Одни восхищались музыкантом и тем, какие звуки он может извлекать из своей гитары, потому что сами не обладали таким инструментом. Они слагали ему хвалебные гимны и заваливали его всякими знаками внимания, ходили за ним по пятам славя на каждом шагу его талант и его игру. Другие завидовали музыканту, что именно ему достался такой инструмент, а не им. Они считали, что неправильно он распоряжается своей гитарой, и всячески критиковали его игру. То жаловались, что диапазон не тот, то сила звучания не та. И опечалился музыкант. И так он хотел быть идеальным для всех сам, что все выжимал и выжимал из своей гитары, то, что все вокруг хотели услышать. Ему некогда стало писать песен, слагать стихи и сочинять музыку, он был слишком занят тем, что тренировал и тренировал свою гитару в мастерстве возможного звучания. И в один день струна на гитаре не выдержала и лопнула. Опечалился музыкант. Но другие музыканты не оставили его в беде. Принесли струны купленные в магазине и налили вина, для поддержания духа. Проснувшись утром с больной головой, посмотрел музыкант на свою гитару и ужаснулся. Вспомнил он, что накануне вечером всей компанией натянули обычную струну, но не звучала она в унисон с остальными серебренными и заменили они все вместе остальные струны на обычные, а так как не было подходящего стола, то, перевернув гитару использовали ее для раскладывания закуски и стаканов. И теперь она лежала заляпанная в углу. И глядя на нее, успокоил себя музыкант, что не была она идеальной гитарой, что все это он только себе выдумал. И единственный талант – это он сам, а таких гитар может быть сколько угодно, главное поискать, как следует. И успокоенный и окрыленной такой идеей отправился музыкант со своими друзьями по свету искать новую гитару для идеального музыканта. Грустно подобрал Бог исковерканное тело идеальной гитары на помойке. Обнял ее, оросил своими слезами, да и отдал на хранение ангелам. А сам сильно опечалился и стал думать над новой задачкой. Из чего бы сделать Идеальную Душу для человека? 19.10.03 Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 2 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 2 мая - Международный день астрономии Павел Шевченко Сказка о Звездочёте В некотором царстве, некотором государстве, на самом берегу лазурного моря жил да был Звездочёт. Был он не беден и не богат, жил в обычной квартире, ходил на обычную работу, вёл обычные беседы с обычными людьми, которые его обычно окружали... И быть бы Звездочету счастливым и беззаботным, но родилась у него однажды Необычная Мечта. Он страстно возжелал совершить путешествие к далёким звёздным мирам, так манящим звездоокой лунной ночью... При мыслях о Мечте глаза Звездочёта заискрились детским огнём, сердце учащённо забилось в тесной груди, но... Улыбка медленно сползла с его лица и беззвучно плюхнулась на пол при виде сиротского мешка с картошкой килограмм эдак на 150. ОГРОМНАЯ кастрюля, словно толстопузое чудовище с укором взирала на него, призывая продолжить подготовку к очередному Празднику Жизни... Незамысловатый Праздник Жизни удался на славу. Звон гранёных стаканов, шуршание ложек и тарелок, дружное гы-гы и а-ха-ха под новый анекдот, комплименты в адрес приготовленного шикарного борща... И только безудержный храп заснувшего лицом в салате Ворчуна выбивался из стройной гармонии всеобщего веселья. А за окном пробуждалась ночная жизнь города. Отборная брань портовых грузчиков перемежалась с мягким плеском волн спокойного моря, а скрип и грохот тарантасов на булыжной мостовой - с лёгким шелестом акаций под окном квартиры. Мириадами драгоценных жемчужин засияла лунная дорожка на бескрайней глади моря. Казалось, достаточно сделать один единственный шаг, чтобы ступить на эту призрачную волшебную дорогу. И умчаться далеко-далеко прочь от этого навязчивого гомона, суетливой привозной толкотни и бесконечных разговоров ни-о-чём... На сияющей лунной дорожке вдруг возник прекрасный нежный Ангел, идущий по волнам. Звездочёт протёр глаза. Видение не растворилось. Жемчуг звёзд искрился в струях ЕЁ волос, все тайны мироздания раскрывались в ЕЁ бесконечно глубоких глазах, дыхание надежды навевали ЕЁ небесные крылья. Ангел улыбнулся и призывно протянул прелестную ладошку... Но едва мысль обратилась в действие, едва Звездочёт приблизился к окну, чтобы сделать этот безумный шаг... Подошла Хозяйка Праздника Жизни и грациозно сбила пепел с дымящейся сигареты. Сизый дымок волнующимися кольцами поплыл к потолку... Затем, глядя прямо в глаза, Хозяйка сказала: - Ну, что ты грустишь? Пойди лучше посуду помой. Звездочёт медленно повернулся к столу. Томным душераздирающим взглядом обвёл опустевшую кухню, заваленную грудами грязной посуды. Схватил за "уши" огромное толстопузое чудовище - кастрюлю. Потом вылил остатки борща себе на голову и выпрыгнул без парашюта в окно. Но чья-то быстрая рука остановила его... - Чтоб я так жил!!! - подумал Звездочёт, повиснув вниз головой на пристегнутых к батарее подтяжках. - Алло! Скорая? Скорее карету с санитарами! У нас вопиющий случай белой горячки! - он не мог не узнать заботливый голос проснувшегося Ворчуна... Кто-то натягивал простыни под окном квартиры, кто-то весело кричал: - Отпустите его! Хотим посмотреть на этого доморощенного Икара!.. - Весь мир перевернулся! - снова подумал Звездочёт и был прав. Где-то далеко "вверху" сновали беспокойные человечки, о чём-то возбужденно переговаривались, кто-то плакал, кто-то весело смеялся, но большинство человечков равнодушно проходило мимо, не пересекаясь, не обращая внимания друг на друга, не догадываясь о существовании друг друга, занятые только самими собой... И новая мысль посетила голову Звездочёта: - Мы не одиноки во вселенной! Во вселенной полным-полно одиноких! От этой чудовищной мысли волосы зашевелились, остатки борща сорвались с его головы и стремительно полетели "вверх"... - Осторожно! Возможно зашибление!!! - крикнул он вслед улетающей картошке... А тем временем "внизу", под ногами Звездочёта, распахнуло свои звёздные крылья ночное небо. Оно манило к себе не меньше, а, может быть, даже больше, чем сияющая лунная дорожка. И ему вдруг захотелось пройтись по Млечному Пути, поохотиться вместе с Орионом, полюбоваться Северной Короной, послушать печальную песню Персея и Андромеды, поплавать в звёздных волнах Волос Вероники и на крылатом Пегасе умчаться к Полярной Звезде... Где-то далеко "внизу", под его ногами... - Открой свое сердце и ЛЕТИ! - прошептал прекрасный Ангел. Вечный Шепот Вселенной звучал в ЕЁ устах... Звездочет без тени сожаления сбросил тленные одежды. И стремительно ПОЛЕТЕЛ!.. *** - Делать мне больше нечего, как только всяких сумасшедших летунов от мостовой отскребать! - подумал угрюмый дворник. *** - Как хорошо, что ТЫ пришла! - сказал Звездочёт, крепко сжимая ладошку Ангела в своей призрачной руке. Волшебная далекая звезда озаряла им путь в бесконечность... Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 3 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 3 мая - День солнца Ян Ваевский Сказка о солнце Над долиной тихо вставало солнце. Долина просыпалась от, казалось, вечного сна. Просыпалась вот уже три тысячи лет. И на протяжении всех этих бесконечно-долгих лет с первыми лучами в жителях просыпалась надежда, что рассвет наконец-то наступит, что закончится эта опостылевшая тьма, разгоняемая лишь тусклым светом масляных светильников. Но первые лучи становились и последними, всепоглощающая ночь вновь окутывала землю сумеречным покрывалом, оставляя лишь воспоминание о призрачном проблеске небесного светила. Никто из жителей долины уже не помнил даже из рассказов предков – какое оно, солнце. И все же еще были живы легенды. Прекрасные баллады о теплом божестве, согревающем землю в ласковых ладонях золотых лучей. И каждый день люди видели призраки этих лучей на востоке. И отчаянно верили, что однажды оно вернется. Что небо снова станет голубым. Хотя никто не помнил, какое оно – небо, на котором нет звезд или густых облаков. Забыли, как выглядит голубой цвет. В ночной долине все было серым. Серые люди в серых одеждах на серой земле пытались вырастить такие же серые овощи и злаки, мечтая хоть раз увидеть и познать то изобилие, что в прежние времена дарило солнце. И с каждым годом становилось все меньше тех, кто верил в эти сказки, все меньше тех, кто ждал хотя бы скупых отблесков зари. Надежда умирала, обращаясь прахом. Серый мир. Они сидели на вершине холма и провожали взглядом угасающие лучи. Их осталось всего двое. — Заш, неужели Он и вправду умер, и в наш мир больше никогда не проникнет тепло его сияния? — Не знаю, так говорят легенды. Но я не верю. Он не мог. Не мог так уйти. Он ведь… понимаешь, Силл, Он – солнце. Бог. — Хочется в это верить. Безрадостно осознавать, что всю жизнь проведешь в свете масляных светильников на скудных грядках пытаясь вырастить хоть что-то из съестного. Заметил, больше никто не поет песен? А ведь когда я была совсем маленькой – еще пели. Неужели все так разуверились? Неужели потеряли надежду? — Силл… а давай споем ему. Если другие перестали, то это ведь не значит, что мы тоже должны молчать! Давай! Ты ж должна помнить хоть одну песню, все равно какую. Мы будем петь для него. — Заш? Ты серьезно? — Да! — Я… попытаюсь вспомнить… правда, попытаюсь. — У тебя получится. Начни только, я подхвачу. — Что ж… я… попробую. Как помню. Если время уходит – это начало, Если солнце не всходит – просто устало, Если ты не услышишь мой зов, Если ты не сорвешь своих темных оков — Я к тебе прилечу птицей легкой, Я к тебе докричусь, дозовусь тебя, Бог мой. — Странная песня, — новый голос нарушил тишину, наступившую после песни. Силл и Заш оглянулись на говорившего. Чужестранец. Это было слишком заметно. Такого человека в долине не было. Иначе они бы его видели хоть раз. Да и его одежды слишком непривычны для этих мест. Струящиеся. Словно вода, медленно выливаемая из кувшина. Призрачные лучи играли разноцветными бликами по этой неизвестной ткани. Такую из льна, выращенного при свете ламп, точно не соткешь. — Кто ты? – спросил Заш, отодвигая себе за спину Силл. — Возможно тот, кого вы звали, пробудив ото сна своей песней, — незнакомец улыбнулся. И его улыбка была невероятно теплой. Никто в долине так не улыбался. — Тот, кого звали? Нет, не похож. Глупости, мы просто пели гимн солнцу, — внезапно осмелела Силл, высовываясь из-за Заша. — Солнцу? Не похож? Хих, вот уж не думал, что я так не похож на солнце, — незнакомец продолжал улыбаться, поднимаясь мимо Заша и Силл на самую вершину холма, — А зачем вы звали солнце? — Потому что устали жить во тьме, — с вызовом бросил Заш. — И чего же вы от него хотите? – спросил незнакомец, остановившись и отбросив полы плаща за спину. Капюшон спал с головы, и по ткани потекли пряди волос. Даже во тьме они не казались серыми. Но названия этому цвету ни Заш ни Силл не знали. — Пусть… пусть просто светит. Я не знаю, что должно делать солнце. Мне кажется, оно просто должно быть, — растерянно произнесла Силл. — … и согревать, — добавил Заш. — Что ж, будь по-вашему, — незнакомец улыбнулся последний раз, загораясь факелом. Огненный столп взвился в небо, рассеивая тьму, кроша ее нещадно. Заш и Силл увидели как… … над долиной вставало солнце. Пламенной птицей, взрывая небеса. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 9 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 9 мая - День Победы Константин Паустовский БАКЕНЩИК Весь день мне пришлось идти по заросшим луговым дорогам. Только к вечеру я вышел к реке, к сторожке бакенщика Семена. Сторожка была на другом берегу. Я покричал Семену, чтобы он подал мне лодку, и пока Семен отвязывал ее, гремел цепью и ходил за веслами, к берегу подошли трое мальчиков. Их волосы, ресницы и трусики выгорели до соломенного цвета. Мальчики сели у воды, над обрывом. Тотчас из-под обрыва начали вылетать стрижи с таким свистом, будто снаряды из маленькой пушки; в обрыве было вырыто много стрижиных гнезд. Мальчики засмеялись. - Вы откуда? - спросил я их. - Из Ласковского леса, - ответили они и рассказали, что они пионеры из соседнего города, приехали в лес на работу, вот уже три недели пилят дрова, а на реку иногда приходят купаться. Семен их перевозит на тот берег, на песок. - Он только ворчливый, - сказал самый маленький мальчик. - Все ему мало, все мало. Вы его знаете? - Знаю. Давно. - Он хороший? - Очень хороший. - Только вот все ему мало, - печально подтвердил худой мальчик в кепке. - Ничем ему не угодишь. Ругается. Я хотел расспросить мальчиков, чего же в конце концов Семену мало, но в это время он сам подъехал на лодке, вылез, протянул мне и мальчикам шершавую руку и сказал: - Хорошие ребята, а понимают мало. Можно сказать, ничего не понимают. Вот и выходит, что нам, старым веникам, их обучать полагается. Верно я говорю? Садитесь в лодку. Поехали. - Ну, вот видите, - сказал маленький мальчик, залезая в лодку. - Я же вам говорил! Семен греб редко, не торопясь, как всегда гребут бакенщики и перевозчики на всех наших реках. Такая гребля не мешает говорить, и Семен, старик многоречивый, тотчас завел разговор. - Ты только не думай, - сказал он мне, - они на меня не в обиде. Я им уже столько в голову вколотил - страсть! Как дерево пилить - тоже надо знать. Скажем, в какую сторону оно упадет. Или как схорониться, чтобы комлем не убило. Теперь небось знаете? - Знаем, дедушка, - сказал мальчик в кепке. - Спасибо. - Ну, то-то! Пилу небось развести не умели, дровоколы, работнички! - Теперь умеем, - сказал самый маленький мальчик. - Ну, то-то! Только это наука не хитрая. Пустая наука! Этого для человека мало. Другое знать надобно. - А что? - встревоженно спросил третий мальчик, весь в веснушках. - А то, что теперь война. Об этом знать надо. - Мы и знаем. - Ничего вы не знаете. Газетку мне намедни вы принесли, а что в ней написано, того вы толком определить и не можете. - Что же в ней такого написано, Семен? - спросил я. - Сейчас расскажу. Курить есть? Мы скрутили по махорочной цигарке из мятой газеты. Семен закурил и сказал, глядя на луга: - А написано в ней про любовь к родной земле. От этой любви, надо так думать, человек и идет драться. Правильно я сказал? - Правильно. - А что это есть - любовь к родине? Вот ты их и спроси, мальчишек. И видать, что они ничего не знают. Мальчики обиделись: - Как не знаем! - А раз знаете, так и растолкуйте мне, старому дураку. Погоди, ты не выскакивай, дай досказать. Вот, к примеру, идешь ты в бой и думаешь: "Иду я за родную землю". Так вот ты и скажи: за что же ты идешь? - За свободную жизнь иду, - сказал маленький мальчик. - Мало этого. Одной свободной жизнью не проживешь. - За свои города и заводы, - сказал веснушчатый мальчик. - Мало! - За свою школу, - сказал мальчик в кепке. - И за своих людей. - Мало! - И за свой народ, - сказал маленький мальчик. - Чтобы у него была трудовая и счастливая жизнь. - Все вы правильно говорите, - сказал Семен, - только мало мне этого. Мальчики переглянулись и насупились. - Обиделись! - сказал Семен. - Эх вы, рассудители! А, скажем, за перепела тебе драться не хочется? Защищать его от разорения, от гибели? А? Мальчики молчали. - Вот я и вижу, что вы не все понимаете, - заговорил Семен. - И должен я, старый, вам объяснить. А у меня и своих дел хватает: бакены проверять, на столбах метки вешать. У меня тоже дело тонкое, государственное дело. Потому - эта река тоже для победы старается, несет на себе пароходы, и я при ней вроде как пестун, как охранитель, чтобы все было в исправности. Вот так получается, что все это правильно - и свобода, и города, и, скажем, богатые заводы, и школы, и люди. Так не за одно это мы родную землю любим. Ведь не за одно? - А за что же еще? - спросил веснушчатый мальчик. - А ты слушай. Вот ты шел сюда из Ласковского леса по битой дороге на озеро Тишь, а оттуда лугами на Остров и сюда ко мне, к перевозу. Ведь шел? - Шел. - Ну вот. А под ноги себе глядел? - Глядел. - А видать-то ничего и не видел. А надо бы поглядывать, да примечать, да останавливаться почаще. Остановишься, нагнешься, сорвешь какой ни на есть цветок или траву - и иди дальше. - Зачем? - А затем, что в каждой такой траве и в каждом таком цветке большая прелесть заключается. Вот, к примеру, клевер. Кашкой вы его называете. Ты его нарви, понюхай - он пчелой пахнет. От этого запаха злой человек и тот улыбнется. Или, скажем, ромашка. Ведь ее грех сапогом раздавить. А медуница? Или сон-трава. Спит она по ночам, голову клонит, тяжелеет от росы. Или купена. Да вы ее, видать, и не знаете. Лист широкий, твердый, а под ним цветы, как белые колокола. Вот-вот заденешь - и зазвонят. То-то! Это растение приточное. Оно болезнь исцеляет. - Что значит приточное? - спросил мальчик в кепке. - Ну, лечебное, что ли. Наша болезнь - ломота в костях. От сырости. От купены боль тишает, спишь лучше и работа становится легче. Или аир. Я им полы в сторожке посыпаю. Ты ко мне зайди - воздух у меня крымский. Да! Вот иди, гляди, примечай. Вон облак стоит над рекой. Тебе это невдомек; а я слышу - дождиком от него тянет. Грибным дождем - спорым, не очень шумливым. Такой дождь дороже золота. От него река теплеет, рыба играет, он все наше богатство растит. Я часто, ближе к вечеру, сижу у сторожки, корзины плету, потом оглянусь и про всякие корзины позабуду - ведь это что такое! Облак в небе стоит из жаркого золота, солнце уже нас покинуло, а там, над землей, еще пышет теплом, пышет светом. А погаснет, и начнут в травах коростели скрипеть, и дергачи дергать, и перепела свистеть, а то, глядишь, как ударят соловьи будто громом - по лозе, по кустам! И звезда взойдет, остановится над рекой и до утра стоит - загляделась, красавица, в чистую воду. Так-то, ребята! Вот на это все поглядишь и подумаешь: жизни нам отведено мало, нам надо двести лет жить - и то не хватит. Наша страна - прелесть какая! За эту прелесть мы тоже должны с врагами драться, уберечь ее, защитить, не давать на осквернение. Правильно я говорю? Все шумите, "родина", "родина", а вот она, родина, за стогами! Мальчики молчали, задумались. Отражаясь в воде, медленно пролетела цапля. - Эх, - сказал Семен, - идут на войну люди, а нас, старых, забыли! Зря забыли, это ты мне поверь. Старик - солдат крепкий, хороший, удар у него очень серьезный. Пустили бы нас, стариков, - вот тут бы немцы тоже почесались. "Э-э-э, - сказали бы немцы, - с такими стариками нам биться не путь! Не дело! С такими стариками последние порты растеряешь. Это, брат, шутишь!" Лодка ударилась носом в песчаный берег. Маленькие кулики торопливо побежали от нее вдоль воды. - Так-то, ребята, - сказал Семен. - Опять небось будете на деда жаловаться - все ему мало да мало. Непонятный какой-то дед. Мальчики засмеялись. - Нет, понятный, совсем понятный, - сказал маленький мальчик. – Спасибо тебе, дед. - Это за перевоз или за что другое? -- спросил Семен и прищурился. - За другое. И за перевоз. - Ну, то-то! Мальчики побежали к песчаной косе - купаться. Семен поглядел им вслед и вздохнул. - Учить их стараюсь, - сказал он. - Уважению учить к родной земле. Без этого человек - не человек, а труха! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 15 мая 2012 Блуждающие деревья Маорийская легенда Когда-то, давным-давно росли две таллипотовые пальмы с длинным именем Ти-Факаавеаве-а-Нгаторо-и-Ранги. Конечно, это было слишком длинное имя для двух пальм, терзаемых ветром на безводном плоскогорье Каингароа. Но послушайте сначала старинную сказку. Много сотен лет назад, задолго до того, как пришли белые люди и насадили на этом голом плоскогорье невиданные прежде сосны, прославленный тохунга Нгаторо-и-Ранги, приплывший в Ао-Теа-Роа на лодке Арава, путешествовал по плоскогорью Каингароа вместе с сестрами. Сестры приплыли с Гаваики. Они были колдуньи, им подчинялись огонь и ночная тьма, они умели творить чудеса. Их звали Куиваи и Хаунгароа. Их сопровождали служанки, которые несли пищу, но воду им не нужно было носить с собой. Когда сестрам хотелось пить, Нга-торо нужно было только топнуть ногой, и из-под земли начинал бить родник прозрачной воды. На полпути Нгаторо с сестрами остановились поесть. Хаунгароа сильно проголодалась после долгого утомительного странствия по пыльному плоскогорью, усеянному пористыми камнями. Ее брат и сесгра уже насытились, а она все еще продолжала есть. Служанки, которые несли пищу, смеялись и перешептывались: - Много же времени нужно Хаунгарое, чтобы поесть, - говорили они. С тех пор эту часть плоскогорья называют Те Каингароа-а-Хаунгароа - Долгая Трапеза Хаунгароа. Разгневанная Хаунгароа не могла стерпеть насмешек. Она обрушила на служанок поток бранных слов и тяжелых ударов и погнала их перед собой, будто ураган. Страх придавал служанкам силы, и Хаунгароа не могла их догнать, но она бросила им вдогонку проклятие и превратила их в таллипотовые пальмы. Таких пальм не было больше нигде в Ао-Теа-Роа. Корни этих пальм не погрузились в землю, и бездомные пальмы были осуждены на вечные блуждания по плоскогорью, где так долго ела Хаунгароа. Маори назвали их Ти-Факаавеаве-а-Нгаторо-и-Ранги, что значит блуждающие таллипотовые пальмы Нгаторо-и-ранги. Путники издалека видели эти деревья, но никогда не могли подойти к ним, потому что деревья исчезали при их приближении, а потом снова появлялись, окутанные туманом, клочья которого постоянно гнал ветер на этом каменистом плоскогорье. С годами пальмы состарились и одряхлели. Высокие, с толстыми отводами, они наконец уцепились корнями за землю и остановились. Одна из пальм погибла под топором вождя маори, другая под топором пакеха. Так отомстила Хаунгароа своим служанкам, так расплатились они за свою шутку и обрели наконец покой. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 18 мая 2012 Владимир Покровский Шарлатан Собрание было подготовлено со всей тщательностью и никаких неожиданностей не предвещало. Председатель лично переговорил с каждым членом общества, а незаинтересованных приглашал на дом. Переговоры не велись только с Пышкиным. Пришли все десятка два феноменов плюс восемь незаинтересованных товарищей, скромно занявших места позади. - Мы ему верили, - говорил председатель. - Он пришел к нам, он был ничем, его все считали за сумасшедшего, но мы его взяли и сказали ему: "Давай, Пышкин, совершенствуй свои способности, а мы чем можем поможем". Хотя отбор у нас строгий, телепатов только самых сильных берем, да что телепатов, телекинетиков и то не каждого принимаем. Я уж не говорю о ясновидцах, этих мы проверяем по сто раз. Иначе нельзя, против нас академическая наука, им только дай поймать нас на нечистом опыте - съедят! И тем самым отсрочат прогресс человечества еще на сотню лет. Председатель был не столько толстым, сколько квадратным, говорил густо и с нажимом. Он умел возбуждать в людях некое сильное чувство, даже не поймешь, какое именно - уважение, страх или энтузиазм. Его любили и сплетничали о нем с симпатией. Арнольд же Пышкин, сидящий особо, сбоку от председательского стола, был щуплый человечек с виноватым и в то же время вызывающим, даже каким-то склочным выражением лица. Он беспокойно ерзал на стуле, оглядывался, порывался что-то сказать, но молчал. Председатель продолжал: - Не успел он у нас прижиться, атмосферу прочувствовать, как начал устраивать склоки. Я не буду говорить о помоях, которыми он всех нас, здесь сидящих, систематически поливал. Мы ему и жулики, мы и воры, легковерных обманываем, настоящих феноменов затираем, фокусами пробавляемся. Вот такие слова он нам говорил. Тут возникает вопрос. А кто он, собственно. говоря, такой, этот Пышкин? Что он, собственно говоря, умеет? Председатель сделал эффектную паузу. - Вот именно, что? - выкрикнул с места один из незаинтересованных, внештатный корреспондент местной газеты. - Он выращивает цветы. - Цветы? Председатель благожелательно кивнул. - Может, он их как-нибудь по-особому выращивает, товарищи? Скажу прямо не знаю. - Что-о-о?! - взвыл Пышкин. - То есть как это не знаете? - Вот так, товарищ Пышкин. Не знаю, и все. - Председатель развел руками. Цветы, правда, красивые, спору нет. И пахнут, я проверял. Пышкин утверждает, что он их пассами выращивает, за считанные секунды. Но опять-таки вопрос. Кто-нибудь видел, как он это делает? - Господи, да что вы, в самом деле... - Ты про бога нам брось, Пышкин, ты лучше сам не плошай. - При этих словах председатель не то чтобы улыбнулся, но просветлел лицом. Он любил шутку. - Ты лучше скажи нам, кто видел. Пышкин стремительно вскочил со стула. - Как это кто? Многие видели. И вы тоже. Председатель с отвращением посмотрел на Пышкина. - Где же это я видел такое? - Да что вы, честное слово! Помните, когда я записывался... - Я горшок видел и в нем цветок, это правильно. Только при мне он не рос. - Да рос же, вы забыли, наверное. - Нет, Пышкин, нет, - сочувственно произнес председатель. - Кто-то из нас врет, и я догадываюсь кто. И люди догадываются. И товарищи незаинтересованные тоже догадаются, если посмотрят тебе в лицо. Товарищи незаинтересованные без особой симпатии поглядели на Пышкина. Его лицо не открывало ничего приятного глазу. Оно было вороватым и крайне подозрительным. - Может быть, еще кто-нибудь видел? - соболезнующе спросил председатель. Ты вспомни, постарайся, а то вдруг я ошибся и напрасно тебя обвиняю. - Н-ну, я же многим показывал, - замялся Пышкин. - Хотя бы этому... Протопопову... телепату... Пышкин, - совсем вкрадчиво просил председатель, - ты специально вспоминаешь тех, кто не смог сегодня присутствовать по болезни? - Странно. Я ж его днем видел. И не скажешь, что больной. - Очень странно, очень. Еще кого-нибудь вспомнишь? - Оловьяненко тоже видел, - сказал Пышкин упавшим голосом. - Веня! Скажи им. Оловьяненко, длинный задумчивый украинец, медленно встал. - А шо я могу сказать, Алик? Шо я такого бачив? - Веня! - прошептал вконец завравшийся Пышкин. - Шо Веня, шо Веня? - в сердцах сказал Оловьяненко. - Ото сам кашу заварив, а потом - Веня. Все слышали? - спросил председатель, нарушая неприятную тишину. Один из незаинтересованных досадливо крякнул: - Эх, чего время тратим? Будто сами выгнать не могли. - Не могли, дорогой товарищ, никак не могли. История, сами видите, неприглядная, и мы не вправе допустить, чтобы тень сомнения... - Постойте, вспомнил! - бесцеремонно перебил его Пышкин. - Я же выступал в Доме Облмежмехпоставки, разве забыли? - Во-от! - радостно подхватил председатель. - Вот мы и добрались до того самого места! Досюда, товарищи незаинтересованные, была одна поэзия, а сейчас начинается проза жизни. Начинаются, мягко говоря, неприглядные факты, из-за которых мы это собрание и собрали. Если раньше были только сомнения в способностях товарища Пышкина и его моральной чистоплотности, то теперь у нас появились факты. Зал сдержанно загудел. Это было на редкость дисциплинированное собрание, несмотря на то, что феномены люди возбудимые и, что скрывать, не всегда могут держать себя в рамках. Но сегодня они сидели с озабоченными лицами, редко проявляли свои чувства и вообще вели себя так, будто они не на собрании, а в трамвае. Какая-то странность в их лицах имела место; видимо, это печать, которую природа накладывает на людей с паранормальными способностями. - Тут Пышкин твердил нам о вечере в Облмежмехпоставке, где он якобы выращивал цветок своими пресловутыми пассами. И все мы видели, как цветок рос. Незаинтересованные переглянулись. - Да, товарищи, мы видели. Но нашлись люди, которые видели и другое. Они видели... - председатель повысил голос, - они видели нитку в руках у этого, я извиняюсь, феномена. И они видели, как он за нее вытягивал цветок из земли. - Кто видел? - сипло спросил Пышкин. - Не бойся, Пышкин, мы не ты, мы жульничать не будем. Встань, Женя! Поднялся человек роста примерно такого же, как и Пышкин, но наружности несравненно более благородной. - Наш Женя Принцыпный, - ласково представил его председатель. - Инженер. У него редкая способность, которой даже нет еще названия. Стоит ему сесть за компьютер, как тот сразу ломается. В ответ на любопытные взгляды незаинтересованных инженер Принцыпный с достоинством поклонился. Пышкин не сводил с него округлившихся глаз. Лицо его было искажено подлыми мыслями. - Свидетельство Жени Принцыпного тем более ценно, - продолжал председатель, - что он был другом Пышкина. Вы не представляете себе, с какой болью рассказывал он мне о махинациях своего бывшего друга, который попрал... который... Мотнув головой, председатель потянулся к графину. Принцыпный потупил взор и мужественно вздохнул. - И ты, Женька? - хватаясь за воротник, просипел разоблаченный Пышкин. Председатель осушил, наконец, графин, откашлялся, взял Пышкина под прицел указательного пальца и обжег его непреклонным взглядом. - Так, может быть, хватит, Пышкин? Может быть, сам все расскажешь? Но тот молчал. Ему нечего было сказать в свое оправдание. - У меня все,- сказал председатель деловым тоном. Начались прения. Первым слово попросил Сашенька Подглобальный, очень молодой человек с подозрением на левитацию. Но он поступил в общество совсем недавно, еще не сориентировался как следует, поэтому председатель сказал ему: - Ты, Сашок, помолчи пока, уступи место женщине. Давай, Антонина. Антонина Зверева, пожилая ведьма из секции дурного глаза, встрепенулась, окинула собрание знаменитым летальным взглядом, зафиксировала его на Пышкине и начала излагать свою точку зрения на вопросы, затронутые в докладе. Речь ее сводилась к тому, что она, Зверева, за себя не отвечает, когда ей мешают проявлять свои способности, изводят подозрениями, оскорбляют заглазно и открыто. Далее в своей речи Зверева перешла на личности и подчеркнула, что товарищ Пышкин выделяется среди них особо. Товарищ Пышкин, отметила Зверева, действует так нахально, зная, что она не в состоянии отомстить ему по причине своего ангельского характера, а также из-за того, что ее сверхъестественные способности проявляются только в сфере сельского хозяйства, как-то: сглазить скотину, погубить урожай, наслать мор на трактор и т. д. В заключение Антонина Зверева попросила собрание оградить ее от нападок этого проходимца и применить к нему самые крутые меры, в каковых она, Зверева, охотно примет активное участие. Затем снова вызвался Сашенька Подглобальный, но председатель, руководствуясь соображениями высшего порядка, предоставил слово Федору Перендееву. Перендеев насупил брови и, запинаясь, стал телепатировать по бумажке. Речь его была встречена телепатами очень горячо, она неоднократно прерывалась аплодисментами. Когда он закончил, председатель подвел итог: - Товарищи, поступило предложение вычеркнуть Пышкина из списков, если он не докажет, что является феноменом, то есть не вырастит цветок здесь, на наших глазах, без всяких своих факирских штучек. Пышкин вскочил с места, но председатель остановил его: - Погоди, Пышкин, у меня не все. Такая к вам просьба, - обратился он к собранию, - покажем товарищам незаинтересованным, что умеем, а? Кто что может, много не надо, но так, чтобы никаких сомнений. - Покажем, не сомневайтесь! - послышались выкрики феноменов. На лицах незаинтересованных зажглось крайнее любопытство. После короткого перерыва феномены продемонстрировали немногое из того, на что они способны. Первыми были телекинетики. Они вышли впятером на середину зала, тщательно установили на полу детский резиновый мяч и устремили на него непомерно пристальные взгляды. Мяч качнулся из стороны в сторону и начал медленно подниматься. Незаинтересованные затаили дыхание. Одному из телекинетиков стало нехорошо, но он пересилил себя и не покинул боевой позиции. Мяч поднялся над головами и стал описывать медленные круги. Это был подлинный триумф человеческих паравозможностей. Но уж если есть ложка дегтя, то она своего не упустит. Так и здесь. Пышкин, который телекинетировать не умел, заявил из зависти, что через плафон перекинута нитка и ее кто-то тянет, но сейчас нитка за что-то зацепилась и плафон висит косо. Разумеется, никакой нитки нет и не было, а насчет плафона председатель все объяснил: психополе не концентрируется исключительно на мяче, но распыляется и на другие предметы, в данном случае на плафон. Пышкин был посрамлен. Затем продемонстрировали свое умение телепаты. Один за другим они подходили к председателю и угадывали его мысли на расстоянии. - Про что я подумал? - спрашивал председатель. - Про семгу, - без запинки отвечал очередной телепат. - Правильно. Молодец. Следующий! Председатель думал не только про семгу, он думал про множество вещей, в частности про общую теорию относительности и кимвалы, и все его мысли были отгаданы с исключительной точностью. А уж после этого выступать предложили Пышкину. Сначала он стал отнекиваться - дескать, не готов, у него сегодня душевная травма, его, видите ли, предали люди, которых он считал своими друзьями... Но ему сказали твердо - раз так, товарищ Пышкин, раз ты не можешь, то иди отсюда, нечего тебе здесь околачиваться. - Я попробую, - ответил Пышкин. Из фойе принесли цветочный горшок. Пышкин и тут попытался схитрить и вынул из кармана заранее припасенное зернышко. - Нет, Пышкин, так не пойдет, - предупредил его председатель. - Нам нужен чистый опыт. Кто его знает, что ты с этим зернышком раньше делал. Он обратился к товарищам незаинтересованным. - Нет ли у вас какого-нибудь цветочного зернышка? Зернышко случайно нашлось у внештатного корреспондента. - Какое-то оно подозрительное, - сказал Пышкин. - Ничего! - прикрикнул на него председатель, безграничное терпение которого стало истощаться. - Бери, что дают. Зернышко сунули в землю и поставили горшок перед Пышкиным. Ему очень не хотелось саморазоблачаться, поэтому он сказал: - Может и не получиться... Незаинтересованные рассмеялись. Пышкин медленно поднес ладони к горшку. На его лице отразилось хорошо разыгранное недоумение. - Не чувствую. Совсем не чувствую зерна. Многие понимающе улыбнулись. - Давай, давай, Пышкин, это тебе не ниточки дергать. Он закусил губу и напрягся. На лбу его выступил пот. Но, конечно, никакого цветка не выросло. Пышкин кряхтел, делал страшные глаза, но цветок почему-то расти не хотел. И вскоре всем это надоело, и стали раздаваться выкрики, что пора, мол, кончать это представление, как вдруг... Земля в горшке приподнялась, из нее проклюнулся зеленый росток, он на глазах покрылся крохотными разноцветными листиками, цветок становился больше и больше, красивее и красивее. Никогда и нигде не было такого прекрасного цветка! Пышкин плакал и трясущимися руками делал пассы. Круг любопытствующих раздался; а цветок, самый лучший в мире цветок, потянулся вверх, разливая по залу аромат. Женя Принцыпный доверчиво потянулся к Пышкину, он хотел тронуть его за плечо и, кто знает, может быть, даже простить... И тогда раздался голос корреспондента. - Он шарлатан! Не верьте ему! Зернышко было пластмассовым! Так восторжествовала справедливость. Пышкина с позором изгнали из общества; с тех пор о нем ничего не слышно. Говорят, что его можно встретить на вокзальной площади, где он продает щуплые тюльпаны. Общество процветает и недавно в полном составе ездило на Камчатку на какую-то там конференцию по ясновидению с применением технических средств. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Vilvarin 0 Опубликовано: 21 мая 2012 Chanda, очень понравились сказки про лисицу с вороном и Сережу-дурака И большое спасибо за красивые фотографии и рисунки!!! :Rose: :Rose: :Rose: :Rose: :Rose: :Rose: Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 21 мая 2012 Vilvarin, спасибо за добрые слова! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 22 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 22 мая - Международный день биологического разнообразия Цари животных Ангольская сказка Жили-были муж и жена и были у них три дочери. Первую звали Луанда, вторую - Мукажи и третью - Мбежи. Когда они стали взрослыми, все три вышли замуж. И вместе с мужьями отправились жить в дальние края. У Луанды муж был Царь птиц. У Мукажи - Царь антилоп. А у самой младшей, Мбежи, - Царь рыб. Среди людей мужья сестёр выглядели как все люди, и разговаривали, и вели они себя тоже как люди. Только у себя дома они принимали свой настоящий облик. Пристроив дочерей, женщина снова забеременела. На этот раз у неё родился мальчик. Он был последним ребёнком. Когда ему исполнилось шесть лет, он пошёл в школу. Однажды мальчишки, его соученики, за что-то на него рассердились и закричали: - Убирайся прочь! Не хотим с тобой играть! Ты не такой, как мы! И наши сёстры не такие, как твои! Наши сёстры не выходили замуж за животных! Мальчик, от которого мать скрыла, что у него есть старшие сёстры, прибежал домой в слезах и потребовал, чтобы ему сказали правду. Где его сёстры? Почему он о них ничего не знает? - Пускай себе мальчишки говорят! Это они просто от зависти! Все мальчишки такие,- утешала его мать. И мальчик поверил ей. Но через несколько дней мальчишки снова стали дразнить его и опять напомнили ему о сёстрах. Снова мальчик в слезах прибежал к матери, и снова она скрыла от него правду. Мальчик рос и столько раз слышал от чужих людей рассказы о его сёстрах, что, став юношей, решил отправиться на их поиски. - Но куда ты пойдёшь? У тебя нет никаких сестёр! Ты наш единственный сын! - отговаривала его мать. - А я всё равно пойду. Я пойду в самую чащу леса, где плачет только дитя птицы, где никогда не было слышно плача ребёнка... Смирившись, родители отпустили упрямого сына. Мать приготовила большой узелок с едой, сунула в него и бутылку воды. Юноша отправился в путь. Ночью он спал на деревьях, привязываясь к ветвям верёвкой. Когда еда, взятая из дому, кончилась, ему пришлось есть то, что едят обезьяны. Когда вода в бутылке, которую ему дала мать, тоже кончилась, он пил воду из ручья или болота. Бежали дни, бежали недели, бежали месяцы. А он всё шёл и шёл. И ни разу он не видал ни одной хижины. Он видел только деревья и узкую тропинку среди них, проложенную путниками, по которой он шёл куда глаза глядят. Так прошёл год. Однажды, поднявшись на высокую гору, он заметил дымок. Юноша обрадовался. Значит там, внизу, люди. Он ускорил шаг, но добрался до первого дома только на следующее утро. Он постучал в дверь. Открыла служанка. - А хозяйка дома? - Ой! Кто это? Так похож на хозяйку! - удивилась девушка и побежала к хозяйке.- Госпожа моя, пришёл юноша, который хочет с тобой говорить! Он так похож на тебя, словно брат твой! - Мой брат? У меня нет братьев! Нас было только три сестры. Она побежала посмотреть, кто же пришёл. Действительно, какое сходство! Чем дольше они смотрели друг на друга, тем больше удивлялись. - Но кто же ты такой? - вскричала наконец сестра. - Родители никогда не говорили мне, что у меня есть сёстры. Но в школе, когда я поссорился однажды со своими товарищами, мальчики стали дразнить меня, говоря, что мои сёстры вышли замуж за животных. Я заплакал и побежал к матери, но она сказала, что это их выдумки, что у меня нет никаких сестёр. Мальчишки так часто дразнили меня, что я решил пойти на поиски своих сестёр. Я шёл целый год. Днём я ел то, что едят обезьяны, ночью спал на деревьях, привязывая себя к ветвям. И вот я пришёл к твоему дому... - Да ты и правда мой брат! Достаточно посмотреть на твоё лицо, чтобы убедиться в этом. Она стала угощать брата самыми лучшими кушаньями, но около полудня вдруг забеспокоилась: - Знаешь что, пожалуй, лучше будет, если ты спрячешься. Сейчас должен прилететь мой муж, Царь птиц. Ведь он тебя не знает, поэтому он может и заклевать! Юноша послушался. В то время как служанка сыпала зёрна маиса и ставила воду в большую клетку, он спрятался в кустах. Очень скоро послышалось шуршание огромных крыльев. На землю спустилась прекрасная птица. Она вошла в клетку, поела и попила. Потом вышла из клетки и превратилась в человека. Жена рассказала мужу о приходе брата. - Где же он? Я хочу его видеть! Юноша предстал перед Царём птиц, и они крепко обнялись. В доме этой сестры, обласканный ею и её мужем, юноша провёл целый месяц. Однажды он сказал: - Теперь я пойду искать вторую сестру! - Она живёт очень далеко. Ты должен идти туда целый год! - предупредила сестра. А её муж дал юноше своё перо и сказал: - Береги это перо. Если с тобой что-нибудь случится, подними его к небу и скажи: «Царь птиц, неужели я должен умереть?» - и тогда тебе помогут мои подданные. Береги это перо как зеницу ока. Поблагодарив Царя птиц, юноша отправился в путь. Шёл он, шёл, очень долго шёл, днём ел то, что едят обезьяны, ночью спал на деревьях, привязывая себя к ветвям. Так миновал год. Однажды, точно так же как в прошлый раз, забравшись на вершину горы, далеко внизу он увидел жилище. Добравшись до него к утру, юноша постучал в дверь: - Хозяйка дома? И опять ему открыла служанка, которая воскликнула изумленно: - Ой! Кто это? Так похож на мою хозяйку! Госпожа моя, госпожа моя, иди сюда скорее! Пришёл какой-то юноша! Он так похож на тебя! Наверно, твой брат! - Мой брат! У меня никогда не было братьев, у меня было только две сестры! Но, увидав юношу, хозяйка изумилась: - Кто ты такой? У нас с тобой просто одно лицо. - Родители никогда не говорили мне, что у меня есть сёстры. Но в школе, когда я поссорился однажды со своими товарищами, мальчики стали дразнить меня, говоря, что мои сёстры вышли замуж за животных. Я заплакал и побежал к матери, но она сказала, что это их выдумки, что у меня нет никаких сестёр. Мальчишки так часто дразнили меня, что я решил пойти на поиски моих сестёр. Я шёл целый год. Днём я ел то, что едят обезьяны, ночью спал на деревьях, привязывая себя к ветвям. Наконец я пришёл к дому своей старшей сестры Луанды. Она сразу признала во мне брата. Сюда же я добирался целый год. - Да, ты мой брат. Очень мы похожи с тобой! Сестра Мукажи обняла брата и повела его отдыхать. Она расстелила на полу самые красивые циновки, дала ему самые лучшие кушанья. Около полудня сестра сказала брату: - Милый брат мой, твой свояк, мой муж, Царь антилоп, скоро вернётся домой. Так как он тебя не знает, то может и забодать! Поэтому спрячься пока. Юноша спрятался, а служанка в это время положила в сарай охапку свежей травы, початки молодого маиса и налила в миску воды. Скоро явился и огромный горный козёл. На шее у него висел золотой колокольчик. Козёл вбежал в сарай, наелся, напился, вышел и тотчас обратился в красивого мужчину. Жена рассказала ему о приходе брата. Он пожелал увидеть его. И у них юноша прожил целый месяц. Потом сказал: - Теперь я должен разыскать мою третью сестру! - Тебе долго придётся идти. Наверное, не меньше года,- предупредила сестра. А её муж, Царь антилоп, дал юноше пучок своей шерсти: - Если с тобой что-нибудь случится, подними этот пучок к небу и скажи: «Неужели, Царь антилоп, я должен умереть?» - я к тебе на помощь придут все мои подданные. Береги же эту шерсть как зеницу ока. Юноша отправился в путь. Шёл он, шёл, днём ел то, что едят обезьяны, ночью спал на деревьях, привязывая себя к ветвям. Б конце года с вершины горы снова увидал жилище. На следующее утро он уже стучал в его дверь: - Хозяйка дома? И опять дверь открыла служанка, которая тоже изумилась сходству юноши с хозяйкой. - Госпожа моя, пришёл какой-то юноша, очень похожий на тебя. Наверное, он твой брат! - Мой брат? У меня нет братьев! У меня есть только две сестры... Но всё-таки она побежала посмотреть, а увидев юношу, поразилась сходству незнакомца с нею. - Кто ты такой? Почему ты так похож на меня? - Родители никогда не говорили мне, что у меня есть сёстры, но в школе, когда я поссорился однажды со своими товарищами, мальчики стали дразнить меня, говоря, что мои сёстры вышли замуж за животных. Я заплакал и побежал к матери, но она сказала, что это их выдумки, что у меня нет никаких сестёр. Мальчишки так часто дразнили меня, что я решил пойти на поиски своих сестёр. Целый год я добирался до дома сестры Луанды. Ещё год я добирался до дома сестры Мукажи. Ещё год я добирался сюда. Днём я ел то, что едят обезьяны. Ночью спал на деревьях, привязывая себя к ветвям... - Да, я вижу, что ты действительно мой брат! Сестра угостила брата лучшими кушаньями и уложила его отдыхать после долгого пути. Около полудня она сказала ему: - Скоро вернётся твой свояк, мой муж, Царь рыб. Так как он тебя не знает, то может больно ударить тебя своим плавником! Поэтому лучше спрячься на первое время. Служанка наполнила водой огромный водоём и набросала туда корма. Огромная рыба опустилась с неба в водоём, попила, поела, а вышла на сушу уже не рыбой, а красивым мужчиной. Жена рассказала ему о приходе брата. Он ласково принял юношу. В доме третьей сестры он оставался целый месяц и наконец сказал: - Теперь я видел всех трёх сестёр и их мужей. Могу вернуться домой и рассказать обо всём матери, если она ещё жива. Свояк дал ему на прощанье рыбью чешуйку: - Если с тобой что-нибудь случится, подними её к небу и скажи: «Неужели, Царь рыб, я должен умереть?» И все мои подданные придут к тебе на помощь! Юноша отправился в обратный путь. Он был так доволен и счастлив встречей с сёстрами, что, возвращаясь домой, громко пел, хлопая в ладоши и даже притопывая. А в это время Царь змей похитил дочь у царя Анголы. На поиски её отец разослал по всей стране, по всем лесам и полям свои войска. Царь Анголы был в таком отчаянии, что запретил в своём царстве петь, танцевать и веселиться до тех пор, пока не будет найдена его дочь. Солдаты услыхав, что кто-то радостно поёт и приплясывает на дороге, бросились вдогонку за юношей и схватили его: - Стой! Ты арестован! Разве ты не знаешь, что царь запретил петь, танцевать и веселиться? Разве ты не знаешь, что Царь змей похитил дочь нашего царя? - Нет, я ничего не знаю! Я радуюсь, потому что наконец-то нашёл своих сестёр... И юношу повели к царю. Но юноша, даже закованный в цепи, не переставал петь. - Как ты смеешь радоваться, когда я горюю? - воскликнул царь Анголы.- Я велю казнить тебя! Но могу сохранить тебе жизнь, если ты найдёшь мою дочь. И не только сохранить твою жизнь, но отдать свою дочь тебе в жёны. И тогда ты наследуешь мой престол. - Почтенный господин мой!- сказал юноша,- Я верну тебе твою дочь. Вот увидишь. Отпусти меня, и я пойду её искать. И царь велел снять с юноши цепи. Войскам было дано распоряжение: если юноша найдёт царскую дочь, немедленно бить в барабаны. Если же окажется обманщиком, если попытается бежать, не выполнив обещания, то казнить его без промедления. Всё ещё танцуя, весело напевая, юноша углубился в лес. Подняв к небу зажатые в руке перо, пучок шерсти и рыбью чешуйку, он воскликнул: - Неужели Царь птиц, Царь антилоп и Царь рыб, я должен умереть? И тотчас же бесчисленное множество птиц, антилоп и рыб появилось перед ним. - Что тебе нужно?- спросили они. - Помогите мне! Царь змей похитил дочь царя Анголы. Мне велено отыскать её. Если же я не найду её, меня казнят. Где она? - Иди на Восток, прямо-прямо, и придёшь ты к жилищу Царя змей. Там и найдёшь дочь царя Анголы. И юноша пошёл по указанному пути. Шёл он, шёл долго-долго и наконец увидел жилище Царя змей. Около входа сидела дочь царя Анголы, обливаясь слезами. - Кто ты и чего хочешь? - спросила она юношу. - Я пришёл за тобой. Твой отец приказал мне привести тебя домой. - Уходи скорее! Если тебя увидит Царь змей, он отдаст тебя на съедение своим подданным. - Так скажи мне скорее, где он спрятал свою смерть! - Его смерть - внутри птицы... Птица - в клетке... Клетка - в камне... А камень - на дне моря... - Подожди, я скоро вернусь... Уединившись, юноша поднял к небу рыбью чешуйку: - Неужели, Царь рыб, я должен умереть? И Царь рыб явился перед ним вместе со своими подданными: - Что ещё тебе нужно? - Я уже нашёл дочь царя Анголы. Но теперь нужно достать смерть Царя змей. Она скрыта внутри птицы... Птица - в клетке... Клетка - в камне... А камень - на дне моря! Не успел он оглянуться, как огромный камень, вытолкнутый рыбами из моря, уже лежал у его ног. Но как разбить его? Юноша поднял к небу клочок шерсти Царя антилоп: - Неужели, Царь антилоп, я должен умереть? И перед ним явился Царь антилоп вместе со своими подданными: - Что тебе нужно? - В этом камне спрятана клетка... В клетке - птица... А внутри птицы - смерть Царя змей! Помоги мне разбить камень, Царь антилоп! Антилопы набросились на камень, били его копытами, кололи рогами и наконец раздробили глыбу на мелкие кусочки. Изнутри вывалилась клетка. Тогда юноша поднял к небу перо: - Неужели, Царь птиц, я должен умереть? И тотчас же перед ним появился Царь птиц вместе со своими подданными. - Что случилось? - Смерть Царя змей находится в этой клетке. Но я не могу её открыть! Помоги мне! Птицы принялись клевать прутья клетки то с одной стороны, то с другой и наконец разломали её. Но когда самые большие птицы приготовились убить птицу, скрывавшуюся в клетке, то она тотчас исчезла. Тогда Царь птиц велел пересчитать всех своих подданных. Долго-долго считали птицы, наконец обнаружили одну лишнюю, чужую, и убили её. Потому что в этой птице скрывалась жизнь Царя змей. А Царь змей, который в это время был далеко, вдруг почувствовал, как в нём замирает жизнь, и пополз к своему жилищу. Юноша же в этот момент уговаривал дочь царя Анголы отправиться вместе с ним домой. Но она боялась: - Нет. Я не пойду. Царь змей сейчас вернётся, он уже близко. Я чувствую это. Тогда юноша опять позвал на помощь Царя антилоп. Тот явился с золотым бубенчиком на шее, и юноша и дочь Царя Анголы сели на него верхом и понеслись вскачь. - А-а-а... Если я вас поймаю - проглочу! Я уничтожу вас...- хрипел им вслед Царь змей. Но жизнь в нём угасала. И вот он совсем обессилел и погиб. А храбрый юноша и царская дочь возвращались к царю Анголы. И всюду, где бы они ни проходили, народ приветствовал их, и повсюду били барабаны и звучали радостные песни. В награду царь Анголы выдал свою дочь замуж за юношу, и тот стал впоследствии правителем Анголы. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 27 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 27 мая - Сидоров день Игорь Лобунец Волк и семеро козлят Жила-была в одном селении коза по прозванию Дереза. И прижила она, от разных мужиков, семерых козлят обоего пола, мал мала меньше. Вот отправилась она как-то в очередной загул, и наказывает козлятам: - Козлятушки-ребятушки! Я скоро приду, молочка принесу, а вы никому чужому дверь не открывайте! А то Серый Волк придёт, и вас всех съест! Ушла коза. Остались козлята дома одни. День ждут, два ждут, три ждут... Козлята голодные... Вдруг слышат: в дверь стучат. Спрашивают козлята, дескать, кто там? А им в ответ из-за двери: - Козлятушки-ребятушки! Это я, ваша мать пришла, молочка принесла! А голос-то не её! Сразу поняли козлята - это Серый Волк пришёл, съесть их хочет. Отвечают они: - Не будем дверь открывать! Ты не наша мама, ты Серый Волк! - а сами задумались: три дня они без еды сидят, мать неизвестно ещё, когда вернётся... Решили козлята: пусть уж лучше их Серый Волк сразу съест, чем вот так, в мучениях, голодной смертью помирать! Открыли они дверь, а там и вправду Серый Волк! Вбегает он в избушку, и говорит добрым голосом: - Ах вы мои бедненькие! Ах вы мои голодненькие! И катит перед собой тележку из супермаркета, а в тележке чего только нет! И молоко, и кефир, и ряженка, и простокваша, и творог, и варенец, и сыры всякие! И йогурт, и сметана, и сливки, и даже мороженое! Наелись козлята, стали сытые, гладкие, толстые. И вот тогда Волк их и съел. И козлята не возражали. А что? Долг - он платежом красен. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 31 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 31 мая - Всемирный день без табака Алан Маршалл Я БРОСИЛ КУРИТЬ Перевод Н. Шерешевской В прошлый понедельник в моей жизни произошло великое событие: я бросил курить. - Джордж, - сказал я, - либо жена, либо курево должны уйти из моей жизни. Я не могу позволить себе то и другое. - Твоей жене будет нелегко, - сказал Джордж, - но я не осуждаю тебя. Когда же она уходит? - Она остается, - ответил я мрачно. - Я бросил курить. Джордж был потрясен. - Я тебя не узнаю! - Я сам себя не узнаю, - ответил я. - Представляешь, с июля месяца я не покупал сигарет! - Ну так стрельни у меня, - сказал Джордж и открыл портсигар. Я взял одну и закурил. - Все, - продолжал я, - больше не курю. - Эх, мне бы бросить, - сказал Джордж, - да, боюсь, характера не хватит. Немного погодя я встретил Фреда. Ему я тоже сообщил эту новость. - Выкури со мной одну напоследок, - сказал он. Я выкурил две, объясняя ему при этом, какую я надеюсь получить экономию. - У меня уходило на сигареты семь шиллингов в неделю, - объяснил я. Так что теперь я как бы получил семь шиллингов прибавки. - Железный у тебя характер, - сказал Фред. - Вот мне ни за что не бросить. - Для этого нужна сила воли, больше ничего, - сказал я. На работе кто-то подарил мне к рождеству пачку сигарет - пятьдесят штук. Вопреки собственному желанию, просто из чувства благодарности, я заставил себя выкурить всю пачку за два дня, чтобы поставить на этом точку. В среду у меня было как-то неприятно во рту, и до второго завтрака я жевал земляные орехи, чтобы не курить. Есть мне совсем расхотелось. Я вышел на улицу и купил фунт изюма, который заменил мне привычные сигареты. Днем я выкурил две сигареты с другом, получившим их в подарок. Он попросил меня оказать ему честь и выкурить остальные десять тоже. Прикончил я их к пяти вечера, но мне было так нехорошо, что пришлось занять две сигареты у жены, чтобы успокоить боль в животе. В четверг я выкурил с Фредом две сигареты в честь победы над дурной привычкой, и в тот же вечер Джордж преподнес мне сто сигарет в, коробке как последнюю дань пороку, которым я страдал столько лет. Я поспешил расправиться с ними, чтобы доказать, что моя воля не поддастся пороку после того, как я от него избавился. В пятницу вечером я открыл фунтовую пачку табаку, которую подарила мне мать, а вчера прикончил пятьдесят сигарет, подаренных отцом, и при этом меня вовсе не тянуло курить. На сегодня сэкономлено семь шиллингов. Правда, у меня саднит горло и меня душит кашель, но ведь ни одну дурную привычку нельзя бросить без неприятных ощущений. За будущее я спокоен: вот прикончу дюжину пачек, подаренных тетей Мейбл, и тут же начну ту пачку в пятьдесят штук, которую подарил мне мой шеф, а там дойдет очередь и до прессованного табака, который подарила мне Дейзи. Зато как приятно сознавать, что ты бросил курить! Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 31 мая 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 31 мая - Всемирный день блондинок Златовласка Чешская сказка В одной стране — забыл я ее название — был королем злой и сварливый старик. Пришла однажды к нему во дворец торговка, принесла в корзине свежую рыбу и говорит: — Купи у меня эту рыбу, король. Жалеть не будешь. Король покосился на рыбу: — Не видел я еще такой рыбы в своем королевстве. Ядовитая, что ли? — Что ты! — испугалась торговка.— Прикажи эту рыбу зажарить, съешь ее — и ты сразу начнешь понимать разговор всех зверей, рыб и птиц. Даже самый малый жучок что-нибудь пропищит, а ты уже будешь знать, чего он хочет. Станешь самым умным королем на земле. Королю это понравилось. Он купил у торговки рыбу и, хотя был скупой и жадный, даже не торговался и заплатил, сколько она запросила. «Вот теперь,— подумал король и потер костлявые руки,— буду я самым умным на свете и завоюю весь мир. Это уж как пить дать! Поплачут теперь мои недруги». Король позвал своего слугу, молодого Иржика, и приказал ему зажарить рыбу к обеду. — Но только без плутовства! — сказал король Иржику.— Если ты съешь хоть один кусочек этой рыбы, отрублю голову. Принес Иржик рыбу на кухню, поглядел на нее и еще больше удивился: никогда он не видел такой рыбы. Каждая рыбья чешуйка светилась разноцветным огнем, как радуга. Жалко было чистить и жарить такую рыбу. Но против королевского приказа не пойдешь. Жарит Иржик рыбу и никак не может понять, готова она или нет. Рыба не румянится, не покрывается корочкой, а становится прозрачной. «Кто ее знает, зажарилась она или нет,— подумал Иржик.— Надо попробовать». Взял кусочек, пожевал и проглотил — как будто готова. Жует и слышит тоненькие пискливые голоса: — И нам кусочек! И нам кусочек! Ж-ж-жареной рыбы! Оглянулся Иржик. Никого нет. Только мухи летают над блюдом с рыбой. — Ага!—сказал Иржик.— Теперь я кое-что начинаю понимать насчет этой рыбы. Взял он блюдо с рыбой и поставил на окно, на сквозной ветер, чтобы рыба остыла. А за окном идут через двор гуси и тихонько гогочут. Прислушался Иржик и слышит, как один гусь спрашивает: — Куда пойдем? Куда пойдем? А другой отвечает: — К мельнику на ячменное поле! К мельнику на ячменное поле!. — Ага! -— снова сказал Иржик и усмехнулся: — Теперь-то я понимаю, какая это рыба. Пожалуй, одного кусочка мне маловато. Иржик съел второй кусок рыбы, потом красиво разложил рыбу на серебряном блюде, посыпал петрушкой и укропом и понес блюдо королю. С тех пор Иржик начал понимать все, о чем говорили друг с другом звери. Он узнал, что жизнь зверей не такая уж легкая, как думают люди,— есть у зверей и горе и заботы. С этого времени Иржик стал жалеть зверей и старался помочь каждой самой маленькой зверюшке, если она попала в беду. После обеда король приказал подать двух верховых лошадей и поехал с Иржиком на прогулку. Король ехал впереди, а Иржик — за ним следом. Горячий конь Иржика все рвался вперед. Иржик с трудом его сдерживал. Конь заржал, и Иржик тотчас понял его слова. — Иго-го! — ржал конь.— Давай, брат, поскачем и перенесемся одним махом через эту гору. — Хорошо бы,— отвечал ему конь короля,— да на мне сидит этот старый дуралей. Еще свалится и сломает шею. Нехорошо получится — как-никак, а все-таки король. — Ну и пусть ломает шею,— сказал конь Иржика.— Будешь тогда возить молодого короля, а не эту развалину. Иржик тихонько засмеялся. Но король тоже понял разговор коней, оглянулся на Иржика, ткнул его коня сапогом в бок и спросил Иржика: — Ты чего смеешься, нахал? — Вспомнил, твоя королевская милость, как сегодня на кухне два поваренка таскали друг друга за вихры. — Ты у меня смотри! — с угрозой промолвил король. Он, конечно, не поверил Иржику, сердито повернул коня и поскакал к себе во дворец. Во дворце он приказал Иржику налить себе стакан вина. — Но смотри, если недольешь или перельешь — прикажу отрубить голову! Иржик взял кувшин с вином и начал осторожно лить вино в тяжелый стакан. А в это время влетели в открытое окно два воробья. Летают по комнате и на лету дерутся. Один воробей держит в клюве три золотых волоса, а другой старается их отнять. — Отдай! Отдай! Они мои! Вор! — Не дам! Я их подхватил, когда красавица расчесывала золотые косы. Таких волос нет ни у кого на свете. Не дам! За кого она выйдет замуж, тот будет самым счастливым. — Отдай! Бей вора! Воробьи взъерошились и, схватившись, вылетели за окно. Но один золотой волос выпал из клюва, упал на каменный пол и зазвенел, как колокольчик. Иржик оглянулся и... пролил вино. — Ага! — крикнул король.— Теперь прощайся с жизнью, Иржик! Король обрадовался, что Иржик пролил вино и можно будет от него отделаться. Король один хотел быть самым умным на свете. Кто знает, может быть, этот молодой и веселый слуга ухитрился попробовать жареной рыбы. Тогда он будет опасным соперником для короля. Но тут королю пришла в голову удачная мысль. Он поднял с полу золотой волос, протянул его Иржику и сказал: — Так и быть. Я тебя, пожалуй, помилую, если ты найдешь девушку, что потеряла этот золотой волос, и приведешь ее мне в жены. Бери этот волос и отправляйся. Ищи! Что было делать Иржику? Взял он волос, снарядился в дорогу и выехал верхом из города. А куда ехать, не знает. Отпустил он поводья, и конь поплелся по самой пустынной дороге. Она вся заросла травой. По ней, видно, давно не ездили. Дошла дорога до высокой темной пущи. Видит Иржик: на опушке пылает огонь, горит сухой куст. Пастухи бросили костер, не залили, не затоптали, и от костра загорелся куст. А под кустом — муравейник. Муравьи бегают, суетятся, тащат из муравейника свое добро — муравьиные яйца, сухих жучков, гусениц и разные вкусные зерна. Слышит Иржик, как кричат ему муравьи: — Помоги, Иржик! Спаси! Горим! Иржик соскочил с коня, срубил куст и погасил пламя. Муравьи окружили его кольцом, шевелят усиками, кланяются и благодарят: — Спасибо тебе, Иржик. Век не забудем твоей доброты! А если понадобится тебе помощь, надейся на нас- Мы за добро отплатим. Въехал Иржик в темную пущу. Слышит: жалобно кто-то пищит. Осмотрелся и видит: под высокой елью лежат два вороненка — выпали из гнезда — и пищат: — Помоги, Иржик! Покорми нас! Умираем с голоду! Мать с отцом улетели, а мы еще летать не умеем. Король нарочно дал Иржику старого, больного коня — настоящую клячу. Стоит конь, ноги у коня трясутся, и видно, что поездка эта для него — одно мучение. Иржик соскочил с коня, подумал, заколол его и оставил воронятам конскую тушу — пусть кормятся. — Кар-р, Ир-ржик! Ка-р-р! —весело закричали воронята.— Мы тебе за это поможем! Дальше пошел Иржик пешком. Долго шел глухим лесом, потом лес начал шуметь все сильнее, все громче, ветер гнул уже вершины деревьев. А потом к шуму вершин прибавился плеск волн, и Иржик вышел к морю. На песчаном берегу спорили два рыбака. Одному попалась в сеть золотая рыба, а другой требовал эту рыбу себе. — Моя сеть,— кричал один рыбак,— моя и рыба! — А лодка чья? — отвечал другой рыбак.— Без моей лодки ты бы сеть не закинул! Рыбаки кричали все сильнее, потом засучили рукава, и дело кончилось бы дракой, если бы не вмешался Иржик. — Бросьте шуметь! — сказал он рыбакам.— Продайте мне эту рыбу, а деньги поделите между собой. И дело с концом. Иржик отдал рыбакам все деньги, что получил от короля на дорогу, взял золотую рыбу и бросил в море. Рыба вильнула хвостом, высунула голову из воды и говорит: — Услуга за услугу. Когда понадобится тебе моя помощь, ты меня позови. Я приплыву. Иржик сел на берегу отдохнуть. Рыбаки его спрашивают: — Куда шагаешь, добрый человек? — Да вот ищу невесту для своего старого короля. Приказал достать ему в жены красавицу с золотыми волосами. А где ее найдешь? Переглянулись рыбаки, сели на песок рядом с Иржиком. — Ну что ж,— говорят,— ты нас помирил, а мы добро помним. Поможем тебе. Красавица с золотыми волосами на всем свете только одна. Это дочь нашего короля. Вон видишь на море остров, а на острове — хрустальный дворец? Вот там она и живет, в этом дворце. Каждый день на рассвете она расчесывает волосы. Тогда занимается над морем такая золотая заря, что мы просыпаемся от нее в своей хижине и знаем, что пора нам, значит, на ловлю. Мы перевезем тебя на остров. Только узнать красавицу почти невозможно. — Это почему же? — спрашивает Иржик. — А потому, что у короля двенадцать дочерей, а золотоволосая одна. И все двенадцать королевен одеты одинаково. И у всех на головах одинаковые покрывала. Волос под ними не видно. Так что дело твое, Иржик, трудное. Перевезли рыбаки Иржика на остров. Иржик пошел прямо в хрустальный дворец к королю, поклонился ему и рассказал, зачем попал на остров. — Ладно! — сказал король.— Я человек не упрямый. Отдам дочь замуж за твоего короля. Но за это ты должен три дня выполнять мои задачи. Идет? — Идет! — согласился Иржик. — Поди поспи с дороги. Отдохни. Мои задачи замысловатые. Их с ходу не решишь. Хорошо спалось Иржику! В окна дул всю ночь морской ветер, шумел прибой, а изредка даже залетали на постель мелкие брызги. Встал утром Иржик, пришел к королю. Король подумал и говорит: — Вот тебе первая задача. Носила моя золотоволосая дочь на шее ожерелье из жемчуга. Оборвалась нитка, и все жемчужины рассыпались в густой траве. Собери их все до единой. Пошел Иржик на лужайку, где королевна рассыпала жемчуг. Трава стоит по пояс, и такая густая, что земли под ней не видно. — Эх,— вздохнул Иржик,— были бы здесь друзья-муравьи, они бы мне помогли! Вдруг слышит писк в траве, будто сотни каких-то крошечных людишек возятся около его ног: — Мы тут! Мы тут! Чем тебе помочь, Иржик? Собрать жемчужины? Погоди, мы это мигом! Забегали муравьи, замахали усиками и начали стаскивать к ногам Иржика жемчужину за жемчужиной. Иржик едва успевал нанизывать их на суровую нитку. Собрал все ожерелье и понес королю. Король долго пересчитывал жемчужины, сбивался, считал снова. — Все верно! Ну хорошо, завтра дам тебе потруднее задачу. Приходит Иржик к королю на следующий день. Король хитро посмотрел на него и сказал: — Вот беда! Купалась моя золотоволосая дочь и уронила в море золотой перстень. Даю тебе день сроку на то, чтобы ты его достал. Пошел Иржик к морю, сел на берегу и чуть не заплакал. Море перед ним лежит теплое, чистое и такое глубокое, что даже страшно подумать. — Эх,— говорит Иржик,— была бы тут золотая рыба, она бы меня выручила! Вдруг в море что-то блеснуло на темной воде, и из глубины всплыла золотая рыба. — Не грусти! — сказала она Иржику.— Видела я только что щуку с золотым перстнем на плавнике.— Будь спокоен, я его добуду. Долго ждал Иржик, пока наконец не выплыла золотая рыба с золотым перстнем на плавнике. Иржик осторожно снял перстень с плавника, чтобы рыбе не было больно, поблагодарил ее и пошел во дворец. — Ну что ж,— сказал король,— ловкий ты, видно, человек. Завтра приходи за последней задачей. А последняя задача была самая трудная: принести королю живой и мертвой воды. Где ее взять? Пошел Иржик куда глаза глядят, дошел до великой пущи, остановился и думает: «Были бы здесь мои воронята, они бы...» Не успел он додумать, слышит: над головой свист крыльев, карканье и видит: летят к нему знакомые воронята. Рассказал им Иржик свое горе. Воронята улетели, долго их не было, а потом снова зашумели крыльями и притащили Иржику в клювах две баклаги с живой и мертвой водой. — Карр, карр, берри и будь ррад! Карр! Взял Иржик баклаги и пошел к хрустальному дворцу. Вышел на опушку и остановился: между двух деревьев черный паук сплел паутину, поймал в нее муху, убил и сидит сосет мушиную кровь. Брызнул Иржик на паука мертвой водой. Паук тут же умер — сложил лапки и упал на землю. Тогда Иржик побрызгал муху живой водой. Она ожила, забила крылышками, зажужжала, разорвала паутину и улетела. А улетая, сказала Иржику: — На свое счастье ты меня оживил. Я тебе помогу узнать Златовласку . Пришел Иржик к королю с живой и мертвой водой. Король даже ахнул, долго не верил, но попробовал мертвую воду на старой мыши, что бежала через дворцовую комнату, а живую воду — на засохшем цветке в саду и обрадовался. Поверил. Взял Иржика за руку, повел в белый зал с золотым потолком. Посреди зала стоял круглый хрустальный стол, а за ним на хрустальных креслах сидели двенадцать красавиц, до того похожих одна на другую, что Иржик только махнул рукой и опустил глаза — как тут узнать, которая из них Златовласка ! На всех одинаковые длинные платья, а на головах — одинаковые белые покрывала. Из-под них не видно ни волоска. — Ну, выбирай,— говорит король.— Угадаешь — твое счастье! А нет — уйдешь отсюда один, как пришел. Иржик поднял глаза и вдруг слышит — жужжит что-то у самого уха. — Ж-и-и-и, иди вокруг стола. Я тебе подскаж-жу. Взглянул Иржик: летает над ним маленькая муха. Иржик медленно пошел вокруг стола, а королевны сидят, потупились. И у всех одинаково щеки зарделись. А муха жужжит и жужжит: — Не та! Не та! Не та! А вот эта — она, золотоволосая! Иржик остановился, прикинулся, будто еще сомневается, потом сказал: — Вот золотоволосая королевна! — Твое счастье! — крикнул король. Королевна быстро вышла из-за стола, сбросила белое покрывало, и золотые волосы рассыпались у нее по плечам. И сразу же весь зал заиграл таким блеском от этих волос, что казалось, солнце отдало весь свой свет волосам королевны. Королевна взглянула в упор на Иржика и отвела глаза: такого красивого и статного юноши она не видела ни разу. Сердце у королевны тяжело билось, но отцовское слово — закон. Придется ей идти замуж за старого, злого короля! Повез Иржик невесту своему господину. Всю дорогу берег ее, следил, чтобы не спотыкался ее конь, чтобы холодная капля дождя не упала на ее плечи. Грустное это было возвращение. Потому что и Иржик полюбил золотоволосую королевну, но не мог ей об этом сказать. Старый, сварливый король захихикал от радости, когда увидел красавицу, и приказал быстро готовить свадьбу. А Иржику сказал: — Хотел я тебя повесить на сухом суку за ослушание, чтобы труп твой склевали вороны. Но за то, что ты нашел мне невесту, объявляю тебе королевскую милость. Вешать я тебя не буду, а прикажу отрубить голову и похоронить с честью. Наутро отрубили Иржику голову на плахе. Зарыдала золотоволосая красавица и попросила короля отдать ей безглавое тело и голову Иржика. Король насупился, но не решился отказать невесте. Златовласка приложила голову к телу, побрызгала живой водой — голова приросла, даже следа не осталось. Побрызгала она Иржика второй раз — и он вскочил живой, молодой и еще более красивый, чем был до казни. И спросил Златовласку: — Почему я так крепко уснул? — Ты бы уснул навсегда,— ответила ему Златовласка,— если бы я не спасла тебя, милый. Король увидел Иржика и остолбенел: как это он ожил, да еще стал таким красивым! Король был хитрый старик и тут же решил извлечь из этого случая выгоду. Позвал палача и приказал: — Отруби мне голову! А потом пусть Златовласка побрызжет на меня чудесной водой. И я оживу молодым и красивым. Палач с охотой отрубил голову старому королю. А воскресить его не удалось. Зря только вылили на него всю живую воду. Должно быть, было в короле столько злости, что никакой живой водой не поможешь. Похоронили короля без слез, под барабанный бой. А так как стране нужен был умный и добрый правитель, то и выбрал народ правителем Иржика,— недаром он был самым мудрым человеком на свете. А Златовласка стала женой Иржика, и они прожили долгую и счастливую жизнь. Так и окончилась эта сказка о том, как звери отплатили добром за добро и как король потерял голову. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 1 июня 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 1 июня - Международный день защиты детей Братья Гримм Гензель и Гретель Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек с женой и двумя детьми: мальчика звали Гензель, а девочку Гретель. Жил дровосек впроголодь; и наступила однажды в той земле такая дороговизна, что ему не на что было купить даже кусок хлеба. Вот как-то вечером лежит он в кровати, не спит, а всё с боку на бок переворачивается, вздыхает и, наконец, говорит жене: - Что теперь будет с нами? Как нам детей прокормить, нам и самим-то есть нечего! - А знаешь что, - отвечала жена, - заведём завтра утром детей пораньше в лес, в самую чащу; разведём там костёр и дадим им по кусочку хлеба. А сами пойдём на работу и оставим их одних. Не найти им дороги обратно - вот мы от них и избавимся. - Нет, жена, - говорит дровосек, - этого я не сделаю: ведь сердце у меня не камень, не могу я детей бросить одних в лесу. Нападут на них дикие звери и съедят их. - Ну и дурак! - говорит жена. - Придётся нам тогда всем четверым с голоду пропадать, и тебе останется только одно - гробы сколачивать. - И она донимала его до тех пор, пока он с ней не согласился. - А всё-таки жалко мне моих бедных детей! - сказал дровосек. Дети от голода не могли заснуть и слышали всё, что говорила мачеха отцу. Заплакала Гретель горькими слезами и говорит Гензелю: - Бедные мы с тобой, бедные! Видно, нам теперь пропадать придётся! - Тише, Гретель, не горюй! - сказал Гензель. - Я уж что-нибудь придумаю. И вот, когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил дверь в сени и тихо выбрался на улицу. На небе ярко светил месяц. Белые камешки во дворе блестели под его лучами, словно денежки. Гензель нагнулся и набил ими полный карман. Потом он вернулся домой и говорит Гретель: - Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно! - И с этими словами он снова улёгся в постель. Чуть только начало светать, пришла мачеха и стала будить детей. - Вставайте, лентяи! Нужно идти в лес за дровами. - Потом дала им по кусочку хлеба и сказала: - Этот хлеб будет вам на обед. Смотрите только, сейчас его не ешьте, больше вы ничего не получите. Взяла Гретель весь хлеб и спрятала себе под фартук. Гензелю ведь некуда было спрятать хлеб, у него карман был набит камешками. Потом они все отправились в лес. Идут они, а Гензель всё останавливается и назад оглядывается. Говорит ему отец: - Что ты, Гензель, всё оборачиваешься и отстаёшь? Иди-ка поскорее. - Я, батюшка, - отвечал Гензель, - всё на свою белую кошечку посматриваю. Сидит она на крыше и так жалостно смотрит на меня, словно прощается. - Не болтай глупости, - сказала мачеха, - вовсе это не твоя кошечка, это белая труба на солнце блестит. А Гензель вовсе не на кошечку смотрел, а доставал из кармана блестящие камешки и бросал их на дорогу. Вот пришли они в самую чашу леса, и дровосек сказал: - Ну, дети, собирайте хворост, а я костёр разведу, чтобы вы не озябли. Набрали Гензель и Гретель целую кучу хворосту. Когда огонь хорошо разгорелся, мачеха говорит: - Ну, дети, ложитесь теперь у костра да отдохните как следует, а мы пойдём в лес дрова рубить. Когда кончим работу, вернёмся за вами. Сели Гензель и Гретель у костра, а в полдень они съели свой хлеб. Они всё время слышали стук топора и думали, что это где-нибудь недалеко работает отец. А постукивал-то вовсе не топор, а сухой сук, который отец подвязал к старому дереву. Сук раскачивало ветром, он ударялся о ствол и стучал. Сидели они так, сидели, от усталости у них стали закрываться глаза, и они крепко уснули. Когда они проснулись, в лесу было уже совсем темно. Заплакала Гретель и говорит: - Как нам теперь найти дорогу домой? - Погоди, - утешал её Гензель, - вот взойдёт месяц, станет светлее, мы и найдём дорогу. И верно, скоро взошёл месяц. Взял Гензель Гретель за руку и пошёл от камешка к камешку - а блестели они, словно денежки, и указывали детям дорогу. Всю ночь шли они, а на рассвете пришли к отцовскому дому и постучались в дверь. Открыла мачеха дверь, видит - стоят перед ней Гензель и Гретель, и говорит: - Ах вы, скверные дети, что вы так долго в лесу отсыпались? А мы уже думали, что вы вовсе не хотите назад возвращаться. Обрадовался отец, увидя детей. Тяжело ему было бросать их одних в лесу. Но вскоре опять наступили голод и нужда, и в доме дровосека нечего стало есть. И вот услыхали дети, как мачеха ночью, лёжа в постели, говорила отцу: - У нас опять уже всё съедено, осталось только полкраюхи хлеба, а потом уж нам конец! Надо отделаться от детей - заведём их в лес подальше, чтобы не найти им дороги назад! Иного выхода у нас нету. Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: "Уж лучше бы мне последним куском с детьми поделиться". Но жена и слышать об этом не хотела, стала его бранить да попрекать. Недаром говорится: плохое начало не к доброму концу. Уступил он раз, пришлось ему и сейчас уступить. А дети не спали и слышали весь их разговор. Когда отец с мачехой заснули, встал Гензель с постели и хотел пойти во двор, чтобы набрать камешков, как в прошлый раз. Но мачеха заперла дверь, и Гензель не смог выйти из хижины. Он стал утешать свою сестрицу и говорит: - Не плачь, Гретель, спи спокойно, увидишь, что мы не пропадём. Рано утром мачеха разбудила их и дала им по куску хлеба, он был ещё меньше, чем в прошлый раз. Пошли они в лес, а Гензель по дороге крошил хлеб в кармане, останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу. Говорит ему отец: - Что ты, Гензель, всё останавливаешься да оглядываешься? Иди-ка поскорее. - Я, батюшка, - отвечал Гензель, - на своего белого голубка смотрю. Сидит он на крыше и на меня так жалостно смотрит, словно прощается. - Не болтай глупости, - говорит ему мачеха. - Вовсе это не твой голубок, это белая труба блестит на солнце. А Гензель всё бросал и бросал на дорогу хлебные крошки. Завела мачеха детей еще глубже в лес, где они ещё ни разу не были. Развели опять большой костёр, и говорит мачеха: - Сидите здесь, детки, а как устанете, поспите маленько. А мы пойдём в лес дрова рубить и к вечеру, когда кончим работу, придём за вами. Когда наступил полдень, Гретель поделилась своим куском хлеба с Гензелем, ведь он-то свой хлеб по дороге раскрошил. Потом они уснули. Вот уж и вечер прошёл, но никто за бедными детьми не приходил. Проснулись они - а в лесу уже тёмная ночь. Стал Гензель утешать сестрицу: - Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдёт, мы и отыщем дорогу по хлебным крошкам. Когда взошла луна, отправились они искать дорогу. Искали её, искали, но так и не нашли. Тысячи птиц летают в лесу и в поле - и они все их поклевали. Говорит Гензель Гретель: "Мы уж как-нибудь найдём дорогу", но они её не нашли. Шли они целую ночь и весь день с утра до вечера, но никак не могли выбраться из лесу. Дети сильно проголодались: ведь кроме ягод, которые они собирали по дороге, у них не было ни куска во рту. Устали они так, что еле-еле ноги передвигали, прилегли под деревом и заснули. Наступило уже третье утро с тех пор, как покинули они отцовскую избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес всё глубже и темней, и если б не подоспела помощь, они выбились бы из сил. Вот наступил полдень, и дети заметили на ветке красивую белоснежную птичку. Сидит себе и поёт, да так хорошо, что дети остановились и заслушались. Умолкла птичка, взмахнула крыльями и полетела перед ними, и пошли они за ней следом, пока, наконец, не добрались до избушки, где птичка уселась на крыше. Подошли дети ближе, видят - избушка-то не простая: она вся из хлеба сделана, крыша у неё из пряников, а окошки - из сахара. Говорит Гензель: - Вот мы сейчас и поедим на славу. Я примусь за крышу, она, должно быть, очень вкусная. Вытянулся Гензель во весь рост и отломил кусочек крыши, чтобы попробовать, какая она на вкус, а Гретель стала лакомиться окошками. Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок: - Кто там ходит под окном? Кто грызёт мой сладкий дом? Отвечают дети: - Это гость чудесный, Ветер поднебесный! - а сами снова едят. Пришлась крыша Гензелю очень по вкусу, и он оторвал от неё большой кусок, а Гретель выломала целое круглое стекло из сахара и, усевшись около избушки, стала его уплетать. Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда старая-престарая старуха, опираясь о костыль. Испугались Гензель и Гретель, и все лакомства из рук выронили. Покачала старуха головой и говорит: - Эй, милые детки, как вы сюда попали? Ну, заходите ко мне, я вам зла не сделаю. Взяла она обоих за руки и повела в свою избушку. Принесла она угощение - молоко с оладьями, посыпанными сахаром, яблоки и орехи. Потом она постелила им две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись Гензель и Гретель и подумали: "Мы, наверное, попали в рай". Но старуха только притворялась такой доброй, а на самом деле это была злая ведьма, что подстерегала детей, а избушку из хлеба построила для приманки. Если какой-нибудь ребёнок попадал ей в руки, она его убивала, варила в котле и съедала, и это было для неё самое большое лакомство. Глаза у неё были, как у всех ведьм, красные, и видели плохо, но зато у них нюх тонкий, как у зверей, и они чуют близость человека. Когда Гензель и Гретель подходили к её избушке, она злобно захохотала и сказала с усмешкой: "Вот они и попались! Теперь уж им от меня не уйти!" Рано утром, когда дети ещё спали, она встала, посмотрела, как они спокойно спят да какие у них пухлые и румяные щёчки, и сказала про себя: "Вот это будет лакомый кусочек!" Схватила Гензеля своей костлявой рукой, унесла его в хлев и заперла его за решётчатой дверью - пусть себе кричит сколько хочет, ничто ему не поможет! А потом разбудила Гретель и говорит: - Вставай скорее, лентяйка! Иди принеси воды и свари своему брату что-нибудь повкусней, вон сидит он в хлеву. Я хочу, чтобы стал он пожирнее, тогда я его съем. Горько заплакала Гретель. Но что было делать, пришлось ей исполнять приказание злой ведьмы. И вот готовила она для Гензеля самые вкусные блюда, а самой ей доставались одни лишь объедки. Каждое утро ковыляла старуха к хлеву и говорила: - Ну-ка, Гензель, протяни мне свой палец, я хочу посмотреть, жирненький ли ты. А Гензель взял и протянул ведьме вместо пальчика косточку. Ведьма плохо видела, пощупала косточку и удивлялась, отчего это Гензель не жиреет. Так прошло четыре недели, а Гензель всё не жирел. Надоело старухе ждать, и крикнула она девочке: - Эй, Гретель, наноси скорее воды! Жирного или тощего, всё равно я Гензеля завтра утром заколю и сварю. Ох как горевала бедная сестрица, когда пришлось ей таскать воду! Слезы так и текли у неё по щекам. - Лучше бы нас растерзали дикие звери в лесу, тогда мы хоть вместе бы погибли! - Ну, нечего хныкать! - крикнула старуха. - Теперь тебе ничего не поможет. Рано поутру Гретель должна была встать, выйти во двор, повесить котёл с водой и развести огонь. - Сначала мы испечём хлеб, - сказала старуха, - я уже истопила печь и вымесила тесто. - И толкнула бедную Гретель к самой печи, откуда так и полыхало большое пламя. - Ну, полезай в печь, - сказала ведьма, - да погляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы сажать? Полезла было Гретель в печь, а старуха в это время хотела закрыть её заслонкой, чтобы Гретель зажарить и съесть. Но Гретель догадалась, что затевает старуха, и говорит: - Да я не знаю, как это сделать, как мне туда пролезть? - Вот глупая гусыня, - сказала старуха, - смотри, какое большое устье, и я-то могла бы туда залезть, - и она взобралась на шесток и просунула голову в печь. Тут Гретель как толкнёт ведьму, да так, что та очутилась прямо в самой печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на задвижку. У-ух, как страшно завыла ведьма! Но Гретель убежала, и проклятая ведьма сгорела дотла. Бросилась Гретель поскорей к Гензелю, открыла хлев и крикнула: - Выходи, Гензель, мы спасены! Старая ведьма в печке сгорела! Выскочил Гензель из хлева, словно птица из клетки, когда ей откроют дверку. Как обрадовались они, как кинулись друг другу на шею, как прыгали от радости и целовались! Теперь им нечего уже было бояться, и вот вошли они в ведьмину избушку и видят - стоят там всюду по углам ларцы с жемчугами и драгоценными каменьями. - Ну, это будет, пожалуй, получше наших камешков, - сказал Гензель и набил ими полные карманы. А Гретель говорит: - Мне тоже хочется что-нибудь домой принести, - и насыпала их полный передник. - А теперь бежим поскорей отсюда, - сказал Гензель, - ведь нам надо выбраться из ведьминого леса. Прошли они так часа два и подошли, наконец, к большому озеру. - Не перебраться нам через него, - говорит Гензель, - не видать нигде ни лавочки, ни моста. - Да и лодочки не видно, - ответила Гретель, - но вон плывёт белая уточка; если я её попрошу, она поможет нам переправиться на другой берег. И кликнула Гретель уточке: - Нету мостика нигде, Ты свези нас по воде! Подплыла уточка, Гензель сел на неё и позвал сестрицу, чтобы она села вместе с ним. - Нет, - ответила Гретель, - уточке будет слишком тяжело. Пускай перевезёт она сначала тебя, а потом и меня. Добрая уточка так и сделала. Они счастливо переправились на другой берег и прошли дальше. А там лес показался им совсем знакомым, и, наконец, они увидели издали отцовский дом. Тут дети пустились бежать, влетели в комнату и бросились отцу на шею. С той поры, как отец бросил детей в лесу, не было у него ни минуты радости, а жена его умерла. Раскрыла Гретель передник, и рассыпались по комнате жемчуга и драгоценные камни, а Гензель выбрасывал их из кармана целыми пригоршнями. И настал конец их нужде и горю, и зажили они счастливо и хорошо. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 4 июня 2012 СКАЗКА К ПРОШЕДШЕМУ ПРАЗДНИКУ На 3 июня в этом году выпал Троицын День. "Зелёные святки", "берёзкины именины" Красавица берёза Удмуртская сказка В одной деревне старик со старухой жили. Сильно они бедствовали, хлеб ели не досыта. Собрала как-то старуха последние дровишки - печку истопить хотела, да разжечь нечем: лучины нет. Говорит старуха старику: - Печь разжечь нечем! Сходи-ка в лес за лучиной. Сруби берёзу - лучины запасём. Старик взял топор и поплёлся в лес. Стал для рубки березу высматривать. Недолго ему пришлось искать: сразу увидел красивую берёзу. Подошёл поближе к берёзе, хотел было рубить, но только он замахнулся топором, как листья на берёзе зашелестели, ветки зашевелились. Нагнулась берёза к старику и заговорила человечьим голосом: - Пожалей меня, старик, не руби! А что тебе надо - всё у тебя будет. Старик испугался, даже топор из рук выронил. "Вот уже семьдесят семь лет живу, а такого чуда не видывал!"- подумал старик. Не тронул он берёзу. Вернулся домой и говорит старухе: - Принёс бы я тебе хороших полешек на лучину, да берёза вдруг начала просить человечьим голосом: "Не трогай меня, старик! Что тебе надо - всё у тебя будет". Ну, я и послушался. - А! Не хочет берёза, чтобы её рубили, - закричала старуха,- так поди наломай её веток - нашим ягнятам корм будет! И прогнала старика обратно в лес. Старик сразу увидел красивую берёзу. Подошёл к ней, поклонился и сказал: - Приказала мне жена твои ветки ломать, хочет листочками ягнят кормить, если я тебя не срублю на лучину! - Не руби меня,- говорит берёза, - и ветки мои не ломай. А что просит старуха - всё у неё будет! Старику делать нечего, пришлось домой возвращаться. Пришёл домой и удивился: грудами всюду сухая лучина лежит! - Ну, старуха, видишь, сколько у нас лучины! А старуха как накинется на него: - Почему только лучину у берёзы просил? Ведь печь топить надо, а дров у нас нет. Ступай проси дров! С бранью да с криками выгнала старика из дому. Старик взял топор и опять в лес пошёл. Доплёлся до берёзы, поклонился ей и стал просить: - Дай мне, красавица берёза, дров: у нас все кончились, печь топить нечем! - Иди, старик, домой: что просишь, то у тебя и будет,- говорит ему берёза. Старик обратно домой отправился. Подошёл к дому, глянул - диву дался: полон двор дров! Напилены дрова, наколоты, уложены. А старуха опять недовольна: - Почему только дров у берёзы попросил? Ведь у нас и горсти муки нет! Ступай, муки проси! - Погоди ты, нельзя этак! Только сейчас дрова выпросил. Старуха давай ругать старика. Кричала, кричала, потом схватила кочергу и выгнала его из дому. - Делай,- кричит,- что тебе приказано! Взял старик топор и опять в лес пошёл. Пришёл, поклонился красавице берёзе и стал причитать: - Красавица ты моя, белая берёза! Старуха опять прислала меня к тебе - муки просить. Коли можешь, помоги, дай сколько-нибудь! - Иди, старик, домой: что просишь, то у тебя и будет,- ласково сказала берёза. Старик обрадовался, скорее домой зашагал. Вернулся он, пошёл в амбар. Не верится ему, что у него будет мука. Вошёл в амбар, глядь - амбар полон мукой доверху! Стало старику так радостно, так весело, что забыл он всё прежнее горе да нужду. "Ну, - думает,- теперь всегда сыты будем!" А старуха увидела старика, выбежала из дому и опять его ругать принялась: - Старый ты дурень, деревянная твоя голова! Почему только муки попросил? Иди, бестолковый, проси два сундука золота! Ударила его коромыслом и выгнала вон. Бедный старик повесил голову и опять поплёлся в лес. Подошёл к берёзе, поклонился ей и стал причитать: - Красавица берёза! Меня моя старуха опять к тебе послала - требует два сундука золота... - Иди, старик, иди: что просишь, то у тебя и будет,- сказала берёза. Пошёл старик. Подошёл он к избе, заглянул в окно и видит - сидит старуха на лавке, перебирает золотые монетки. А монетки так и сверкают, так и поблёскивают! Зашёл он в избу, смотрит - возле стола два сундука стоят, золотом полны. Тут и старик разум потерял. Тоже стал монеты перебирать. - Надо спрятать золото понадёжнее, чтобы никто не увидал!- говорит старуха. - Надо, надо!- отвечает старик.- Не то узнают, что у нас столько золота,- просить будут пли отнимут! Поговорили, подумали и спрятали золото в подполе. Вот живут старик со старухой. Довольны, что денег много. Только золото не даёт им покоя ни днём, ни ночью: боятся они, как бы кто не стащил сундуки. Думала, думала старуха, как уберечь золото, и придумала. Говорит она старику: - Иди, старик, к своей берёзе, попроси у неё, чтобы она сделала нас страшными-престрашными! Чтобы все люди нас боялись! Чтобы все прочь от нас подальше бежали! Пришлось старику опять шагать в лес. Увидел он красивую берёзу, поклонился ей и стал просить: - Сделай ты нас, красавица берёза, страшными-престрашными! Такими страшными, чтобы все люди нас боялись, подальше от нас убегали, наше золото не трогали! Зашумела берёза листьями, зашевелила ветками, сказала старику: - Иди, старик, домой: что просишь, то и будет! Станут вас бояться не только люди, но и звери лесные! Вернулся старик домой, открыл двери. - Ну,- говорит,- обещала берёза: будут нас бояться не только люди, но и звери лесные! Станут от нас прочь бегать! И только сказал, как покрылись и сам он и его старуха густой бурой шерстью. Руки и ноги лапами стали, на лапах когти выросли. Хотели они было сказать что-то один другому, да не могли - только зарычали громко. Так-то вот и стали они оба медведями. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 5 июня 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 5 июня - Всемирный день охраны окружающей среды Кир Булычёв Восемнадцать раз (Из повести "Глубокоуважаемый микроб") Планета сначала испугала. Такого мрачного запустения, такой экологической безнадежности путешественникам встречать не приходилось, несмотря на то, что оба побывали в различных космических местах. Черные озера источали отвратительные промышленные запахи, бывшие леса поднимались скелетами бывших стволов, горы давно уже превратились в карьеры и холмы отработанного шлака, воздух был приспособлен для чего угодно, только не для человеческого дыхания. Зажимая нос рукой, Удалов произнес: — Давай, дальше полетим. Пока живы. — Погоди, — хладнокровно ответил Острадам. — То, что мы видим, — следы деятельности развитой, хоть и не очень разумной цивилизации. Настолько развитой, что они использовали на планете все, что можно использовать. Допускаю, что они строили космические корабли. — Если и строили, — разумно возразил Удалов, — то их корабли так воняли, что далеко не улетишь. — Ах, Удалов, — сказал Острадам. — Ты не представляешь, до чего изобретательны разумные существа. Пока окончательно не вымрут, они продолжают жить, размножаться и даже смотреть кино. Удалов тем временем огляделся и обратил внимание на то, что леса заводских труб не выделяют никакого дыма, развалины бетонных сооружений лишены признаков жизни, и по дорогам, заваленным бумагой и консервными банками, никто не ездит. — У меня подозрение, что они уже вымерли, — сказал Удалов. — Так что на кино рассчитывать не приходится. — Или возьмем оптимистический вариант, — поправил его Острадам. — Оптимистический для них и грустный для нас. — Какой? — Улетели они отсюда. Эвакуировались. Нашли другую планету и улетели. Из чувства самосохранения. Но все-таки надо пройти немного вперед, проверить. Удалов покорно поплелся за предсказателем, стараясь не дышать. Но дышать приходилось, и от этого кружилась голова. Они прошли шагов сто, чуть не провалились в заброшенную канализационную систему, как вдруг в огрызке бетонной стены распахнулась дверь и оттуда вышел прилично одетый человек, по внешнему виду инопланетянин. Он был сравнительно чист, сравнительно умыт и производил благоприятное впечатление, если не считать волнения, отражавшегося на его лице. — Простите! — закричал он. — Извините. Я запоздал. Установка сломалась! Какое счастье, что вы меня дождались. — Здравствуйте, — сказал Острадам осторожно. — Добрый день, — сказал Удалов, который заподозрил, что их с кем-то спутали. — Вы кого ждете? — Вас, — откликнулся абориген. — Но нашу планету так трудно отыскать, что мы почти отчаялись. — Зачем же вы нас ждете? — спросил Острадам. — Для консультации, вы разве нашего письма не получили? — Нет. Мы вообще к вам попали случайно. — Так вы не специалист по первобытным водорослям? — Ни в коем случае! — Значит, вы специалист по первобытным водорослям? — обратился абориген к Удалову. — Нет, я по жилищному строительству, — признался Удалов. — Но может быть, вы чего-нибудь понимаете в водорослях? — Понимаю, — вдруг сказал Острадам. — Мне пришлось как-то прожить полгода на планете Океан и питаться только морской капустой. Очень укрепляет здоровье, но портит настроение. — Все! — обрадовался абориген. — Поехали! — Нам некогда. — Клянусь, мы задержим вас на полчаса, зато наградим за консультацию лучшими жемчужинами Вселенной. Неужели у вас нет родственников или любимых, кому вы хотели бы привезти по жемчужине? Этот аргумент сразил Удалова. Ему очень захотелось привезти по жемчужине жене Ксении и... нет, о другой женщине он заставил себя не вспоминать. — Прошу за мной, — сказал абориген, открывая дверь в бетонной стене. Эта дверь вела никуда. За ней, в кривом проеме были видны те же черные трубы мертвых заводов и испарения, поднимавшиеся над отравленными ручьями. Абориген смело шагнул в ложную дверь и исчез. — Подземные жители, — сказал Удалов, который уже все понял. — Там у них лифт. — И ступил вслед за аборигеном. Неведомая сила подхватила его и понесла по бесконечному неосвещенному туннелю, среди разноцветных разводов и искр. Это путешествие продолжалось неопределенное время, потому что время перестало существовать. Потом в глазах Удалова что-то сверкнуло, и раздался приятный голос аборигена. — Промежуточная станция. Удалов открыл глаза и обнаружил, что стоит в дверном проеме, в окружении пейзажа, очень напоминающего тот, что он только что покинул. Труб, правда, меньше, и расположены они иначе, испарения несколько иного цвета, и воздух пахнет гадко, но по-другому, чем минуту назад. — Что случилось? — спросил Корнелий у аборигена. — Куда мы переехали? — Простите, — сказал абориген. — Это еще не конец пути. Надо спешить. Следуйте за мной. Он снова шагнул в пустой проем двери и исчез. Не останавливаться же на полпути. Удалов последовал его примеру. И все повторилось вновь — ощущение пустого туннеля, мелькание цветов и искр... Они стояли у проема двери в окружении опустошенного пейзажа. Воздух здесь был куда более сырым, хоть и не менее вонючим, желтый туман скрывал окрестности, а из него торчали заводские трубы, развалины домов были крупнее, но тем не менее оставались развалинами... — Ну все? — спросил Острадам. — Приехали? — Простите, — сказал абориген. — Попрошу следовать за мной. И снова шагнул в дверь. Острадам поглядел на Удалова, Удалов на предсказателя, они согласно пожали плечами — что остается делать в таких случаях? — и шагнули в дверь. На этот раз опустошение казалось не таким полным. Может потому, что неподалеку шумело море, горы на горизонте были не настолько разрушены, как в предыдущих пейзажах, однако полное безлюдье и господство пыльных запахов приводило к мысли, что и в этом мире жить человеку противопоказано. — Все? — спросил Удалов. — Надоело по вашим туннелям летать. — Почти все, — сказал абориген. — Последний виток. И он юркнул в дверь, опасаясь, что гости будут возмущаться. На этот раз абориген не обманул. Мир, в котором они оказались, был кое-как пригоден для дыхания. Свидетельством тому были люди, встречавшие их у двери. Они собрались там небольшой толпой, кое-кто в противогазах, кое-кто в скафандрах... На склоне горы виднелась зелень, в воздухе пролетела странная птица, похожая на летучую мышь... Удалов, пожимая руки хозяевам, сделал несколько шагов вперед и тогда только понял, что находится на небольшом острове. Зеленое море, усеянное нефтяными вышками и отдельными платформами искусственного происхождения, тянулось к горизонту. — Специалист приехал... специалист приехал... — прокатывался по толпе встречавших шепот. Грустные лица несколько оживились. — Так что же вы хотели нам показать? — нетерпеливо спросил Острадам. — Где ваши водоросли? — Сначала пообедаем, — сказал их проводник. — Потом вы выберете себе по жемчужине... За обедом, скромным, без спиртных напитков, состоящем в основном из даров моря и синтетической картошки, хозяева планеты поделились с гостями своими проблемами и тревогами. — Вы видели, в каком состоянии находится наш мир? — спросил сидевший во главе стола президент планеты. — Видели, — вздохнул Удалов. — Безобразие. — А что можно поделать? Мы же цивилизация. А цивилизация — это уничтожение природы. — Не совсем так, — сказал Удалов. — Это зависит от нас. — Правильно, — согласился президент. — Но если вы далеко зашли по порочному пути, остановиться трудно, а порой уже невозможно. Мы не смогли. — Жаль, — сказал Острадам. — Значит, все погубили, а потом эмигрировали? — Да. Иначе нечем было дышать, нечего было копать, нечем было питаться. — И вы стали осваивать другие континенты, — сообразил Удалов. — Все не так просто, — вздохнул президент. — Континенты к тому времени, когда мы спохватились, были уже опустошены. — Так это мы путешествовали по другим планетам! — догадался Острадам. — Нет, мы на своей планете. Куда перевезешь пять миллиардов жителей? — Сейчас нас уже меньше, — вмешался проводник. — Сейчас нас и миллиона не наберется. — Все равно... Все в природе взаимосвязано. Наступила грустная пауза, и Удалов не посмел ее прерывать. Наконец, президент смахнул набежавшую слезу и продолжал: — Нас спасло путешествие во времени. Временные туннели, которые мы открыли в самый критический момент. Мы научились перемещаться в прошлое и догадались, что можно эвакуироваться в те времена, когда людей на планете еще не было. И вот мы взяли личные вещи, детей и ценности и перевезли нашу цивилизацию на миллион лет назад. Это было великолепно. Первые годы мы нежились на лужайках и купались в море... а потом... Тяжелый вздох пронесся над обеденным столом. — И вы погубили собственную планету за миллион лет до вашей эры? — спросил Острадам. — Разумеется. Мы оказались верны своим привычкам. — И двинулись дальше в прошлое? — И двинулись дальше. И с каждым разом мы губили природу быстрее, чем прежде. В конце концов мы попали в такое отдаленное прошлое, что суши стало недостаточно, чтобы прокормить население. И вот мы стоим на пороге отступления в первобытный океан. В океан, в котором лишь зарождается жизнь, в котором господствуют водоросли и мелкие амебы. Обратного пути для нас нет — все будущее уже безнадежно загажено... — Вы умудрились погубить собственную планету пять раз! — в ужасе воскликнул Удалов. — Если бы пять... — сказал президент. — Мы загубили ее восемнадцать раз! — Но вы же загубите и океан! — Весьма возможно, — сказал президент. — Тогда нам придется отступить в момент возникновения планеты... — И пожить в вулканах? — в голосе Острадама прозвучал сарказм. — Боюсь, что так, — президент был серьезен. — А пока этого не случилось, — натянуто улыбнулся проводник, изображая исторический оптимизм, — мы просим вас слетать с нами на разведку в первобытный океан, куда мы переселяемся в будущем году, и помочь нам наладить производство продуктов питания из водорослей и амеб... Острадам, сжалившись над обреченной цивилизацией, натянул водолазный костюм и отправился в океан. Но Удалов так и не узнал, были ли советы предсказателя полезны. Настроение у него испортилось, и даже тот факт, что ему позволили покопаться в коробке с жемчугом, чтобы выбрать самую красивую жемчужину для жены, его не утешал. Конечно, ему хотелось дать добрые советы аборигенам, поделиться с ними положительным опытом, накопленным на Земле, но иногда добрые советы только раздражают. И когда через несколько часов, миновав в обратном порядке все временные двери и вернувшись в современность, они попрощались с аборигеном. Острадам сказал: — Чует мое сердце, докатятся они до вулканов. — Сюда экскурсии возить надо, — ответил Удалов. — Ну ладно, погубить свою планету раз, это каждый может, но восемнадцать раз... Музыкальная иллюстрация: Ария - Смотри Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 9 июня 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 9 июня - Международный день друзей Оскар Уайльд Настоящий друг Наступило утро. Старая Водяная Крыса высунула свою голову из норы. Глаза-бусинки злобно поглядели на мир, и короткие колючие усы настороженно зашевелились. Рядом в пруду резвились маленькие утята, желтые как канарейки, а их белоснежная мамаша с яркокрасными лапками пыталась научить их держать голову под водой. - Вы никогда не попадете в приличное общество, - сказала она, - если не научитесь вовремя убирать голову под воду. И она вновь принялась показывать, как это делается. Но утята ни обращали на нее никакого внимания. Похоже, они были так несмышлены, что не понимали, как это важно - попасть в приличное общество. - Какие непослушные дети! - сказала Крыса. - Их давно пора утопить. - Ничего подобного, - ответила Утка. - Все мы когда-нибудь начинали, просто у родителей обычно не хватает терпения. - Не знаю, не знаю, - сказала Крыса. - Признаться, я в этом мало смыслю: я не создана для семьи. Любовь хороша в своем роде, но дружба достойней. В этом мире я не знаю ничего благородней преданной дружбы. Впрочем, такое встречается слишком редко. - Скажите на милость, а каким же должен быть преданный друг? - спросила пестрая коноплянка. Она сидела рядом на ивовой веточке и слышала весь разговор. - Вот, вот! И мне бы очень хотелось это узнать, - сказала Утка и опустила голову в воду, подавая детям хороший пример. - Дурацкий вопрос! - проворчала Крыса. - На то он и преданный друг, чтобы быть мне преданным. - А вы ему? - спросила птичка, качаясь на серебристой ветке, и похлопывая крылышками. - Причем тут я? - удивилась Крыса, - не понимаю. - Тогда давайте, я расскажу одну историю про дружбу - предложила Коноплянка. - И про меня там есть? - спросила Крыса. - Тогда я с удовольствием послушаю; я люблю всякие истории. - И про вас тоже, - ответила Коноплянка, слетая вниз и устраиваясь на берегу. - Это история про Настоящую Дружбу. Жил да был, - начала птичка, - простой честный парень по имени Ганс. - Он был человек выдающийся? - спросила Крыса. - Да нет, - ответила коноплянка. - В нем не было ничего особенного, кроме его доброго сердца и смешного широкого лица, с которого никогда не сходила улыбка. Он жил совсем один в крохотном домике и с раннего утра работал в своем саду. Ни у кого во всей округе не было такого хорошенького садика. Здесь росли лютики и турецкая гвоздика, пастушья сумка и левкои, алые и желтые розы, сиреневые крокусы, золотистые и пурпурные фиалки. Майоран и базилик, водосбор и сердечник, белая буквица и ирис, нарциссы и пунцовые гвоздики цвели и распускались в свое время; одни цветы сменяли другие, так что в саду всегда было красиво и замечательно пахло. У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным был Большой Хью. Он был богатым мельником, но, несмотря на это, так привязался к Гансу, что не мог равнодушно пройти мимо его сада. Даже если Хью очень спешил, он всегда находил время для того, чтобы перегнувшись через забор, сорвать букет цветов или пригоршню душицы или просто набить карманы вишней и сливами, если дело было осенью. «У настоящих друзей все должно быть общее», - любил повторять мельник, и Маленький Ганс всегда улыбался и согласно кивал головой. Как хорошо иметь друга с такими возвышенными мыслями! Правда соседи иногда удивлялись, почему мельник, у которого шесть молочных коров, большое стадо длинношерстых овец, а на мельнице запасена сотня мешков муки, никогда не отблагодарит Маленького Ганса. Но сам Ганс никогда не забивал себе голову такими пустяками. Больше всего он любил слушать, как здорово мельник рассказывал про бескорыстность настоящей дружбы. И Ганс продолжал трудиться над своим садом. Так он жил, ни о чем не печалясь, весной, летом и осенью. Но зимой уже не было ни цветов, ни фруктов, и нечего было продавать на рынке. Тяжело тогда было ему от холода и голода, и частенько даже приходилось ложиться спать без ужина, довольствуясь несколькими сушеными грушами или старыми орехами. Но больше всего он страдал от одиночества, потому что в это время мельник никогда не заходил к нему. «Что проку навещать Ганса сейчас? - говорил Большой Хью своей жене. - Когда человеку плохо, надо оставить его одного, и не надоедать ему непрошеными визитами. По крайней мере, я так понимаю дружбу, и, по-моему, я прав. Лучше дождаться весны и тогда проведать его. Он сможет подарить мне большую корзину первоцветов. Я знаю, это доставит ему радость». «Как ты заботишься о других, - отвечала жена. Она сидела в своем любимом уютном кресле около камина, в котором весело полыхали сосновые поленья.Одно удовольствие слушать, как ты рассказываешь про дружбу. Даже наш староста не смог бы лучше сказать, а ведь он живет в трехэтажном доме и носит золотое кольцо на пальце». «Может нам позвать Маленького Ганса в гости? - спросил младший сынишка. - Если бедному Гансу плохо, я поделюсь с ним порцией каши, и покажу ему своих белых кроликов». «Вот дуралей! - вскричал мельник. - Зачем я только трачу деньги на школу? Учился, учился, да все бестолку. Только представь: придет сюда Ганс, увидит теплый очаг, вкусный ужин и бочонок доброго красного вина. Тут-то он нам и позавидует. Ну а зависть - страшное зло, она может очень быстро испортить человека. Я же не хочу навредить Гансу! Как настоящий друг, я сделаю все, чтобы не подвергать его такому искушению. К тому же, если Ганс сюда заявится, он еще чего доброго попросит муки удружить. Но мука - это одно, а дружба - совсем другое, и не стоит их путать». «Как хорошо ты говоришь! - сказала жена Хью, наливая себе большой бокал теплого эля. - Даже спать захотелось». «Многие умеют хорошо работать, - сказал мельник, - но совсем немногие могут хорошо говорить. Значит, говорить гораздо сложнее, чем работать, и гораздо достойней». Тут он сурово посмотрел на другой конец стола, где сидел его сын, которому сразу стало очень стыдно. Сынишка весь покраснел, опустил голову вниз, склонился над чаем и тихонько заплакал. Что с него взять - он еще совсем маленький. - Это конец истории? - спросила Крыса. - Конечно, нет, - ответила коноплянка. - Это только начало. - Вы совсем отстали от жизни, - сказала Водяная Крыса. В наше время все образованные люди начинают рассказывать с конца, потом переходят к началу, и завершают серединой. Это самый модный способ. Я узнала о нем от одного литературного критика, который на днях прогуливался вокруг пруда вместе с каким-то молодым человеком. Он очень подробно описывал этот метод. Он не мог ошибиться, ведь у него была совершенна лысая голова и большие голубые очки. «Вздор!» - кричал критик, стоило молодому человеку раскрыть рот. Но рассказывайте, рассказывайте дальше вашу историю. Мне безумно понравился мельник. У меня тоже целая гамма прекрасных чувств; у нас так много общего! - А потом, - сказала коноплянка, перепрыгивая с ноги на ногу, - потом зима кончилась. Когда расцвели желтые звездочки первоцветов, Большой Хью решил, что пора навестить Маленького Ганса. «Какое у тебя доброе сердце! - сказала ему жена. - Ты так заботишься о других! Только не забудь взять большую корзину для цветов». Хью связал крылья своей ветряной мельницы тяжелой железной цепью и спустился в деревню с большой корзиной в руках. «Доброе утро, Маленький Ганс», - сказал мельник. «Доброе утро», - ответил Ганс, облокотившись на лопату и широко улыбаясь. «Как зимой - туго приходилось?» - спросил мельник. «Спасибо, что беспокоитесь, - сказал Ганс. - Тяжелое было времечко. Но, слава Богу, теперь уже весна, и мои цветы так хорошо стали расти». «Мы часто вспоминали про тебя зимой. Думали, как ты там поживаешь», - сказал мельник. «Это очень приятно, - сказал Ганс. - А то я уж почти решил, что все про меня забыли». «Ты меня удивляешь, старина! - воскликнул мельник. - Дружба - это навсегда. Друзей не забывают. Это ведь так прекрасно! Ты просто не чувствуешь всей поэзии жизни. Кстати, как мило выглядят твои первоцветы!» «Да, они действительно очень милы, - сказал Маленький Ганс. - Такая удача, что у меня их столько выросло. Я собираюсь отнести их в город, и продать дочери Бургомистра. Надеюсь, что денег хватит, чтобы выкупить мою тачку». «Выкупить тачку? Уж не хочешь ли ты сказать, что продал ее? Это было бы весьма глупо!» «Так оно и есть, - вздохнул Ганс, - мне пришлось это сделать. Слишком тяжелое время - зима. У меня не было денег, чтобы купить хлеба. Сначала я продал серебряные пуговицы со своего воскресного плаща, потом серебряную цепочку, потом любимую большую трубку. А в конце концов, пришлось продать и тачку. Но я надеюсь, что понемногу...» «Ганс! - понизив голос, сказал Хью. - Я тебе подарю ... МОЮ тачку! Ее, правда, надо немного починить. Одного бортика у нее не хватает, и спицы на колесах малость погнуты, но НЕСМОТРЯ НА ЭТО, я ее тебе ДАРЮ. Это очень благородный поступок, и многие, я знаю, скажут, что это крайне глупо с моей стороны, но что мне до них. Я же не такой, верно? По-моему, великодушие - это главное в дружбе, к тому же у меня есть новая тачка. Решено, можешь считать, что это твоя тачка». «Это очень щедрый поступок, - сказал Ганс, и все его круглое лицо засветилось от счастья. - Я запросто ее починю - у меня как раз есть несколько хороших досок». «Несколько хороших досок, - задумчиво повторил мельник. - Теперь я смогу починить крышу в моем амбаре! Там большая дыра, и если я ее не залатаю, все зерно может сгнить. Как вовремя ты вспомнил! Замечательно, как одно доброе дело сразу влечет другое. Я дал тебе тачку, а ты хочешь дать мне доски. Конечно, тачка гораздо дороже досок, но настоящая дружба не обращает на это никакого внимания. Давай побыстрей свои доски, я сегодня же заделаю эту дыру». «Конечно, конечно», - Маленький Ганс бросился в сарай и вытащил все доски, какие у него были. «Да, маловато у тебя досок, - сказал Хью. - Боюсь, когда я починю крышу, тебе уже не хватит на тачку. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь. А теперь, раз я дал тебе мою тачку, надеюсь, ты не откажешься отблагодарить меня своими цветочками. Вот, как раз, и корзина; ты уж ее наполни доверху». «Доверху?» - грустно переспросил Ганс. Это была действительно большая корзина, и Маленький Ганс знал, что если он ее наполнит, то уже нечего будет нести на рынок. А ему так хотелось вернуть свои серебряные пуговицы! «Ну конечно! - сказал Большой Хью. - Я думаю, что по сравнению с тачкой, несколько цветочков - не слишком большое одолжение. Может быть, я не прав, но мне кажется, что настоящая дружба и себялюбие - несовместимы». «Дорогой друг, мой лучший друг! - воскликнул Ганс. - Бери все цветы из моего сада. Наша дружба важней каких-то серебряных пуговиц!» Он побежал и сорвал все свои очаровательные первоцветы, и положил их в корзину мельника. «Счастливо оставаться, Маленький Ганс!» - сказал Большой Хью, и отправился к своей мельнице, держа подмышкой деревянные доски, а в руках огромную корзину цветов. «До свидания!» - ответил Маленький Ганс, и весело стал копаться в садике. Он был очень рад подарку своего друга. Уже следующим утром, когда Ганс закреплял веточки жимолости над портиком дома, с дороги он услышал знакомый голос: «Эй, Ганс!» Маленький Ганс соскочил с лестницы, пробежал через сад и выглянул за забор. Там стоял мельник с огромным мешком муки на спине. «Старина Ганс! - сказал тот. - Ты не отнесешь мой мешочек на рынок?» «Мне, право, неловко, - ответил Ганс, но я сегодня ужасно занят. Надо успеть закрепить вьюн и жимолость, полить все цветы и подстричь траву». «Ну знаешь! - сказал мельник. - А по-моему, это не подружески, особенно, если вспомнить про тачку, которую я собираюсь тебе подарить». «Не говорите так! - взмолился Ганс. - Разрази меня гром, если я поступлю не подружески!» И, нахлобучив шляпу, он поплелся по дороге с тяжеленным мешком за плечами. День был такой жаркий, а дорога такая пыльная, что не пройдя и половины дороги, Маленький Ганс совсем выбился из сил. Он шел, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, и только к полудню добрался до рынка. Протолкавшись весь день, он удачно продал муку и поспешил домой, чтобы не столкнуться с разбойниками. «Тяжелый выдался сегодня денек! - сказал он сам себе, укладываясь спать. - Но я рад, что не отказал Хью - он мой самый лучший друг, к тому же он собирается подарить мне тачку». Рано утром мельник пришел забрать деньги за мешок муки, но Маленький Ганс так устал, что еще лежал в кровати. «Честное слово, - сказал Большой Хью, - ты, дружище, слишком ленив. Тебе надо побольше трудиться, особенно имея в виду тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Праздность - это большой грех, и я не хочу, чтобы мои друзья были сонями и лентяями. Ты не должен обижаться, когда я тебе так откровенно все высказываю. Конечно, если бы мы не были друзьями, то мне и в голову не пришло бы так с тобой разговаривать. Тем и хороша дружба, что можно все сказать прямо и ясно. Многие могут говорить сладкие речи, и только настоящие друзья говорят суровую правду, даже если она причиняет боль. Преданный друг так и делает, зная, что этим он принесет пользу». «Простите, пожалуйста, - сказал Маленький Ганс, протирая глаза. - Я так устал вчера, что решил еще немного полежать, и послушать, как поют птицы. Вы не поверите, но я лучше начинаю работать, если послушаю утром птичек». «Вот и замечательно! - сказал Большой Хью, похлопывая Ганса по плечу. - Я как раз хотел, чтобы ты, как оденешься, забежал ко мне на мельницу, и занялся крышей амбара». Бедному Гансу очень хотелось, наконец-то, покопаться в своем саду; и цветы уже два дня никто не поливал. Но он не решался отказать мельнику, который был так добр к нему. «А это будет очень недружественно, если я скажу, что сегодня я занят?» - робко спросил он. «Ну, конечно! - ответил мельник. - Я думал, что я могу попросить тебя о таком пустячке, особенно учитывая тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Впрочем, если ты откажешься, я пойду и сделаю это сам». «Что вы, что вы! - испуганно сказал Ганс. - Я уже бегу». Выпрыгнув из кровати, он быстро оделся, и отправился к амбару. Он проработал там целый день. Когда солнце садилось, пришел мельник. «Ты уже заделал дыру?» - спросил он Маленького Ганса. «Все готово», - устало ответил Ганс, слезая с лестницы. «Да, - сказал мельник, - ничто не приносит столько радости, как работа, сделанная для другого». «Какое счастье, настоящее счастье, слышать как вы говорите! - сказал Ганс присаживаясь, и утирая взмокший лоб. - Жаль, что у меня никогда не будет таких замечательных мыслей». «Будут, будут, - ответил Хью, - только надо приложить побольше старания. Пока ты знаком только с практикой дружбы, а потом узнаешь и теорию». «Вы уверены? - с надеждой спросил Маленький Ганс. Без сомнения, - сказал мельник. - Только сейчас тебе пора идти домой и хорошенько отдохнуть; я хочу, чтобы завтра ты отвел моих овечек на горные пастбища». Бедный Ганс не посмел возразить. Еще до восхода солнца, мельник пригнал к нему своих овец, и Маленький Ганс отправился с ними в горы. Целый день ушел, чтобы сводить их туда и обратно. Вернулся Ганс таким усталым, что заснул сидя на стуле, и проснулся, когда уже вовсю светило солнце. «Как хорошо я поработаю сегодня в садике» - подумал он, и принялся за дело. Однако, ему никак не удавалось поухаживать за своими цветами, потому что мельник то и дело давал ему разные поручения или просил помочь на мельнице. Маленький Ганс очень мучался, ведь цветы могли решить, что он забыл про них. Оставалось утешаться тем, что у него был такой замечательный друг. «Кроме всего прочего, - говорил себе Ганс, - он ведь хочет подарить мне тачку, а это так великодушно». Так Маленький Ганс все время помогал мельнику, а Хью говорил ему такие восхитительные слова про дружбу, что Ганс записывал их в свою записную книжку, и обязательно перечитывал их дома, когда укладывался спать. Он был хороший ученик. Однажды вечером, когда Маленький Ганс сидел дома у камина, раздался громкий стук в дверь. Это была страшная ночь. Ветер носился и завывал вокруг дома, так что Ганс решил, что это буря бьется к нему в дверь. Но потом раздался еще один стук, и еще, громче всех предыдущих. «Наверное, это какой-нибудь несчастный путник», - подумал Ганс, и поспешил открыть дверь. За ней стоял мельник с фонарем в одной руке и большим посохом в другой. «Маленький Ганс, - сказал он. - У меня беда. Мой малыш упал с лестницы и ушибся. Я пошел за Доктором, но он живет так далеко, а ночь так ветрена, что лучше тебе сходить за ним. Ты же помнишь, что я собираюсь подарить тебе мою тачку, и наверняка не откажешься отблагодарить меня». «Да, да, - вскричал Ганс. - Я с радостью сделаю это для вас. Я отправлюсь прямо сейчас. Только лучше оставьте мне ваш фонарь, потому что ночь так темна, что я могу упасть в какую-нибудь канаву». «Как жаль, - сказал мельник, - но, честно говоря, это совсем новый фонарь, и мне будет очень обидно, если с ним что-нибудь случится...» «Не беда, - сказал Маленький Ганс, - я обойдусь и так». Он схватил свой теплый плащ, красную шерстяную шапку, закутал шарф вокруг шеи, и ступил в ночь. Какая была ужасная буря! Ночь была так темна, что Ганс еле различал дорогу, а ветер так силен, что Ганс едва удерживался на ногах. Но он смело шел вперед, и через три часа добрался до дома Доктора, и постучал в дверь. - Кто там? - спросил доктор, выглядывая из окна спальни. - Маленький Ганс, сэр. - Чего же ты хочешь, Маленький Ганс? - Сынишка мельника свалился с лестницы, и сильно ушибся. Мельник очень просил вас приехать к нему. - Все ясно! - сказал Доктор. Тут же он приказал седлать, одел свои огромные сапоги, взял фонарь и поехал к мельнице. А Маленький Ганс поплелся за ним следом. Но буря становилась все сильнее и сильнее, дождь лил как из ведра. Ганс уже не видел дороги, и давно потерял лошадь из виду. Наконец, он совсем заблудился и оказался в болоте. Это было гиблое место, потому что там были большие омуты. Туда и угодил бедняга Ганс. На похороны собралась вся деревня, потому что все очень любили Маленького Ганса. Мельник стоял впереди всех, у самого гроба. «Я был его лучшим другом, мне и стоять на лучшем месте», - сказал он. Поэтому он шел во главе процессии, одетый во все черное, и поминутно прикладывал к глазам большой носовой платок. «Это большая потеря для каждого из нас», - сказал деревенский кузнец, когда мужчины собрались в уютном трактире, чтобы помянуть Маленького Ганса. «А какие потери у меня! - сказал Большой Хью.- Я, считай, подарил ему мою тачку, а сейчас я и не знаю, что с нею делать. Дома она всегда попадается мне под ноги, притом она так стара, что ее никому не продать. Никогда больше не буду делать никаких подарков. Щедрость всегда оказывается в убытке». - А дальше? - спросила Водяная Крыса. - Это уже конец, - ответила коноплянка. - А что же случилось с мельником? - опять спросила Крыса. - Понятия не имею! - сказала птичка. Да и не очень-то интересно. - Я так и знала, что ты его недолюбливаешь, - проворчала Крыса. - Боюсь, вы так и не поняли, в чем смысл истории, - заметила коноплянка. - Как, как? - взволновано спросила Водяная Крыса. Смысл истории! Уж не хочешь ли ты сказать, что это была история со смыслом? - Еще бы! - Сразу надо было предупреждать! - злобно сказала Крыса. Я бы тогда и слушать ее не стала. Я бы сразу сказала «вздор!» как тот критик. Впрочем, это никогда не поздно. «Вздор!» - прокричала она, взмахнула своим длинным хвостом, и убралась обратно в нору. Чуть погодя к коноплянке подплыла Утка. «Как Вам понравилась наша Водяная Крыса? - спросила она.- У нее очень много положительных качеств, хотя я, как мать семейства, не могу без слез смотреть на одиноких». «Боюсь, что я ее огорчила, - ответила коноплянка. - Дело в том, что я ей рассказала историю со смыслом». «Ой! - сказала Утка, - это же очень опасно!» И я с ней полностью согласен. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 13 июня 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 13 июня - День пивовара Автора не знаю. Взято тут: http://attimura.narod.ru/p204.htm Сказка о пиве и копчёном кальмаре. В этот пятничный вечер у Драконьей пещеры помимо рыцарских коней было запарковано множество подвод, груженных бочками. На бочонках красовались гербы разных графств и поместий, а самое главное названия разных пивоварен. Всё правильно вы подумали, это был праздник Пива, точнее праздник Пива сваренного из убранного урожая. Каждый Рыцарь, приехавший в гости, прихватывал с собой на пробу для друзей пару тройку бочонков пенного напитка... хм-мм, хотя, если честно, не пару и не тройку, ведь в иные выходные за один вечер выпивалось до десятка бочек. А сами подумайте - после парной да в компании закадычных друзей, да под душевные разговоры. Под такие дела пиво тянется легко и не заметно - оттяг вообще. В гостевом зале стояла весёлая кутерьма смех и гомон. Рыцари пробовали напитки разных производителей, обсуждали рецептуру и просто новости, травили анекдоты, кто-то мерился силами на локотки, кто-то горланил песни. В общем, была добрая вечеринка-мальчишник. Когда кружки были наполнены в очередной раз Дракон вдруг хлопнул себя лапой по лбу и сказал на весь зал: - Вот блин склероз на мою голову! У меня в погребе лежит замечательное угощение к этому чудесному пиву, а я совсем забыл о нём. А ну-ка, кто крепко стоит на ногах, пошли со мной до погреба и принесём на столы угощения. Несколько Рыцарей поспешили за Драконом и вскоре вернулись с огромными блюдами, по Залу разнесся запах копчёной рыбки, несколько десятков носов хором потянули воздух и разом блаженно выдохнули со стоном одобрения. - Виват Дракону,- дружным хором прогремел зал, - хвала Нептуну за его дары, будем здоровы! Праздник продолжался дальше, под морские копчёности пиво весело поглощалось гостями с удвоенной силой. Дракон сидел рядом с его приятелем Королём и беседовал о всякой всячине. Но тут он заметил, что несколько молодых Рыцарей не притронулись к копчёным щупальцам на блюде. - Что это с вами молодые люди? Неужели вы вегетарианцы? - поинтересовался Дракон у смущённых Рыцарей. - Нет, мы не вегетарианцы, - ответил один из них - Просто первый раз видим копчёных головоногих и как-то непривычно их есть. - Ну так это не беда, дуйте до кухни и тащите к себе на стол жареные крылышки со специями, они как раз остыли, а я пока открою ещё один бочонок. Рыцари радостно умчались и вскоре на их столе стоял огромный поднос с угощением. - Отличные кальмары получились, нам больше достанется. - рассмеялся Король - Где ты их наловил? - Да всё получилось случайно. Летал я за Океан навестить одного своего приятеля. Вот на обратном пути, заметил один островок появился, а возле него здоровенный головоногий копошится. Я и прихватил эту рыбину. Ну и злющая была зараза! Всё пыталась меня цапнуть за лапу и этими щупальцами придушить, пришлось эту молюску жопоголовую слегка обжарить прямо там на острове, а потом сгрёб его в охапку и до дома. Здесь уже разделал, приправами сдобрил и в коптильню. Знатный кальмар получился. Вон и крылья его тоже вкусные оказались. - Крылья у кальмара? - удивился Король. - Ну может и не крылья, а плавники такие, просто на крылья похожи. - Погоди-ка, я сам порыбачить люблю, но ни разу не видел кальмаров с плавниками, у них же щупальца и голова, - возразил озадаченно Король. - А ведь и верно, - почесал макушку Дракон - что же за мутант тогда мне попался? Ведь до начала загрязнения мирового океана и испытаний ядерного оружия ещё не одна сотня лет пройти должна. Эта рыбина точно не ядовитая, что уже хорошо, я любой яд тебе определю по одному запаху. Да и вкус у него как у кальмара. - В том-то и дело, - сказал Король - вкус и запах как у кальмара и копчён по всем правилам. В общем, с пивом сойдёт. Завтра поглядим в библиотеке, что это за вид такой. А сейчас, давай попробуем открыть вон тот бочонок... Праздник продолжался до рассвета. Много было выпито и к утру на блюдах не осталось ни одного кусочка копчёного по всем правилам копчения "кальмара" по имени Ктулху. Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 17 июня 2012 СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ 17 июня - Всемирный день борьбы с опустыниванием и засухой Георгий Русафов Камен и белая голубка I Давным-давно в Большом лесу – том самом, что необъятной зелёной рекой течёт в Синих скалах, - жили-были дед да баба. И была у них корова, которая давала старикам молоко. И кошка, что на чердаке гоняла мышей. И собака, что стерегла их домик. Не было у старика и старухи только детей – скрашивать их одиночество. И они из-за этого очень горевали. Днём, занятые работой, старик и старуха меньше чувствовали своё одиночество. Но как только наступали сумерки, бабка принималась вздыхать: - Эх, старик, глухо и пусто у нас в доме… Была бы у нас дочурка, весь бы двор звенел её песнями! А дед подхватывал: - Эх, старуха, знаешь, как мне хочется послушать свирель… Был бы у нас сын, он бы каждый вечер веселил моё сердце игрой на свирели. Разве это жизнь – ложись в постель с петухами и до самого света ворочайся с боку на бок, думай о смерти. Так, жалуясь на судьбу, старики прожили в своём домике среди Большого леса много лет. Но, видно, на веку им было писано дождаться лучших дней!.. Как-то раз дед сидел в тени развесистого дерева. Вдруг над головой его раздался жалобный птичий писк, и на землю упала белая голубка со сломанным левым крылом. За ней гнался ястреб. Это он сломал ей крыло. Старик прогнал хищника и отнёс раненую голубку домой. Три дня и три ночи бабка прикладывала к больному крылу целебные травы, а дед делал примочки из тёплого молока. На четвёртый день крыло зажило и стало здоровее, чем было. - Ну, а теперь, милая пташка, лети себе на здоровье да берегись разбойника ястреба! – сказал дед и выпустил белую голубку на свободу. Голубка взлетела, покружилась над домиком, потом села на грушу, что росла у крыльца, и вдруг заговорила человеческим голосом: - Послушайте, дед и баба! Над источником, где вы берёте воду, лежит большой чёрный камень. Перенесите его сегодня же домой, прикладывайте к нему целебные травы, которыми лечили моё крыло, и поливайте молоком. Через три дня и три ночи камень треснет, и из него выскочит то, чего вы напрасно ждёте вот уже много лет. Пусть растёт ваше дитя крепким и здоровым… Только помните: захочет сын пойти по белу свету искать добра, вы его не останавливайте, как бы вам ни было горько! Сказав эти слова, дивная птица взмахнула крыльями и скрылась в чаще леса. А старики… Ну, конечно же, дед и баба, на радостях не дослушав до конца голубкину речь, побежали к источнику! Нашли там большой чёрный камень, с трудом притащили его домой. А попом целых три дня и три ночи не отходили от него ни на шаг: обкладывали его целебными травами, поливали тёплым молоком. И вот наконец настало утро четвёртого дня. Камень вдруг зашевелился и вздрогнул, как живой. Затем послышался страшный треск, и чёрная громада раскололась на две половины. Из трещины проворно выскочил мальчик. Сам маленький, щёчки круглые, как яблочки, волосы мягкие, словно шёлк, золотые, как солнечный луч, что озарил с его появлением бедный домишко. И хоть был он мал, под его задорным носиком кудрявились небольшие светлые усики. - Доброе утро, матушка! Доброе утро, батюшка! – воскликнул мальчик и поклонился онемевшим деду и бабе до земли. Услышав эти долгожданные слова, старики чуть на радостях богу душу не отдали… «Матушка!..» Сколько раз старухе снился этот дивный сон! А теперь – какое счастье! - перед ней наяву стоял живой мальчик, смотрел на неё своими большими голубыми глазами, а его губки произносили это самое дорогое на свете слово – мама!.. Ну как тут не заплакать от счастья. «Батюшка!» Эх, старина, наконец-то довелось тебе услышать наяву этот оклик! Почему бы тебе, добрый человек, не поплакать на радостях? Пусть болтают, что слёзы лить – удел женщин!.. Старики долго стояли перед мальчиком, будто вкопанные, а из глаз у них катились одна за другой крупные слёзы – то были слёзы счастья… Потом они наперебой бросились обнимать приёмыша, и с того дня в маленьком лесном домике не смолкал радостный смех. Трое его обитателей жили припеваючи… Камен – так назвали своего приёмного сына старик и старуха – рос не по дням, а по часам. Он стал ходить со стариком в лес за дровами, и его вязанка была вдвое тяжелее отцовской. В пять лет с мальчиком не мог тягаться ни один мужик из соседних деревень – всех он клал на лопатки. А когда ему исполнилось пятнадцать лет, сильнее его не было человека во всей стране. В ту пору родину Камена постигла страшная беда. Тёмной ночью Стоголовый змей, обитавший в Чёртовых горах, пролетел по небу над родными местами юноши и угнал с собой дождевые облака, словно стадо овец. Запер их в пещеры за железные двери под девять замков… В стране началась невиданная засуха. Умолкли говорливые горные потоки. Пересохли полноводные реки. Увяли деревья. Пожелтела трава-мурава в лугах. Земля вся потрескалась от жажды. И повсюду настал страшный голод и мор. Люди бродили по сожжённой солнцем земле, словно тени, не сводя воспалённых глаз с выцветшего неба! - Хоть бы одно облачко показалось! Может, пошёл бы дождик! – шептали их потрескавшиеся губы. Но с неба смотрело на них только безмолвное солнце, с каждым днём оно палило землю всё лютее, всё беспощаднее. Камен ходил сам не свой. Что бы он не делал, где бы не находился, всё напоминало ему о страшном бедствии, постигшем его родную землю. И всё, казалось, молило о помощи. - Камен, тебе не занимать силы… Избавь нас от напасти, выпусти дождевые облака из пещер Стоголового змея! – шептала ему высохшая на корню трава, когда юноша ложился на потрескавшуюся от зноя землю. – Без воды мы все пропадём! - О-о-ох! – стонали увядшие листья деревьев, когда Камен с приёмным отцом ходил по лесу. – Не выпадет дождик – сгинем мы ни за что, ни про что!.. Неужели ты не спасёшь нас? Такие речи юноша слышал и от птиц, об этом молило высохшее русло ручья на лужайке перед его домом, эти мысли он читал в глазах каждого встречного… Но никто не мог ему сказать, где он может найти Стоголового змея, чтобы померяться с ним силой. Добрый молодец бродил, как в воду опущенный, при мысли о злодее кровь закипала у него в жилах, в голове билась одна мысль: - Уничтожь Стоголового змея! Сотри его с лица земли!.. Отомсти за муки родного края!.. Как-то он шёл повесив голову домой и вдруг услышал шум крыльев. Белая голубка подлетела к нему, заговорила человеческим голосом: - Эх, Камен, Камен! До каких пор ты будешь глядеть, как погибает без воды родная земля? Чем сидеть сложа руки, пошёл бы ты к Чёртовым горам да освободил дождевые облака. Ведь если не будет дождя, всё живое погибнет, и край твой превратится в пустыню!.. Не выдержал тут Камен. Посмотрел на голубку да как крикнет во весь голос, даже деревья к земле пригнулись: - Все говорят, чтобы я уничтожил Стоголового змея, а никто не скажет, где его найти… Помоги мне хоть ты, белая голубка! Дай совет… - Так вот почему ты, добрый молодец, сидишь дома! – проворковала голубка. – Ну, это беда поправимая, а я уже было подумала, что у тебя десница богатырская, а сердце заячье! Белая голубка уселась на нижнюю ветку сосны и говорит: - Послушай, Камен, что я тебе скажу… Отправляйся завтра утром до света по тропинке, что вьётся мимо вашего источника. Перейдёшь русло девяти ручьёв, переберёшься через девять холмов, пересечёшь девять широких полян… А на десятой остановись, повернись к солнцу спиной и прокричи трижды: «Есть у меня и мать, и отец, только брата нет! Кто хочет стать моим побратимом, отправиться со мной на край света?» Кто первым отзовётся на твой крик, того возьми в товарищи, - он приведёт тебя живым-невредимым в Чёртовы горы, где дождевые облака ждут, не дождутся, чтобы какой-нибудь смельчак выпустил их на свободу!.. Сказав всё это, белая голубка вспорхнула и улетела невесть куда. Камен же стремглав побежал домой, закричал старику и старухе: - Мама, отец! Собирайте меня живо в далёкую дорогу – пойду биться со Стоголовым змеем, что живёт в Чёртовых горах, выпущу из пещеры дождевые облака, ворочу на родину! Услыхав такие слова, старуха принялась жалобно причитать: - Ох, не говори про это, сынок!.. От твоих слов моё старое сердце готово разорваться! Целых девяносто лет мы с дедом ждали сына, чтобы веселил нас на старости лет, и дождались, ты уже возмужал, скоро приведёшь невесту в дом – мне помощницу, - а теперь вдруг собираешься нас покинуть… На кого же ты нас, горемычных, бросаешь? Нет, нет, я тебя не пущу! Где тебе одному осилить Стоголового змея! Старик тоже опечалился, узнав про решение сына. Да только бросил он взгляд в окошко, увидел опалённую зноем землю, вспомнил наказ белой голубки – не останавливать сына, когда тот решит идти добра искать, пересилил своё горе да и говорит: - Не мешай ему, старуха, пусть идёт, повоюет со злом – на то он у нас и вырос молодец молодцом! И не тревожься, что Камену придётся одному меряться силой со Стоголовым змеем, - богатырю дружина найдётся! Старуха поплакала, погоревала, а потом смирилась с судьбой и стала снаряжать сына в далёкую неведомую дорогу… II Рано утром Камен по совету белой голубки вскинул на плечо свою кизиловую дубинку и зашагал по тропе, что змеёй извивалась под гору, пробегала мимо высохшего источника. Шёл он три дня и три ночи. Перебрался через девять обмелевших ручьёв, перевалил девять обожжённых холмов, пересёк девять полян с высохшей дотла травой и на четвёртое утро очутился на десятой поляне. Вокруг было тихо, пусто. Нигде ни души. Только где-то в лесу, стеной окружившем поляну, время от времени жалобно попискивали птицы, которых мучила жажда… Камен повернулся спиной к солнцу, поднял повыше голову, набрал полную грудь воздуха да как крикнет: - Э-ге-е-ей! Есть у меня мать, есть и отец, нету только брата. Кто согласен стать мне побратимом, отправиться со мной в дальнюю дорогу?.. Его громкий крик слышен был далеко-далеко, но на него откликнулось только эхо. Крикнул добрый молодец ещё раз – опять гробовое молчание. И только когда парень отважился повторить свой клич в третий раз, откуда-то из глубины леса донеслось пронзительное лошадиное ржание… Потом деревья расступились, и не успел Камен опомниться, как на поляну выскочил красавец-конь, весь белый, словно снег на вершинах гор. Из ноздрей скакуна вылетало пламя, из глаз сыпались искры. Он нетерпеливо бил землю копытами с золотыми подковами. А на парчовом седле покачивалась острая сабля. Казалось, она ждала, чтобы молодецкая рука легла на её эфес… - Возьми меня в побратимы, Камен. Я знаю, куда ты путь держишь! – промолвил конь человеческим голосом. – Мне тоже нужно посчитаться со Стоголовым змеем, что живёт в Чёртовых горах… Этой весной он погубил мою старую матушку! - А ты знаешь, как найти злодея? – спросил Камен, и глаза его радостно сверкнули. - Нет, но я отведу тебя к дряхлой-предряхлой колдунье, она покажет нам дорогу к Чёртовым горам, в логово змея… Камен больше не стал спрашивать. Ухватился рукой за гриву коня и проворно вскочил в парчовое седло. В эту минуту солнце вдруг скрылось, и на всадника с конём набежала огромная тень. Раздался шум крыльев, и на поляну спустился огромный орёл. - Возьмите и меня с собой, побратимы! – прокричал орёл. – В прошлом году Стоголовый змей сгубил мою орлицу со всеми орлятами, и я тогда дал клятву не вить другого гнезда, пока не вырву сердце проклятого злодея!.. - Раз такое дело, присоединяйся к нам! – сказал Камен. – Где есть дело для двоих, там и третий пригодится… Одолеем Стоголового змея, сердце его будет твоим! Орёл издал радостный крик, расправил могучие крылья и взмыл в небо. Потом стрелой полетел на запад, в ту сторону, где высились Чёртовы горы. А за ним быстрее ветра помчался белый конь со своим ездоком… В первый день побратимы оставили далеко позади родные леса и горы. Весь второй день они неслись через жёлтую пустыню. А на третий день ни свет, ни заря, усталые, обессиленные, добрались до высокой башни, что стояла посреди чистого поля, словно неприступная скала. Удивительная была эта башня!.. Сколько бы ни присматривался к ней человек, нигде не видно было ни одной щели. А над её верхушкой вилась в небо струйка дыма и вкусно пахло грибным соусом… Пока Камен дивился на странную башню, конь его приблизился к ней, поднял правую переднюю ногу и несколько раз ударил по стене копытом, сопровождая каждый удар пронзительным ржаньем. Когда он стукнул копытом седьмой раз и его ржанье заглохло в чистом поле, башня вдруг раскололась и из расщелины выглянула древняя-предревняя старушка. Нос у неё был длинный и крючковатый, как клюв совы. Лицо всё в морщинах, словно печёное яблоко. Одни только глаза — добрые, улыбчивые — говорили о том, что старуха эта вовсе не так страшна, как могла показаться с первого взгляда. Она заговорила, и голос у нее оказался ласковый, участливый. — Добро пожаловать, удалые молодцы! — сказала старуха. — Скажите, что вас привело ко мне, в глухомань, куда даже птицы редко залетают? Камен тут же поведал ей обо всём — куда они путь держат и зачем к ней пришли. Рассказал про беду, постигшую их родимый край, про все преступления Стоголового змея… — Бабушка, укажи нам, где отыскать злодея, а дальше уже мы сами знаем, как быть… Но старуха думала иначе. — Вижу я, что вы все трое храбрецы, раз взялись за такое дело — спасти мир от стоголового чудовища! — промолвила она, покачав седой головой. — Но Стоголовый змей больно силён: немало молодцев он погубил, выпил их кровь… Вот почему я не укажу вам путь к логову змея, пока не увижу своими глазами, что вы не слабее его!.. Не могу я послать вас на верную смерть! Сказав эти слова, старуха скрылась в своем каменном жилище, а спустя некоторое время вышла, неся в руках небольшой горшок, вербовую корзинку и расписную глиняную крынку. В горшке дымился грибной соус. В корзинке зеленело свежее пахучее сено. А в крынке лежало семь кусочков жареного мяса, каждый величиной с орех. (окончание следует) Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Chanda 14 Опубликовано: 17 июня 2012 Георгий Русафов Камен и белая голубка (окончание) Горшок старуха дала Камену. Корзинку поднесла коню, а крынку поставила под ореховым деревом. А потом и говорит: — Ну-ка покажите свою молодецкую удаль! Съедите все до крошки, — покажу вам дорогу к Чёртовым горам! А не съедите, возвращайтесь подобру-поздорову домой! — Ты что, бабушка, решила с нами шутки шутить? — хмуро спросил Камен, поглядывая исподлобья на горшок, который он держал в руках. — Да я так проголодался, что опорожню целый котёл грибного соуса! Это мне на один зуб!.. Тут и конь подал голос: — Правду говорит мой побратим! Я готов съесть три копны сена, а ты мне даёшь горсть да еще грозишься испытать мою силу! Не смолчал и орёл: — Мне, чтобы насытиться, нужны семь баранов, а ты мне предлагаешь семь жалких кусочков… Старуха терпеливо выслушала каждого, а потом и говорит с улыбкой: — Поговорить всегда успеется… Вы сначала попробуйте, а потом зарекайтесь! Нечего делать, пришлось покориться. И как только побратимы приступили к еде, они сразу поняли, что старуха была права… Первым убедился в этом Камен. Он решил, что проглотит соус в один миг. Но не тут-то было! Он ел, ел, а горшок все был полнёхонек, словно чья-то невидимая рука то и дело подбавляла туда столько соуса, сколько парень съедал. То же было и с конём. Он хрупал душистое сено, но в вербовой корзинке его ничуть не убывало, она была полна, как в ту минуту, когда старуха вынесла её из своего каменного жилища. Орёл с жадностью накинулся на мясо, думая, что старуха не успеет и ахнуть, как он закричит ей: „Ну-ка, бабушка, поднеси мне ещё пару кусочков!», но, сколько он ни клевал, в крынке по-прежнему лежало семь кусков мяса… Так бились побратимы над едой, что им дала старуха, три дня и три ночи… И только когда загорелся четвёртый день, грибной соус Камена вдруг кончился, корзинка с сеном опустела, орёл проглотил последний кусок мяса. Старуха вышла к ним и радостно сказала: — Ну, добры молодцы, теперь я с лёгким сердцем могу открыть вам тайну, где следует искать стоголовое чудовище… Вижу, что вы богатыри как на подбор. Змею от вас не поздоровится! Старуха подозвала Камена, заперлась с ним в своей каменной башне и стала рассказывать: — Логово Стоголового змея, сынок, находится в той стороне, куда вы направлялись — за тремя горами. Чёртовы горы вам нетрудно будет узнать: там всё железное — и трава, и деревья, и звери… Иначе и быть не может, ведь пламя, что вырывается из ста змеиных пастей, давно бы превратило все живое в пепел!.. В сердце гор, туда, где высится дворец чудовища, ведёт железный путь. По обе стороны дороги густо-густо стоят каменные башни — вроде моей. В них томятся рабы змея… Заслышав топот копыт, они начнут жалобно просить, чтобы вы их освободили. Это нетрудно будет сделать. Вот тебе волшебная палочка — дотронься ею до стены башни, она тут же рухнет, и рабы очутятся на свободе. Только ты, сынок, не торопись. Сперва расправься со змеем, не то чудовище погубит и тебя, и твоих товарищей!.. Дворец злодея обнесён железной стеной, высокой — до неба и гладкой, точно зеркало. Проникнуть вовнутрь труднее трудного. Только жадный Змей сам выползет наружу, как учует, что в его владения забрались незваные гости. А стоит ему покинуть дворец — он в ваших руках. Вы избавите мир от стоголового чудовища!.. Кстати, вот тебе ещё один совет: не давай страху поселиться в твоём сердце, что бы ни случилось. Знай: смелым и горы помогают!.. Ну, а теперь иди, ложись спать — утро вечера мудренее! Когда Камен вышел из башни, небо уже было усеяно звёздами. Рассказав побратимам слово в слово всё, что поведала ему старуха, Камен лег на неостывшую от зноя землю рядом с конём и заснул мертвым сном… III Трое побратимов — сытые, отдохнувшие — ахнуть не успели, как очутились у подножия Чёртовых гор. Время было послеобеденное. С неба лило палящие лучи огненное солнце, а из железного леса тянуло таким холодом, что мороз леденил жилы. Стоял день, а весь лес тонул в зловещем мраке. Только железный путь блестел в темноте серебряной лентой, словно весь он был усыпан мириадами светлячков… Камен пришпорил коня, и вскоре лошадиные копыта застучали по ровной железной дороге. И тут же из каменных башен, стоявших у обочины, стали долетать жалобные крики. — Смилуйся, добрый человек, помоги! — кричали детские голоса. — Мы родились в темнице, о солнце знаем только из сказок наших матерей. Освободи нас, мы хотим увидеть небо, звёзды, цветы!.. — Ох, горе нам! — рыдали старики. — Не проезжай мимо, безвестный молодец! Разбей стены наших тюрем, возврати нам свободу, которой Стоголовый змей лишил нас век тому назад!.. — Звери и птицы живут на воле, хищные волки рыскают по лесам, только мы, горемычные рабыни змея, пропадаем в темнице! — причитали девичьи голоса. — Если ты не сжалишься над нами, змей сгноит нас в этом каменном склепе! Камен все это слышал, и сердце парня разрывалось от жалости и горя. Его так и подмывало остановить коня, достать волшебную палочку, данную старухой, и с её помощью разрушить темницы, где томились рабы Стоголового змея. Но как только он порывался это сделать, перед глазами вставала обездоленная родина… Камен видел её почерневшие от страшной засухи поля, увядшие леса, осунувшиеся лица людей, с тщетной надеждой устремляющих взоры в небо… Вспомнил Камен предупреждение старухи и поехал вперёд, глухой к воплям несчастных. Только побелевшие губы выдавали его волнение. — Потерпите еще немного! — шептал он. — Пусть я пропаду, превращусь в кучку пепла и пусть ветер развеет мой прах, если я не расправлюсь с чудовищем и не освобожу вас!.. Вдруг каменные башни кончились. В ту же минуту над тёмным лесом взвились в воздух целые стаи железных птиц — ворон, сов, филинов. Они кружились над головой Камена и громко кричали. — Воротись! Воротись, пока не поздно, путник! — каркали вороны. — Увидит тебя Стоголовый змей — испепелит своим дыханием… Неужто тебе не жаль своей молодой жизни?! — Никому на свете не удалось победить Змея, и тебе не удастся, глупый ты человек! — наперебой кричали совы. А филины то и знай твердили: — Тебя ждет смерть… смерть… смерть!.. Тебя ждет смерть… смерть… смерть!.. Они подлетали всё ближе, их голоса звучали зловеще. Но напрасно они старались запугать Камена! Его сердце не знало страха, он был непреклонен. С каждым поворотом дороги в груди у него все неудержимее поднимался гнев против злого чудовища. Казалось, дороге не будет края. Но вот наконец она вывела Камена на противоположный конец леса. Там, посреди ровной, словно противень, поляны, возвышался дворец Стоголового змея. Стальные башни упирались в небо, и вершины их были вровень с белыми шапками гор, со всех сторон окружавших широкую равнину. Где-то вдали, за замком, чернели пещеры, где Стоголовый змей держал взаперти дождевые облака. У железных ворот, под каменной стеной, окружающей логово стоголового чудовища, лежали три громадных чёрных пса. Увидев незнакомого всадника, чёрные псы вскочили и с бешеным лаем кинулись прямо под ноги коню. Камен тут же выхватил из ножен саблю, висевшую у седла, но замахнуться не успел. — Камен, дорогой мой побратим! Не трать сил, позволь мне справиться с ними! — послышался над головой молодца клекот орла. Не успел Камен перевести дух, как могучая птица камнем ринулась вниз. Один пёс остался лежать на земле, убитый клювом орла. Потом крылатый побратим Камена вновь поднялся в вышину и, ринувшись вниз, вцепился когтями в спину второй собаки. Третий пёс, видя, какая участь постигла его товарищей, трусливо поджал хвост и с жалобным воем исчез в Железном лесу… Когда собачий вой затих, кругом воцарилась зловещая тишина. Слышно было только, как бьётся молодецкое сердце да всхрапывает усталый конь. Тишина эта длилась недолго, но Камену эти минуты показались дольше века. — А вдруг змей не выйдет из замка? Что тогда делать? Как я доберусь до него, как перелезу через каменную стену, которую и птица не перелетит? Но змей и не думал сидеть во дворце. Узнав, что к нему пожаловали незваные гости, он решил дать им бой. Со стороны его логова вдруг раздался страшный грохот. Потом железные ворота распахнулись, и Стоголовый змей выкатился на поляну. Ах, какой он был страшный, этот змей!.. Каждая из его ста голов напоминала бочку, по бокам которой горела ярким пурпурным пламенем пара глаз а посередине, словно жаркая печь, зияла пасть… И из этих ста пастей непрерывно вылетали клубы огня и чёрного дыма. А уж о туловище Змея лучше умолчать, таким оно было безобразным! - Что тебе здесь нужно, несчастный? — заревел во все свои сто глоток змей. — Разве ты не знаешь, что ни одна душа живьём не вернулась отсюда? Стоголовый змей окатил Камена клубами огня и дыма. – Я пришел избавить мир от тебя, разбойник! – ответил Камен, выхватив из ножен саблю. Стоголовое чудовище заревело страшным голосом и бросилось на смельчака. Разгорелась жаркая битва… Три дня и три ночи Камен без передышки размахивал саблей. Рука парня одну за другой сносила головы змея. Но на месте каждой отрубленной головы тут же вырастала новая, изрыгавшая пламя еще жарче, дым — чернее. Три дня и три ночи орёл набрасывался на змея и выклёвывал его глаза… Камен не знал, что и делать. Если так будет продолжаться, то ему и за триста дней не одолеть Стоголового змея, не освободить дождевые облака! Без влаги деревья в лесах засохнут на корню! Суховеи, капля по капле, выпьют всю воду из источников, ручьёв, рек. Нет, не бывать этому! Он, Камен, такого не допустит!.. Он должен любой ценой уничтожить страшилище, воротить на родину украденные облака!.. Эти мысли придали парню силы. Но что он ни делал, все сто голов змея были целы… И кто знает, чем бы кончилось это сражение, если бы к Камену не подоспела помощь. - Слушай Камен! Главная сила змея таится в семьдесят седьмой голове, — проворковал в разгаре боя чей-то нежный голосок. — Отруби семьдесят седьмую голову, а остальные покатятся наземь, словно кочаны капусты!.. Парень поднял голову, посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос, и из груди его вырвался радостный крик: - Ах, это ты, белая голубка! И в самом деле, среди дыма и пламени носилась белая голубка. Она взмахивала белыми крыльями и то и дело восклицала: — Отруби семьдесят седьмую голову!.. В ней вся сила змея!.. Как только Камен, послушавшись совета голубки, отрубил самую страшную голову, пламя, плясавшее в глазах змея, померкло. На месте отрубленных голов больше не росли новые. Так на девятый день лютой битвы Камену наконец удалось отрубить все сто голов чудовища… Тогда он отдал орлу на растерзание труп злодея, а сам кинулся к пещерам, где томились запертые змеем облака. Камен разбил железные ворота, и в тот же миг облака вылетели из глубины пещер и понеслись на восток — на родину Камена, где каждая былинка, каждый лист, всё живое с трепетом сердца ждало их, своих спасителей. А когда последний луч солнца погас за Чёртовыми горами, тронулся в обратный путь и Камен с побратимами. Освобождённые рабы провожали их, плача от радости. А впереди Камена, в парчовом седле, сидела девушка, такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать… Это белая голубка приняла человеческий облик, как только скатилась на землю последняя голова омерзительного чудовища… Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
